8.
В построении романа видную роль у Мередита играют условные приемы. Например, в романе «Испытание Ричарда Феверела» — последовательное цитирование афоризмов из «Котомки паломника», в «Эгоисте» — афористические цитаты из вымышленной «Книги эгоизма». Мередит дает толчок заметному и возрастающему развитию условности в английском романе. У Мередита условность содержательна, она возникает не затем только, чтобы обновить структуру романа, придать ей оригинальный вид, это отнюдь не конструктивный выверт или забавное украшение. Условность в «Эгоисте» не служит основой построения романа и не выполняет иллюстративной функции. Ссылки на «Книгу эгоизма» — один из способов публицистических авторских отступлений, которым Мередит пользуется, чтобы изложить свой взгляд на природу человека, его эволюцию и проблему эгоизма.
У хорошо или высоко организованного романа есть неискоренимая слабость, так сказать, врожденная немощь: опора на условность и неудержимое влечение к иносказанию. Насыщенность и перенасыщенность иносказаниями создают для читателя и самого художника трудности, нередко требуют от них излишнего, неоправданного напряжения фантазии и внимания.
В «хорошо организованном» романе искусность легко переходит в искусственность. «Метафора, — писал В. Ключевский, — или проясняет мысль, или затемняет ее. В первом случае метафора— поэзия, во втором — риторика или красноречие: красноречие есть подделка мысли и поэзии» 1.
Метафоричность мередитовского мышления — его сила и его слабость. Она свидетельствует о богатой фантазии и живой игре ума. Она же способствует незаметному удалению в этой игре от того, что наполняет понятие «прямым содержанием» (А. Блок)2, и неизбежному утомлению от этой игры. Метафора у Мередита может и затемнять мысль, превращаясь в риторику, и плохо пояснять мысль, пояснять без необходимости, когда и так все ясно.
«Он не нависал над нею больше, как туча, не манил, как магнит: туча, которая, как ей некогда казалось, вобрала в себя все сияние небес, рассеялась; магнит был бессилен вертеть ею, как стрелкой компаса». Это всего лишь один из примеров вялости усталого воображения и автоматизма безостановочного красноречия.
Слово «Эгоист», поставленное в заглавии романа и с прописной буквы повторенное в его тексте, прямо адресовано сэру Уилоби Паттерну, служит его исчерпывающим определением. Тема романа выражена одним словом и с такой безусловной четкостью, которая исключает инотолкования и недомолвки. На этот раз Мередит обошелся без метафоры. Он начал с тезиса, суть которого выразил с точностью ученого позитивистского направления, но сформулировал его как поэт того же направления. Данный им анализ развернут и скрупулезен, аргументы многочисленны и убедительны, выдвинутое положение доказано, хотя весь опыт произведен не в лаборатории ученого, а в повествовательной комедии, в которой факты так отобраны, организованы и раскрыты посредством художественного вымысла, как это недоступно даже первоклассной журналистике, по той простой причине, что это не ее сфера.
Эгоист представлен как типический характер, обрисованный в неоклассицистском духе: сэр Уилоби Паттерн — воплощение одной определенной черты в ее полноте и завершенности, в данном случае — эгоизма.
Сэр Уилоби — типический характер джентльмена- эгоиста с его специфически британскими чертами.
В «Прелюдии» автор подчеркнул: «Скажем без обиняков: герой — наш соотечественник и современник; состоятельный джентльмен,- с положением в обществе».
Мередит производит проверку идеала английского джентльмена и идеи «гармонии джентльменства» в том их виде, как они оформились при «Карле Мученике» и особенно при «его весельчаке-сыне», то есть при Карле И, хотя истоки этих идей относятся ко времени английского рыцарства и Великой хартии вольностей.
Сэр Уилоби — глава родового поместья, и в этом поместье он центр слаженной системы отношений, целого мирка, столь же образцового, сколь образцовым джентльменом предстает он сам — «пятый по прямой линии» наследник дома Паттернов. Когда он говорит «Я», то произносит это местоимение так же, как пишут его по-английски, то есть с прописной буквы. Он мыслит себя личностью, будто бы вполне сознающей свое достоинство, независимой в своих суждениях и в своем поведении. Его убеждения, вкусы, привычки для него, как и для всего мирка, — закон. В то же время он полагает своим долгом благодетельствовать всех, кто его окружает, составляет звенья слаженной системы и неукоснительно ее поддерживает.
Сэр Уилоби Паттерн, «обладатель Ноги с большой буквы», «воплощенный идеал молодого английского джентльмена», наделен всеми внешними добродетелями, соответствующими его положению богатого аристократа и признаваемыми светом. Фамилия Паттерн (Patterne) многозначительна (Pattern — образец) .
но старательно и не без удовольствия.
