Литература Западной Европы 19 века. Поиск по текстам материалов сайта. Cлово "TOUT".

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 4. Размер: 121кб.

Часть текста: не архангелом, а собственной матерью, олицетворяющей для него высшую власть. Он сам сызмалу накликал на себя эту участь. Блестящий юноша, обладающий всеми талантами и презирающий их, внезапно переламывает свою жизнь пополам. Поступок одновременно великолепный и страшный. Едва ли сам Сатана способен был изобрести наказание жесточе, нежели то, которое Артюр Рембо, в неукротимой гордыне и себялюбии, определил себе сам. На пороге зрелости он уступает свое сокровище (гений творца) «тому тайному инстинкту и власти смерти в нас», которые так прекрасно описал Амьель 36 . «Hydre intime» настолько обезображивает лик любви, что в конце концов разглядеть в нем можно лишь бессилие и страсть к противоречию. Оставив всякую надежду отыcкать ключ к утраченной невинности, Рембо бросается в черную яму, где дух человеческий касается самого дна, — чтобы там повторить с насмешкою слова Кришны: «Я есть Вселенная, она из меня, но я вне ее» 37 . Место, которое свидетельствует о ясном понимании им сути вопроса и своего выбора, безусловно вынужденного, звучит так: «Если бы с этой минуты дух мой был всегда начеку, мы бы скоро добрались до истины, которая, быть может, и сейчас окружает нас, со всеми своими рыдающими ангелами!.. Если бы он был начеку до сих пор, я не предался бы низменным инстинктам тех давно забытых времен!.. Будь он всегда начеку, я бы плыл сейчас по водам мудрости!.. » Что именно стало препоной его прозорливости и навлекло на него злой рок, не знает никто и, вероятно, никогда не узнает. При всех известных нам обстоятельствах его...

Входимость: 4. Размер: 48кб.

Часть текста: Второй возник в 1856 году, он предшествовал «Саламбо». Появление третьей версии совпало с работой над «Буваром и Пекюше». Этот роман остался незавершенным, а изданная в 1874 году драма о святом Антонии, стала последним крупным произведением писателя. Мишель Фуко сравнил возвращение Флобера к рассказу об искушениях отшельника с ритуалом, очищением, молитвой 1 . «Искушение святого Антония» всякий раз возникает в художественном мире Флобера как финал одного и начало другого периода, связывая раннее и зрелое творчество писателя. Однако, как заметил Жан Брюно, эта драма остается «наименее изученным, наименее читаемым, самым таинственным из всех произведений Флобера, и перед исследователями стоят нерешенные до сих пор проблемы, связанные с генезисом, структурой и смыслом и этого энигматического текста» 2 . Первый перевод драмы на русский язык появился 1879 году, еще при жизни Флобера 3 . История изданий драмы на русском языке насчитывает более ста лет 4 . Правда читателям известна лишь третья версия драмы 5 , и в русской критике «Искушение святого Антония» остается одной из самых «непрочитанных» книг Флобера. Работы, посвященные ей, немногочисленны 6 , и ученые, как правило, не склонны принимать во внимание особый, личный, характер драмы. «Сопоставлять «отшельника из Круассе» с Антонием, полагать, что все произведение есть ничто иное, как исповедь, внутренняя история самого автора, ‑ значит искажать саму идею и смысл произведения», ‑ утверждает Б. Реизов, автор одной из самых значительных русских работ о творчестве Флобера. Задачу писателя он видит в стремлении «опровергнуть Антония» и «разрешить самые общие и отвлеченные проблемы философии» 7...

Входимость: 3. Размер: 102кб.

