Приглашаем посетить сайт

Урнов М. В. : Великий романист Чарльз Диккенс.
Часть 1.

Часть: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15

1.

«Просейте мировую прозу, останется Диккенс...» Это слова Л. Н. Толстого, мнение автора «Войны и мира»1.

Можно возразить ему, сказать, что останется не один Диккенс. Однако уместно ли такое возражение восхищенному мнению, в котором выражено и личное пристрастие русского гения к гению английскому, и убежденное признание величия его творческой личности, ее мирового значения. Не лучше ли прислушаться к Толстому и постараться понять его, понять пафос его восторженного суждения. Как бы ни просеивать мировую прозу, останется не один Диккенс, но он останется рядом с самыми великими романистами мира, в их числе.

И те из них, кто был современником Диккенса или пришел после него, судили о нем как о великом писателе. Что было и осталось очевидным и восхищающим в Диккенсе — это гигантская сила творчества, выразившая себя созданием масштабного образного мира, мира необычайно причудливого, но убедительного, реалистического при всей его видимой фантастичности, позволяющего читателю представить себе современное писателю общество почти во всех его аспектах, материальных и духовных, характерных и типичных, крупных и мелких проявлениях. Этот же необычайно причудливый и масштабный образный мир позволяет видеть и его творца, гениального художника, великого гуманиста и великого гражданина.

и читательского восприятия. Он делал это не по капризу неуемной фантазии, руководился не своенравием таланта или тщеславия, но убеждением.

Сама история возникновения первого романа Диккенса — «Посмертные записки Пиквикского клуба» — порождена, казалось бы, чистой случайностью. Видные лондонские издатели Чепмен и Холл предложили ему выступить в соавторстве со знаменитым художником-карикатуристом Робертом Сеймуром, написать занимательный текст на спортивно-охотничью тему к серии рисунков под названием «Клуб Нимрода», труд, рассчитанный на двадцать ежемесячных выпусков. Задача для Диккенса, к тому времени уже автора известных художественных очерков, была не сложной. Он согласился с предложением, но, прежде чем начать работу над новым произведением, внес поправку в замысел «Клуба Нимрода», принадлежавший Сеймуру. Стоит ли, заявил он издателям, писать текст к готовым рисункам, не логичнее ли рисунками сопровождать готовый текст?

Поправка существенным образом меняла характер его творческого участия в. совместном с художником Сеймуром труде. Диккенс не хотел просто позабавить читателя, не хотел оказаться в зависимом положении, а в подчиненном тем более. Но и Сеймуру не хотелось из ведущего превратиться в ведомого, да еще чтобы его, художника с именем, вел за собой молодой человек, автор всего одной книги. В конце концов соглашение состоялось, поправка Диккенса была принята, и он не стал думать о Нимроде, ветхозаветном охотнике и покровителе охотников, а задумал Пиквика, защитника справедливости, поборника гуманности. Замысел изменился радикально, он возбудил и впервые дал простор мощной и неуемной фантазии Диккенса.

В самом начале «Посмертных записок» их герой Пиквик назван бессмертным. Слово сказано в шутливом тоне, с добродушно иронической интонацией. И все же оно было сказано и оказалось пророческим. Но можно ли утверждать, что автор думал тогда о бессмертии своей творческой деятельности? Если вспомнить здесь Пушкина, юного Пушкина, то для его самосознания это было естественным:

Ах! ведает мой добрый гений,

Бессмертию души моей

Бессмертие своих творений.

Когда Диккенс писал «Посмертные записки Пиквикского клуба», он не думал ни о бессмертии своей души, ни о бессмертии своих творений. Он был полон жизненных и творческих сил, жаждал продолжения писательской деятельности, доброго заработка и всестороннего благополучия.

