Глава 2.
Джейн Остин и ее герои («георгианцы» или, если угодно, «джорджианцы») — поданные Георга III, короля ганноверской династии, правившего Англией с 1760 по 1820 год. Правление его было весьма беспокойным: большую часть времени король проводил в схватках за власть с собственным парламентом, всячески поддерживая промонархическую партию тори и пытаясь совершенно истребить вигов — «партию страны». «Наступила эпоха бедствий и позора, чрезвычайных мер, запугивания оппозиции» — так характеризует эту борьбу словарь Брокгауза и Эфрона. Однако парламент оказался крепким орешком — королю периодически давали по рукам, и он, по выражению того же Брокгауза «попадал под ненавистную власть вигов». В конце концов Георгу удавалось «пропихнуть» к власти угодных ему министров, но он заплатил за это дорогую цену. Во время правительственных кризисов он периодически «впадал в безумие» и в конце концов в 1811 году (за два года до выхода в свет «Гордости и предубеждения») впал в безнадежное помешательство и ослеп; управление страной перешло в руки регента — принца Уэльского, будущего Георга V.
Во внешней политике успехи Георга были еще более скоромны. Он попытался приструнить Американские колонии да так «удачно», что началась война за независимость, позже и не менее «успешно» пытался бороться с Великой Французской Революцией, а еще позже — с ее могильщиком Наполеоном Бонапартом.
В семейной жизни Георг был счастливее: его супруге Шарлоте-Софии Мекленбург Стрелицкой были присущи достоинства настоящей королевы: строгие моральные принципы и высокая плодовитость — она родила королю пятнадцать детей — девять сыновей и шестерых дочерей. У супругов были общие вкусы — оба любили классическую музыку и сельскую жизнь. Были у них и разногласия (но без разногласий супружеская жизнь слишком пресна и однообразна). Памятуя о своих высоких моральных принципах Шарлота неоднократно пыталась вмешаться в управление государством, но Георг каждый раз ее осаживал — возможно зря. Но – что поделать? Шарлота-София явно попала не в свое время. Со времен королевы Елизаветы прошло двести лет, до правления королевы Виктории, внучки Георга III оставалось еще почти полвека. Мужчины хотели порулить.
* * *
около 750 000 — в промышленности. Остальные восемь с небольшим миллионов — нахлебники. Из них 5 000 составляло дворянство владеющее землей, 18 000 — духовенство, около 300 000 — армия, еще 300 000 занимались торговлей, 800 000 прислуживали в богатых домах. В городах жило около 15% населения, остальные — в сельской местности. К числу «чистых иждивенцев» относились 2,5 миллиона детей и 2,5 миллиона женщин всех возрастов.
Понятно, что в такой ситуации длительное сохранение «статус кво» было невозможно. Восемь миллионов моментально съедали, выпивали, снашивали, все, что производили три миллиона. Единственным выходом было развитие производства, это понимала даже консервативная партия тори. «Энциклопедия Кирилла и Мефодия» пишет об этом периоде так:
«Конец 18 — начало 19 века стали временем гегемонии тори в британской политике: они неизменно формировали правительственные кабинеты и побеждали на парламентских выборах. В эти десятилетия Великобритания пережила промышленный переворот, бурный рост экономики, кардинально изменилась социальная структура британского общества. Рядом законов тори реформировали бюджетно-финансовую структуру государства, способствовали расширению свободной торговли и промышленному росту... Изменения внутриполитической структуры британского общества, рост городского населения, усиливавшееся влияние на социальную жизнь буржуазии, интеллигенции, наемных работников — все это превращало британскую избирательную систему в архаичный, оторванный от реалий жизни институт. Однако он обеспечивал лендлордам — основной опоре тори — значительное количество мест в парламенте. Проводя умеренные реформы в интересах развития британской промышленности и торговли, тори были решительными противниками изменений в избирательной системе».
