Поиск по материалам сайта
Cлово "MAGNUM"
Входимость: 5. Размер: 31кб.
Входимость: 2. Размер: 28кб.
Входимость: 1. Размер: 30кб.
Входимость: 1. Размер: 52кб.
Входимость: 1. Размер: 11кб.
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Входимость: 1. Размер: 58кб.
Входимость: 1. Размер: 48кб.
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 5. Размер: 31кб.
Часть текста: знали, конечно, о том, что утром по воскресеньям он читает перед домашними и гостями англиканскую службу, но знали они и другое: к священникам как таковым он не питал никакого почтения и многих из них считал самыми обычными мошенниками. Тем не менее его привязанность к Джорджу Томсону оставалась неизменной, и в 1828 году он все еще упорно пытался раздобыть приход для учителя своих детей. Был и другой молодой священник, в ком Скотт принимал участие и который, подобно Томсону, был отчасти непригоден на должность главы приходской церкви. Джордж Хантли Гордон, дипломированный священнослужитель из пресвитерианцев, отличался столь полной глухотой, что не решался взять на себя ответственность за приход. Скотт познакомился с ним, полюбил его и проникся к нему сочувствием; когда же Джон Баллантайн не смог переписывать для издателя рукописи «уэверлеевских» романов, эта работа перешла к Гордону. Важные гости Абботсфорда удивленно взирали на то, как хозяин, усевшись рядом с молодым пастором, повторяет тому в слуховую трубу наиболее интересные из застольных разговоров. Между прочим, Скотт не имел привычки восседать в кресле во главе стола, но по образцу Макбета, играя роль почтительного хозяина, любил затеряться среди присутствующих и усесться где заблагорассудится. Когда в 1824 году Гордон жил в Абботсфорде, где был занят перепиской «Редгонтлета», он узнал, что ему, возможно, пожалуют приход, и сильно расстроился: надо было написать пару проповедей, чтобы прочитать их перед Эбердинской пресвитерией[87], а он опасался, что не справится с этим. Скотт тут же взялся написать проповеди за него. Однако совесть не позволила Гордону выдать их за собственное...
Входимость: 2. Размер: 28кб.
Часть текста: случае были полиомиелит и увечье в детстве, три года мучительного недуга, когда ему было далеко за сорок, и разорение на шестом десятке. Внутренняя жизнь, напоенная творческим воображением, была той опорой, благодаря которой он преодолел телесные немощи, не моргнув глазом встретил крушение всех своих честолюбивых надежд и «спал под раскаты грома». Так же стойко он перенес и последний удар судьбы, хотя душевные его силы были к этому времени подорваны, а физических страданий прибавилось. 15 февраля 1830 года он, как всегда, плотно позавтракал, съев тарелку сдобных булочек и яичницу с говядиной, после чего занялся с мисс Янг из Ховика ее воспоминаниями об отце, священнике-диссиденте, которые обещал отредактировать. Вдруг он понял, что речь его стала бессвязной. Мисс Янг немедленно удалилась, а Скотт поднялся из-за стола и прошел в гостиную, где в это время болтали между собою его дочь Анна, одна из его кузин по линии Расселлов и сестра Локхарта. С перекошенным на сторону лицом он в полном молчании принялся ходить по комнате, держа в руке часы. Анне сделалось дурно, и, пока сестра Локхарта приводила ее в чувство, пораженная неожиданным зрелищем кузина не сводила с пего глаз и услышала, как он наконец произнес: «Пятнадцать минут». Потом выяснилось, что это он засекал время, на какое лишился дара речи. «Чертовски смахивало на паралич или апоплексический удар, — записал он в „Дневнике“ через несколько месяцев. — Впрочем, что бы это ни было, справлюсь и с...
Входимость: 1. Размер: 30кб.