Заманчивое предложение лондонские издатели сделали Диккенсу 10 февраля 1836 года. «Работа предстоит не шуточная, — писал он своей невесте, — но трудно противостоять искушению получить заработок». Ей же он писал, что для него эта работа «долг, а не забава». Спустя девять дней после сделанного Диккенсу предложения он завершил первую главу своего первого крупного произведения. Через месяц с небольшим, 31 марта, вышел первый выпуск его новой книги, а спустя два дня он женился на Кэтрин Томпсон Хогарт. Ему едва исполнилось двадцать четыре года.

«Клуб Нимрода» превратился в «Пиквикский клуб», и это превращение произошло на глазах у читателя почти незаметно, так, будто и не было иного замысла. И все же читатель не проявил особого интереса к первым главам книги: избранный издателями жанр для него не был новостью. Английские литературные справочники упоминают имя Роберта Смита Сэртиса как популярного автора охотничьих очерков, печатавшихся в «Новом спортивном журнале», который он основал и редактировал. Диккенс не был ни охотником, ни спортсменом.

Особый интерес «Пиквикский клуб» вызвал только тогда, когда на его страницах появился Сэм Уэллер и атмосфера диккенсовского юмора стала вполне очевидной. Когда Диккенс начал писать «Пиквикский клуб», он уже был подготовлен к созданию оригинального произведения большой эпической формы, к созданию собственного литературного мира.

Первому роману Диккенса предшествовали очерки и рассказы из лондонской жизни, которые он начал печатать под псевдонимом «Боз» с конца 1833 года, когда «был еще очень молод». Отдельным изданием «Очерки Боза» (псевдоним — шутливое прозвище младшего брата писателя) вышли в 1836 году и, по мнению автора, высказанному много лет спустя, «пошли гулять по свету со всеми своими недостатками (весьма многочисленными)». Каковы бы ни были погрешности первой книги Диккенса, а к ним можно отнести избитость некоторых ситуаций и персонажей, нарочитую шутливость, «Очерки Боза» сразу получили заслуженное признание и явились плодотворным началом длительной творческой деятельности — в них были «зерно и завязь» «Пиквикского клуба».

По внешней структуре первый роман Диккенса тоже в основе своей очерки — очерки быта, нравов, характеров, но они соединены сюжетом и составляют панораму английской жизни, современной писателю. Сам по себе сюжет прост и для литературы предшествующего века традиционен. Сюжет авантюрный — путешествие с приключениями. В данном случае путешествие внутри страны по селам и городам Англии, и не одного героя, а группы центральных персонажей во главе с героем — мистером Пиквиком, президентом псевдонаучного клуба его имени.

Творчество Диккенса свидетельствует о широких и разносторонних его связях с предшествующим и современным ему литературным опытом и не ограничивается английской литературой. Диккенс считал за должное для писателя освоение великой традиции и признание своей литературной родословной.

«Пиквикский клуб» больше и нагляднее, чем другие романы Диккенса, обнаруживает его связь с литературной традицией. Вместе с тем это самый «неожиданный» и необычный его роман. В нем возникает и в своих характерных чертах оформляется «мир Диккенса», целостный, развивающийся литературный организм, основ ные начала которого — человечность и демократизм, противоборствующие дикости, невежеству, произволу, насилию, жестокости, грубости, несправедливости в многообразных их формах и обличьях. В «Пиквикском клубе» человечность и демократизм полнее и убедительнее всего проявляют себя через юмор, в нем находят живительную атмосферу и опору. Диккенсовский юмор неоднозначен, многогранен, по-особому освещает повествование и речи персонажей. Он часто вызывает улыбку — то веселую, то грустную, чаще смех — то радостный, то сквозь слезы. Юмор Диккенса душевный, уютный, как бы домашний, но и взрывчатый, гневный, переходящий в сатиру. При своей неоднородности, юмор Диккенса необычайно привлекательная особенность его творчества, законченное выражение редкой душевной уравновешенности.

