Х
Алексей Николаевич Толстой любил читать вслух свои старые и новые произведения и, говорят, делал это мастерски. Благодаря выразительному описанию Л. Варковицкой мы располагаем счастливой возможностью присутствовать при авторском чтении "Золотого ключика". Чтение происходило в доме художника Б. Малаховского, иллюстратора первого издания сказки.
"Алексей Николаевич сидел за большим обеденным столом, рядом с художником, который пробовал делать наброски будущих рисунков, но ему это плохо удавалось, потому что и он сам, и все присутствующие безудержно хохотали. Не было никакой возможности не смеяться. Не смеялся только один автор. Выражение его лица было благожелательным и безмятежным. Он откладывал в сторону лист за листом, выпивал глоток-другой вина и продолжал ровным, спокойным голосом повествовать... Часы отзванивали час за часом, уже наступил рассвет, а мы, взрослые люди, сидели, как очарованные, и слушали детскую сказку..." (Воспоминания об А. Н. Толстом: Сб. 2-е изд., доп. М., 1982. С. 188-189)
Толстой был не только мастером выразительного чтения, но и мастером всяческих розыгрышей. Чтение в доме Б. Малаховского он затеял, несомненно, с умыслом: внедрить авторскую трактовку сказки в сознание художника. Б. Малаховский принадлежал к тому поколению, которое знало Пиноккио, и возникала опасность, что художник перенесет на Буратино черты его прототипа. Буратино же, как мы видели, образ родственный Пиноккио, но далеко не тождественный.
И тут судьба сказки выкинула коленце. Родство между двумя художниками - иллюстратором "Золотого ключика" и иллюстратором "Приключений Пиноккио", обработанных и пересказанных Толстым в Берлине,- оказалось более близким, нежели родство между Буратино и Пиноккио. Бронислав Малаховский, оформлявший "Золотой ключик", приходился родным братом Льву Малаховскому, нарисовавшему картинки к берлинскому изданию "Приключений Пиноккио". Этот биографический казус может показаться нарочно подстроенным, чтобы подчеркнуть преемственность и различия двух книг, но приключился он, по-видимому, непроизвольно, сам собой.
"будучи первым иллюстратором сказки, стал, в известной мере, и ее первым читателем - непосредственным, увлеченным, чутким. Пожалуй, никогда ранее иллюстрации Малаховского не были так органично связаны с текстом... Образ Карабаса Барабаса настолько характерен и убедителен, что мимо него не могли пройти все последующие иллюстраторы "Золотого ключика". К сожалению, полиграфическое исполнение книги было не на должном уровне. Не были воспроизведены, в частности, задуманные художником нарядные цветные вкладки" (Боровский Н. Художник-сатирик Б. Малаховский//Искусство. 1974) .
Публикация "Золотого ключика" в "Пионерской правде", начавшаяся летом 1936 года, стала событием в жизни тогдашних мальчиков и девочек. Принадлежащий как раз к этому поколению писатель Валентин Берестов вспоминал: "Продолжение следует", - эти слова и огорчали, и радовали. Огорчали потому, что целых два дня я так и не узнаю, догнали полицейские псы бедненького Буратино или нет. Радовали потому, что до конца далеко и нас, читателей, ждут новые жуткие и веселые приключения..." (Пионер. правда. 1983. 11 янв. э 6. С. 36)
В редакцию хлынул поток писем. Среди детей оказались и начитанные, знавшие итальянского родича и предшественника Буратино. Они упрекали писателя в заимствовании, призывали его к ответу, требовали разъяснений. Тогда-то Толстой и придумал предисловие, которое появилось впервые в книжной публикации сказки. Но, отвечая по форме детям, писатель по существу отвечал на еще не поступившие реплики взрослых читателей своего "нового романа для детей и взрослых". Предисловие, как и книга в целом, отправлялось по двум адресам, а пародийно-сатирическая линия "Золотого ключика", хотя и завуалированная, но несомненная в своей реальности, для читателя-ребенка попросту не существует.
