Поиск по материалам сайта
Cлово "LIV"
Входимость: 2. Размер: 16кб.
Входимость: 2. Размер: 46кб.
Входимость: 1. Размер: 90кб.
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 16кб.
Часть текста: – Фредрики Рунеберг (1807-1879). Кроме роли жены и матери, которая была главной в ее жизни, она также занималась литературным творчеством, журналистикой и разведением цветов. Причем во всех этих начинаниях ей удалось достичь немалых высот. Фредрика Шарлотта Рунеберг (урожденная Тенгстрём) родилась в семье шведских финнов в Якобстаде. Ее родители – Carl Fredrik Tengström и Anna Margareta Bergbom. Отец был братом известного в Финляндии архиепископа, профессора Якоба Тенгстрёма. У Фредрики было четыре брата и три сестры. Она рано научилась читать, проявила способности к языкам. В школьные годы самостоятельно выучила немецкий язык, а французскому и английскому языку обучилась в пансионе для девочек, куда ее отдал отец, желавший дать дочери хорошее образование. Уже в детском возрасте Фредрика писала маленькие стихотворения и сказки. Фредрика имела также художественный талант и в годы учебы в университете в Обо даже подрабатывала, продавая свои картины. В 1828 г. Фредрика с матерью были вынуждены уехать, т. к. их дом сгорел во время страшного пожара, поразившего всю центральную часть города. Они поселились в доме архиепископа Тенгстрема, в местечке Паргас, где Фредрика и познакомилась с Й. Л. Рунебергом. В...
Входимость: 2. Размер: 46кб.
Часть текста: Людвиг Рунеберг (Johan Ludvig Runeberg, 1804-1877) — великий поэт, человек сильной воли и незаурядной, трагической судьбы. Последний из европейских романтиков, кого можно поставить в один ряд с Шелли, Гюго, Ламартином, Петефи и Лермонтовым, он жил в Финляндии, писал на шведском языке и, в то же время, почти всю свою жизнь являлся российским подданным. (1) Рунеберг, чье имя сейчас практически не известно в России, при жизни был весьма уважаемым человеком: император Николай I пожаловал ему титул профессора и пожизненное денежное пособие, а Александр II наградил орденом св. Анны, 2-й степени, и возвел в чин доктора богословия. Рунеберг был почетным членом Российской Академии Наук (избран в 1876 г.) Современники называли Рунеберга "первым национальным поэтом". Его творчество, по сути, ставшее началом современной финляндской литературы, вошло в историю скандинавской и, шире, европейской романтической литературы. Во многом благодаря его стараниям и таланту финляндская литература стала частью мирового литературного процесса. "Это человек прямо гениальный....
Входимость: 1. Размер: 90кб.
Часть текста: Григория Кружкова Перевод: Григорий Кружков Опубликовано в журнале: «Иностранная литература» 2006, №5 http://magazines.russ.ru/inostran/2006/5/te4.html Альфред Теннисон[1] Он говорил: «Для меня несомненно, что есть некое всеведущее Верховное существо: не может быть, чтобы хоть одна жизнь на свете прошла неузнанной до конца или непонятой». Из воспоминаний Одри Теннисон Наверное, никто из английских поэтов не пользовался при жизни такой общенациональной славой, как Альфред Теннисон (1809-1892). Никто не испытал посмертно такой жестокой переоценки. Новые поколения, для которых само слово «викторианство» сделалось синонимом пошлости и ханжества, не пощадили главного поэта ушедшей эпохи. Джеймс Джойс придумал ему прозвище «Лаун-Теннисон». Уистан Оден в предисловии к «Избранным стихотворениям» (1944) назвал его «самым глупым» из английских поэтов. И добавил в издевательской сноске: «Т. С. Элиот заметил мне, что он мог бы припомнить двух-трех английских поэтов еще глупее, и я был вынужден с ним согласиться». Томас Элиот, обладавший достаточно широким вкусом (он ценил и своего антипода Киплинга), называл Теннисона еще и «самым печальным из английских поэтов». «Он знал всё о меланхолии - и больше ни о чем», - соглашается с ним Оден. Оба поэта-критика признавали исключительную музыкальность стихов Теннисона, их техническое совершенство, и все-таки из такой оценки невольно возникает образ, достойный кунсткамеры: огромное чуткое ухо, полностью отделенное от мозгов. «Посмеемся над насмешниками», - сказал Йейтс. Прошло еще несколько десятилетий, и перспектива вновь сместилась. Нам...
