СТЕНДАЛЬ И А. И. ТУРГЕНЕВ
Александр Иванович Тургенев, брат декабриста Николая Тургенева, часто встречался со Стендалем в Париже и в Риме. Французский писатель питал искреннюю симпатию к своему русскому другу и проводил многие часы в беседах с ним. Тургенев высоко ценил общение со Стендалем — писателем и человеком, его оригинальные взгляды и острый ум. Он проявлял также большое доверие к Стендалю и советовался с ним по весьма серьезному личному вопросу. Обо всем этом свидетельствуют письма Стендаля к А. И. Тургеневу, многочисленные записи в дневниках Александра Ивановича, его письма к брату и к друзьям, в частности к П. А. Вяземскому.
Сын директора Московского университета, А. И. Тургенев получил основательное образование, сначала в Москве, в университетском пансионе, затем в Германии, в Геттингенском университете. В начале 20-х годов, обладая чином действительного статского советника, он занимал пост директора главного управления духовных дел иностранных исповеданий. В 1824 году, после отставки его брата Николая, страстного поборника освобождения крестьян от крепостной зависимости, лишился своей должности и сорокалетний Александр Иванович.
Во время восстания декабристов братья Тургеневы находились за границей. Это спасло Николая Ивановича (он был приговорен заочно к смертной казни, замененной «вечной каторгой»), но не спасло третьего из братьев Тургеневых, Сергея, который не смог перенести тяжелые переживания, связанные с делом декабристов, и умер за границей от умопомешательства.
Жестокая расправа царя над декабристами раскрыла глаза А. И. Тургеневу, отныне уже не питавшему иллюзий относительно Николая I и его правительства.
Более умеренный по своим взглядам, чем его друзья А. С. Пушкин и П. А. Вяземский, А. И. Тургенев обладал удивительной способностью улавливать все новое и интересное, что появлялось в культурной жизни этого времени. Он сыграл неоценимую роль как посредник между русской и западноевропейской культурой.
Проявляя глубокий интерес к истории (А. И. Тургенев разыскивал и изучал документы о России в зарубежных архивах) он вместе с тем постоянно следил за научными достижениями и событиями культурной и общественно-политической жизни Европы. Он отличался чрезвычайной любознательностью и начитанностью, прекрасно владел иностранными языками. Не случайно известный французский писатель и политический деятель Шатобриан охарактеризовал его как человека, обладающего всесторонней ученостью («le comte Tourgueneff est un homme de toutes sortes de savoir»)87.
А. И. Тургенев подолгу бывал за границей. Он общался со многими знаменитыми писателями, учеными и общественными деятелями. Зная огромный интерес образованных людей России, в первую очередь — пушкинского круга, к событиям и новым изданиям в Западной Европе, Тургенев систематически отмечал в своем дневнике и сообщал друзьям любопытные детали. «[...] Посмотри на журнал его — не проронена и четверть секунды: хоть сейчас в протокол страшного суда», — с юмором писал П. А. Вяземский88.
Однако Тургенев не только фиксировал все интересное в своем дневнике. Он также неизменно следил за своей обширной корреспонденцией, требуя от друзей отчета о получении его писем. По прочтению эти письма или копии с них должны были быть отправлены в его родовое имение, к двоюродной сестре, А. И. Нефедьевой. Как отметил А. А. Сабуров, между дневником и письмом у Тургенева не было «решительной грани». «Письмо было страницей из дневника, отправленной к другу»89, причем страницей очень живой, написанной превосходным слогом.
Под заглавием «Хроника русского» письма А. И. Тургенева печатались в журнале Пушкина «Современник». О слоге этих корреспонденции говорилось во втором томе этого издания (1836): «[...] Мы предпочли сохранить в нем живой, теплый, внезапный отпечаток мыслей, чувств, впечатлений [...]». Как установлено, эти слова принадлежат П. А. Вяземскому90.
Таким образом собрался огромный и интереснейший документальный материал, замечательный культурный памятник эпохи, к сожалению, опубликованный лишь частично. Многие письма А. И. Тургенева и все его дневники — фолианты разных размеров, испещренные весьма неразборчивым почерком — хранятся в Ленинграде, в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР.
Эти материалы заинтересовали писателя А. К. Виноградова, который привел отрывки из записей и переписки Тургенева в своих книгах о Стендале («Стендаль и его время», 1938, и др.). Мне тоже посчастливилось обнаружить в дневниках Тургенева еще не опубликованные строки и даже страницы, относящиеся к Стендалю91. Они дополняют ранее известное новыми любопытными деталями и позволяют лучше понять условия, в которых Анри Бейлю приходилось жить в Чивитавеккье, где он исполнял должность французского консула. Обо всем этом речь пойдет ниже.
Когда А. И. Тургенев впервые встретился со Стендалем? Этот вопрос не получил однозначного ответа.
А. К. Виноградов писал, что Анри Бейль сблизился с Тургеневым еще в 1825 году, в салоне Ансело92. Однако документально это не подтверждено. М. И. Гиллельсон относит первую встречу Тургенева со Стендалем к 1829 году93. По моему мнению, они встретились уже в июне 1827 года.
А. И. Тургенев впервые приехал в Париж в октябре 1825 года и находился здесь до середины января следующего года. Дневник его полон разнородных впечатлений; отмечено также, что о романтической и классической поэзии «с жаром» спорят даже адвокаты94«Расин и Шекспир», однако самого писателя он в это время, по-видимому, еще не встречал. Но они неминуемо должны были встретиться 30 июня 1827 года у Жоржа Кювье, известного ученого-естествоиспытателя, основателя палеонтологии.
