Поиск по материалам сайта
Cлово "FOOL"
Входимость: 7. Размер: 24кб.
Входимость: 1. Размер: 141кб.
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Входимость: 1. Размер: 15кб.
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Входимость: 1. Размер: 82кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 7. Размер: 24кб.
Часть текста: знаем. «Дурака» знаем. «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут» знаем. Ещё два-три стихотворения знаем. Быть может, знаем, что и это вот — тоже Киплинг: И вдвоем по тропе, навстречу судьбе, Не гадая, в ад или в рай. Так и надо идти, не страшась пути, Хоть на край земли, хоть за край! Человек очень непростой и даже трагической судьбы, талантливейший писатель, который уже в сорок два года стал нобелевским лауреатом, Редьярд Киплинг пережил и ослепительный взлёт, и сокрушительное падение, и неприкрытый бойкот со стороны своих коллег. Когда он умер, то в церемонии прощания с ним в Вестминстерском аббатстве не принял участие ни один из крупных английских писателей того времени — его современников. Время всё расставило потом по своим местам. Вопреки всем критикам, Киплинга продолжают «читать наизусть» не только в Англии, но и по всему миру. Что же касается Англии… На стыке тысячелетий корпорация БиБиСи задала своим радиослушателям вопрос о лучших, по их мнению, стихах английских поэтов. Так вот, самым любимым стихотворением англичан, согласно этому...
Входимость: 1. Размер: 141кб.
Часть текста: Хини в Англии, особенно в академических кругах, свидетельствует о флегматических литературных вкусах британской читающей публики и о том, что, несмотря на продолжительное физическое присутствие гг. Элиота и Паунда на британской почве, в Англии модернизм так и не пустил корни. Меня заинтересовала последняя (конечно же, не первая, поскольку в упомянутой стране — не говоря уже об упомянутых кругах, где каждый желает другому чего похуже, — злоба равнозначна страховому полису) часть этого наблюдения, ибо звучала она печально и вместе с тем убедительно. Вскоре мне представился случай лично с этим критиком познакомиться, и хотя за обеденным столом не принято обсуждать цеховые дела, я спросил, почему, по его мнению, модернизму у них в отечестве так не повезло. Он ответил, что поколение поэтов, которое могло бы совершить решающий поворот, было загублено Первой мировой войной. Принимая во внимание природу словесности, мне такой подход показался чересчур механистичным, чересчур марксистским, если угодно — ставящим литературу в слишком подчиненное по отношению к истории положение. Но мой новый знакомый был критиком, а у них такая работа. Я подумал, что наверняка есть еще какое-нибудь объяснение — если не судьбе модернизма по ту сторону Атлантики, то явной на данный момент жизнестойкости там традиционного стиха. Разумеется, есть множество причин, достаточно очевидных, чтобы вообще закрыть этот вопрос. Одна из них — просто-напросто удовольствие написать или прочесть запоминающуюся строку; другая — чисто лингвистическая логика размера и рифмы и потребность в них. Но в наши дни мы приучены мыслить окольными путями, и в тот момент я подумал только, что, в конечном счете, именно рифма спасает поэзию от превращения в демографический феномен. И тогда мои мысли обратились к Томасу Гарди. А может быть, я шел и не таким уж окольным путем — по крайней мере на тот момент. Может...
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Часть текста: Зб. наук. праць. Вип. 18. / Ред. кол.:В. А. Гусєв (відп. ред.) та ін. – Д.: Вид-во ДНУ, 2008. http://www.nbuv.gov.ua/portal/Soc_Gum/Lvkk/2008_18.pdf В 1883 году О. Уайльд пишет трагедию на итальянскую тематику под названием «Герцогиня Падуанская», постановка которой проваливается на американской, английской и немецкой сценах. Многочисленные неудачи, связанные с пьесой, стали причиной утверждения автора, что в его трагедии нет содержания, а есть только стиль, а поэтому ее вообще не стоило публиковать. Так, близкий друг писателя Роберт Росс отмечает, что на его предложение посвятить какое-либо произведение их общей знакомой мисс Адели Шустер (Miss Adela Schuster) Уайльд ответил следующее: «у меня нет ничего, кроме «Герцогини Падуанской», но пьеса недостойна ее и недостойна меня» («There is nothing but The Duchess of Padua and it is unworthy of her and unworthy of me») [10]. Вслед за автором отрицательную оценку произведению стали давать его биографы: в первую очередь, один из его ближайших друзей Фрэнк Харрис (Frank Harris), а также сын Уайльда Вивьен Холланд (Vyvyan Holland)....
Входимость: 1. Размер: 15кб.