Часть текста: Рембо. но я ни разу даже не взглянул на нее. Причина заключалась в том, что я терпеть не мог женщину, которая тогда жила у нас и которой та книга принадлежала. Внешностью, темпераментом и поведением она, как я выяснил позднее, настолько походила на Рембо, насколько это вообще можно себе представить. Хотя все разговоры между Тельмой и моей женой велись исключительно о Рембо, я, повторяю, и не пытался познакомиться с его сочинениями. Собственно, я прилагал дьявольские усилия, чтобы выбросить его из головы; мне казалось, что он и есть тот злой гений, который невольно вызывает все мои беды и несчастья. Я видел, что Тельма, которую я презирал, отождествляет себя с ним, подражает ему изо всех сил, причем не только в поведении, но и в стиле сочиняемых ею стихов. Все, как по заказу, сошлось, чтобы вынудить меня отринуть его имя, его влияние, даже факт его существования. Я находился тогда в самой нижней точке — ниже некуда — своей профессиональной жизни, мой моральный дух был совершенно подорван. Помню, как сидел я в холодном сыром подвале, царапая карандашом по бумаге при неверном свете свечи. Я пытался написать пьесу, отражающую мою собственную трагедию. Мне так и не удалось продвинуться дальше первого действия. В таком состоянии отчаяния и бесплодности я, естественно, крайне скептически отнесся к гениальности семнадцатилетнего поэта. Все, что я о нем слышал, казалось не более чем измышлением полоумной Тельмы. Тогда я был даже способен предположить, что она злой ворожбой вызывает у меня изощренные неотвязные мучения, поскольку она ненавидела меня ничуть не меньше, чем я ее....

Входимость: 2. Размер: 61кб.

Часть текста: Критика и библиография. <Записки> М., ГИХЛ, 1958 I Задача, которую предположил себе знаменитый французский поэт в своей последней книге, огромна. Два довольно объемистых тома стихов, изданные им теперь как первый отдел "Легенды веков", составляют, по его собственным словам, лишь начало громадной цепи поэм, долженствующей обнять собою всю историю человечества. Но и этот первый отдел, названный Виктором Гюго "Небольшими эпопеями", не есть отрывок. Он составляет нечто целое, как перистиль здания есть целое, будучи в то же время лишь частью другого, большего целого. Вот как сам поэт определяет свою задачу. "Выразить человечество,-- говорит он,-- в циклическом произведении; изобразить последовательное развитие его со всех сторон, в истории, в басне, в философии, в религии, в науке, которые сливаются в одном общем и громадном движении вперед, к свету; отразить как бы в зеркале (которое судьба каждого земного труда разобьет, вероятно, прежде, чем оно достигнет предположенных автором размеров) этот великий образ, единый и...

Входимость: 2. Размер: 26кб.

Часть текста: и так лежала уже непринятая статья "Бриллиантовое ожерелье", а печатавшийся "Sartor" вызывал самые нелестные отзывы. "Потакай нашим потребностям и вкусам, - казалось говорил ему литературный рынок, - а иначе тебя ждет неизбежная нищета и голод". Надежды на какое-нибудь место, на занятие помимо литературы у Карлейля также не имелось. На зато у него была уже в голове его гениальная книга, "История французской революции", - и он сказал себе: напишу эту книгу и брошу ее людям; пусть они принимают ее как хотят, а я возьму ружье и лопату и удалюсь в дебри Америки. Он уважал только двоякого рода людей: или действительного работника мысли, "проливающего свет в мир", или чернорабочего с мозолистыми руками и загорелым лицом. В его представлении и тот, и другой были последователями одной и той же религии, религии труда: "Кто не работает, не должен есть, не должен жить". Он чувствовал в себе призвание "глаголом жечь сердца людей"; но как человек сильный он понимал, что подобное призвание остается пустым притязанием, пока не оправдает себя, пока он действительно не "зажжет сердец". А это дается нелегко. Люди отвыкли от пророческих "глаголов"; надо было приучить к себе, создать новый вкус и потребности; тогда только общее равнодушие могло превратиться в восторг и энтузиазм. В Лондоне у Карлейля был уже достаточно обширный круг знакомых; он познакомился еще, между прочим, со Стерлингом, молодым человеком, подававшим большие надежды, и его отцом, редактором "Таймс"; но серьезный как смерть пуританин чувствовал себя и в этом блестящем обществе не лучше, чем в крэгенпуттокской пустыне. В дневнике он жалуется, что у него нет опытных, преданных друзей, нет общества; "целых пять дней" ему не с кем обмолвиться словом, кроме жены; в нем вовсе не нуждаются ни редакторы, ни издатели... Что будет дальше? Положение критическое. "Пиши или умри", - как...

