Литература Англии
Англию можно считать, в известной мере, прародиной романтизма. Раннее буржуазное развитие вызвало там и первые антибуржуазные устремления, характерные для романтиков. На протяжении предыдущего столетия в английской литературе наметились многие существенные особенности романтического мироощущения: ироническая самооценка, антирационализм, представления о «неизъяснимом», тяга к «старине». Толчком для возникновения английского романтизма стали как события извне, так и изнутри – в Англии в это время произошел промышленный переворот. Его последствиями стали не только замена прялки ткацким станком, а мускульной силы – паровой машиной, но и глубокие социальные сдвиги: исчезновение крестьянства, появление промышленного пролетариата, утверждение буржуазии в качестве «хозяев жизни».
Примерно на протяжении полувека в английской литературе сменилось три поколения романтиков. Старшее представлено Блейком, Вордсвортом, Кольриджем, Саути, Вальтером Скоттом; среднее – Байроном, Шелли, Китсом; младшее – Карлейлем. Внутренние разграничения в английском романтизме идут преимущественно по социально-политическим линиям, английские романтики отличаются единством устремлений, что ставит их в положение людей, постоянно сопротивляющихся ходу времени.
Наряду с социально-историческими предпосылками, особое значение для становления английского романтизма имело обращение к традициям устного поэтического творчества. Огромную роль в пробуждении интереса английских романтиков к фольклору сыграл изданный в 1765 г. –1811) свод «Памятники старинной английской поэзии», включавший различные образцы английских народных баллад. Впоследствии издание Перси оказало воздействие и на Вальтера Скотта, поэтов «озерной школы» и Китса. Интерес к фольклору подал повод к подражаниям и мистификациям. Европейскую славу обрели так называемые «Поэмы Оссиана», сочиненные шотландцем Джеймсом Макферсоном (1736–1796). Макферсон, изучавший шотландский фольклор, воспользовался некоторыми мотивами и именами при создании своих произведений. Их автором был объявлен бард Оссиан, а Макферсон назвал себя переводчиком. Подлиность поэм, опубликованных с 1760 по 1765 г., неоднократно ставилась под сомнение, однако это не помешало их успеху. Вместо упорядоченной классицистами античной мифологии, Макферсон ввел читателей в туманный и призрачный мир Севера. Таинственность и смутность очертаний, меланхолия, составляющие лирическую основу поэм, впоследствии стали достоянием романтизма. В XIX веке «Поэмам Оссиана» отдаст дань Байрон.
Первым ярким явлением в английском романтизме стало творчество –1827). В рисунках и стихах, которые он не печатал, а, как и рисунки, гравировал, Блейк творил свой особый мир. С малых лет он рассказывал о чудесных виде́ниях средь бела дня, а в поздние годы говорил, что беседовал с Христом, Сократом и Данте. Целью Блейка как художника и поэта было создание самобытной мифологии на основе языческих и христианских компонентов. Задачей этой особой религии был всеобщий синтез. Блейк хотел объединить небо и землю, а венцом веры сделать обожествленного человека. Известность Блейку принесли произведения, созданные в XVIII веке: «Песни невинности» (1789), «Песни опыта» (1794), «Бракосочетание неба и ада» (1790). «В одном мгновенье видеть вечность и небо – в чашечке цветка», – центральная идея лирики Блейка. В каждой песчинке он стремился усмотреть отражение духовной сущности. Поэтому вся деятельность Блейка была протестом против эмпиризма, ведущей традиции британского мышления. В его стихотворениях немало созвучного романтикам: универсализм, пантеизм, стремление к всеохватывающему духовному постижению мира. Тем не менее. Блейк не встретил понимания современников, посчитавших такой мистический символизм чрезмерным.
Признанными зачинателями английского романтизма стали Уильям Вордсворт (1770–1850) и Тейлор Кольридж (1772–1834)«озерной школы» или «лейкизма» (англ. lake – озеро). Как нередко бывает, название было дано оппонентами (Вордсворт поселился на родине, в Камберленде – краю озер) и содержало насмешку над излишним многословием произведений Вордсворта, Кольриджа и причисленного к «лейкистам» Саути. Все же «озерная школа» как определенное духовное родство существовала – на нее так или иначе ориентировались все английские романтики.