Первое издание "Золотого ключика" вышло в Ленинграде в 1936 году (50 тыс. экз.) и было снабжено надписью: "Посвящаю эту книгу Людмиле Ильиничне Крестинской". Пока длилось издание книги, Л. И. Крестинская стала Л. И. Толстой, что вызвало при повторных изданиях резонный запрос редакции: "Когда я был в Москве, - писал директор Лендетиздата Н. И. Комолкин К. Ф. Пискунову 19 сентября 1938 года, - то не сумел договориться с А. Н. Толстым о снятии или замене посвящения книги "Золотой ключик"... Прошу Вас связаться с А. Н. Толстым и дать ответ, - как быть с посвящением... Посылаю книгу "Золотой ключик", вышедшую в 1937 г. См. посвящение..." (ЦГАЛИ, ф. 630, on. 6, ед. хр. 11, л. 14) Дело быстро решилось, и с тех пор на всех изданиях "Золотого ключика" стоит: "Посвящаю эту книгу Людмиле Ильиничне Толстой".
Успех, наметившийся при газетной публикации сказки, перешел в настоящий бум, когда вышла книга. Достаточно сказать, что на протяжении второй половины 1936 года "Правда" трижды предоставляла свои страницы для рецензий на "Золотой ключик" (В. Шкловского, Г. Ефимова, Б. Ивантера). Журнал "Детская литература" за это же время писал о "Золотом ключике" дважды. "Рабочая Москва", "Комсомольская правда", "Литературная газета", журнал "Литературный современник" подробными и восторженными разборами приветствовали выход книги. Чуть позже стали поступать отзывы из-за рубежа. В Праге полагали, что в "Золотом ключике" писатель сумел "мастерски сочетать старомодную прелесть государства оживших кукол с поэтическими сравнениями современного мира" (Руде право, Прага, 1937. 7 окт. Пер. - Отд. рукописей ИМЛИ, ф. 43, on. 1, ед. хр. 2421, л. 2) . В Братиславе объясняли: "Классическая простота этой детской книги не является ее стилистической бедностью; за ней скрывается богатый художественный опыт и мастерская уверенность, которая дана не каждому писателю" (Словенске звести, Братислава, 1937. 21 окт. Пер. Там же.) .
"драматургичность") сказки Толстого. Прочитанная на Художественном совете, а затем на общем собрании всех артистов Московского детского театра, сказка очаровала всех, и было решено перенести ее на сцену. Дело за пьесой, которую, конечно, должен написать сам Толстой.
"... Не дожидаясь его приезда в Москву, тут же, ночью, после заседания села в поезд и поехала в Ленинград, - рассказывала впоследствии Н. Сац. -... Предложение сделать пьесу "Золотой ключик" он встретил приветливо. "Мне и самому будет очень интересно посмотреть все это на сцене,- пошутил он. - Вот только где взять время, чтобы сесть за эту пьесу?" Он перечислил, кому и что обещал сделать, и сам расхохотался - один перечень занял минут двадцать" (Сац Н. И. Дети приходят в театр. М., 1961. С. 268-287) .
И все же писатель обещал пьесу - именно пьесу, а не инсценировку, ибо - "инсценировок терпеть не могу. Пьесу надо строить заново, даже если в ней будут действовать те же лица" (Там же) , - заявил Толстой. Но сроки оставались неясными, и Н. Сац засыпала Толстого письмами. В подробном письме от 15 мая 1936 года она рассказала, какой ей видится будущая пьеса. По замыслу режиссера, следовало усилить контраст между театром Карабаса Барабаса и тем театром, который знаком советским детям - зрителям будущего спектакля; финал сказочных приключений перенести в Москву, а образу Буратино добавить "положительности": "Вы, наверно, найдете нужным добавить, что Буратино вообще очень творческая личность, большой выдумщик и любитель искусства. Такая красочка есть в поступке Буратино, когда он продает азбуку, чтобы попасть в театр" (Отд. рукописей ИМЛИ, ф. 43, on. 1, инв. э 1121, ед. хр. 4) , - писала Н. Сац, предлагая, сверх того, чтобы Буратино любил стихи (!).
И снова судьба подыграла сказке: подобно тому, как ее герои обретают с помощью золотого ключика новый театр, московские дети обрели свой - с помощью "Золотого ключика". Спектаклем по пьесе Толстого 10 декабря 1936 года открылся Центральный детский театр - в новом помещении на площади Свердлова. Этот "ход судьбы" был придуман режиссером спектакля: Н. Сац предложила Толстому, "чтобы золотой ключик в конце пьесы открывал не театр "Молнию", а Центральный детский театр" (Сац Н. И. Указ. соч. С. 287. В то же время было приостановлено сооружение здания для театра Мейерхольда. Архитекторы М. Бархин и С. Вахтангов успели осуществить свой замысел лишь в кирпиче и бетоне - окончательный вид зданию (в котором сейчас располагается Концертный за им. П. И. Чайковского) был придан по другому проекту.) .