В доме Кювье в парижском Ботаническом саду по субботам собиралось многочисленное общество: знаменитые ученые, врачи, литераторы и др. Потайная дверь вела из гостиной в лаборатории, куда хозяин дома нередко отлучался, предоставляя госпоже Кювье и своей падчерице и секретарше Софи Дювосель встречать гостей.
А. И. Тургенев впервые посетил салон Кювье еще в ноябре 1825 года. В своем дневнике он описал первое посещение этого дома, куда его ввел Александр фон Гумбольдт. С тех пор он часто бывал у Кювье во время своих приездов в Париж. Он также продолжал поддерживать дружеские связи с семьей ученого после его смерти (май 1832 года). Об этом ярко свидетельствуют письма Софи Дювосель к А. И. Тургеневу95.
Стендаль, среди приятелей которого были известные натуралисты Виктор Жакмон и Адриен де Жюссье, начал посещать салон Кювье в 1826 году96. Он заставал там многих хорошо знакомых ему лиц. Вскоре он подружился и с семьей ученого, особенно с умной и образованной Софи Дювосель.
В мае—июле 1827 года А. И. Тургенев снова был в Париже. Тогда-то, по всей вероятности, он и познакомился со Стендалем.
В письме к брату Тургенев описывает один из вечеров у Кювье.
За Тургеневым и его другом поэтом Жуковским заехал Давид Кореф, завсегдатай салона Кювье, славившийся своим остроумием и познаниями в области медицины. (Стендаль неоднократно упоминает в своих письмах о нем. Писатель придал внешние черты врача Корефа одному из персонажей романа «Люсьен Левен», доктору Дю Пуарье.)
«Благодаря остроумию и веселости Корефа,— пишет А. И. Тургенев брату, — вечер не был так труден для Жуковского, как мы опасались». «Кореф забавен, но и Жуковскому и мне напомнил он Мефистофеля. Кювье по прежнему важен, но в разговоре его много наставительного и натурального. Они едут на встречу к жирафе, и мы, вероятно, еще увидим его в королевском саду» (так назывался Ботанический сад в эпоху Реставрации).
В том же письме Тургенев рассказывает, что его, Жуковского и Корефа оставили у Кювье к ужину и угостили яичницей из одного яйца «строхокамила» (страуса — struthio camelus). «Оно приятнее обыкновенного и равняется массе 24-х яиц курицы»97.
Все это произошло в субботу, 30 июня 1827 года. В этот день, как отмечено в «Календаре Стендаля», составленном Анри Мартино по документальным источникам98, писатель был у Кювье. Вместе с семьей ученого и с профессорами Ботанического сада он поехал посмотреть на жирафа, прибывавшего из Африки.
Ботанический сад славился не только богатыми коллекциями растений, минералов и др., но и своим зверинцем. Однако жирафа там еще не было. Прибытие этого экзотического животного всколыхнуло весь Париж. В 1827 году в Театре Водевиля даже была поставлена пьеса «Жираф».
Будучи в день прибытия жирафа у Кювье, А. И. Тургенев неминуемо должен был встретиться со Стендалем, тем более, что там был и Кореф, неизменно привлекавший внимание писателя незаурядным умом и острословием.
Снова Тургенев мог встретиться со Стендалем лишь в конце 1829 года, когда они оба были в Париже. С тех пор и до отъезда Стендаля в Триест (ноябрь 1830 года) они часто виделись в светских салонах, за исключением периода путешествия Тургенева по Франции и поездки в Швейцарию в июле—августе 1830 года.
Они встречались не только у Кювье, но также у художника Жерара и в доме супругов-писателей Ансело.
С живописцем Франсуа де Жераром Тургенев познакомился еще в ноябре 1827 года, но впервые побывал на его вечере 15 января 1828 года. Вот как он описывает салон Жерара в письме к брату: «По середам (сегодня) у него собирается и знать и артисты и ученые. Салоны полны гостей, но хозяин и умный разговор его о художествах всего любопытнее. [...]. Тесно и жарко во всех комнатах; поболтав, посмотрев на амуров, хозяином в разных положениях написанных, прибрел домой [...]»99.
В тот вечер Тургенев познакомился у Жерара с Россини. Но в этом салоне бывали и писатели. Известно, что Тургенев встречал там не только Стендаля, но и Проспера Мериме. По-видимому, именно у Жерара началось знакомство Тургенева с Виржини Ансело.
24 февраля 1830 года А. И. Тургенев рассказал в письме к брату о вечере, проведенном у Жерара, где он «загляделся на милое, красивое» лицо певицы Малибран, и где в промежутках между ее пением Мериме и Стендаль рассказывали госпоже Ансело такие анекдоты, что он не решается пересказать их брату. Тогда же Виржини Ансело пригласила Тургенева на свои вечера по вторникам100.
За несколько дней до этого Александр Иванович познакомился с Виктором Гюго, который лично доставил ему билет на первое представление своей пьесы «Эрнани». 25 февраля на премьере был и Стендаль. Первые представления этой романтической пьесы превратились в настоящую «битву» между сторонниками классицизма и романтиками, в которой победу одержали последние.
в доме Ансело, по словам Тургенева, бывала также «толпа всякой всячины», «всех мнений и всех академий»101.
В своих воспоминаниях Виржини Ансело с глубокой симпатией отзывается об Александре Тургеневе, беседы с которым всегда доставляли истинное удовольствие. Он ввел в ее дом «очаровательных русских»: Сергея Александровича Соболевского — приятеля Пушкина, библиофила, с которым познакомился и Стендаль; Андрея Николаевича Карамзина — сына известного историка; Элима Петровича Мещерского — поэта и дипломата, а также других.
Виржини Ансело отметила в своей книге, что Тургенев особенно любил разговоры Стендаля и Корефа, который тоже был завсегдатаем этого салона102.
