Эпилог
МИР
Сцена оформлена так же, как в прологе. Вдали виден Рочестерский замок, собор, поля и луга, У дороги стоит скамейка. Действие происходит в июне 1870 года, за несколько дней до смерти Чарльза Диккенса. Сияющий солнечный полдень. Чарльзу Диккенсу 57 лет. Его дочери Кэт Коллинз — 29 лет. Поднимается занавес. В глубине зала слышится позвякивание колокольчика на лошадиной упряжке и перестук копыт. Появляется резко состарившийся ДИККЕНС. Он прихрамывает. На его изборожденном морщинами лице лежит печать благородства и твердости духа. Рядом с ним идет его дочь КЭТ, миловидная, изящная, подвижная молодая женщина.
ГОЛОС ДИККЕНСА (доносится из глубины зала). Топпинг, я немного прогуляюсь. А вы езжайте домой.
ГОЛОС ТОППИНГА. Слушаю, сэр.
КЭТ. Как ваша нога, отец? Вы не боитесь, что устанете?
ЧАРЛЬЗ. Я справлюсь, не беспокойся. Вот дойдем до этого холма, сядем и поглядим на вид. Какой чудесный день! (Они идут через зал по проходу.) Сколько раз мой отец приводил меня сюда в детстве!
КЭТ (улыбаясь). Вы говорили, папа...
ЧАРЛЬЗ. Да, помню, я тебе рассказывал. Но я и сейчас удивляюсь тому, что я и вправду поселился в Гейдсхилл-Плейс.
КЭТ. Я знаю.
ЧАРЛЬЗ. Они поднимаются на сцену и идут к скамье.) (Садясь.) О, так-то лучше.
КЭТ. Вам больно, отец!
ЧАРЛЬЗ. Нет, нога не болит, просто плохо сгибается. Но это пустяки.
КЭТ. Я помню, как вам ничего не стоило пройти двадцать миль...
ЧАРЛЬЗ. И это снова будет так, увидишь.
КЭТ. Папочка, милый! Что бы я без вас делала!
ЧАРЛЬЗ. Ты что-то в скверном настроении, что случилось?
КЭТ. Просто немного растеряна, наверное. Не знаю, что мне делать со своей жизнью. По какой дороге пойти.
ЧАРЛЬЗ. Я почувствовал, дорогая, что ты встревожена.
КЭТ. Я хочу спросить вашего совета, отец.
ЧАРЛЬЗ. Слушаю тебя, моя милая.
КЭТ. Подумываю выбрать сцену. Мне кажется, что из меня получится актриса.
ЧАРЛЬЗ. М-м... скорее всего, так.
КЭТ. Как вы считаете, разумно ли мое намерение? Вы полагаете, что я недостаточно талантлива?
Я думаю, что таланта у тебя достаточно, но сама идея вряд ли разумна.
КЭТ. Но почему же, отец? Может быть, я нехороша собой?
ЧАРЛЬЗ. О нет, ты хороша собой, и даже очень.
КЭТ. В чем же причина?
ЧАРЛЬЗ. Это тяжелая, мучительная жизнь, родная моя. Ты очень чутка, отзывчива, но у тебя нет стального стержня, а это очень важно.
КЭТ. Стального стержня?
ЧАРЛЬЗ. Да, жесткой сердцевины, чтоб выдержать враждебность жизни и жестокое соревнование.
КЭТ. Вы считаете меня слабой?
ЧАРЛЬЗ. Нет, нет, моя родная, просто ты не прошла тяжелую школу жизни, как я. Испытания могут сломить тебя.
КЭТ (с огорчением). Вот что!
ЧАРЛЬЗ. Не огорчайся, Кэт. Перед тобой откроются другие двери.
КЭТ. Не знаю. Может статься.
ЧАРЛЬЗ. Подумай над тем, что я сказал тебе. А через некоторое время мы вернемся к этому разговору.
КЭТ. Хорошо, отец.
ЧАРЛЬЗ. Какое чудесное стоит лето! Не помню, когда я так остро чувствовал красоту природы.
КЭТ (равнодушно). Да, в этом году очень солнечно.
ЧАРЛЬЗ. Не стоит грустить, Кэт. Слава — штука важная, но еще далеко не все.
КЭТ. Слава — это немало.
ЧАРЛЬЗ. Есть кое-что и поважнее.
КЭТ. Есть ли?
ЧАРЛЬЗ. Вот мне, например, не хватает самого желанного, могу сказать со всей определенностью.
КЭТ. Чего же, папа?
ЧАРЛЬЗ. Подлинного единения с другим живым существом. (Вздыхает и говорит очень искренно.) Я бы хотел быть лучшим человеком.
КЭТ. Вы всегда были замечательным отцом.
ЧАРЛЬЗ. Спасибо, милая. Но замечательного мужа из меня не получилось. Когда мы с Кэтрин расстались, я всех вас сделал очень несчастными.
КЭТ (опустив голову)
ЧАРЛЬЗ. Я всегда был жертвой собственных страстей. Кое о чем я горько сожалею.
КЭТ. Не нужно, отец. Все мы о чем-нибудь да сожалеем в своей жизни.
ЧАРЛЬЗ (наклоняется к ней, целует в щеку). Милая моя!