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Часть текста: отдался всецело литературной деятельности. Лучшие произведения В. написаны им уже во время тяжелой болезни, приковавшей его на несколько лет к постели. Вергеланд стал известен после выхода в свет его фарсов на темы дня: «Ah» [1827], «Irreparabile Tempus» [1828] и других, выпущенных под псевдонимом Siful Sifadda. В 1830 г. появилась его «библия республиканца» (по выражению современников) — лирическая драма «Skabelsen, Mennesket og Messias» (Мироздание, человечество и Мессия). Произведение это вызвало жестокую критику со стороны Вельхавна (см.). Борьба между ним и В. определяла в известной мере дальнейшее развитие норвежской лит-ры. В. оказал влияние на творчество Бьёрнсона и Ибсена. Библиография : I. Кроме упомянутых произведений: драмы — Barnemordersken, 1825; Campbellerne, 1838; Venetianerne. Лирические поэмы: Jöden, 1842 и Jödinden, 1844, где В. ратует за равноправие евреев; Der Engelske Lods, 1844; Собр. сочин. в 9 тт., 1852—1857; Избр. сочин. в 9 тт., 1882—1884; Samlede skrifter, Utgit at H. Jaegers, D. A. Sein, I, Digte, B. 1—3; II, Digterwerker, B. I, 1918—1920; B. 2—6; IV, Avhandlinger, Oplysningskrifter, B. 1—6, 1920—1928 (издание продолжается). II. Lassen, Henrik Wergeland og hans Samtid, 2-е изд., 1877; Vullum E., Henrik Wergeland i Digt og Liv, 1881; 1908; Skavlan, Henrik Wergeland, 1892; Koht, Henrik Wergeland, 1907; Gröndahl J., Henrik Wergeland, the Norwegian poet, 1919; Laache R., Henrik Wergeland, og h. Strid Med Prokurator Praem, B. I,...
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: достаточно, чтобы догадаться, чем вызвано кровохарканье, которое меня беспокоило. Рентген подтвердил, что у меня туберкулез легких. Но я не мог упустить случая пожить, и, как предполагалось, довольно долго, в стране Толстого, Достоевского и Чехова. Я рассчитывал, что одновременно с порученной мне работой успею получить там кое-что ценное для себя. Поэтому я не пожалел патриотических фраз и убедил врача, к которому вынужден был обратиться, что, принимая во внимание весь трагизм момента, я вправе пойти на небольшой риск. Я бодро пустился в путь, имея в своем распоряжении неограниченные средства и четырех верных чехов для связи с профессором Масариком, направлявшим деятельность около шестидесяти тысяч своих соотечественников в разных концах России. Ответственный характер моей миссии приятно волновал меня. Я ехал как частный агент, которого Англия в случае чего могла дезавуировать, с инструкциями — связаться с враждебными правительству элементами и разработать план, как предотвратить выход России из войны и при поддержке Центральных держав не дать большевикам захватить власть. Едва ли нужно сообщать читателю, что миссия моя окончилась полным провалом, и я не прошу мне верить, что, если бы меня послали в Россию на полгода раньше, я бы, может быть, имел шансы добиться успеха. Через три месяца после моего приезда в Петроград грянул гром, и все мои планы пошли прахом. Я возвратился в Англию. В России я пережил много интересного и довольно близко познакомился с одним из самых удивительных людей, каких мне доводилось встречать. Это был Борис Савинков[1], террорист, организовавший убийство Трепова и великого князя Сергея Александровича. Но уезжал я разочарованный. Бесконечные разговоры там, где требовалось действовать; колебания; апатия, ведущая прямым путем к катастрофе; напыщенные декларации, неискренность и вялость, которые я повсюду наблюдал, — все это...