Театральный Буратино вызвал новую волну интереса к Буратино книжному. Успех спектакля не уступал успеху книги. Это был общий успех автора пьесы, постановщиков Н. Сац и В. Королева, художника В. Рындина, исполнителей К. Кореневой (Буратино), Е. Васильева (папа Карло), Н. Чкауссели (Пьеро), А. Ознобкиной (Мальвина), Н. Остаповой (лиса Алиса) - и всех-всех участников спектакля. Песенки на музыку Л. Половинкина распевала вся Москва - и стар и млад - особенно вот эту, немедленно изданную вместе с нотами, исполненную по радио и напетую на пластинку:
Стал мальчишкой,
Обзавелся умной книжкой.
Это очень хорошо,
Даже очень хорошо...
"Золотой ключик" была выпущена отдельной книжкой - для самодеятельных театров. Предисловие А. Гроссмана, написанное, несомненно, в результате обмена мнениями с Толстым, показывает, что автор и в детских постановках хотел сохранить - пусть даже невидимую для зрителей, неощутимую для исполнителей - сатирически-пародийную линию сказки. Толстого завалили заказами и предложениями: написать по "Золотому ключику" пьесу для театра кукол, сценарий для диафильма, сценарий для цирка, балетное либретто (музыку соглашался писать С. Прокофьев); клуб завода имени Осоавиахима умолял написать либретто для оперы. Художественный фонд, с разрешения автора сказки, выпустил настольную игру "Золотой ключик".
Восприятие той - уже отдаленной - эпохи, когда сказка Толстого впервые вышла отдельной книгой, распределило смысловые акценты, исходя из своих нужд и забот. В Буратино пытались увидеть чуть ли не двойника пионера Губерта: сын немецких безработных, привезенный в СССР Михаилом Кольцовым, он стал героем популярной книжки Марии Остен "Губерт в стране чудес" (1935). Сказку связывали с гражданской войной в Испании: "Все думаю над тем, как было бы хорошо связать концовку с приездом испанских детей в СССР" (Отд. рукописей ИМЛИ, ф. 43, on. 1, инв. э1138, ед. хр. 5) , - писал режиссер А. Птушко Толстому 13 октября 1937 года, когда еще только вызревал сценарий будущего фильма "Золотой ключик".
Фильм А. Птушко понравился большим и маленьким зрителям прежде всего своим замечательным по тем временам искусством комбинированных съемок. В фильме было применено и такое новшество, как, условно говоря, "комбинированный звук", с помощью которого был создан "кукольный" голос Буратино. Живой Буратино, говорящий с экрана "кукольным" голосом, был радостно узнан зрителями 30-х годов, как узнали его куклы в сказке. Полюбилась им и песенка папы Карло, исполнявшаяся "под шарманку":
Далеко, далеко за морем
Стоит золотая стена;
За дверцей большая страна...
Ключом золотым отпирают
Заветную дверцу в стене,
Но где отыскать этот ключик -
Песенка словно бы воскрешала ритмы, интонации, образы блоковской поэзии, ставила их в другой контекст. Песенка пелась на слова Мих. Фромана, чьи стихи, по замечанию Конст. Федина, издавна создавались "в явной традиции Александра Блока... Фроман любил поэзию Блока, и, вероятно, именно та ее сторона, в которой преобладало трагедийное начало - лирика Блока, - воздействовала на него в сильнейшей степени. Он и не утаивает своей связи с блоковскими образами..." (Ленинград. 1941. э5. С. 9) Ее и невозможно утаить в песенке папы Карло из кинофильма "Золотой ключик". Тут пути сказки - в который раз и теперь уже помимо воли автора - пересеклись с путями поэзии Блока.
"Золотого ключика" - сказочную повесть "Побежденный Карабас". Книгу талантливой писательницы постигла судьба большинства (если не всех) подобных попыток эксплуатировать успех чужого произведения:
"Побежденный Карабас" оказался вещью безнадежно вторичной. Одновременно Е. Данько предприняла попытку освоить материал и образы Толстого, написав "кукольную комедию в 4-х действиях с прологом" под названием "Буратино у нас в гостях".