А. И. Тургенев начал посещать дом Ансело 3 марта 1830 года. Об этом свидетельствует его письмо к брату от 3—4 марта, где он сообщает, что «пошел на первую вечеринку к Ансело, автору Шесть месяцев в России»103. В это время Тургенев уже знал Анри Бейля по встречам у Кювье и у Жерара. Он также знал его как писателя, если не по его книгам, то по отзывам о них, в частности, о книге «Прогулки по Риму» (1829).
В том же письме к брату Тургенев рассказал, что «рано поутру» (4 марта) он «забрался» к Бейлю, «иначе Стендалю», чтобы взять у него лучший маршрут в Рим для графини ПотоцкойA
. Однако он сам тоже охотно воспользовался бы этим маршрутом, «самым коротким и приятным».
Положение А. И. Тургенева было в это время весьма сложным. Он давно уже хлопотал через В. А. Жуковского об отмене приговора брату, поскольку Николай Иванович не был лично причастен к восстанию декабристов. Но Жуковский, воспитывавший наследника престола, не мог ничего добиться в пользу Н. И. Тургенева.
Друзья Александра Ивановича уговаривали его смириться с тем, что его брат не сможет вернуться в Россию. П. А. Вяземский писал ему: «[...] Ты хлопочешь, ты рвешься — из чего? Чтобы кое-как, противоестественно, сколотить ему из обломков новую жизнь на старый лад; жизнь, для него невозможную [...]»104.
В сложившихся обстоятельствах А. И. Тургеневу не хотелось ехать в Россию, и он предпочел бы отправиться в Италию. Но впервые он попал в эту страну в августе 1832 года. В Италии Тургенев узнал Стендаля ближе, и как человека, и как писателя.
Прежде чем перейти к итальянскому периоду связей Стендаля с А. И. Тургеневым, расскажем об одном любопытном моменте.
В августе 1829 года, по пути из Германии в Париж, Тургенев остановился в Ахене. 9 августа он записал в свой дневник: «[...] Пошел в редут, читал газеты, видел дам у Rouge et noirB, русских». На следующий день он снова отправился в редут и «первый раз в жизни играл в Rouge et noir». Как Тургенев отметил в дневнике, он, к счастью, не проиграл, но почувствовал, что мог бы «сделаться страстным игроком». 11 августа он опять увлекся этой азартной игрой и на сей раз проиграл 33 талера. После чего он дал себе зарок: «Больше не буду!»105
4 марта 1830 года, когда Тургенев посетил Стендаля, он мог увидеть на столе писателя объемистую рукопись, озаглавленную «Жюльен» — будущий роман «Красное и черное». Как утверждал кузен Стендаля, Ромен Коломб, писатель нашел новое название внезапно, словно по наитию, когда первые листы романа уже набирались.
Много было пролито чернил по поводу заглавия «Красного и черного». Оно интерпретировалось по-разному: «красный» — цвет бунта, противопоставленный «черному» — иезуитскому духу эпохи; пламенное сердце героя, преклоняющееся перед героическим прошлым Франции, и его неистовое честолюбие, избирающее средством достижения цели лицемерие, черную сутану, и т. д.
Не вспомнил ли Тургенев однажды в разговоре со Стендалем о пережитом им психологическом состоянии в Ахене, то, что он мог бы «сделаться страстным игроком»? Не сыграло ли это какую-то роль в том, что Стендаль нашел для своего романа новое, многозначное название?
Июльская революция 1830 года, восторженно встреченная Стендалем, изменила многое в его судьбе. С помощью друзей он добился поста французского консула, но не в Италии, как он надеялся, а в ее «прихожей» — Триесте. Однако там ему не пришлось обосноваться. Австрийское правительство отказалось принять его назначение, считая Бейля опасным либералом. Анри Бейль покинул Триест и в апреле 1831 года прибыл на новое место службы — в Чивитавеккью. Отныне он делил свое время между захолустной Чивитавеккьей и Римом, если не считать поездки по Италии и более или менее длительные отпуска во Францию.
Июльская революция изменила также планы А. И. Тургенева. Он собирался сотрудничать с «Литературной газетой» Дельвига, но из этого ничего не вышло. Царское правительство ожесточило цензуру. К тому же русским подданным запрещалось ездить во Францию. Не случайно мало писем А. И. Тургенева этого периода.
В декабре 1830 года он уехал в Англию и оттуда в июне следующего года вернулся в Россию. Здесь он почувствовал всю неприязнь, которую к нему питали официальные круги. Тем большую теплоту и внимание проявляли к Александру Ивановичу его друзья: Пушкин, Вяземский, Жуковский и др. Когда Тургеневу удалось снова получить заграничный паспорт, друзья провожали его до Кронштадта, откуда пароход отплывал в Германию.
Сюда он прибыл вместе с Жуковским в июле 1832 года, и вскоре один отправился в Италию. О душевном состоянии А. И. Тургенева красноречиво свидетельствуют его дневниковые записи.
«Боргето, — отметил Тургенев в своем дневнике, — последнее местечко в [...] итальянском Тироле. — Я бродил по берегу Эча, желая рассеять хандру свою, но ничто не удается: даже чтение Пушкина и Беля — не помогает. Пора от пустынь и утесов и водопадов — к людям и к людям, с коими я мог бы говорить не по складам. Меня давит тоска по брате, по Жуковском, по Москве: скорее в Милан. — Недобро человеку едину быть!»106
Ни прекрасная нетронутая природа, ни разговор с занятным ветурино (извозчиком) не могли уменьшить тоску, которую Тургенев испытывал. Примечательно, что в пути он обращался к произведениям Пушкина и Стендаля. В них он находил столь необходимую ему духовную пищу. Этот момент вызывает особый интерес не только потому, что Тургенев в одном ряду называет имена этих двух писателей, но также потому, что здесь он впервые упоминает о чтении Бейля.