Часть текста: словно в фокусе, сконцентрированы все важнейшие мотивы и темы творчества Гофмана. Здесь уже полностью сформировались его литературный стиль и повествовательная техника – словом все, что будет привлекать в его творчестве современников и потомков. Что сделало возможным внутренний прорыв литературных потенций в изгнанном и лишенном должности правительственном советнике и «дилетанте» от искусства? Этот прорыв явился одной из важнейших вех его жизни, и связан он как раз со вторым пребыванием его в Берлине. Еще никогда в своей жизни Гофман не был столь свободен, как в момент отъезда из Варшавы – из той «клетки», где он был оберегаем должностью и семьей. До сих пор в его жизни всегда присутствовал некий внешний стабилизирующий фактор. Он всегда воспринимал этот фактор как ограничение, в действительности же он был для него опорой и вносил в его жизнь определенный порядок, что вызывало в нем внутреннее беспокойство, но вместе с тем и успокаивало его. В Кёнигсберге, Глогау и во время первого пребывания в Берлине он жил еще в кругу семьи и двигался предопределенным путем обретения профессии, порой испытывая сомнения и поглядывая по сторонам, но тем не менее вполне целеустремленно. Уехав из Познани, он покинул опекавшую его...
Входимость: 1. Размер: 52кб.
Часть текста: ему занять особое, можно даже сказать уникальное место в английской культуре. Жизнь и творческая судьба Кольриджа сложилась трудно, в чем – то даже трагично. Он, как никто другой из английских романтиков, познал головокружительные взлеты и горькие разочарования. После необычайного творческого подъема юности в зрелости он работал медленно, под конец жизни почти ничего не публикуя. Многое из задуманного им осталось незавершенным или вообще не было написано. Его не раз резко критиковали, да и сам он порой отчаивался и терял веру в свои силы. И хотя он не был забыт, а в последние годы его жизни многие молодые люди даже стремились познакомиться со странным и чудаковатым «мудрецом», мало кто из них по-настоящему понимал и ценил его. Истинная слава пришла к Кольриджу после его смерти, когда были опубликованы его многочисленные рукописи, и время расставило все на свои места. Оказалось, что он сумел сделать очень и очень много. Кольридж предстал перед потомками как выдающийся теоретик литературы и тонкий ее ценитель и знаток, весьма яркий, хотя, быть может, и несколько эклектичный мыслитель, наделенный огромной эрудицией и широтой интересов, незаурядный богослов, оказавший сильное влияние на английскую религиозную мысль 19 столетия, талантливый журналист, блестящий лектор и вдохновенный собеседник (некоторые его беседы были опубликованы посмертно в книге «Застольные беседы», 1836), но, конечно же и прежде всего, замечательный поэт-новатор, который оставался поэтом даже когда писал прозу. Кольридж родился в 1772 году в маленькой деревушке Оттери Сент Мэри, расположенной на берегу речки Оттер,...
Входимость: 1. Размер: 11кб.
Часть текста: удивительном документе, который можно было цитировать до бесконечности, когда б позволяло место. Он держался с безропотным и в то же время исполненным несомненной гордости стоицизмом, однако поведение его не было столь благородным, как это представлялось Кокберну или ему самому. Абботсфорд, например, был закреплен за молодым Вальтером и, следовательно, не мог, вопреки предположениям Баллантайна и его кредиторов, быть продан за наличные или пойти в заклад. А многие торговцы, которым задолжал Скотт, нуждались в деньгах и не могли ждать до бесконечности — Скотт об этом, похоже, и не задумывался. Но он твердо решил расплатиться со всеми при помощи своего пера и положил себе неустанно писать до конца жизни, чтобы выполнить это решение. Его главные кредиторы, проявили понимание: они согласились учредить Совет по опеке, куда прибыли от Скоттовых сочинений поступали бы до тех пор, пока не будут погашены все долги. Последние составляли 116 838 фунтов 11 шиллингов и 3 пенса, из которых 20 066 фунтов 13 шиллингов и 9 пенсов были его личной задолженностью, 12 615 фунтов 6 шиллингов и 7 пенсов — долгами Джеймса Баллантайна или обоих партнеров; долги, сделанные ради «Арчибальда Констебла и К°», какие должен был оплачивать Скотт, равнялись 9129 фунтам и 9 шиллингам; наконец, в распоряжении третьих лиц находились учтенные векселя на сумму 75 026 фунтов 15 шиллингов и 11 пенсов. Сверх того была еще ссуда в 10 000 фунтов, взятая под залог Абботсфорда. Ко дню его смерти опекуны успели выручить по 11 шиллингов на фунт долга, однако Скотт, который урезал расходы на жизнь не так радикально, как предполагал поначалу, наделал новых личных долгов. Он продолжал получать жалованье шерифа и секретаря Сессионного суда. Дом на Замковой улице пошел с молотка, Скотт жил теперь в Абботсфорде, и опекуны...
