Американское турне
В течение четырех лет после выхода в свет «Нашего общего друга» Диккенс, несмотря на убывающие силы, все чаще выступает с публичными чтениями; ясно, что возбуждение и трата энергии, вызываемые чтениями, окончательно расшатывали его здоровье.
В феврале 1866 года врач Диккенса Фрэнк Берд, брат его самого старого друга Томаса Берда, настоял на обстоятельном медицинском обследовании. О его результатах Диккенс, смягчая краски, сообщал Джорджине:
«Выясняется, что у меня некоторое нарушение сердечной деятельности. Пошаливает сердце. Чтобы призвать его к порядку и заставить кровь бежать быстрее, мне прописали железо, хинин и дигиталис. Если в течение определенного времени это не даст результатов, то надо будет консультироваться с кем-нибудь еще. Конечно, я не настолько наивен, чтобы полагать, что за все мои труды не придется расплачиваться. С недавних пор я замечаю спад в моем оптимизме и жизнерадостности — иными словами, в моем обычном тонусе».
Бонд-стрит, которые с этого времени будут организовывать все его поездки. Единственным светлым пятном в этой затее был импресарио Чеппелов Альфред Долби; его неусыпное внимание и жизнерадостность немало скрасили последние сумбурные годы писателя; и, конечно, его приятно волновали и поддерживали сами выступления и восторженный прием публики, но досаждали частые недомогания. Некоторые чтения не обходились без инцидентов: женщины падали в обморок, рыдали старые друзья, Диккенс успокаивал слушателей, предотвращая массовую истерию.
Возможно, эти редкие драматические происшествия были ему на пользу, поскольку отчасти снимали напряжение многомесячных поездок: железнодорожные переезды из города в город, гостиницы (он отказался пользоваться гостеприимством частных лиц), дальние утренние прогулки, выступления днем или вечером (а то и оба раза в день), лихорадочное возбуждение, оглушительный успех, встречи со старыми друзьями, допускаемыми в артистическую уборную, легкие ужины, все более щадившие здоровье (под конец это были устрицы и бокал шампанского), новые гостиницы, опять железная дорога — и так по всей Британии, вдоль и поперек. Заработать побольше, чтобы раньше уйти на покой, отложить перо и дать отдых усталому воображению (верил ли он сам, что это возможно?), на худой конец — чтобы обеспечить независимость своим любимым Джорджи и Мэйми, оставить приличную сумму Кэтрин, побаловать Эллен, помочь сыновьям распутаться с растущими трудностями, когда его самого уже не будет с ними. Вот выдержка из письма 1867 года, дающая некоторое представление о его мученических буднях:
«Всего несколько дней, как я вернулся из утомительной недельной поездки по Ирландии, попав на обратном пути в невозможную качку; с тех пор я уже успел выступить в Лондоне, Кембридже и Норвиче; завтра до обеда я должен поспеть в Колчестер; на следующее утро чуть свет выехать в Суонси, я там читаю вечером; на следующее утро — в Челтнем, где тоже читаю вечером... на другой день; в понедельник я снова читаю в Лондоне и сразу выезжаю в Херефорд».
Все это время его искушала мысль о чрезвычайно выгодном американском турне. Гражданская война в Америке, во время которой он испытывал равную неприязнь к обеим сторонам, позволила ему на время отложить решение. Но настал момент, когда тянуть больше стало невозможно. Долби прикинул, что его чистая выручка составит 15500 фунтов стерлингов (на самом деле он заработает 20000 фунтов). Форстер и Уиллс всеми силами пытались отговорить его от поездки, но искушение было слишком велико. Весною 1867 года он завершил турне по Англии и Ирландии и в ноябре, после торжественного прощального обеда во Фримэйсон-Холл, на котором председательствовал Литтон, отплыл в Соединенные Штаты.
В первый раз он пересек Атлантический океан в январе 1842 года. И тогда, и в этот раз время года было не самым удачным для морского путешествия. На сей раз он не строил никаких иллюзий относительно приема американской публикой, но его опасения не оправдались, да и сама страна показалась ему достойнее и цивилизованнее, чем четверть века назад. Но все это едва ли могло нейтрализовать вред, наносимый его здоровью напряженнейшей программой чтений. Преданный Долби с помощниками делали все, чтобы как-то подбодрить его: они даже устроили в лютый мороз комическое шествие под его окнами. Филдс, по чьей инициативе была предпринята эта поездка, вскоре сделался близким другом писателя, а с миссис Филдс, женщиной веселой и отзывчивой, у него скоро установилось взаимопонимание с тем оттенком галантности, который делал отношения особенно приятными. Американская публика сочувственно приняла его стремление к одиночеству. Он встретился с великими современниками и близкими ему людьми — Лонгфелло, Дана, Эмерсоном, О. -У. Холмсом. Много ходил пешком. Первые две недели в Америке были свободны от выступлений. Потом чтения начались и проходили с огромным успехом. С трудом выдерживая жесткий, перегруженный распорядок дня, в первый месяц Диккенс раз в неделю срывался из Бостона в Нью-Йорк. Спустя два дня после рождества он пишет: «Сегодня мне до такой степени худо, что я послал за врачом. Он только что был и высказал сомнение, не целесообразно ли на какое-то время приостановить чтения». И все-таки они продолжались: он совершил поездку по штатам Новой Англии, посетил Балтимору, Вашингтон, Филадельфию, выступил по разу в городах штата Нью-Йорк и, наконец, с триумфом кончил чтения в самом Нью-Йорке: «Прекрасная аудитория, даже лучше, чем в Эдинбурге, и почти не уступает парижской». На прощальном банкете в его честь в «Дельмонико» Диккенс заметно прихрамывал, страдая от болей в ноге, и с позволения присутствующих удалился сразу после своей речи. 20 апреля 1868 года состоялось его заключительное нью-йоркское чтение, и он, совершенно измученный, отбыл на родину. В значительной степени трудности американской поездки усугубила разлука с Эллен.
Здесь он впервые читал сцену убийства Нэнси Сайксом — высшее художественное выражение его восприятия убийства и насилия как проявления злого начала в человеке; вскоре эта мысль воплотится в образе Джона Джаспера. «Убийство Нэнси» приводило публику в состояние полнейшего ужаса, а для самого Диккенса было почти роковым — стольких нервов ему стоила эта сцена. Турне между тем продолжалось: он взбудоражил Макриди, жившего на покое в Челтнеме, посетил Ирландию, чудом не заболел в Эдинбурге. Наконец, в городе Престон, графство Ланкашир, наблюдавший его врач Фрэнк Берд категорически запретил дальнейшие выступления — состояние сердца было угрожающим, после каждого выступления почти отнимались левая рука и нога. Но Престон не стал финалом его грандиозной артистической карьеры чтеца: за полгода до смерти, в январе 1870 года, состоялось его последнее триумфальное выступление 1 в лондонском Сент-Джеймс Холле. После смерти он оставил 93000 фунтов, и почти половину этих денег он заработал на выступлениях.
В последние годы жизни чтения поглощали почти всю его энергию, интересы, время, но с ними был связан один важный аспект его отношения к общественным событиям того времени, и об этом нужно сказать здесь, поскольку это тесно связано с замыслом его последнего, неоконченного романа.