Определяющая черта характера героя — «гибельный эгоизм», проникший во все поры его существа. С нею связан целый психологический комплекс, элементы которого автор рассматривает подробно и убедительно. Сэр Уилоби Паттерн самонадеян и тщеславен, претенциозен и кичлив, он лицемер и позер, человек пустой и педант, в душе его ни разу не шевельнулось простое и свежее чувство.
В этом психологическом комплексе амбиция главенствует надо всеми остальными чувствами, амбиция, заместившая собою былую рыцарскую доблесть и даже самое обыденное личное достоинство. Амбиция сэра Уилоби — это не то, что он о себе думает, во что себя ценит, на что рассчитывает; это то, что о нем думают, во что его ценят, что от него требуют — миссис Маунтстюарт-Дженкинсон, леди Баш и леди Калмер, знатные дамы графства, — ходячее и вездесущее «мнение света». Амбиция сэра Уилоби суетна, злонравна, жестока и самодовольна. Он только делает вид, что свободен в своем мнении и независим в своих поступках. В действительности он трусит перед «светом», даже не перед его мнением, а перед его сплетней, ведет себя как раб условностей: коварно, лживо, опускаясь до подлости и мелких гадостей.
«Сэр Уилоби прежде всего олицетворенное самодовольство английской буржуазии викторианской эры, точнее сказать,— самодовольство английского джентльмена, на которого буржуазия взирала, как на свой идеал». Эта социологическая трактовка героя «Эгоиста», как и нижеследующие слова, принадлежат Энгусу Уилсону.
«Диагноз Мередита поражает сейчас, в шестидесятые годы нашего века, с такой же силой, с какой он поражал почти столетие назад, когда был поставлен.
следовательно, зрелище национального самодовольства не было столь тягостным, каким оно стало в позднейшие, более пессимистические времена...» Всякий раз, продолжает Уилсон, когда Англия «ведет себя в международных делах со специфически для нее глупым и упрямым самодовольством... каждого критически настроенного ее патриота посещает образ», представленный в «Эгоисте»3.
«критически настроенным патриотом» (critical patriot) сэр Уилоби, литературный образ, характер эгоиста, созданный в «замкнутых» рамках психологического романа.
Отмечая актуальность «Эгоиста», Роберт Луис Стивенсон, истинный ценитель Мередита и один из его литературных преемников, говорил, что в «этой странной и восхитительной книге» заключен «животрепещущий материал» (red matter)4. Характер сэра Уилоби Паттерна отмечен индивидуальностью и конкретным смыслом и вместе с тем универсальным значением. В его обрисовке есть конкретно-исторические и социальные признаки, а также черты общечеловеческие. Стивенсону казалось, что Мередит, создавая сэра Уилоби, писал портрет с него, Стивенсона5.
Автор «Эгоиста» утверждал в свою очередь, что в герое романа он изобразил самого себя. В универсальности центральной фигуры «Эгоиста» Пристли, не без основания, увидел «триумф Мередита». Однако не менее очевидно то своеобразие, с каким Мередит придает своему герою определенность времени и социальной среды.
«Комедия — игра, назначение которой пролить свет на жизнь общества» — этими словами открывается «Эгоист», точнее сказать — «Прелюдия», начальная глава-введение, ими же определена общественная задача «повествовательной комедии». Далее определяется ее предмет. Это — «человеческая природа, в той мере, в какой она проявляется в благовоспитанных гости-ных, куда не проникает извне пыль житейских дрязг, где нет ни грязи, ни резких столкновений, которые так облегчают задачу художника, сообщая его картине убедительность». Далее определяются пути и средства: «Чтобы завоевать доверие публики, комедия не прибегает к прямому воздействию на ее чувства; чтобы развеять ее недоверие, не показывает бесконечно малые крупицы улик, которые можно увидеть лишь через увеличительное стеклышко часовщика. Определенная ситуация и группа лиц, в ней действующая, — вот чем занят «Дух комического»; отвергая аксессуары, он сосредоточивает внимание на этих лицах и на словах, которые эти лица произносят».
Уже в первом абзаце «Прелюдии» в сжатом виде, метафорическим слогом и в полемическом духе сформулирована целая идейно-эстетическая программа. Она отвергает морализаторство, сентиментальность, сенсационность, плоское бытописательство. Она же замыкает действие стенами «благовоспитанных гостиных».
В романе «Эгоист» представлен узкий и замкнутый мирок. Площадка действия почти не простирается дальше помещичьего парка. Ее центром служит дом сэра Уилоби, центром дома — гостиная. Число персонажей минимально. Действия, обычного для реалистического романа, почти нет. Отвергая аксессуары, не отвергает ли Мередит вместе с ними и типические обстоятельства? На этот вопрос нельзя ответить односложно.
