3
Романы Бальзака давно уже стали для нас образцом литературного реализма. Между тем представления о жизни, философия и политические взгляды Бальзака по меньшей мере устарели. Что же осталось? Осталось великое мастерство, которому нужно учиться.
Но мастерство - понятие отвлеченное. Во время битвы при Фонтенуа французы, сняв шляпы, вежливо обратились к английской колонне: "Господа, стреляйте первыми". Для этих людей, говорит Стендаль, была приспособлена поэзия Делиля. "И после этого требуют, чтобы эта поэзия нравилась французу, который был в отступлении из-под Москвы!"
Замечание Стендаля поистине гениально. Каждый шаг вперед в художественном развитии человечества имеет свое историческое содержание. Великое мастерство Толстого было отражением одной из существенных сторон народного движения 1861 - 1905 годов. Вообще мастерство писателя не есть способность чисто субъективная. В ней раскрывается язык вещей, объективный разум исторических явлений.
Маркс говорит, что умы всегда связаны невидимыми нитями с телом народа. Так, гений Шекспира был связан невидимыми нитями с народной массой "веселой старой Англии" - грубоватой, но энергичной, не уважающей рабства, одаренной смелым воображением и демократическим чувством справедливости. Человек Шекспира имеет мало общего с позднейшим национальным типом, представленным в произведениях Киплинга, Конан Дойла и Герберта Уэллса. Между ними - столетия капиталистического развития, которые уничтожили "шекспировского гордого йомена" - эту основу английской пехоты, полуфеодальной аграрной демократии XV столетия, "Утопии" Томаса Мора и всей литературы Возрождения. Так называемая славная революция 1689 года, в которой господствующие классы примирились друг с другом за счет народа, сделала искусство Шекспира более невозможным. Сложились ограниченные черты буржуазной цивилизации Англии: смесь грубого эмпиризма и религиозного ханжества, дух компромисса, парламентский кретинизм, коварство внешней политики. И все же настоящие адвокаты народа, такие фигуры, как поэт Роберт Бернс, гениальный публицист Уильям Коббет, сохранили живые традиции шекспировской Англии.
"величественные характеры недосягаемого классического совершенства, от Данте до Гарибальди" . И та же история породила смешные и пошлые маски, которые из жизни перешли в комедию, - маски Сганареля и Дулькамары. В правильности этого замечания легко убедиться, если сравнить классические традиции итальянской культуры с фашистской трагикомедией. У каждого народа есть свои великие традиции и свои комические маски, созданные столетиями унижения и господства чужеземных или отечественных душителей.
Подобно всякому гениальному писателю, Бальзак принадлежит всему человечеству. Но вместе с тем его творчество заключает в себе черты французского национального характера. Об этом национальном характере можно получить превратное представление, если судить о нем по дипломатической истории мюнхенского соглашения и некоторым другим явлениям общественной жизни современной Франции. Нельзя отрицать того, что в этих явлениях есть нечто от Сганареля и Дулькамары в худшем и далеко не веселом издании.
Франция, которой принадлежит Бальзак, имеет другие традиции. На исходе первой мировой войны вышла замечательная книга Р. Роллана "Кола Брюньон". Этот Брюньон был представителем целой династии Брюньонов - простых людей, жизнерадостных и трудолюбивых, могучих, как великаны Рабле. Династия Брюньонов создала первый расцвет французской культуры в эпоху Возрождения, вынесла на своем горбу бремя религиозных войн, абсолютной монархии и буржуазной цивилизации. Это были мирные люди, но обладающие здоровенными кулаками и совсем не пацифисты во что бы то ни стало. Потомки Кола Брюньона участвовали в разрушении Бастилии 14 июля 1789 года, они защищали французскую землю от нашествия пруссаков и австрийцев. Главное, чем обладала эта порода людей, в чем они были настоящими волшебниками, - это талант к труду, труду, облагороженному искусством, беспокойное стремление к высшему развитию всех заложенных в человеке способностей. Без этой драгоценной черты французского народа мы не имели бы архитектурных созданий Леско и Делорма, скульптуры Гужона, колоннады Лувра, садов Ленотра, великолепной литературы, которая в течение столетий служила образцом для подражаний.
Таковы национальные традиции, унаследованные Бальзаком. Одно из его произведений называется "Поиски Абсолюта". Это название может служить девизом всей "Человеческой комедии". Главное содержание романов Бальзака - ненасытное, безграничное стремление к высшему во всех областях человеческой жизни. Его Рафаэль из "Шагреневой кожи" охвачен желанием изведать все, что может дать богатая наслаждениями жизнь. Он погибает вследствие противоречия между двумя крайностями: хотеть и мочь. Отец Горио - мученик совершенной родительской любви. Евгения Гранде - образец грандиозного самопожертвования. Художник Френгофер стремится к абсолютно верному изображению жизни, и эти поиски совершенства становятся болезненной манией, которая губит его картину. Клаэс жертвует всем ради осуществления несбыточной научной фантазии. Растиньяк - гений честолюбия. Гобсек накопляет сокровища, наслаждаясь потенциальной властью, которую заключает в себе золото, он работает, как художник, исповедующий принцип "искусство ради искусства".