Часть текста: по своей природе и тех, кто «играет чудака», повинуясь велению времени и обстоятельств (или, согласно классификации Л. Е. Пинского, - на «шутов природы» и «шутов времени»). К первой группе относятся, например, члены Пиквикского клуба (Посмертные записки Пиквикского клуба» - 1837), Гримуиг («Оливер Твист» - 1839), миссис Никльби («Николас Никльби» - 1839), Томас Пинч («Мартин Чезлвит» - 1844), Джо Гарджери («Большие ожидания» - 1861) и др. Они отличаются эксцентричностью поведения, наивностью, добротой и доверчивостью, что в ряде случаев отнюдь не исключает известной проницательности, основанной на умении «видеть сердцем». Эти герои кажутся окружающим шутами и вследствие собственной наивности способны выполнять в сюжете функции шекспировских шутов, которым дозволено говорить неприятную правду. Являясь «шутами природы», они играют бессознательно («природа играет в них и с ними» - Л. Е. Пинский). В ракурсе игровой проблематики их можно рассматривать прежде всего как интерпретацию долговременной драматической традиции, адаптирующую романному пространству сценическую маску шута. Другая группа диккенсовских «чудаков» также восходит к драматической традиции, но привычная наивно-шутовская маска - лишь верхний слой этих образов. Каждый из них играет роль шута в соответствии с собственным представлением «о времени и о себе». И само это ...
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Часть текста: обозначеніе это правильно, хотя и не въ смыслѣ контраста съ великимъ нѣмецкимъ поэтомъ. Но развитіе и идеализація личности возможны въ двоякомъ смыслѣ; выражаясь символически, мы можемъ отличать личность-пальму отъ личности-дуба. Въ первомъ случаѣ человѣкъ весь отдаетъ себя служенію одной цѣли, одной идеѣ; всѣ его жизненные соки направлены къ тому, чтобы питать и ростить этотъ единственный его побѣгъ; пусть необходимость или случайность скоситъ этотъ побѣгъ -- и человѣкъ гибнетъ, какъ гибнетъ пальма, верхушка которой оторвана бурей. Развитіе такой личности до крайнихъ, возможныхъ для человѣка предѣловъ даетъ людей съ героическимъ характеромъ; ея же идеализація далѣе этихъ предѣловъ превращаетъ героическую личность въ демоническую. Во второмъ случаѣ человѣкъ старается гармонически сочетать въ себѣ всѣ зиждительныя силы человѣка какъ такового, стремится къ тому, чтобы, говоря словами Теренція, "ничто человѣческое ему не оставалось чуждымъ"; онъ много воспринимаетъ, много творитъ, много терпитъ неудачъ -- но ни одна изъ нихъ его не погубитъ, какъ не погубитъ дуба тотъ вѣтеръ, который отломитъ одинъ его сукъ. Предѣльную точку развитія такого характера въ человѣческой средѣ и обстановкѣ, знаменуетъ собой законченно -- гуманная личность; ея же идеализація далѣе этого предѣла -- идеализація, въ силу которой человѣкъ вмѣщаетъ въ себѣ человѣчество, говоря вмѣстѣ съ Фаустомъ: "то, что всему человѣчеству удѣлено, я желаю объять одной своей личностью" -- даетъ человѣка-титана. Демонизмъ и титанизмъ, такимъ образомъ, въ сферѣ идеаловъ -- два противоположныхъ другъ другу предѣла въ развитіи личности. И каждая развивающаяся личность носитъ въ себѣ одинъ изъ этихъ двухъ...
Входимость: 1. Размер: 82кб.
Часть текста: оппозиции жизнь - смерть или лето (весна) - зима (осень), члены которой обладают способностью к взаимопроникновению, художественный мир Диккенса объединяется не только с мифопоэтической, обрядово-игровой традицией, но и с традицией народной драмы. Кажется в высшей степени симптоматичным, что пантомимы, следуя древней традиции, приурочивались к ключевым дням годичного цикла и представлялись на второй день Рождества, за что получили название Рождественских. Многочисленны у Диккенса даже простые упоминания о театре, актерах и театральных представлениях. Они становятся основанием для многообразных сопоставлений и противопоставлений, скрытых и явных аллюзий, авторских розыгрышей и лукавых подсказок. Едва ли не в каждом романе Диккенса упоминается известная пьеса Д. Лилло Лондонский купец, или Трагическая история Джорджа Барнуэла. Представление этой пьесы по заложенному еще в XVIII веке обычаю давалось перед пантомимой. Интересная подробность: обычай этот... так прочно вошел в театральный обиход, что со временем буржуазная трагедия Лилло сама превратилась в пантомиму. Рождественская пантомима Арлекин Джордж Барнвелл, или Лондонский подмастерье впервые была показана в театре Ковент Гарден в 1836 году[2]. Не может быть сомнения в том, что Диккенс видел это и многие другие представления. И не только видел, но впитал в плоть и кровь дух английской пантомимы, блистательно соединившей в себе начала, несоединимые с обыденной точки зрения, и тем самым отразившей фантастическое многообразие жизни. Мы упиваемся пантомимой - не потому, что она ослепляет глаз мишурой и позолотой, не потому, что она воскрешает перед нами с детства знакомые размалеванные рожи и выпученные глаза, и даже не потому, что подобно сочельнику, крещению и нашему собственному дню рождения, она бывает лишь раз в год, - нет, для привязанности нашей есть иные, гораздо более высокие...