Условия существования в фамильной усадьбе Паттернов — это типические обстоятельства жизни сэра Уилоби, формировавшие его личность. Конкретно-историческая определенность и социальная природа его характера обозначены. «Эгоист» — психологический роман, и преобладающее внимание к психологии обусловлено в нем особенностями жанра. «Эгоист» написан в традициях английского психологического романа и эти традиции развивает. Обилие сцен и диалогов в «повествовательной комедии» воздействует на описания, ограничивая их обстоятельность.
Сэр Уилоби обретает конкретно-историческую и социальную определенность, раскрывает свою сущность «образцового молодого английского джентльмена» в разносторонних связях, данных в системе зримых намеков.
свои впечатления излагает в иронически-язвительных письмах, с выдержками из которых автор и знакомит читателя, делая, в свою очередь, выразительные комментарии: «В каждом росчерке его пера, в каждом словечке и даже в каждом умолчании чувствовался сам Уилоби; это был автопортрет в рост на фоне Америки, Японии, Китая, Австралии и, наконец, Европы — автопортрет сэра Уилоби Паттерна, взирающего на уродцев мироздания, населяющих эти земли» (гл. IV).
Как ни разносторонне обрисован герой в своих общественных отношениях, почти все эти его внешние связи охарактеризованы в кратких описаниях, показаны на примерах, определены по большей части декларативно, хотя и метко. Единственная сфера, в которой сэр Уилоби обнаруживает себя в полноте своей истинной сущности, — это его позорное жениховство. Здесь он представлен во весь рост и в многообразии проявлений: в переживаниях, размышлениях и поступках, в бесконечных разглагольствованиях с жестами и мимикой. И по мере того как он ведет одну беседу за другой, начинает казаться, что его разглагольствования однообразны, что они уже мало что добавляют к его характеристике.
Изложенная в «Прелюдии» программная установка — анализировать человеческую природу «в той мере, в какой она проявляется в благовоспитанных гостиных»,—практически обнаружила в романе свою односторонность и слабость. «Триумф Мередита» мог быть более значителен и прочен, если бы его герою бъгло позволено выйти из-под колпака гостиной и проявить себя не только в ситуациях затянувшегося сватовства.
Замкнутость площадки действия заметнее всего отразилась на положительном герое «Эгоиста» — Верноне Уитфорде ,с которым автор связывает свои надежды на радикальные перемены. Верной Уитфорд противопоставлен своему богатому и знатному кузену. «Один из них Паттерн, а другой — всего лишь — Уитфорд. Этим все сказано... Первый... прежде всего — английский джентльмен. Второй представляет собой... какую- то новую формацию, получившую в последнее время распространение в Англии» (гл. IV). Однако «новая формация» представлена в общем-то бледной тенью.
Потому, возможно, что она недостаточно определилась, но и потому, что характер Уитфорда раскрывается вне обстоятельств, его определяющих, без столкновений с враждебными обстоятельствами. Другое дело юный Кросджей, сын одного из обнищавших Паттернов, храброго и скромного лейтенанта из морской пехоты. В условиях той же усадьбы и гостиной он попадает в критические для его нравственного сознания ситуации, сталкивается с противостоящими друг другу силами, он вынужден быстро соображать, самостоятельно принимать решения, действовать. У него есть возможность проявить свой характер, это один из наиболее удачных в английской литературе юных героев неоромантического склада. Он непосредственно предшествует юным героям Стивенсона.
«Прелюдией» автор называет «главу, в которой важна только последняя страница». А на последней странице речь идет об эгоизме, который угрожает «потрясти фундамент дома» — родовое гнездо Паттернов. Там говорится, что сопровождающие «Дух комического» бдительные бесенята так и подскакивают «в радостном предвкушении комической драмы самоубийства». Заканчивается «Прелюдия» предостережением: «Если в отечественной поэзии нет строки:
Он тем убил себя, что лишь себя любил,—
пусть она будет в нее внесена в качестве эпитафии нашему герою».
Мередит отстаивает, обосновывает и развивает свою манеру повествования, указывая на особое значение для человека его внутренней жизни и на необходимость ее тщательного изучения в мельчайших деталях, скрытых в тайниках сознания. «Сквозь смутное к бесконечно малому» называет он главу романа «Один из наших завоевателей» (1891), в которой содержатся эти рассуждения.
Примечания.
2. А. Блок неоднократно писал об опасности «общей порчи литературного языка» в связи с «забвением прямого содержания понятий», «наполнением этих понятий вторичным, метафорическим содержанием». «Метафоричность мышления,— плохое, отвлеченное слово; но за ним стоит сама смерть» (Блок А. Собр. соч. в 8-ми томах, т. 6. М, 1962, с. 142).
—504.
4. Цит. по кн.: Sassoon S. Meredith, p. 173.
5. Р. -Л. Стивенсон послужил прототипом Говера Вудсира, одного из героев романа Мередита «Странный брак».