Образ остроносого озорника закрепился в общественном сознании и много времени спустя продолжал кочевать из книги в книгу. Через тридцать пять лет после выхода "Золотого ключика" появилась "Деревянная книга" Э. Шима - научно-популярный рассказ о роли дерева и древесины в быту и технике, о том, что люди делали прежде и что делают сейчас из этого материала. Из этого материала был некогда сделан Буратино, и кому же, как не деревянному человечку, надлежит рассказывать о том, что делается из дерева? Проводником читателя по кругам деревянного мира в этой книге - в ее тексте и рисунках Е. Кршишановского - выступает наш старый знакомец Буратино.
"Золотого ключика" он все еще взывал к продлению той радости, которую читатель пережил над его страницами, и в 1975 году два автора - А. Кумма и С. Рунге - выпустили книжку "Вторая тайна золотого ключика. Новые приключения Буратино и его друзей..."
своим легким совершенством ошеломила и читателей и литераторов. Ее "легкость" - результат таланта и труда - обманывала и соблазняла кажущейся доступностью повторения, но не давалась в руки.
В истории книги "Золотой ключик, или Приключения Буратино" есть "древний" и "новый" периоды. Древняя история закончилась и началась новая - во время войны, когда художник А. Каневский нарисовал для книги (для издания 1943 года) черно-белые рисунки пером. Затем, для издания 1950 г. художник переделал эти рисунки, перевел их на язык цветной иллюстрации. "Они исполнены в обычной для его детских книжек технике: рисунок пером сочетается с акварельной расцветкой - смелой, свободной, выделяющей и подчеркивающей главное в рисунке, во многом определяющей его эмоциональное звучание... Для иллюстрирования выбраны, как правило, те сюжетные моменты повествования, которые позволяли художнику показать главных персонажей в действии, в различных взаимоотношениях друг с другом..." (Иоффе М. Десять очерков о художниках-сатириках. М., 1970. С. 212)
Рисунки А. Каневского к "Золотому ключику" - общепризнанная классика оформления советской детской книги. Этим рисункам посвящены специальные исследования, статьи, диссертации; в качестве образцовых они рассматриваются в учебниках детской литературы. Ими задан чрезвычайно высокий уровень, вызывающий на соревнование последующих оформителей книги Толстого.
"присутствует" в мировой литературе, не без успеха соперничая со своим предшественником. Архивные фонды и театральные афиши свидетельствуют о непрекращающихся попытках - то более, то менее удачных - освоить образы сказки средствами других искусств. По мотивам сказки Толстого Д. Дайлис написал пьесу "Похождения деревянного мальчика" (ЦГАЛИ, ф. 655, on. 5, ед. хр. 2545) , В. Балюнас и А. Федорова - пьесу "Золотой ключик" (ЦГАЛИ, ф. 656, on. 5, ед. хр. 9547) , Е. Борисова - пьесу "Буратино" (ЦГАЛИ, ф. 656, on. 5, ед. хр. 865-866) , А. Таямов - либретто для балета "Золотой ключик" (ЦГАЛИ, ф. 2779, on. 1, ед. хр. 24) и так далее. Пьеса о Буратино идет в театре кукол С. Образцова, балет - в Музыкальном академическом театре имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко (музыка композитора И. Морозова), мюзикл В. Дружинина - в Алтайском краевом театре оперетты.
- В. Этуш, Дуремаром - В. Басов, котом Базилио - Р. Быков. Песни композитора А. Рыбникова на слова Б. Окуджавы и Ю. Энтина немедленно сошли с телеэкрана и стали распеваться повсюду. Затем появилась пластинка, где в инсценировке Л. Закашанской были заняты основные исполнители телефильма. На другой пластинке (инсценировка А. Жеромского) все песни А. Рыбникова были исполнены девушками из грузинского вокально-инструментального ансамбля "Мзиури" (художественные руководители Г. Джиани и В. Схиртладзе). "Золотой ключик" давно уже не только книга, Буратино давно не "литературный герой".
Живет себе на свете такой славный народ - дети, и Буратино превратился в его "национального" героя. Буратино стал абсолютным и универсальным символом детства. Мы привыкли к этому и уже не замечаем, что весь наш быт (особенно - детский) переполнен образами сказки, вернее - образами, перешедшими из разряда сказочных в разряд общекультурных.
Дети вырастают, другие приходят им на смену, а деревянный человечек, который в огне не горит и в воде не тонет, продолжает свой бег в поисках золотого ключика - все такой же озорной и нисколько не смущенный своей "деревянностью". Противопоставляя золото - деревяшке, сказка внушает каждому новому поколению несомненную истину о том, что настоящая драгоценность - это золотое человеческое сердце, в котором живет дружба, верность, надежда и отвага.