«Лирических баллад» (1798). Предисловие к сборнику, написанное Вордсвортом, стало манифестом романтизма в поэзии. Вордсворт требовал приблизить язык поэзии к живой разговорной речи, отказавшись от риторических украшений и поэтической условности. Только такой поэтический язык мог стать средством передачи эмоций и душевных настроений. Вордсворт ставил чувство настолько выше рассудка, что видел наиболее полное выражение «природной» человечности в детях и умственно неполноценных людях, ибо они, по его мнению, выражают чувства в наиболее чистом и непосредственном виде.
Вордсворт считал, что поэзия в большей степени способна познать жизнь, чем наука, ибо глубже проникает в суть природы и человеческой души, поскольку поэтическое искусство «вбирает и то, что дает наука, но всякое знание должно быть одухотворенным, а без поэзии это не может быть достигнуто».
Романтическим стал и представленный Вордсвортом образ поэта. Поэт отличается быстротой мысли, силой страсти, но прежде всего – чувством единства с мировой жизнью. Поэт-романтик не расчленяет, в отличие от классицистов и просветителей, мир на отдельные элементы, а видит вселенную как органическое целое, огромное живое существо. Людям присуще чувство единства с природой, а через него – со всем миром. Поэт сильнее остальных чувствует то, что способны чувствовать остальные, и обладает особым даром с наибольшей выразительностью воплотить ви́дение мира в художественные образы.
Особой творческой заслугой Вордсворта стало то, что он словно заговорил стихами – без видимого напряжения и общепринятых поэтических условностей. «Мы хотели представить вещи обычные в необычном освещении», – пояснял замысел Кольридж. «Лирические баллады» открывались «Сказанием о Старом Мореходе» Кольриджа и «Тинтернским аббатством» Вордсворта – первостепенными произведениями поэтов, ставшими эпохальным явлением. В отличие от предшествующих эпох, поэты живописали не только то, что видели и думали, но хотели запечатлеть сам процесс переживания. Вордсворту не нужно было никаких специальных «поэтических» условий, чтобы в любом явлении найти поэзию. Поэт изображал в своих стихах жизнь непритязательную, звал из тесноты городов к вечному покою природы, в чем проявлялась характерное романтическое отрицание рационалистического «прогресса».
– о постоянном присутствии в жизни неизъяснимого, таинственного, непостижимого. Творческим вкладом поэта в развитие романтической литературы стал психологизм. Все изобразительные средства – от словесных красок до авторского комментария – использованы для выразительного воспроизведения переживаний, будь то галлюцинации или чисто физические ощущения, при этом каждое душевное состояние передается в динамике. Особо ощутимо влияние Кольриджа в становлении жанра романтической исповеди.
Общеромантические представления о «неизъяснимом» подвергаются проверке в лучших произведениях Роберта Саути (1774–1849). Его творческий путь начинался с баллад, посвященных судьбам обездоленных («Жалобы бедняков», «Похороны нищего»). Используя в качестве основы произведений фольклорные и полуфольклорные сюжеты, Саути акцентировал внимание на «чудесном». Так, главного героя известной в переводе В. А. Жуковского баллады «Суд Божий над епископом» (1799) за его скупость подстерегает суд высших сил. Обращение к «старине» не избавляло ее, однако, иронической оценки (как, например, в балладе «Бленхеймский бой (1798) сталкиваются официальная и подлинная картины вошедшей в историю битвы).
–1832) по праву считал историю своего рода частью общенациональной истории. Кроме того, путем самообразования он приобрел обширные историко-этнографические знания. Наследие Скотта велико: том стихотворных произведений (в числе его баллад самые замечательные – «Замок Смальгольм», 1802; «Мармион», 1808; «Два озера», 1810), 41 том романов и повестей, обширное эпистолярное наследие. Его исторические романы разделяются по национальной тематике на две группы: «шотландские» – из них наиболее важны «Пуритане» (1816), «Роб Рой» (1818) – и «английские» («Айвенго», 1819«Кенильворт», 1821, и др.). Некоторые романы созданы на материале истории других стран («Квентин Дорвард», 1823; «Граф Роберт Парижский», 1832), но все равно их сюжеты пересекаются с английской историей.