В известном смысле можно сказать, что Бальзак ненавидит буржуазное общество - это так. Он изображает чудовищные, односторонние формы, которые принимает в этом обществе развитие могучей индивидуальности. Но он уважает в своих героях, даже наиболее отрицательных, величие характера, виртуозное преодоление трудностей любого жизненного материала, роковое стремление вперед в достижении поставленной цели.
"Рикардо рассматривает капиталистический способ производства как самый выгодный для производства вообще, как самый выгодный для создания богатства, и Рикардо вполне прав для своей эпохи. Он хочет производства для производства, и он прав. Возражать на это, как делали сентиментальные противники Рикардо, указанием на то, что производство как таковое не является же самоцелью, значит забывать, что производство ради производства есть не что иное, как развитие производительных сил человечества, т. е. развитие богатства человеческой природы как самоцель. Если противопоставить этой цели благо отдельных индивидов, как делал Сисмонди, то это значит утверждать, что развитие всего человеческого рода должно быть задержано ради обеспечения блага отдельных индивидов, что, следовательно, нельзя вести, к примеру скажем, никакой войны, ибо война во всяком случае ведет к гибели отдельных лиц".
Развитие богатства человеческой природы как самоцель - вот формула для определения жизненной идеи Бальзака. Его герои не могут довольствоваться растительным прозябанием, овечьим благополучием. Его возмущает варварское равнодушие, с которым рыцари туго набитой мошны взирают на гибель великолепных сокровищ культуры и драгоценных человеческих возможностей, поскольку все это не затрагивает их сытого существования. Героический богатырский дух, превосходная мускулатура стиля проникают собой произведения Бальзака. Он ненавидит от всей души миротворцев-филантропов, которые, пугая человечество трудностями пути, стремятся совлечь его с большой дороги истории и упрятать в какую-то призрачную хижину дяди Тома. Бальзак готов предпочесть им деятелей революции. Он набрасывает идеальный образ Мишеля Кретьена, героя баррикадной борьбы у монастыря Сен-Мери. Он преклоняется перед фигурой Палла Ферранте, созданной воображением Стендаля. Бальзак говорит в одной из своих статей: "Пусть мрачный и отважный гений напишет прекрасное произведение и выведет в нем республиканца, заговорщика, который хочет превратить всю Европу в великую республику и способен очаровать читателя, - я стану рукоплескать этой статуе, восхищаться ею, не ставя автору в упрек, что он изобразил Спартака, а не Людовика XIV" (85).
Однако почему же кажется странным, что это преклонение перед развитием привело его не к Спартаку, а именно к Людовику XIV? Как это произошло? В "Крестьянах" Бальзак рассказывает историю одного поместья, принадлежащего когда-то фаворитке Генриха IV. Впоследствии оно перешло к откупщику Буре, который истратил однажды два миллиона на прием Людовика XV. Капиталист подарил его своей любовнице, актрисе Лагер. После смерти отставной куртизанки имение купил разбогатевший генерал императорской гвардии Монкорне, которого местное население презрительно окрестило "обойщиком". Замок, парк, каменная ограда, павильоны - все это вместе было замечательным памятником искусства и, несмотря на различные переделки, сохранилось во всем своем совершенстве.
Затем наступил конец. Крестьяне окружающих деревень рассматривали территорию поместья как свою законную собственность. Им не удалось разделить ее между собой во время революции 1789 - 1793 годов, но, руководимые деревенским ростовщиком Ригу, они ведут постоянную глухую борьбу против владельцев замка и в конце концов побеждают. Поместье Эг распродается по частям, его покупают сельские богачи и снова пускают в оборот, разделив на много мелких участков. Крестьяне обмануты, буржуазная клика торжествует, парк вырублен, замок разрушен. Вакханалия собственнического свинства, как страшный смерч, уничтожила былое великолепие.
"Какие оставим мы после себя дворцы, дома, какие шитые золотом ткани?.. Мы готовим вокруг Парижа вторую римскую Кампанью к тому времени, когда пронесшийся с севера ураган разрушит наши дворцы из гипса и все наше картонное великолепие".
культуры. Из элементов учения Фурье и феодального социализма он создает несбыточную социальную утопию. В "Сценах из сельской жизни" можно обнаружить даже бонапартистские идеи. История зло посмеялась над этим доверием к высшим классам. Империя Наполеона III явилась зловещей карикатурой на классовую идиллию, придуманную Бальзаком в романах "Деревенский доктор" и "Сельский священник". Флобер, писавший в эту эпоху, изобразил нам царство скуки и мещанского эгоизма, гораздо более мелкого, чем эгоизм Растиньяка. После поражения Парижской коммуны Сганарель и Дулькамара торжествуют в нравах третьей республики. Чтобы понять дальнейшее загнивание высших классов Франции, нужно обратиться к ленинским тетрадям по империализму.
сегодняшних обойщиков, которые ради своего картонного великолепия готовы спокойно смотреть на разрушение культуры.
Один из героев Бальзака говорит, обращаясь к посредственным художникам: "Вы охватываете внешность жизни, но не выражаете ее бьющего через край избытка" (166). Ощущение избытка жизни образует тайну мастерства Бальзака. Развитие богатства человеческой природы как самоцель - вот завещание великого художника, обращенное к современным людям, если его передать словами Маркса.