Средоточие юмора в романе «Пиквикский клуб» — его герои: мистер Пиквик, первый и, можно сказать, самый прославленный из главных персонажей Диккенса, его слуга и соратник Сэм Уэллер, а также сподвижники Пиквика, «пиквикисты» — мистер Тампен, восторженный поклонник женского пола, мистер Снодграсс, не менее восторженный поклонник поэзии и поэт, мистер Уинкль, столь же пристрастный любитель спорта, спортсмен и охотник. Это комические фигуры, и комизм их основан на контрасте между их притязанием и реальной способностью его оправдать. Мистер Уинкль считает себя заправским спортсменом, однако мистер Уинкль-наездник не знает, как сесть на лошадь, а мистер Уинкль-охотник — как зарядить ружье, что и вызывает невольный и веселый смех. Тампен, Снодграсс, Уинкль наивны и безобидны в своих притязаниях, и смех, ими вызываемый, безобиден и добродушен. Во многих других случаях необоснованные, ложные или нелепые притязания различных персонажей Диккенса предстают в его романах как типичное, весьма распространенное и отнюдь не безобидное явление индивидуальной и социальной психологии, семейного быта и общественных нравов, предстают не только в комическом, а все более в сатирическом свете.

Комические фигуры Тампена, Снодграсса, Уинкля нарочито карикатурны, и их нелепые выходки могли бы вскоре наскучить, если бы они не были сподвижниками Сэмюэла Пиквика, и если бы к нему не присоединился Сэм Уэллер. Два Сэмюэла — Сэмюэл Пиквик и Сэмюэл Уэллер — дополняют друг друга и своим союзом сразу напомнили другой союз, своих классических предшественников— Дон-Кихота и Санчо Пансу.

Среди памятных образов английской литературы XVIII века немало образов чудаков, чудачества которых— способ и форма проявления человечности. Мистера Пиквика не следует изымать из их ряда. И все же «чудачества» Пиквика, их психологическая особенность и нравственный смысл, отчетливее всего способны выявить себя, если диккенсовского героя непосредственно соотнести с героем Сервантеса. В их внешнем облике нет схожих черт. Иные времена и нравы, иная национальная почва. У Сэмюэла Пиквика нет рыцарских доспехов, у него вид добропорядочного английского буржуа. Различны условия жизни Пиквика и Дон-Кихота, круг их практических интересов, масштаб их устремлений и действий. Но, на свой лад и в своем масштабе, Пиквик рыцарь чести и справедливости. Ему чужды своекорыстие, эгоистическая забота о собственной персоне, бездушие, чванливость, ханжество. Он наглядное выражение доброжелательности и великодушия.

Воплощенный энтузиазм, он с неизменной энергией и страстью готов беззаветно выступать в защиту справедливости и гуманности. Однако сфера проявления его энтузиазма имеет свои пределы. Для понимания этих пределов многозначительным представляется эпизод с первой вставной новеллой, с «Рассказом странствующего актера» (гл. 3). Рассказчик, «мрачный субъект», как он назван автором, предваряет свой рассказ вводным замечанием. По его словам, в том, что он собирается рассказать, «нет ничего чудесного» и «ничего из ряда вон выходящего. Нужда и болезнь,— говорит он,— явления столь заурядные на многих этапах жизни, что заслуживают не больше внимания, чем принято уделять самым обыкновенным изменениям в человеческой природе»2 лишенная, впрочем, оттенка горькой иронии. Пиквик выслушивает трагическую историю, рассказанную мрачным субъектом, и читателю небезынтересно узнать, что же думает о печальной судьбе несчастного актера диккенсовский Дон-Кихот. Но читатель лишен этой возможности. Автор ссылается на «злополучное обстоятельство», которое помешало ему «с величайшим удовольствием» сообщить мнение мистера Пиквика.