Хотя большинство мужчин в романах Джейн Остин относятся к разряду лендлордов «разной степени лендлордовости», однако политические перипетии практически не находят отражения на страницах ее романов. Это не дань общественному мнению и не следование традиции, это — осознанный выбор. Ее современницы — английские писательницы сестры Бронте, Джордж Элиот и Элизабет Гасскел — обладали гораздо большим кругозором и более активной жизненной позицией. Среди их героев были фабриканты и рабочие, евреи и священники-расстриги, французские философы-вольнодумцы и женщины, сами зарабатывающие себе на жизнь, на страницах их романов обсуждались самые актуальные вопросы и проблемы эпохи. Не то у Джейн Остин. Она ограничила круг своих героев лишь самой верхушкой английского общества: дворяне-землевладельцы, духовенство, офицеры, изредка чиновники и стряпчие. Даже прислуга, низменно присутствующая в дворянских домах и игравшая немаловажную роль в жизни их обитателей, никак не персонифицирована на страницах ее романов. Ее герои никогда не бывают в парламенте, не выступают в судах, не объезжают свои земельные владения, разрешая трудности арендаторов. Они лишь танцуют на балах, ездят на воды, наносят друг другу визиты. Такое умолчание очень красноречиво. Кажется, Джейн Остин просто боится говорить о том, что выходит за узкие рамки частной жизни. Но даже частная жизнь имеет свои ограничения. Героиням Джейн Остин всегда по двадцать лет. Они никогда ничему не учатся, не рожают детей, не нянчатся с младенцами, не воспитывают подросших малышей, не заказывают мясо у мясника, а молоко у молочника, не составляют меню, не ходят на кухню, чтобы снять пробу, не оплачивают счета. Они находятся в бесконечном ожидании — нового бала, нового пикника, нового визита. «И день и ночь до новой встречи». Иногда спрашиваешь себя: о чем они будут говорить о своими мужьями, когда наконец их найдут? Ведь все, что было в их жизни, — только этот поиск.
И тем не менее нельзя назвать романы Джейн Остин скучными. Они интересны. Но чем?
* * *
У женщины низших сословий был некоторый выбор. Она могла выйти замуж за соседского сына, могла в ожидании суженного пойти работать на ферму или уйти в город, учиться на швею, вышивальщицу, модистку или продавщицу. Это были не самые легкие пути заработать кусок хлеба, к тому же одинокая молодая женщина легко могла стать добычей любого заинтересовавшегося ею мужчины, и все же для девушек часто это была заманчивая жизнь — вдалеке от родителей, в компании подруг. Заработанные деньги, пусть даже самые мизерные, давали некоторую самостоятельность. И когда такая девушка в конце концов все же выходила замуж, она знала, что в случае чего сможет внести свой вклад в семейный бюджет да и не так уж благоговела перед супругом.
Дочь священника или небогатого чиновника могла получить образование и пойти в гувернантки и учительницы. Конечно, не многие гувернантки получали главный приз: руку и сердце хозяина именья, чаще на их долю доставались лишь попреки и издевательства, как со стороны хозяев и хозяйских детей, так и со стороны прислуги, видевшей в образованной гувернантке «выскочку»и «кривляку». Но учительница в пансионе могла позволить себе некоторую самостоятельность, и если она решалась предложить свои услуги на континенте, то могла и повидать мир.
Девушке из дворянской семьи как правило не грозили голод и нищета, ее статус защищал ее от оскорблений и посягательств со стороны мужчин, однако у нее были свои проблемы. Она была вечной содержанкой. Лет до 20 — 25 ее содержали родители, но унаследовать деньги родителей она не могла — они доставались братьям. Единственным способом получить материальное обеспечение было замужество, единственно возможным источником средств к существованию тот самый a single men of large fortune.
Однако выйти замуж удавалось лишь приблизительно 30% дворянок, остальные оставались старыми девами и вынуждены были жить на иждивении своих братьев. Почему? Потому что для замужества нужно было приданое, а малкопоместные нетитулованные дворяне далеко не всегда могли дать своим дочерям приданое достаточное, чтобы прельстить a single men of large fortune и, кстати, воспитание достаточное для того, чтобы юная девушка, донельзя озабоченная своим будущим не выставила себя на всеобщее посмешище. Манеры провинциалки могли отпугнуть разборчивых женихов — а где ей, бедняжке, было набраться других манер?! Оставалась надежда на Великую Любовь, которая выше всех предрассудков и меркантильных соображений.
