Приглашаем посетить сайт

Первушина Е. : Гордость и предубеждение в романе Джейн Остин «Гордость и предубеждение»
Счастье в браке. 17 век

Счастье в браке. 17 век

Семнадцатый век — эпоха бурных политических схваток подарил английской истории немало романтических историй.

Одна из самых своеобразных и трогательных, связана с графом и графиней Нортумбелендскими. Эта пара вела весьма бурную и полную скандалов жизнь, в духе сатиры Филдинга, однажды, после очередной ссоры они рассталась на целых два года, потом снова съехались. Но когда после порохового заговора Гая Фокса граф «попал под раздачу» и оказался в Тауэре, графиня тут же перевела прицелы своих орудий, и разослала по все стране множество писем, в которых поносила последними словами короля и правительство. Тем временем граф в тюрьме писал для сына руководство «Обращение с женщиной», где советовал держать жену в ежовых рукавицах и не позволять ей проявлять свой норов. Так он коротал время до своего освобождения, после чего воссоединился с графиней, и они снова зажили не тихо и не мирно, но по-видимому счастливо. Когда графиня умерла, все ожидали, что граф вздохнет с облегчением. Однако его горе было таким глубоким и неподдельным, что поразило всех его друзей.

— 1649 года многие дворянки сопровождали своих мужей офицеров всюду, куда тех направляла воля короля или Кромвеля. Анна Фэншоу, супруга Ричарда Фэншоу, военного министра, мать его четырнадцати детей неизменно следовала за мужем куда бы он ни направлялся — в Бристоль, Корнуолл, на острова Силли, в Ирландию, в Испанию, позже во Францию. в Бельгию, в Португалию. Когда ее муж попал в плен Анна (как позже написала она своим детям) «неизменно каждое утро, как только часы пробьют четыре, взяв затемненный фонарь, совершенно одна, пешком шла из квартиры кузена Янгса на Чэнсери-Лейн в Уайтхолл — а там подходила к окну мужа и тихо его окликала; так мы с ним разговаривали, и иногда я настолько промокала от дождя, что вода затекала мне за ворот и выливалась у пят. Он рассказал мне, как следует обратиться к их генералу Кромвелю (что я непрерывно и делала), который очень уважал вашего отца и выкупил бы его к себе на службу на любых условиях».

пожелала разлучаться с мужем в такой решительный момент. «Этот зверь капитан запер меня в каюте; я долго стучала и кричала — бесполезно, пока наконец дверь не открыл юнга; вся в слезах, я упросила его проявить милосердие и одолжить мне свою синюю нитяную шапочку и просмоленную куртку. Он согласился, и я дала ему полкроны, надела его одежду, отшвырнув ночную рубашку, тихо выбралась наверх и встала на палубе рядом с мужем, не страдая ни морской болезнью, ни страхом; должна признаться, что поступила неосторожно, но сделать это заставила меня страсть, с которой я не могла справиться».

Они прожили вместе более двадцати лет, и после смерти Ричарда Анна написала: «Слава Господу, на протяжении всей нашей жизни мы всегда жили одним умом. Наши души тесно сплелись воедино, наши цели и планы были едины, наша любовь — общей, одно и то же вызывало у нас негодование. Мы настолько хорошо изучили друг друга, что с первого взгляда могли понять мысли супруга. Если когда-либо на земле существовало настоящее счастье, то Бог дал мне его в нем».

Леди Пендаррок повезло меньше — ее супруга взяли в плен революционеры и он был обезглавлен. Архивы сохранили ее прощальное письмо:

«Милое мое сердце, наша печальная разлука никоим образом не способна заставить меня забыть тебя, и с тех пор я почти не думаю о себе, а едино лишь о тебе. Твои милые объятия, которые я до сих пор живо помню и никогда не забуду, эти верные свидетельства чувств моего доброго супруга, заворожили мне душу и вызвали в ней такое благоговение перед твоей памятью, что, будь это возможно, я собственной кровью скрепила бы твое мертвое тело, чтобы оно снова ожило, и (со всем благоговением) не сочла бы за грех еще ненадолго отнять у неба мученика. О мой любимый, прости мне мою страстность — ведь это будет последняя (о роковое слово!) весточка, которую ты от меня получишь. Прощай, десять тысяч раз прощай, дорогой мой, милый... Твоя печальная, но неизменно верная жена, которая будет любить даже твой мертвый прах». Другая вдова казненного роялиста леди Рассел записала в своем дневнике много лет спустя после того, как овдовела: «Сердце мое скорбит и не поддается утешению, ведь более нет со мной милого спутника, делившего со мной радости и печали... Не сомневаюсь, что он обрел, наконец, покой, а вот я без него на это не способна».

По другую сторону баррикад тоже кипели нежные чувства. Суровый лорд-протектор Оливер Кромвель в краткие минуты. свободные от военных и политических баталий писал своей супруге Элизабет: «У меня нет особых новостей, просто я люблю писать моей милой, которая неизменно обитает в моем сердце».