Не известно, какую книгу Пушкина Тургенев взял с собой в дорогу, но какую книгу Стендаля он читал в пути, выясняется из последующих записей в его дневнике.
После Боргето дорога внушала опасения. По словам ветурино, в кустарниках, покрывавших склоны гор, часто укрывались разбойники. Тургенев приложил саблю своего покойного брата Сергея, которую он возил с собою, а камердинера вооружил виноградной дубинкой. Погнав лошадей, ветурино развлекал русского путешественника рассказами о разбойниках...
В Вероне Тургенев остановился в той же гостинице, где Стендаль ночевал по пути в Триест — «La Tour de Londres»C107.
На следующий день, 30 августа, Александр Иванович прибыл в Милан.
Записывая в свой дневник впечатления от посещения картинной галереи Брера, Тургенев отмечает: «Не знаю, об одном из сих картонов говорил Бель в Риме своем: стр. 52, 1. т.». Далее следует выписка из книги Стендаля «Promenades dans Rome», которая в русском переводе гласит так: «В Милане, в музее Брера, («но там нет картины», — замечает в скобках Тургенев) находится один из юношеских шедевров Рафаэля — «Обручение св. девы», гравированное знаменитым Лонги. Нежная, благородная, изящная душа юного художника начинает проступать из-под глубокой почтительности, которую он еще чувствует к советам своего учителя»108.
«Я долго стоял перед сим картоном и учился удивляться Рафаэлю», — пишет А. И. Тургенев109.
Картины и гравюры знаменитого миланского музея Тургенев рассматривал с книгой Стендаля в руках. Указанная им страница первого тома «Прогулок по Риму» позволила уточнить, что он читал брюссельское издание 1830 года.
27 ноября 1832 года Тургенев писал брату из Флоренции: «Третьего дня встретил я здесь Беля (Стендаля). Он консулом в Риме, и сегодня туда едет. Я рад возобновить с ним знакомство, ибо он знает Италию и особенно Рим. Я везу книгу его о Риме»110.
Свое времяпрепровождение во Флоренции Тургенев подробно описал в письме к П. А. Вяземскому: по утрам он брал уроки итальянского языка, читал Данте и Тассо в оригинале; потом осматривал музеи и церкви, посещал герцогскую библиотеку, где он обогащал свои знания об Италии. «Деятельность ума освежила меня, — писал он Вяземскому, — и я не так уже тоскую по вас, как прежде [...]»111.
По вечерам Тургенев проводил время в театре, на концертах или на вечеринках у русских знакомых. Стендаля он мог встретить скорее всего на концерте или в театре, где выступала известная певица Каролина Унгер, с которой Стендаль познакомился в Триесте.
5 декабря Тургенев прибыл в Рим и тут же встретил Стендаля, как он отметил в дневнике. Писатель еще не видел бельгийского издания «Прогулок по Риму», и Тургенев показал ему его книгуD. Стендаль дал Александру Ивановичу записку к владельцу гостиницы, но он нашел более удобную квартиру. По-видимому, в тот же день он снова встретился со Стендалем и сообщил ему свой адрес. Уже на следующий день, 6 декабря, Тургенев получил от него записку и книгу Мишле: Стендаль рекомендовал ему этого французского историка, сделавшего ясными «мечтания» немецких ученых о Риме112.
Судя по дневнику А. И. Тургенева и запискам Стендаля к нему, они часто встречались в Риме и запросто заходили друг к Другу. Так, не застав Тургенева в гостинице, Стендаль оставил ему записку, в которой он с удовольствием соглашался быть его гидом.
О том, что они часто отправлялись вместе осматривать Рим и окрестности, свидетельствуют письма и дневниковые записи Тургенева. Они являются важным источником сведений о Стендале этого периода. Ценность записей Тургенева состоит также в том, что, обладая удивительной памятью, он зафиксировал мысли французского писателя, высказанные во время их совместных прогулок.
13 декабря 1832 года А. И. Тургенев писал брату: «Бель (Стендаль) пять часов ездил со мною и разговор его о нынешнем Риме интереснее его книг. Его здесь не любят, даже и между французами; но для меня он очень полезен и я опять поеду с ним гулять по Риму»113.
Через неделю Тургенев снова сообщает брату: «Я много видел; но беспорядочно и без ученого толкователя; только Висконти и Бель недавно были еще со мною, и с последним провел я целое утро. Он всех умнее и интереснее [...]»114.
Подробнее о Стендале Тургенев рассказал в письме к Вяземскому от 24 декабря: «[...] Три утра (до 5 часов пополудни) объезжал я Рим и окрестности с Белем (Стендалем, автором des promenades dans Rome), коего знавал в Париже и встретил в Сполето и во Флор [енции]. Этот умный француз интереснее и остроумнее всех CiceroneE и знает Рим древний и нынешний, и мыслит со мною вслух. Ему обязан я самыми верными AnsichtenF »115.
Тургенев очень интересно характеризует манеру Стендаля беседовать: он «мыслит» со своим спутником «вслух». Она отразилась и в стиле его книги «Прогулки по Риму», которая тоже является своеобразной беседой с читателем о древнем и современном Риме, о художниках и произведениях искусства, о памятниках архитектуры и т. д. В книге много вставных анекдотов -новелл и различных отступлений, как это бывает в непринужденной беседе. Эта книга пользовалась большой популярностью среди путешественников, ее читал и Гоголь.
Как уже упомянуто выше, А. И. Тургенев записывал в свой дневник рассказ Стендаля о римских памятниках и римлянах. Об одной такой ранее не известной записи расскажу подробнее.