Входимость: 2. Размер: 20кб.

Часть текста: откровенностью, доходящей иногда до наивности. Первой и главной корреспонденткой его была сестра, г-жа Сюрвиль, потом мать, а затем целый ряд женщин, с которыми его связывали или прочные привязанности, или мимолетные увлечения, или просто тщеславие писателя, которому приятно получать раздушенные послания, наполненные самыми восторженными отзывами о его произведениях. В своих отношениях с женщинами Бальзак всегда был скромен, деликатен и несколько сентиментален. У него чувство преобладало над чувственностью; он считал унизительной для себя связь исключительно физическую, не освященную взаимной любовью. Он пользовался успехом у женщин, но это не был успех Дон-Жуана, покорителя сердец. Женщины любили в нем остроумного собеседника, добродушно-веселого фантазера, ценили его тонкую наблюдательность, его способность понимать и прощать женские слабости и женские увлечения. Его привычка хвалить себя и свои произведения, рассказывать все подробности своей домашней жизни и своих денежных затруднений не возмущала их, а скорей трогала, как ребяческая наивность. Даже самая наружность Бальзака располагала скорей к дружбе, чем к страстной любви: он был маленького роста, коренастого сложения, к 40 годам сильно растолстел; большая голова его была покрыта шапкой густых темных волос; полные красные щеки и толстые губы придавали всей его физиономии выражение добродушия; это же добродушие светилось и в его умных, необыкновенно выразительных глазах. Манеры у него были, скорее, свободные, чем изящные, он говорил громким голосом, размахивал руками, бегал по комнате из угла в угол, громко хохотал. Своей внешностью он занимался только в тот короткий период, когда хотел понравиться герцогине де Кастри; вообще же он, за редкими исключениями, одевался небрежно, носил "толстое" белье, неуклюжую обувь, нелепые шляпы. В рассказах современников, в его письмах мы находим мало следов любовных приключений, но зато...

Входимость: 2. Размер: 26кб.

Часть текста: восприятие своего анормального содержания. À la fenêtre recélant Le santal vieux qui se dédore De sa viole étincelant Jadis avec flûte ou mandore, Est la Sainte pâle, étalant Le livre vieux qui se déplie Du Magnificat ruisselant Jadis selon vêpre et complie: À ce vitrage d’ostensoir Que frôle une harpe par l’Ange Formée avec son vol du soir Pour la délicate phalange Du doigt que, sans le vieux santal Ni le vieux livre, elle balance Sur le plumage instrumental, Musicienne du silence. У окн а — оно скрывает старый сандал виолы, утративший свое золото, которое когда-то искрилось с флейтой или мандорой, Бледная святая, перед ней старинная книга, раскрытая на магнификате, который когда-то струился в завершающий час вечерни, У этого цветного стекла дароносицы, едва задетого арфой, очерченной (сформированной) вечерним полетом ангела для деликатной фаланги Ее пальца, который без старого сандала, без старинной книги, она колеблет над инструментальным крылом, арфистка молчания, музицируя молчание. Метрически безупречный текст высказан в единственном, однако незавершенном предложении. Конструкция этого предложения, далекого от ораторских ухищрений, довольно проста, хотя и требует некоторого размышления. Итак: «À la fenêtre... est la Sainte... À ce vitrage...» Оно состоит из обстоятельства, короткого главного предложения с незаметным глаголом («est») и одним запоздалым приложением. Эта конструкция скрыта придаточным первой строфы, придаточными предложениями второй и, заключительно, придаточными предложениями третьей и четвертой. Аппозиция («À ce vitrage») парит в воздухе, заключительные придаточные не соединяют структуру текста, напротив, открывает целое свободной недосказанности. Простое, но само по себе эллиптическое ведение предложения дает пространство тихому ...