острова Гернси так сформулировала свои требования к будущему супругу: «Существует очень много черт характера моего будущего мужа, которые способны сделать меня счастливой в браке. Во-первых, у нас должны быть общие наклонности, а для этого он должен получить такое же воспитание, как я, и быть привычным к тому же обществу; то есть он не должен быть слишком уж сельским джентльменом и разбираться лишь в охотничьих соколах да собаках, предпочитая тех или других собственной жене, но и не должен быть одним из тех, чьи жизненные цели простираются не далее желания стать мировым судьей, а на склоне жизни — главным шерифом, который не читает ничего, кроме свода законов, и не изучает ничего, кроме латыни, дабы пересыпать ею свои речи, изумляя этим своих бедных ссорящихся соседей и скорее устрашая их, нежели убеждая помириться.

Он не должен начать курс своего обучения в бесплатной школе, быть направленным оттуда в университет и достичь пика своей карьеры в Судебных Иннах, не иметь никаких знакомых, кроме прежних товарищей по обучению в этих местах, говорить на французском, почерпнутом из свода стародавних законов, и не восхищаться ничем, кроме рассказов о пирушках былых времен; он не должен также быть городским щеголем, постоянно обитающим в таверне, и посредственностью, что не в состоянии представить, как можно хотя бы час провести без компании — разве что во сне; дамским угодником, строящим куры каждой встреченной им женщине, думающим, что те ему верят, вечно смеющимся и над которым тоже смеются; ни мсье путешественником, с перьями на шляпе и в голове, который способен вести беседу лишь о танцах и дуэлях. Он ни в коем случае не должен быть глупым, сварливым, раздражительным, заносчивым либо алчным человеком, и ко всему этому следует добавить, что он должен любить меня, а я — его, со всею страстью, на которую мы только способны. Без всего этого его состояние, хотя бы и очень большое, не сможет меня удовлетворить, а если он обладает этими качествами, то даже его бедность не заставит меня раскаяться в своем выборе». При этом своему суженному она практически не оставляет выбора: «я так долго жила на свете, располагая сама собой, что кто бы ни овладел мною, должен будет принять меня такой, какая я есть, не надеясь когда-либо меня изменить».

«брак обладает волшебным свойством порождать из пустоты любовь, не говоря уже о неприязни», но одновременно не одобряла и длительные помолвки. «Я не помню, чтобы когда-либо видела или слышала о какой-нибудь паре, которая воспитывалась вместе (а таких, кто обручен с детства, как ты знаешь, множество) и супруги бы не испытывали друг к другу глубочайшую неприязнь и не расставались бы при первой возможности».

Эта разборчивость принесла свои плоды — Дороти отвергла самого сына лорда-протектора и после долгих лет противоборства с семьей вышла замуж за своего избранника — бывшего приближенного короля сэра Уильяма Темпла. В браке она была очень счастлива. что позволяло ей с чувством законного превосходства вздыхать над горестной судьбой своих знакомых и соседей: «Знавала я одного человека, очень красивого и способного стать истинным джентльменом,— ведь, хотя он и не был, как говорят французы, grand philosophe*, но, находясь в хорошем обществе и немного узнав мир, он мог бы стать не хуже многих, о которых и он сам, и окружающие весьма высокого мнения. Теперь же он похож на большого мальчика, только что закончившего школу; мы видим, как он только и делает, что бегает по поручениям жены и обучает для нее собаку разного рода трюкам, и это все, на что он способен, ибо в разговоре он говорит только сам, не давая никому вставить ни слова, и, услышав, что он говорит и как громко это делает, вы бы решили, что он пьян от счастья иметь жену и свору собак. Я так от этого устала, что вскоре заторопилась домой».

«Жена полковника Торнхилла — жертва самой дикой скотины из всех, когда-либо существовавших. В тот день, когда она приехала сюда (в Ноултон), он намеревался, похоже, приехать вместе с ней, но по пути заехал к старому приятелю и сказал ей, чтобы она ехала дальше, а он ее нагонит. Приехал он лишь на следующий вечер и был до того пьяным, что его немедленно пришлось уложить в постель, куда она и последовала за ним после ужина. Я даже перекрестилась при виде такого терпения».

«Возможно ли то, о чем говорят: что милорд и миледи Лестер серьезно поссорились и что, после того как он терпел ее сорок лет, сейчас он охаживает ее палкой и собирается добиться в семье полной власти? В какие же времена мы живем — вряд ли из десяти супружеских пар найдутся хотя бы две, которые не вопили бы во всеуслышание о своей неспособности найти общий язык».

«женщина рискует в браке большим, ибо нет у нее убежища, чтобы скрыться от дурного мужа; ей приходится замыкаться в своей печали и вынашивать плоды собственных неразумия и несчастья, и она в большей степени находится под их гнетом, ибо ее мучитель обладает гарантиями своих привилегий, а женщина может жаловаться лишь Господу, как это делают подданные государей-тиранов; а более не к кому ей обратиться».

И все же не все сентенции Дороти подтверждаются. И в 17 веке из брака иногда возникала любовь. Один такой случай зафиксирован документально. Мэри Кирк, фрейлина королевы Екатерины, была отлучена от двора после того, как родила в Уайтхолле ребенка (незаконного). После этого сэр Томас Верной, некогда отвергнутый ею любовник, снова возобновил свои ухаживания и женился на ней. Как заметил граф де Граммон, «его страсть после свадьбы даже увеличилась, а прекраснейшая его супруга, привязанная к нему поначалу из благодарности, скоро стала испытывать к нему влечение души и ни разу не принесла ему ребенка, отцом которого был бы не он; и хотя в Англии было немало счастливых пар, но эта несомненно была наисчастливейшей».