Пауза. Кэт вытирает слезы. Часы на соборной башне бьют четыре.
КЭТ. Ой, уже четыре. (Встает.) Если я не поспешу, то пропущу свой поезд.
ЧАРЛЬЗ. Иди, детка, не жди меня, ты ходишь быстрее. Топпинг будет ждать тебя в Рочестере.
КЭТ. Вы без меня справитесь, отец?
ЧАРЛЬЗ. Разумеется. До дому тут рукой подать. Я посижу еще полчасика. На солнце так тепло.
КЭТ. Прощайте, дорогой отец.
ЧАРЛЬЗ. Зачем ты говоришь «прощайте», ты знаешь, как я не люблю это слово.
КЭТ. Ну тогда... au revoir. Во вторник я приеду снова.
ЧАРЛЬЗ. Я буду ждать тебя.
КЭТ(Целует его.)
ЧАРЛЬЗ. До вторника, родная.
Кэт медленно сходит со сцены по ступенькам, оборачивается помахать на прощанье. Дойдя донизу, она еще раз оборачивается и, поддавшись порыву, бежит назад, целует его.
КЭТ. Отец, любимый мой, вы тоже не грустите. Подумайте, сколько чудесного вы подарили миру.
ЧАРЛЬЗ. Подарил ли?
КЭТ. О, несомненно! Подумайте, сколько радости и веселья вы всем нам дали. Вы... вы изменили Англию. Теперь больше нет дотбойс-холлов, где морят голодом детей.
ЧАРЛЬЗ. О Кэт, ты мне приписываешь слишком много.
КЭТ. Ничуть. Вы самый популярный и любимый человек в Англии. Дорогой папочка... Вы должны чувствовать себя счастливым.
ЧАРЛЬЗ. Странно, но я и вправду счастлив. Я ощущаю такое умиротворение. Наверное, я не сделал всего, что мог, не стал таким, каким бы мог. Наверное, все мы недостаточно великодушны и добры... но почему-то мне кажется, что все не так уж плохо.
КЭТ. Как я рада это слышать, очень рада, папа!
ЧАРЛЬЗ. А завтра я вернусь к «Эдвину Друду». Что-то мне говорит, что он пойдет у меня легко, потечет сам собой.
КЭТ. Как хорошо! (Горячо его целует.) Прощайте, дорогой мой!
ЧАРЛЬЗ (бездумно повторяет за ней ненавистное слово)
КЭТ (спускаясь по ступенькам). Постараюсь. (Машет ему и бежит по проходу через зал.)
Чарльз сидит в полудреме и произносит свои реплики как в трансе.
ГОЛОС ДЭВИДА КОППЕРФИЛДА. «Я исполнил ваше поручение, мистер Баркис, я написал Пегготти.
ГОЛОС БАРКИСА (сухо). А!
ГОЛОС ДЭВИДА КОППЕРФИЛДА. Я что-нибудь не так сделал, мистер Баркис?
ГОЛОС БАРКИСА. Поручение, может, и исполнено, да толку никакого нет.
ГОЛОС ДЭВИДА. Никакого толку, мистер Баркис?
ГОЛОС БАРКИСА. Ничего из этого не вышло... Никакого ответа...
ГОЛОС ДЭВИДА. Так, значит, нужен был ответ?
ГОЛОС БАРКИСА. Если человек говорит, что он не прочь, значит, это все равно, что сказать: человек ждет ответа» 1.
ГОЛОС ДЭВИДА. «Мистер Дик! Что мне делать с этим ребенком? — спросила бабушка. — Мистер Дик подумал, помешкал, затем просиял и откликнулся: — Пусть с него сейчас же снимут мерку для костюма... — Мистер Дик, дайте мне пожать вашу руку! Ваш здравый ум неоценим»... «Мы вошли из холла в смежную комнату, и я услышал голос: „Познакомьтесь: мистер Копперфилд. А это моя дочь Дора и ее верный друг". Да, это был, несомненно, голос мистера Спенлоу, но я не узнал его, да и вообще мне было безразлично, чей это голос. Все произошло в один момент. Судьба моя решена! Я пленник, я раб! Я люблю Дору Спенлоу до безумия». «О, как роскошно, дорогой Копперфилд! — воскликнул мистер Микобер. — Такой образ жизни напоминает мне времена, когда я был холостяком, а у миссис Микобер еще никто не домогался обета супружеской верности перед алтарем Гименея» 2.
ГОЛОС ВЕДУЩЕГО (за сценой): «Яркое утро занимается над старым городом. Все его древности и развалины облеклись в невиданную красоту, густые завесы плюща сверкают на солнце, мягкий ветер колышет пышную листву деревьев. Золотые отблески от колеблющихся ветвей, пенье птиц, благоуханье садов, полей и рощ — вернее, единого, огромного сада (занавес начинает медленно опускаться), каким становится наш возделанный остров в разгаре лета, — проникают в собор, побеждают тлетворные запахи и проповедуют Воскресенье и Жизнь» 3.
Занавес
Примечания.
1. Пер. А. В. Кривцовой и Евг. Ланна.
2. Пер. А. В. Кривцовой и Евг. Ланна.
3. Пер. О. Холмской.