Автор сам пресекает возможность получить «величайшее удовольствие». Пиквик задуман им как герой «комической эпопеи». Пиквику с его простодушием, наивной восторженностью, чрезмерной доверчивостью, как и Дон-Кихоту, говоря словами Белинского, не хватает такта действительности, и он, как и Дон-Кихот, часто оказывается в смешном положении, и не только в смешном, но и в трагикомическом. Он становится жертвой коварства, лихоимства, беззакония, попадает в тюрьму и заметно меняется в ходе действия, и все же он, в отличие от Дон-Кихота, остается комическим, а не трагикомическим героем. И соответственно судьба его заметным образом отличается от судьбы Дон-Кихота.

«Дон-Кихот энтузиаст, служитель идеи и потому обвеян ее сиянием», — сказал И. С. Тургенев в своей знаменитой речи «Гамлет и Дон-Кихот». И Пиквик энтузиаст, он следует принципу чести, справедливости и гуманности, он обвеян сиянием этого принципа. Но Пиквик герой иного масштаба. «Посмотрите на Пиквика у Диккенса: не правда ли, что он очень ограниченный человек? А между тем, кто может не любить его, кто не станет уважать его...?» Так воспринял диккенсовского героя Н. Г. Чернышевский3.

Особый повод для того, чтобы испытывать уважение и симпатию к Пиквику, определился с того момента, как его начал сопровождать Сэм Уэллер. Если бы вдруг волей творческого случая не возник рядом с лидером пиквикистов этот бравый и находчивый, здравомыслящий и преданный лондонский парень, Пиквик многое бы потерял в глазах читателя, ему бы не удалось в кругу исконных пиквикистов в той же мере, с той же степенью значения и убедительности проявить свою натуру благородного чудака, как это получилось благодаря участию в комических похождениях его верного слуги и сподвижника. Сэм Уэллер своим присутствием, словом и действием способствует убедительному и заражающему проявлению в романе здорового чувства жизни.

Сэмюэла Пиквика и Сэма Уэллера сопровождают смех и веселость, их окружает атмосфера душевности, искренности, доброжелательства. Это редкое в новейшей литературе чистое упоение задорным смехом и безудержным весельем. Оно сохраняет свою силу до конца романа, определяя общее от него впечатление, и больше не повторится в такой мере и степени, хотя многие новые герои Диккенса — и не только из числа чудаков— своей душевностью и жизнелюбием напомнят читателю о пиквикистах.

— его вера в человека и его демократизм. И в своей сути, и по своей форме юмор Диккенса — народный юмор.

Жизнь, мягко говоря, неласково обошлась с Сэмом Уэллером, по его признанию, он был вышвырнут «вверх тормашками в мир поиграть в чехарду с его напастями».

Основы воспитания ребенка, которыми руководствовался Уэллер-старший, сводились к тому, чтобы Сэмми «сам выпутывался из беды». Сэм Уэллер не струсил, выстоял, проявил выдержку и предстал перед мистером Пиквиком энергичным, находчивым и жизнерадостным, веселым малым. «Да вы философ, Сэм», — говорит мистер Пиквик, выслушав рассказ Сэма о его злоключениях. «Должно быть, это у нас в роду, сэр, — отвечает Уэллер. — Мой отец очень налегает теперь на это занятие. Мачеха ругается, а он свистит». Далее (гл. 16) рассказано, как старший Уэллер своей стойкостью и выдержкой приводит в чувство мачеху, впавшую было в истерику. «Это философия, сэр, не правда ли?» — спрашивает Пиквика Сэм Уэллер. «Во всяком случае, очень недурная замена, — смеясь отвечает Пиквик.— Должно быть, она сослужила службу, Сэм, в вашей беспокойной жизни?» Как бы ни судить о семейной «философии» Уэллеров, представленной с комической стороны (гл. 16), позиция жизненной стойкости, выдержки, здорового и смелого взгляда на жизнь сослужила службу Сэму Уэллеру, как и самому Диккенсу и его комическому роману.

Примечания.

— In: «Familiar views of Tolstoy». Ed. by Aylmer Moude. L., 1926, p. 125.

Часть: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15