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Часть текста: болями. Тем не менее он и сейчас уделял внимание всему, что встречалось им на пути и когда-то возбуждало его интерес, и выбирался из кареты, чтобы еще раз осмотреть ту или иную достопримечательность. Остатки каменного могильника и гигантского каменного креста на погосте в Пенрите он видел и обсуждал неоднократно, однако их надлежало снова подвергнуть осмотру и поговорить о них с Анной и Локхартом, которые его сопровождали. Они на сутки задержались у Моррита в Рокби и добрались до Лондона 28 сентября; Скотт был едва жив от лекарств и усталости. Палата лордов обсуждала Билль о реформе парламента, который и отклонила через десять дней после их прибытия. Тогда чернь доказала, что вполне созрела для получения избирательных прав, — разгромила в Лондоне все большие дома, про которые было известно, что в них живут консерваторы; в том числе и особняк герцога Веллингтона, человека, которого эта чернь некогда превозносила как спасителя Европы и которого она же впоследствии оплакала как национального героя. Даже королю по соображениям безопасности отсоветовали появляться на крестинах сына и наследника герцога Баклю, где монарх должен был быть крестным отцом: опасались, что погромщики истолкуют появление его величества в доме консерватора как политическую поддержку тори. Скотт видел и слышал, как толпа сторонников реформы...
Входимость: 1. Размер: 58кб.
Часть текста: рисовала ему местности, города и людей, на которых лежал отблеск столь любимой, но никогда не виданной им Италии. И первое время у него не было причин для разочарования. «Прекрасным радушным городом» назвал он Бамберг в своем рассказе «Мастер Иоганнес Вахт», продиктованном им в 1822 году на смертном одре. Там он изображает бывшую епископскую резиденцию с ее кривыми улочками и покосившимися старинными фахверковыми домами, деревню Буг с кафе, служившим излюбленным местом отдыха горожан, незаметно переходившие в сельский ландшафт сады и дома городской окраины, солидных ремесленников, все еще укорененных в традициях своего ремесла, собственных нравах и обычаях. Естественно, жизнь здесь отнюдь не была открытой миру. Повсюду ощущалось упорное, консервативно-своенравное сопротивление всему, что могло помешать наслаждаться испокон веку заведенным порядком. Порой дело доходило до диковинных причуд, как, например, в случае с плотником Иоганнесом Вахтом из одноименного рассказа, у которого неприятие всего новомод- ного стало идефиксом, едва не погубив счастье его самого и родных. И все же мастер Вахт является замечательным образчиком достойного, рассудительного, умудренного жизненным опытом, несколько раздумчивого, но находчивого и не лишенного чувства юмора ремесленника, который прозаичен, но вместе с тем и не кажется филистером. Сохранил Гофман добрые воспоминания и о девушках тех мест. «В Южной Германии, – пишет он в «Мастере Вахте», – преимущественно во Франконии, и почти исключительно в бюргерском сословии, встречаются такие нежные, грациозные фигурки, такие ангельские личики со сладким томлением в небесно-голубых глазах и божественной...
Входимость: 1. Размер: 48кб.