* * *
— Джейн около 23, следующей по старшинству — Элизабет около 22, младшей Лидии 15, в промежутке между Элизабет и Лидией уместились еще Мэри и Кэтрин. Следовательно, пять из первых восьми лет брака миссис Беннет провела будучи беременной. Не удивительно. что она постоянно жалуется на слабое здоровье.
— такие вещи были нередки в георгианской Англии, но о них не говорили. В семье родителей Джейн Остин было восемь детей, один из сыновей родился эпилептиком , его отослали из дома и никогда о нем не вспоминали.
Пять беременностей означают не только, что миссис Беннет пятикратно испытала счастье материнства, но и то, что она по меньшей мере пять раз серьезно рисковала своей жизнью. В начале XIX века не было ни обезболивания, ни понятия о дезинфекции и при осложнениях в родах — таких как поперечное или косое положение младенца или узкий таз, — кесарево сечение женщине делали лишь в том случае, когда отец давал распоряжение «сохранить жизнь ребенка, а не матери» (саму мать в этом случае вообще не спрашивали). Если жена была дорога мужу и если в семье уже был наследник мужского пола, любящий муж мог отдать распоряжение спасти жену, и тогда младенца разрезали прямо в утробе с помощью щипцов, перфоратора, крючков и ножниц и извлекали из матки по частям. Но и в этом случае, и даже в том случае, когда роды проходили нормально, у женщины были все шансы погибнуть от болевого шока, от кровотечения. или от родовой горячки — медицина не знала действенных методов борьбы с этими осложнениями.
Дочери мистера и миссис Беннет родились здоровыми, благополучно преодолели первые годы жизни, но и сейчас миссис Беннет пугается, услышав кашель одной из дочерей. Ведь кашель может означать туберкулез — коварный недуг, сгубивший немало цветущих девушек. Более того, болезнь одной из дочерей сведет к нулю шансы остальных на замужество. А мужья им нужны. Потому что положение миссис Беннет и ее пяти дочерей гораздо серьезнее, чем может показаться на первый взгляд.
«Почти вся собственность мистера Беннета заключалась в имении, приносящем две тысячи фунтов годового дохода. На беду его дочерей, имение это наследовалось по мужской линии и, так как в семье не было ребенка мужского пола, переходило после смерти мистера Беннета к дальнему родственнику. Средства миссис Беннет, достаточные при ее теперешнем положении, ни в коей мере не могли восполнить возможную утрату имения в будущем. Отец ее при жизни был стряпчим в Меритоне, оставив ей всего четыре тысячи фунтов».
нервы и что она зациклена на ловле женихов. Удивительнее другое: она любит своего мужа!
Когда во второй главе романа выясняется, что мистер Беннет, который также прекрасно сознает положение дел, все же нанес визит мистеру Бингли и таким образом начал столь многообещающее для барышень Беннет знакомство, миссис Беннет тут же прощает ему все прошлые насмешки и разражается панегириком во славу супруга:
«Мистер Беннет добился, чего хотел, — дамы пришли в крайнее изумление. Особенно сильно была поражена миссис Беннет. Однако, когда норный порыв радости миновал, она принялась уверять, что именно этого от него и ждала.
— Вы поступили в самом деле великодушно, мой дорогой мистер Беннет! Хотя, признаюсь, я не сомневалась, что в конце концов добьюсь от вас этого. Я знала, вы настолько любите наших девочек, что не способны пренебречь подобным знакомством. Ах, как я счастлива! И как мило вы над нами подшутили. Подумать только, вы еще утром побывали в Незерфилде и до сих пор даже словом об этом не обмолвились!
— Теперь, Китти, можешь кашлять сколько угодно, — сказал мистер Беннет, выходя из комнаты, чтобы не слышать восторженных излияний своей жены.
— Какой же, девочки, у вас прекрасный отец! — воскликнула она, когда дверь закрылась. — Не знаю, право, чем вы отблагодарите его за такую доброту».
Может быть, это и есть любовь по-английски?