10 декабря 1832 года Тургенев заполнил несколько страниц отчетом об увиденном и услышанном:
«[...] В 12 час[ов] зашел за мной Бель (Стендаль) и мы отправились осматривать Рим, прежде всего к церкви Св. Петра in MontorioG ибо, по мнению его, ни откуда Рим так хорошо не виден, как с этой горы. — Дорогой указал он мне некоторые дворцы и церкви; древнюю статую ПаскиноH у дворца BraschiI, этот Браск был последним племянником Папы, который успел грабежом воздвигнуть себе дворец. Папа долго не знал о богатстве своего племянника. Уверяют, что когда он в первый раз увидел его, то заплакал и велел поворотить в Ватикан, не навестив племянника в его пышном дворце. Мы проехали французскую, немецкую церкви и взобрались наконец по крутой горе к Св. Петру [...]. Церковь богата картинами и статуями, но славится еще более тем, что здесь найден chef d'oeuvreJ Рафаэля, перенесенный отсюда в Ватикан: преображение ГосподнеK [...].
Перед церковью — площадка, с которой можно видеть Рим со всех сторон. Товарищ мой объяснял мне все главные пункты древнего и нового Рима и его окрестностей, указал любопытные пункты в горах Абрузских, откуда он недавно возвратился с С. ОлеромL. — В сих объяснениях вмешивал он беспрестанно любопытные сведения о теперешнем Риме и о римлянах, о Папе и о кардиналах, о духовенстве и о здешней внутренней политике. Замечу наскоро: кардиналы прежде были только приходские священники или надзиратели госпиталей и пр. в Риме; отсюда обычай, что каждый новый кардинал с сим званием получает на свое попечение и церковь римскую, делается ее протектором и часто обогащает ее, при жизни и по смерти своей. Папа Сикст V — величайший из Пап по управлению, [...] положил за правило, законом, чтобы кардиналов было столько, сколько было учеников у Христа: т. е. 70, но чтобы в сем числе были непременно 4 кардинала из монашеских орденов; ибо он заметил, что другие, т. е. знатные, теряли достоинство церкви и только роскошествовали, не подкрепляя церковь личными своими качествами: от того самые умные Папы, так как и ныне царствующийM, из орденов монашеских».
А. И. Тургенев отметил также то, что Стендаль ему рассказал о папе Григории XVI: «Теперешний Папа хочет наложить подать 15-ти процентов со всех церковных имений, и отбирал на это мнения кардиналов; но опасается отравы. Большая часть согласились, но некоторые отвечали, что дадут налог тогда, когда не будут обогащаться окружающие Папу. Уверяют, что финансы в таком дурном положении, что нечем платить жалованье».
Из дальнейших записей Тургенева выясняется весь маршрут его прогулки со Стендалем.
Говоря о Пантеоне Тургенев пишет: «Сколько раз уже проходил я мимо его портика, любовался им — и не знал, что стою пред одним из древнейших и великолепнейших памятников Рима! Я удивился, когда коляска наша остановилась у колонн портика; но Бель уверяет, что не один я проходил без внимания — монумента, коим после удивлялся».
Записывая рассказ Бейля об этом античном храме, первоначально посвященном Юпитеру-Мстителю, Тургенев отмечает:
«Вместо статуй Августа и Агриппы в ротонде христианские алтари и две aediculaeN доски — но сии доски над прахом Рафаэля и Ганибала Каража!O... В нишах стояли их бюсты […], но в 18-м или 19-м столетии бюсты сии вынесли, потому что только одни духовные или принцы крови могут стоять в церквах!! И те, кто произведениями своего гения влекут к храмам и возбуждают чувство, умоляют самих неверующих, лики тех не могли оставаться в храмах, ими воздвигнутых или украшенных».
«Здесь опять осмотрел я с Белем — памятники, учился отличать дурной вкус Бернини от изящества Кановы и даже совершенства ТорвальдсенаP; обошел все пределы; долго стоял у двух гениев памятника СтуартамQ, и прочел значительную надпись над оным, над сочинением коей долго умудрялись латинцы... Из церкви прошли мы с Белем в Ватикан, он объяснил мне все внутреннее хозяйство Папы, показал ложи Рафаэля и виды с Ватикана, дуб ТассаR, Альбано, КрашатиS, все, все... и в галерее снова любовались лучшими картинами. В 5-ть часов мы расстались»119.
В записях А. И. Тургенева мы узнаем острые суждения Стендаля о католическом духовенстве и о внутренней политике Ватикана, характерную для Стендаля манеру связывать вопросы искусства с социальными и политическими проблемами, его взгляд на Бернини и Канову. Кроме того, поражает обилие впечатлений, полученных Тургеневым с помощью Стендаля за одну эту прогулку (ведь только от сокровищ собора св. Петра и музея Ватикана кружится голова...).
Через несколько дней, 14 декабря, Тургенев снова подробно описывает в дневнике увиденное во время прогулки со Стендалем по античному центру Рима: Римский Форум, античные храмы, термы Диоклетиана и Каракаллы, Амфитеатр Флавия (Колизей) и др. В связи с термами Тургенев пишет, по-видимому, пересказывая слова Стендаля: «Баня была для римлян тоже что Раlais RоуаlT для парижан: там были и гулянье, и библиотека»120. А 23 декабря, после совместного осмотра «главной доминиканской церкви», на площади Минервы (церковь Санта-Мария сопра Минерва), он отмечает в дневнике: «Отсюда расширяла свое огненно-кровавое знамя св. Инквизиция»121.
Стендаль и Тургенев встречались и в первых месяцах 1833 года.
19 января Стендаль письменно сообщает своему русскому другу, что на следующий день он сможет посмотреть фарфор г-на КонстантенаU. «Буду счастлив, если ваш милейший спутник примет в этом участие»122.