Часть текста: Возник среди высоких трав Старик с улыбкою приветной, Благочестивому представ. Очам таинственно знакомы По-детски ясные черты; И ветерок среди истомы Седины зыблет с высоты. Скитанью долгому в разлуке Дух книги положил конец; Ребенок сжал в молитве руки: Он дома, перед ним отец. "Ты на моей стоишь могиле, - Нарушил голос тишину, - И ты, моей причастный силе, Постигнешь Божью глубину. Утешен книгою небесной, Прозрел я в бедности моей; Подросток, на горе отвесной Я видел душу всех вещей. Явил мне таинства рассвета Тот, кто вселенную творит; Ковчег Новейшего Завета Передо мною был открыт. Я вверил буквам дар чудесный, Таинственный завет храня. Я умер, бедный и безвестный: Господь к себе призвал меня. Века прервет одно мгновенье, С Великих Таинств снят запрет; Здесь в этой книге откровенье: В ней прорывается рассвет. Стань провозвестником денницы, Мир проповедуй меж людьми И наподобие цевницы Мое дыханье восприми! Будь верен книге! Бог с тобою! Росой глаза себе промой. Омытый глубью голубою, Прославишь прах забытый мой. Тысячелетнюю державу, Как Яков Бёме, возвести, И, сам прославленный по праву, С ним снова встретишься в пути". 23 февраля 1800 г. автор стихотворения адресует Людвигу Тику следующие строки: "Роман мой продвигается вовсю. 12 печатных листов уже почти готовы. Весь план уже более или менее сложился у меня в голове. Роман будет в двух томах; первый том, надеюсь, будет готов недели в три. В нем предзнаменования, так сказать, постамент второй части. Все в целом должно стать апофеозом поэзии. Генрих фон Офтердинген в первой части преображается как поэт. Возникает некоторое сходство со Штернбальдом, правда, до твоей легкости мне далеко. Впрочем, содержание, быть может, не проигрывает от этого недостатка. Это первый опыт во всех...
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Часть текста: причинам) большие тиражи, прежде всего ценит мнение именно знатоков, которых никогда не бывает много. Правда, могут ошибаться и они, и тогда выносит свой вердикт самый строгий судья – время, бесследно уносящее в небытие все случайное, легковесное. С момента первой публикации биографического исследования Р. Сафрански об Э. Т. А. Гофмане прошло более двадцати лет, и теперь уже можно говорить, что оно не было проходной, «очередной» книгой о великом немецком писателе. Известно, что «величие» Гофмана признавалось не всегда и не всеми. Может показаться обидным парадоксом то, что именно у себя на родине, в Германии, ему доводилось слышать самые нелицеприятные отзывы о своем творчестве (и не от кого-нибудь, а от «самого» Гёте), а его сочинения, пережив краткий миг популярности, когда они заполоняли альманахи и многотиражные карманные издания, очень скоро канули в забвение. Быть может, причиной послужило то, что наряду с «Кавалером Глюком» и «Золотым горшком» Гофман опубликовал массу таких вещей, которые ни один уважающий себя писатель не включил бы в собрание своих сочинений, вследствие чего...
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Часть текста: Пирсон Х.: Вальтер Скотт Серия: Жизнь замечательных людей Молодая гвардия; Москва; 1978 Хескет Пирсон Скороденко В. Вальтер Скотт и Хескет Пирсон Глава 1. Овеяно славой Глава 2. Оттенки тюремной жизни Глава 3. Любовь, закон и стихи Глава 4. О делах бранных и брачных Глава 5. Чудаки Глава 6. Первый бестселлер Глава 7. Тревоги и поездки Глава 8. Дела человеческие Глава 9. «Лев» с берегов Твида Глава 10. На мели и под парусом Глава 11. Прекрасный человек по Байрону Глава 12. Второй бестселлер Глава 13. Уязвленный «лев» Глава 14. В заколдованном замке Глава 15. Отпрыски Глава 16. В честь короля Глава 17. Ширра Глава 18. Женщины и дети не допускаются Глава 19. Философ Глава 20. Катастрофа Глава 21. В поисках правды Глава 22. Третий бестселлер Глава 23. Opus Magnum Глава 24. Последний удар Глава 25. Прощальное путешествие Именной комментарий Основные даты жизни и творчества Вальтера Скотта Выборочный указатель литературы