I
Можно искренне пожалеть каждого, кому не посчастливилось прочесть "Золотой ключик" в детстве. Детство, лишенное "Золотого ключика", кажется уже как бы не совсем полноценным. Промелькнувшая в беседе легкая цитата из сказки - это одна из разновидностей современного "шиболета", по которому на чужбине взрослости находят соотечественников выходцы из страны детства.
У Алексея Николаевича Толстого были основания назвать свою сказку "Золотой ключик, или Приключения Буратино" (в рукописи) - "новым романом для детей и взрослых". Снятое в печати, это жанровое определение продолжает взывать именно о таком, сдвоенном подходе к сказке, о взгляде на нее под двумя углами, о включении сказки в два контекста - детской литературы и общелитературный. Забудь Толстой пометить свое произведение словами "для детей и взрослых" - все равно осталась бы необходимость "бинокулярного" взгляда на сказку, сочиненную столь значительным мастером и взысканную столь необыкновенной судьбой.
Обаяние сказки беспримерно и неотразимо. Воспоминание о ней полно томящих загадок. Одна из них - загадочность самого обаяния сказки. Другая - обращение большого художника к жанру детской сказки. В этом есть что-то подмывающее: кажется, это неспроста, что-нибудь тут не так. К тому же новый жанр - не просто сказка для детей, но сказочная повесть с несомненными чертами сатиры. Такая перемена провоцирует предположение, что здесь художник рассказал нечто, не вмещавшееся в другие жанры его творчества, - предположение, как мы увидим дальше, вполне ошибочное, ибо в "Золотом ключике" рассказано как раз о том же, о чем идет речь в других произведениях Толстого. Третья загадка: каким образом фантастические приключения, случившиеся в условной сказочной стране с героями, носящими чужеземные имена, сумели отразить наше, читателей, детство, передать дух и актуальную проблематику эпохи? К этой книге тянет вернуться, как тянет в тот единственный и лучший в мире двор, где прошло наше детство.
Мы возвращаемся во дворы нашего детства и убеждаемся, что они выглядят иначе, чем в наших воспоминаниях. К счастью, взрослое аналитическое видение не отменяет детского поэтического, но начинает жить рядом и вместе с ним. Мы становимся богаче, хоть и не всегда рады этому богатству.
Тут, надо сказать, "Золотому ключику" не повезло: он стал жертвой "ведомственного подхода" к литературе. Авторы серьезных научных монографий о творчестве Толстого не касаются сказки, числя ее, по-видимому, за департаментом детской литературы. А специалисты по детской литературе выбирают аспект "детского чтения", предполагая, очевидно, что сказку включат в свои научные разборы исследователи творчества писателя - представители департамента литературоведческого. Бедный Буратино, лишенный собственной территории, бежит по меже между "взрослым" и "детским" на манер того, как в знаменитом фильме бродяга Чарли нелепо ковыляет вдоль пограничной линии, не смея и шагу ступить ни вправо, ни влево.
Надо рассмотреть сказку в обоих сродственных ей контекстах, соединить непосредственно-поэтическое восприятие сказки с профессиональным анализом, запахать межу. Даже предварительная прогулка по меже сулит немало неожиданных находок.
Для начала следовало бы выяснить - пусть в самых общих чертах - историю сказки. Снабдив "Золотой ключик" предисловием, автор сам позаботился об истории сказки. Едва ли не все писавшие о "Золотом ключике" ссылаются на это предисловие - порой с умилением, впрочем, понятным у взрослых, прикасающихся к детству, но всегда с полным доверием, странным у взрослых, прикосновенных к науке, требующей проверки авторских свидетельств и мемуарных показаний. В предисловии говорится: "Когда я был маленький,- очень, очень давно, - я читал одну книжку: она называлась "Пиноккио, или Похождения деревянной куклы" (деревянная кукла по-итальянски - буратино).
Я часто рассказывал моим товарищам, девочкам и мальчикам, занимательные приключения Буратино. Но так как книжка потерялась, то я рассказывал каждый раз по-разному, выдумывал такие похождения, каких в книге совсем и не было.
Теперь, через много-много лет, я припомнил моего старого друга Буратино и надумал рассказать вам, девочки и мальчики, необычайную историю про этого деревянного человечка".
детским восприятием. Ясен и художественно достоверен образ ребенка - будущего писателя, предающегося творчеству, тогда еще почти бессознательному, в далеком малолетстве. Такой эпизод - мальчик, свободно фантазирующий на тему прочитанной книжки,- вполне мог бы занять место в каком-нибудь рассказе или повести А. Н. Толстого о ребенке, например в "Детстве Никиты"...
Жаль только, что в авторских предисловиях к детским сказкам не принято делать ссылки на источники, - было бы любопытно узнать, по какому изданию читал Толстой ("когда был маленький, - очень, очень давно") книжку "Пиноккио, или Похождения деревянной куклы". Жаль также, что Толстой не сообщил нам, на каком языке он читал эту книжку. Итальянским он не владел ни тогда, ни позже, а русские переводы сказки К. Коллоди стали выходить, по авторитетным источникам, начиная с 1906 года (1 Эту дату уверенно называют многие отечественные исследователи. См., напр.: Гозенпуд А. Н. Центральный детский театр М., 1967. С. 39; Зульфович Т. Л.//Учен. зап./Калинингр. ун-т, 1968. Вып. 4. С. 148; Потапова 3.//Зарубежная детская литература. М., 1974. С. 172; Брандис Е. От Эзопа до Джанни Родари. М., 1980. С. 167) , когда Толстому шел двадцать четвертый год и он готовил к печати первую книгу своих стихов, так что ни о каком "чтении в детстве" не может быть и речи. Предисловие Толстого к "Золотому ключику" - авторская легенда о происхождении сказки, маленькая мистификация сказочника.
Мистификацию, насколько мне известно, заподозрил только один читатель. Правда, этим читателем был Ю. Олеша. Предисловие к сказке о Буратино привело в восторг автора сказки о трех толстяках. "Мне кажется, что это замечательно!" - воскликнул он и добавил: "Выдумано ли это Толстым или так и было на самом деле, - это роли не играет..." (Лит. газ. 1937. 20 дек.) Ю. Олеша допускал выдумку, ибо понимал, что предисловие к сказке - это часть сказки, а правдивость сказочных событий не проверяется на бытовом языке - прямым накладыванием на события реальные.
"романе для детей и взрослых" и заменил ее предисловием - текстом, трактующим о том же, но по-другому. Предисловие Толстого к "Золотому ключику" - это авторское истолкование жанра, развернутое жанровое определение, жанровая установка. Двойная адресация сказки заложена в ней как творческий метод.
Потому-то и поверили, потому-то и не заподозрили мистификацию, что сказочная повесть о Буратино рассказана в полном соответствии с предуведомлением писателя. Но особенности его сказочного повествования - плод расчетливого художества, а не наивной детской памяти. Предисловие сдвигает читательское восприятие целенаправленно. В чем же эта цель?
писатель был маленьким. Эту вымышленную, условную, но настойчиво предлагаемую автором дату следует учесть и запомнить. Она так же важна, как и другая, знаменитая дата - "22 июня 1941 г.", - завершающая трилогию "Хождение по мукам". Обе датировки сравнимы по своей художественной функции, обе требуют не столько историко-литературного или биографического, сколько - и прежде всего - собственно эстетического истолкования.
Почему автор так настаивал на переносе даты своей сказки - вопрос особый, и к нему еще придется вернуться.