Кого писатель имел в виду? Весьма возможно, литератора и лингвиста Н. М. Рожалина, которого Стендаль неоднократно видел в Риме в обществе Тургенева, судя по дневниковым записям Александра Ивановича. Кстати, в те дни, в январе 1833 года, Тургенев писал Вяземскому: «Трудно найти деликатнее человека, чем этот скромный, ученый и милый Рожалин!»
13 апреля Тургенев сообщает Вяземскому о подарке, полученном от Стендаля — «прекрасный, выразительный бюст Тиверия» — и содержание записки, приложенной к подарку. Стендаль писал Тургеневу, что он велел изготовить этот слепок; когда Тургенев уедет, он сможет подарить его какой-нибудь даме, прося ее разглядывать бюст вечером, при свете лампы.
Далее Стендаль сообщал Тургеневу, что в первый погожий день они отправятся в Тиволи.
«Собираюсь после завтра, — пишет Александр Иванович Вяземскому, — лучшего товарища — cicerone найти невозможно. Но куда деваться с бюстом?»123
22 апреля, после поездки с Тургеневым в Тиволи, в окрестностях Рима, Стендаль прислал ему астрономический ежегодник со статьей известного ученого Араго. В приложенной записке он сообщал, что Тургенев узнает из этой статьи причину холода, внезапно нахлынувшего, когда они возвращались в Рим. «Вся статья примечательна», — писал в тот же день Тургенев Вяземскому, рассказывая ему о записке Стендаля. В том же письме он подробно описал и поездку с Бейлем в Тиволи124.
На следующий день, 23 апреля, Александр Иванович сообщает и брату свои впечатления о Тиволи, где он «роскошничал с Белем (Стендалем) любуясь водопадами, виллами, развалинами и прекрасным солнцем и видами на Campagnia di Roma. Прелесть!»
Из этого письма узнаем еще одну интересную подробность. Тургенев пишет: «Вчера с Белем я советовался о натурализации. Он порядочно правил не знает, но полагает, что во всяком случае можно и въехать во Фр[анцию] и выехать оттуда. Я ничего не сделаю до свидания нашего в Женеве; но как ни уговаривают опять разные и сестрицаV — я буду хлопотать о продаже Гурьеву».
Еще до этого, в письме от 10—12 апреля, А. И. Тургенев писал брату: «Она не знает, что мне снова запрещено ехать во Фран[цию] и что может Государю притти на мысль запретить русским и вообще жить в чужих краях»125.
Николай Иванович Тургенев жил в Париже. Александра Ивановича мучило сознание того, что он не может поехать к брату. Вот почему он носился в это время с мыслью принять французское гражданство и поселиться в Париже. Об этом он советовался со Стендалем во время прогулки в Тиволи.
Хотя у А. И. Тургенева было в Риме много знакомых, в том числе и во французском посольстве, он не мог ни с кем об этом говорить, так как это стало бы сразу же известно русской миссии в Риме. То, что Тургенев обратился к Стендалю с этим личным вопросом, свидетельствует о его большом доверии к нему.
В эти же дни Тургенев собирался встретить Жуковского, который должен был прибыть в Чивитавеккью пароходом из Марселя.
Стендаль сообщил ему расписание дилижанса и дал ему «горацианское» письмо для Лизимака Тавернье, в ведении которого французское консульство оставалось во время отсутствия Анри Бейля. Как Тургенев сообщил Вяземскому, Бейль писал своему помощнику: «Предложите моему другу мои книги и мое вино» («Offrez à mon ami mes livres et mon vin») 126.
24 апреля Александр Иванович отправился в Чивитавеккью. Эта поездка также детально описана в его дневнике и в упомянутом письме к Вяземскому. Записи Тургенева особенно интересны для нас, так как ой рассказывает о городке, где Стендаль провел ряд лет, изнывая от скуки, а также о людях, с которыми писатель там общался.
Приближаясь к Чивитавеккье, Тургенев увидел внушительные укрепления — городок зигзагами окружала зубчатая крепостная стена. На одном из бастионов он заметил часового. Вскоре дилижанс остановился у трактира, и Тургенев отправился во французское консульство. Там он нашел грека Тавернье «на канапе с греческ[ими] и французскими] книгами, коими сокращает он скучное время». Прочитав письмо Бейля, Тавернье немедленно предложил русскому путешественнику свои услуги.
В сопровождении Лизимака Тавернье Тургенев осмотрел город, древний порт, а также тюрьму, где была заключена знаменитая шайка разбойников, наводившая ужас на римскую область. Он увидел закованных в цепи каторжников (Стендалю они казались единственными поэтическими существами в этом унылом городке).
Тургенев побывал также у местного антиквара и любовался его этрусскими вазами. Это был друг Стендаля Донато Буччи, которого Александр Иванович принял за француза, так безукоризненно владел он французским языком.
Тургенев познакомился и с другим приятелем Стендаля в Чивитавеккье, археологом Пьетро Манци, которого он уже знал по его статьям в журнале римского археологического общества. Манци повел русского путешественника в свою загородную виллу, где бывал и Стендаль. Свои впечатления Тургенев занес в дневник:
«Как все нечисто: и дом, и жилет и борода его, и дети! [...] Саркофаг из КорнетоW лежал в конюшне, [...] почти под навозом, другой в особой комнате, заваленной мебельми и старой сбруей... Мы поболтали с час об экскавациях в Корнето [...]. Дети в изорванных и залатанных платьях ели зеленый миндаль с кофею, вокруг дома растут артишоки, коих на 400 scudi в год продает Манци в Риме, для постных обедов кардинальских».
Вечером в театре шла пьеса «Жертва дружбы и любви». Тургенев отмечает хорошую игру актеров. Но театр был плохо освещен, ему трудно было разглядеть зрителей.
