7.
В рождественских повестях отчетливо выразились устремления, характерные для всего творчества Диккенса. К ним относится и его идеал семейственности. Повесть «Сверчок на печи» — прославление семейного очага. Домашний очаг, какие бы драмы ни разыгрывались в домашней крепости, за плотно закрытыми дверьми, не одному лишь Диккенсу, но многим его современникам представлялся оплотом от нашествия мирских невзгод и прибежищем для душевного отдохновения. У Диккенса домашний очаг — воплощенный идеал уюта, а по утверждению Дж. -К. Честертона, это — «идеал чисто английский». Это нечто органичное для мироощущения и социальных упований великого писателя и любовно выписанный им образ. Диккенс отнюдь не заблуждался относительно действительного состояния английской семьи в разных общественных слоях, и его собственная семья, в конце концов распавшаяся, была для него жестоким уроком. И в ранних и поздних своих романах, на всех этапах своего творческого развития он изображает семьи-уроды, причины их уродливости, их дурное влияние на детство, на подрастающее поколение, на судьбы людские. Но это не мешает ему питать в себе идеал семейственности, находить для него опору в той же действительности, изображать близкие к идеалу и «идеальные» семьи.
Однако не всюду, не во всех общественных слоях, а прежде всего и главным образом в трудовой народной среде находит Диккенс этот свой идеал. Здесь он видит бескорыстие интересов, искренность чувств, заботу о ближнем, стремление делать добро без расчета. Семейный очаг, прославляемый Диккенсом, не замкнут в себе, он приветлив и радушен. И в идеальной семье может собраться гроза, как это и происходит в счастливом семействе возчика Джона и его милой Крошки («Сверчок на печи»). Подозрение своей жены в обмане и неверности вызывает у Джона приступ слепой ярости, и только здравая рассудительность и доброта сердца удерживают его от преступления. К счастью, выясняется, как и должно быть в святочной повести, что ревность преданно любящего Джона вызвана необоснованным подозрением.
В новых условиях, отдаленных от диккенсовской поры, идеал семейного уюта или мысль об этом уюте не исчезают со страниц английских книг, но им не удается обрести ту же устойчивость и притягательность. Уже младшие современники Диккенса в созданных им образах семейного уюта видят стремление к утешительству.
Тем парадоксальнее кажется неожиданное, противостоящее этому взгляду, замечание Блока: «Эти уютные романы Диккенса — очень страшный и взрывчатый материал; мне случалось ощущать при чтении Диккенса ужас, равного которому не внушает и сам Э. По»1.
Ужас контрастов, уродливых форм цивилизации и прогресса и вместе с тем цельность взгляда, чувство перспективы, высота эстетического и нравственного идеала, что было затем утрачено многими писателями переходного времени.
Преображение личности, вера в возможность духовного возрождения — одна из важнейших тем творчества зрелого Диккенса. Прямое, почти декларативное выражение она получает в первой из его рождественских повестей, в «Рождественской песне в прозе». Главный персонаж этой повести — хозяин маклерской конторы
Скрудж — предстает в двух лицах, вполне реальный и фантастическим способом преображенный. Скрудж реальный— сквалыга, стяжатель, мастер «выжимать соки, загребать, захватывать, заграбастывать, вымогать...».
Отточие показывает, что это еще не полная характеристика Скруджа. Он человеконенавистник, мальтузианец, поборник учреждений, обрекающих бедноту на мучительный труд, голод и смерть. Он «скрытный, замкнутый, одинокий». Его внешний облик отражает его духовную обледенелость. Это яркий сатирический образ стяжателя. И рядом возникает иной Скрудж, преображенный, очеловеченный фантастическим способом.
Святочная сказка о преображении Скруджа — нравственная проповедь, обращенная автором к реальным
Скруджам. В скором времени он напишет еще об одном возрождении, без влияния святочных духов, о возрождении личности купца Домби.
своего творчества, в предисловии к роману «Приключения Оливера Твиста», отвечая на критику, суть которой сводилась к тому, что его автор, изображая злодеев, искажает правду, что в жизни так не бывает, Диккенс заявил: «Как я опасаюсь, на свете все же есть такие бесчувственные и бессердечные натуры, которые окончательно и безнадежно испорчены». Бесчувственные и бессердечные Скрудж и Домби — натуры испорченные, но не окончательно и безнадежно, в них еще теплится живое чувство — вот это показывает и стремится подтвердить Диккенс, отнюдь не смягчая их бесчувственности и бессердечия. И не проповедь, а нравственное потрясение, вызванное конкретными обстоятельствами и протекающее в индивидуальных формах служит условием их преображения. У Диккенса в его книгах множество натур испорченных, натур фальшивых, спесивых, злобных, мерзких, и он не делает попытки к их исправлению, он их oбличaef и клеймит.
Примечания.
1 Блок А.. Собр. соч. в 8-ми томах, т. 6. М. — Л., Гослитиздат, с. 108—109.