Конкретность – вот что отличает романы Скотта от «туманной старины» других романтиков. Эти отличия подчеркивал и сам автор. К примеру, эпиграф для романа «Роб Рой» взят из баллады Вордсворта. Но если для поэта это имя было эмблемой и полусказкой, то Скотт изображает «старину» во всех подробностях и делает относительно ее выводы. Во всю меру художественных возможностей Скотт старался постичь народную жизнь, а через нее – общие закономерности в смене времен и нравов.
– почти безликого, но постоянно присутствующего: он в прямом смысле передает прошлое, служит связующим звеном между прошлым и будущим.
В романах о недавнем прошлом повествование тем более преподносится читателю как изустная правда о прежних делах. Писатель избегал параллелей прошлого и настоящего; прошлое – не параллель, а предшествование, источник современности. Опираясь на опыт Шекспира и Дефо, Скотт многое делал по-своему. Так, он изменил соотношение в расстановке вымышленных и реальных персонажей: первый план и бóльшую часть повествования занимают вымышленные фигуры. Если Шекспир следовал сюжету легенды, то Скотт создавал событийную канву сам, представляя легендарных героев заново. Автор создал свыше 2,5 тысяч персонажей, подчиненных одной задаче: создать убедительную историю человеческих судеб в пределах определенной эпохи. Иными словами, цель состояла в том, чтобы показать, почему «люди прошедших веков поступали так, а не иначе под давлением обстоятельств и политических страстей». Способ создания характеров и обстоятельств в исторических романах Скотта будет воспринят историческим романом XIX века.
Рядом с Вальтером Скоттом, как его читатель, почитатель, а затем и друг, встанет –1824) красота, скованная сила, чувство одиночества среди близких. Определяя черты, поражавшие современников в поэзии Байрона, Лермонтов подчеркнул «грустный безотчетный тон, порыв страстей и вдохновений». Безотчетная грусть, сомнения, порыв в никуда – все эти общие черты романтической поэзии выразились в творчестве Байрона с особой силой. Уже в первых стихотворениях поэта проступает облик лирического героя, которым владеет смешанное чувство уязвленной гордости, жажды жизни и ранней горечи.
Поэма «Паломничество Чайльд-Гарольда» (нач. в 1809 г., изд. 1812–1818), сделавшая Байрона знаменитой, сложилась без предварительного плана, поэтому фрагментарность поэмы носила вначале самый непосредственный характер. Затем, по мере работы над поэмой, «фрагментарность» стала сознательно соблюдаемой композиционной и стилистической особенностью. Автор приобрел возможность свободного перехода из эпического плана в лирический и обратно. Повествование становится непринужденным, что позволяет в обильных авторских отступлениях обращаться к самым разным вопросам – от историко-философских до глубоко личных.
«Паломничество Чайльд-Гарольда» представляет собой путевой дневник, который как бы одновременно ведут автор и главный герой. Впрочем, после первых строф, поясняющих судьбу и душевное состояние героя, он становится только именем. Его оттесняет сам автор – точнее, дистанция между автором и героем совсем не соблюдается. Авторское отношение к герою может быть самым разным: от сочувственного до снисходительного. Байрон стал одним из родоначальников непрямого самонаблюдения, которое будет затем культивироваться поэтами-романтиками.
Столь же важнымии для становления как английского, так и европейского романтизма стали «Восточные поэмы» («Гяур»«Абидосская невеста», «Корсар», «Осада Коринфа» и близкие им по духу «Ларра» и «Паризина»). Именно в них сформировался облик истинного «байронического» героя – не случайно Пушкин назвал Байрона «певцом Гяура». Конфликт в каждой поэме создается особым положением центрального героя. Это яркая, красочная и загадочная фигура, находящаяся в постоянном одиночестве, даже среди людей (как, например, Конрад в «Корсаре»). Внутренние силы такого героя направлены на достижение одной цели – как правило, мести за поруганную любовь. Такой герой остается верен только одной клятве, способен испытывать «одну, но пламенную страсть». В конечном счете, всякая мотивация действий героя слаба – им владеет дух, не знающий примирения и не поддающийся рассудку. Рассуждая о «неизъяснимом», Байрон, в отличие от Вальтера Скотта, всматривается не в историю, а в индивидуальность. Воссоздавая восточный колорит, поэт оттесняет его потоком эмоций: будь то побережье Адриатики или Женевское озеро, читатель видит все то же бурление страстей, которым тесно в любом времени и пространстве. Благодаря «Паломничеству Чайльд-Гарольда» и «Восточным поэмам» в мировую литературу входит понятие «байронического типа» «с его безнравственной душой, / Себялюбивой и сухой, / Мечтанью преданной безмерно, / С его озлобленным умом, / Кипящим в действии пустом», как охарактеризовал его Пушкин в 7-й главе «Евгения Онегина». Воздействие этой традиции распространилось на многие страны и давало о себе знать по меньшей мере до 40-х годов XIX в.