«Ни одной школы нет во всем городе», — пишет он в дневнике. «[...] Папы помешали устроить здесь даже заведение для целительных вод, опасаясь привлечь сюда иностранцев, а с ними и просвещение... Эти целебные источники пропадают и для жителей и для больных».
На следующий день, 25 апреля, в 6 утра Тургенев отправился с Лизимаком Тавернье в Корнето. Почти все время дорога шла вдоль берега моря. «У самой дороги указал мне мой товарищ холмы, заросшие травою и кустарником. Они прикрывают древние этрусские гробнины».
Вечером Тургенев снова посетил театр. «Давали фарс Полишинеля: по этому театру можно судить о публике и о степени образованности». Не досмотрев пьесу, Александр Иванович пошел спать. Ночью была гроза, «молнии сверкали в окнах»; Тургенев думал о Жуковском, мысли его были «далече»127...
26 апреля погода утихла, прибыл пароход, но Жуковского все еще не было. Но пришло письмо, в котором он сообщал Тургеневу, что приедет следующим пароходом.
Ожидая прибытие своего друга, Александр Иванович проводил время в прогулках по Чивитавеккье и окрестностям. За городом он побывал в «вилле Траяновой, которую недавно купил Манци за 4000 франков для того, чтобы рыться в ней [...]. Он уже начал копать под древними стенами». Тургенев собрал несколько обломков мрамора, «на коих еще не изгладились следы резца»128.
В дневниковых записях А. И. Тургенева много любопытных подробностей. В них также упоминается «письмо Манци к Белю об этрусских древностях», которое Александр Иванович отчасти переписал.
и проведенных в этих местах раскопках, о которых в те времена знали лишь археологи.
Во втором полугодии 1833 года Тургенев провел несколько месяцев в Швейцарии, куда приехал его брат. Николай Иванович женился там, и Александр Иванович уже в совсем ином настроении вернулся в Рим. «Я точно расцвел душою [...]», — писал он Вяземскому129. Счастье брата его успокоило, и он думал о возвращении в Россию.
В декабре 1833 года, узнав, что Стендаль в Париже (А. И. Тургеневу об этом сообщила Софи Дювосель), он просит брата прислать ему с Бейлем новое издание стихов Шенье или «жилет самый нарядный» — Тургенев часто посылал подарки друзьям в России, и это ему, вероятно, тоже понадобилось для той же цели. Однако Стендаль в это время уже уехал.
Просьба Александра Ивановича позволяет предполагать, что Николай Иванович тоже был лично знаком со Стендалем и знал, как его найти в Париже.
11 января 1834 года А. И. Тургенев встретил писателя в Риме. Он расспрашивал его о Мериме и о семье Кювье. Стендаль спешил, и разговор был коротким. Через два дня он навестил Тургенева и уже подробно рассказал ему о Париже, о приятельнице Александра Ивановича госпоже Рекамье, которая все еще пользовалась влиянием («Париж — рай для пожилых женщин») , о государственных деятелях и др. Речь шла также о религии, которая «не оживает», несмотря на то, что аристократы «с досады и от скуки» идут в церковь, а не на бал к королю130... После Июльской революции к власти пришел «король-буржуа» Луи-Филипп.
В последующие недели, до своего отъезда из Италии, Тургенев часто видел Стендаля.
4 февраля, во время карнавала, он встретил писателя в кафе; «болтал о кн[язе] Вяземском, сообщил ему содержание письма его о нем и вместе, разговаривая о процессе Чезарини, о литературе, 1..] мы бродили по Corso, осыпаемые мелом и цветами; останавливались против дома, принадл[ежащего] Торлонии, где была некогда церковь (единственная церковь в Риме, обращенная в частное жилище, и то чего не мог сделать Папа Пий VI — для своего племянника Браски, то удалось банкиру!)»131.
Помимо последних слов о князе Торлониа, несомненно принадлежащих Стендалю, эта дневниковая запись Тургенева особенно интересна тем, что она доказывает: еще до приезда Вяземского в Рим Стендаль слышал о нем от Тургенева. Он также узнал отзыв Вяземского о его книгах «Жизнь Россини» и «Красное и черное». Выше мы привели слова Вяземского в письме к А. И. Тургеневу от 9—10 мая 1833 года. Как оказалось, Александр Иванович получил это письмо с большим опозданием; по-видимому, только после своего возвращения из Швейцарии.
Рассказал ли Тургенев когда-нибудь Стендалю о Пушкине?
Соответствующие записи пока не обнаружены, но это кажется несомненным, имея в виду большой интерес Стендаля к России и его столь хорошее знакомство с ближайшими друзьями поэта.
На следующий же день, 5 февраля, Стендаль прислал Тургеневу записку и шесть томов мемуаров одного из главных действующих лиц вышеупомянутого процесса, Филиппо Монтани, выдававшего себя за наследника герцога Чезарини.
В начале марта 1834 года А. И. Тургенев покинул Италию. Снова он приехал в Рим через год. В это время, как мы уже упоминали в предыдущем очерке этой книги, в Риме были его друзья Вяземские. Тургенев не раз встречал у них Стендаля, который навещал и его. С приездом Тургенева круг русских знакомых Стендаля расширился. Судя по дневниковым записям Александра Ивановича, в апреле 1835 года Стендаль неоднократно проводил у него вечера:
«У нас МортемарX, ДавыдовY, Бель [...]». «До полуночи сидели у нас гости: M-me Mortemart, Кривц[ов]Z, Штакельб[ерг]a, Бель- Стендаль»132.
1 мая Тургенев записал в свой дневник: «Ночью слышал стрельбу из пушек: торжествовали весну, но с весною — грустному грустно [...]». Далее чрезвычайно лаконично, но очень выразительно описаны впечатления этого дня.
