§ 3. Тезаурусный подход к персональным моделям в истории литературы
Отмеченные выше сложности, возникшие в ходе применения историко-теоретического подхода, стали стимулом для развития нового методологического подхода, распространяемого не только на филологию, но и на все гуманитарное знание, — тезаурусного подхода[20].
Основным центром разработки тезаурусного подхода в нашей стране является Московский гуманитарный университет (в первую очередь — Институт гуманитарных исследований МосГУ), в международном масштабе — Международная академия наук (IAS, штаб-квартира в Инсбруке, Австрия), Центр тезаурологических исследований Международной академии наук педагогического образования и др.
Центральное понятие этого подхода — тезаурус. Из многих значений этого слова модифицировано то, которое понимается в информатике как полный систематизированный набор данных о какой-либо области знания, позволяющий человеку и вычислительной машине в ней ориентироваться. Это значение положено в основу характеристики тезауруса в культурологии, более того, возникающие при его применении следствия послужили основанием для выделения особой области знания — тезаурологии. Тезаурология (рабочий термин для обозначения гуманитарного знания о культуре, воспринятой сквозь призму тезаурусного подхода) дополняет культурологию как ее субъективная составляющая. Если культурология изучает в качестве объекта мировую культуру, то тезаурология — процесс овладения культурными достижениями, осуществляемого субъектом (отдельным человеком, группой людей, классом, нацией, всем человечеством). Культура не может быть осознана и вовлечена в человеческую деятельность в полном объеме, идет ли речь об индивидууме или об обществе (можно говорить о поле ассоциаций, семантическом поле, понятийном ядре и т. д.).
— это структурированное представление и общий образ той части мировой культуры, которую может освоить субъект.
Следует обратить особое внимание на то, что тезаурус (как характеристика субъекта) строится не от общего к частному, а от своего к чужому. Свое выступает заместителем общего. Реальное общее встраивается в свое, занимая в структуре тезауруса место частного. Все новое для того, чтобы занять определенное место в тезаурусе, должно быть в той или иной мере освоено (буквально: сделано своим).
Методологический баланс историко-теоретического и тезаурусного подходов основан на взаимной компенсации временнóго (первый подход) и пространственного (второй подход) акцентов, установки на многообразие (первый подход) и установки на единство (второй подход), оппозиции первенства материала, подчиняющего теорию (первый подход) и первенства структуры, подчиняющей и ограничивающей материал (второй подход), на противоречивом сочетании установки на объективность исследования (первый подход) и субъективность освоения (второй подход), что позволяет создать многомерную характеристику исследуемому явлению культуры.
Тезаурусный подход позволяет предложить наряду с историей литературы, построенной в виде характеристики мирового литературного процесса в соответствии с концепцией «теоретической истории литературы» Д. С. Лихачева и историко-теоретическим подходом, истории литературы, анализирующей эволюцию художественных форм в соответствии с концепцией «исторической поэтики» А. Н. Веселовского, создать другую историю литературы — историю персональных моделей. В этом случае хронологический принцип представления материала по-прежнему сохраняется, но приобретает несколько иное звучание. Если он и не превращается в чисто формальный принцип расстановки материала, подобный алфавиту в энциклопедиях и справочниках, то и не утверждает жестко проведенный принцип литературной эволюции как развития все более совершенных форм, который оборачивается своей противоположностью — телеологическим взглядом на развитие литературы, предполагающим, что в ее развитии есть находящаяся в будущем цель. Хронология здесь важна в том смысле, что персональные модели старых писателей дольше участвовали в литературном процессе, в то время как персональные модели новых писателей, во-первых, складывались под влиянием персональных моделей предшественников, разведенных во времени на большее расстояние (хотя количество таких моделей, влияющих на отдельного писателя, как подсказывает тезаурусный подход, не обязательно окажется больше), во-вторых, их влияние на литературный процесс короче по времени (хотя не обязательно менее значимо).
Такие три истории литературы: история литературного процесса, история художественных форм, история персональных моделей — позволят вместе создать объемное, нелинейное представление о литературе как целом.
отличается от той истории литературы, которую сформировало старое академическое литературоведение, продолженное в монументальных сводных трудах ХХ века? То же можно сказать и об университетской науке (мы различаем университетскую науку, которая, в отличие от академической, решает не только научные, но и научно-методические задачи в рамках университетской культуры, что сказывается на ее собственно научной составляющей). Более того, в академических и университетских историях все три компонента — процесс, формы и персоналии — уже были соединены.
Мы уже показывали на других примерах, что тезаурусный подход позволяет снизить уровень критики предшественников. Это применимо и к данному случаю. Появились именно такие работы, которые отражали структуру и содержание культурного тезауруса времени и были необходимы для его развития. Когда А. Н. Веселовский в 1870 г. критиковал деятельность различных кафедр истории литературы, созданных в Германии и особенно во Франции и Италии, отмечая их только лишь «общеобразовательный» характер[21], в его иронии и даже язвительности присутствовала процедура обесценивания других для утверждения собственной точки зрения. Точно такую же процедуру осуществил почти столетие спустя Р. Барт в борьбе с представителями академического литературоведения в работе «О Расине» (особенно раздел 3: «История или литература?»)[22].
а широкое признание идей обновления этой области филологических исследований свидетельствует об изменениях в общекультурном тезаурусе.
Из этого подхода следует, что история литературы, которая сейчас называется или может называться традиционной, академической, университетской, на какое-то время должна быть подвергнута дифференциации, чтобы впоследствии три выделяемые ее ветви — анализ литературного процесса, исследование эволюции художественных форм и характеристика персональных моделей — слились в единую обновленную историю литературы.
Третья из названных ветвей может ассоциироваться с совокупностью включенных в традиционные истории литературы очерков о писателях и с многочисленными монографиями и биографиями, посвященными как знаменитым, так и менее выдающимся литераторам. Однако на данном этапе развития литературоведения у этой ветви появляется своя специфика, которая хорошо объясняется из концепции «теоретической истории литературы» Д. С. Лихачева. Подобно тому, как в рамках этой концепции предлагается перевести всю историю литературы из эмпирической в теоретическую форму, точно так же исследование персоналий необходимо перевести из описательной в теоретическую форму, а именно: выявить персональные модели литературного творчества.
–100.
[21] Веселовский А. Н. О методе и задачах истории литературы, как науки // Веселовский А. Н. Историческая поэтика. Л., 1940. С. 43.
[22] См.: Barthes R. Sur Racine. P., 1963. Рус. пер. — Барт Р. Из книги «О Расине» // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994 (раздел 3 — С. 209–232).