Изменения в положении «байронического» героя происходят в поэтических драмах. В поэмах герой находится в конфликте давно, до начала произведения. Духовное состояние главного героя поэтической драмы «Манфред» (1817) по-прежнему характеризуют непокой и неудовлетворенность, но они становятся еще более неизъяснимыми. В автокомментарии к «Манфреду» автор подчеркнул, что причины этого состояния должны остаться непонятными. Но и эта «неизъяснимость» раскрывается как изжитость души.
«Каин» (1821)– не только бунт против людских законов, но против человека как Божьего творения. Равноправие зла и добра – об этом говорит Каину Люцифер, предстающий в поэме как возмутитель сознания, оставляя героя в состоянии поистине каиновой опустошенности.
Герой последнего произведения Байрона – поэмы «Дон Жуан» (1818–1823, не завершена) – подчеркнуто безлик. В отличие от своих литературных прототипов, байроновский Дон Жуан не подчиняет сердца и обстоятельства, а сам подчиняясь им, следует из Испании в Турцию, из России в Англию. Рядом с ним неотступно находится автор, смело вторгающийся в повествование своими комментариями. Яркость событийного фона – уже не фантастического, но подчеркнуто достоверного – достигается за счет выразительности конкретно-бытовых деталей и лиц, таким образом намечается переход к реализму характеров и обстоятельств. Это крупнейшее произведение Байрона сыграет в мировой литературе существенную роль, отозвавшись во многих выдающихся произведениях эпохи – например, «Евгении Онегине».
Несмотря на короткую и неустроенную жизнь, –1822) Шелли – «гимн интеллектуальной красоте» (заглавие одноименного стихотворения 1817 г.) В таких стихотворениях поэт не просто говорил о духовном, но одухотворял стихами окружающий мир, обращаясь к любимой («К Мэри»), к друзьям и силам природы («Ода западному ветру»), отображая мимолетные переживания («Странники мира», «Доброй ночи»). Возвышенностью и одухотворенностью отличается и политическая лирика Шелли («Песня ирландцев», «Песня людям Англии») – недаром руководители первого организационно оформленного рабочего движения – чартизма – видели в поэте своего вдохновителя. В своих поэмах («Королева Маб», 1813; «Прометей освобожденный», 1819; «Восстание Ислама», 1818), прибегая к условно-аллегорическим образам, поэт стремился показать остроту конфликта личности и общества. При этом Шелли не звал назад к природе и опрощению, а проповедовал способность человека к сопротивлению и борьбе.
Третий крупнейший поэт этого поколения – Джон Китс (1795–1821) – по своим радикальным политическим взглядам был близок Байрону и Шелли. За свою короткую, омраченную болезнью жизнь Китс успел опубликовать почти все основное им созданное, прежде всего сборники стихотворений 1817 и 1820 годов, включавшие сонеты, оды, баллады и поэмы. Лирика Китса – свойственное романтикам запечатление состояний ума и сердца. Поводы для написания стихотворения – неисчислимые, выносимые на поверхность течением жизни. Это и чтение «Илиады», и пение соловья, и получение дружеского письма. Поэтическое самонаблюдение иногда прямо объявляется темой стихотворения (сонет «По случаю первого прочтения Гомера в переводе Чэпмена»). «Я считаю, что поэзия должна удивлять как изящная крайность, но не как что-то исключительное, – говорил Китс, – она должна поражать читателя как словесное выражение его собственных наиболее возвышенных мыслей, должна казаться воспоминанием».