Входимость: 1. Размер: 33кб.

Часть текста: перевода поэзии Пушкина на французский язык. Как исследователь французской поэтической традиции в творчестве Пушкина Е. Г. Эткинд безусловно — высший авторитет, после Б. В. Томашевского ученый номер один . Своими учителями в этой области он считал Г. А. Гуковского и Б. В. Томашевского. Они не могли прочесть его работы (Г. А. Гуковский умер в 1950 г., Б. В. Томашевский — в 1956 г.), но, думается, таким учеником они бы только гордились. Прежде всего, Е. Г. Эткинд был истинным эрудитом во французской поэзии, профессионально изучившим ее еще в Ленинграде во время подготовки блистательного «Семинария по французской стилистике» (том второй «Поэзия», 1964), половина которого была посвящена поэтам предшественникам и современникам Пушкина (Вийон, Ронсар, Дюбелле, Агриппа д'Обинье, Корнель, Расин, Буало, Парни, А. Шенье, Гюго, А. де Мюссе). В Париже исследования продолжились, но они как бы приобрели новый смысл: стихи французских поэтов теперь так или иначе...

Входимость: 1. Размер: 10кб.

Часть текста: Парнасской школы; стал последователем Леконта де Лилля и Теодора де Бонвилля. В 1866 опубликовал свою первую книгу Сатурналии (Poèmes saturniens), созданную под влиянием парнасской эстетики и высоко оцененную ее адептами, однако вскоре стал отходить от ее принципов. В 1867 приехал в Брюссель на встречу с Виктором Гюго. 2 сентября 1867 одним из немногих принял участие в похоронах Ш. Бодлера. В марте 1869 выпустил новый сборник Галантные празднества (Fêtes galantes), многие мотивы которого были навеяны полотнами французских художников 18 в. Организовывал «литературные среды». В 1870 издал посвященный своей невесте Матильде Мотэ стихотворный сборник Добрая песня (La bonne chanson), написанный в элегических, пасторальных тонах с традиционным набором аллегорических образов. После начала Франко-прусской войны был мобилизован в Национальную гвардию. За систематическое уклонение от воинских обязанностей подвергся недельному заключению. В марте 1871 с энтузиазмом приветствовал Парижскую коммуну; возглавил ее бюро по печати, не...

Входимость: 1. Размер: 25кб.

Часть текста: Согласно этой логике, если писатель пишет только для себя, то ему в принципе не нужна аудитория, — но тогда письмо выполняло бы, по сути, только куративную функцию, помогая писателю освободиться от своих внутренних комплексов и переживаний 1 . Если же писать для конкретного читателя, можно легко поддаться соблазну пойти на поводу у его, этого читателя, предпочтений и запросов, что, конечно, для Поплавского неприемлемо. Остается лишь третий путь, самый честный: писать без ответа, но в постоянном его ожидании, надеясь и разочаровываясь, мучительно переживая кажущуюся бессмысленность своего труда и радуясь своей свободе от семьи, родины, Истории, читателя. В феврале 1934 г. Поплавский записывает в дневник: «Почему-то я пишу так скучно, так нравоучительно, монотонно, так словесно, не потому ли, что не смею писать непонятно, я не свободен от страха публики и даже от страха критики, потому что я недостаточно обречен самому себе, недостаточно нагл, но и смиренен, чтобы ходить голым <...> обмазанный слезами и калом, как библейские авантюристы, мою рабскую литературу мне до того стыдно перечитывать, что тяжелое, как сон, недоуменье сковывает руки. Monstre libère-toi en écrivant, non je préfère prendre un café crème» 2 . Именно от страха публики и критики писатель и освобождается в первую очередь, о чем недвусмысленно свидетельствует последняя фраза («чудовище, освободись в процессе письма, нет, я предпочитаю кофе со сливками»). Интересно, что написана она по-французски, причем ее первую часть («Monstre libère-toi en...

Поиск по материалам сайтаCлово "TOUT"

Поиск по материалам сайта
Cлово "TOUT"