«Музыка и пение прекрасны. Повер[енный] в делах, Бель — в мундирах, прелесть — и с розою! Итал[ьянцы], англичане слушали, обратившись спиной к [ал] тарю, а глазами к оркестру. Я осмотрел памятники: все французы, в Риме умерш[ие]...»133.
Во время этого торжества Тургенев увидел Анри Бейля во всем его великолепии французского консула. Как тут не вспомнить горькие слова Стендаля о том, что он предпочел бы писать роман на чердаке, удовольствию носить расшитый мундир ценою в восемьсот франков!»134
На следующий день, 2 мая, Тургенев застал у княгини Вяземской Стендаля в обществе Кестнераb, Штакельберга и других. Стендаль скоро собирался в Чивитавеккью. Тургенев простился с ним и передал ему письмо для брата, которое писатель обещал оттуда отправить.
Вскоре и Тургенев покинул Рим. В Италию он больше не приезжал.
их взаимоотношений был в эти годы иным, чем в Италии. Это уже не были прежние прогулки вдвоем и былая откровенность, когда можно было касаться даже сугубо личных дел.
Не случайно в дневнике А. И. Тургенева в эти годы встречаются такие записи: «Бель — силился блистать умом [...] »135, «вся Франция слетит в шутках и в мнениях Беля [...]»136.
В высказываниях Стендаля усилились ноты иронии и сарказма. И это не удивительно. Во Франции пришли к власти люди, которые в годы Реставрации были в оппозиции. Бывшие либералы стали рьяными защитниками Июльской монархии. Стендаль был глубоко разочарован в результатах Июльской революции, которую он в свое время встретил с таким восторгом.
Не прошли для него бесследно и годы, проведенные в Чивитавеккье, горькие размышления в одиночестве...
1 июня 1836 года он встретил прибывшего из Италии Стендаля у художника Жерара. Вспомнили Рим, общих знакомых, в частности, Гурьевых. Стендаль знал русского посланника в Риме, Н. Д. Гурьева. Красивая внешность графини Гурьевой послужила писателю образцом для госпожи Гранде, персонажа романа «Люсьен Левен».
Это была последняя встреча Стендаля и Тургенева в этом салоне. Через две недели Александр Иванович уехал из Парижа, а когда он снова приехал, Жерара уже не было в живых.
4 марта 1838 года, находясь в Париже, Тургенев прочел в журнале «Revue de Paris» статью Стендаля и «угадал автора: бегает за умом и оригинальностью и не всегда ловит их». В пятьдесят первом томе этого журнала напечатан отрывок из книги Стендаля «Записки туриста». Имя писателя не упомянуто. Он указан в оглавлении как автор романа «Красное и черное».
Через два дня Тургенев встретил Стендаля у Ансело и беседовал «с ним о статье его: он издает путешествие по Франц[ии]. Трудно, ибо мало исторических] примечательностей], как на пр[имер] в Италии»137.
2 января Александр Иванович провел вечер у Ансело. «Там княгиня Сапег[а] и с ней много болтал. Ей дают паспорт в чужие края. Бель много врал и сбирался врать; она уехала».
Эта запись не только расширяет представления о круге лиц, бывавших в салоне Ансело и встречавших там Стендаля. Она любопытна и в другом отношении: упомянутая княгиня — супруга польского князя Льва Сапега, бывшего камергера русского двора, эмигрировавшего в Галицию. Стендаль упоминает этого князя в весьма загадочной заметке на полях книги «Жизнь Россини».
Особенно интересна следующая дневниковая запись Тургенева о рассказе Стендаля о Наполеоне и его приближенных:
«16 января. К Ансело [...]. Бель — о Мерленеcd, коего был аудитором в Москве, и носил первый бюллетень из Петровского, под диктант Наполеонаe. — Дарю — в немилость после Московского похода, где был министром, а не интендантом, как прежде [...]. Наполеон не хотел объявить вольность русских крестьян, хотя многие ему советовали это; ибо не хотел вредить сим средством — своим братьям-государям; от того не волновал и Польши. Бель был очень интересен, говоря о Дарю, коего был племянником»138.
Стендаль посвятил Наполеону много страниц, но он нигде не касается упомянутого вопроса так прямо, как в этом рассказе, лаконично зафиксированном А. И. Тургеневым. Тем-то особенно ценны такие материалы, что они позволяют узнать суждения писателя, высказанные в узком кругу друзей.
В конце января 1839 года в Париж приехал Вяземский. 30 января Тургенев отметил в дневнике, что он провел вечер вместе с Вяземским у Ансело. Там было «веселое общество журналистов и литераторов». Стендаль рассмешил их своими словами о Кюстине139«Этель» любовь.)
В последующие месяцы Тургенев неоднократно упоминает Бейля в связи с посещением светских салонов. Роман же «Пармская обитель» в его записях не упоминается, хотя его друг Вяземский уже тогда ознакомился с этим произведением. Тургенев проводил много времени в обществе Вяземского. Может быть они вместе навестили Стендаля и увидели корректурные листы романа, над которыми писатель в то время работал? Читал ли Тургенев это произведение, которым через несколько лет будет зачитываться юный Лев Толстой? Дальнейшая работа над рукописями А. И. Тургенева, может быть, внесет ясность в эти вопросы.
Последние встречи Тургенева со Стендалем состоялись в конце 1841 — начале 1842 года. Об этом периоде жизни французского писателя очень мало сведений. Поэтому записи Тургенева особенно важны для исследователей.
Тургенев видел Стендаля в последние месяцы его жизни. Здоровье писателя сильно ухудшилось. Еще в Чивитавеккье у него начались спазмы сосудов головного мозга, как в наши дни установили врачи по симптомам болезни, описанным самим Стендалем в письмах к друзьям.
В ноябре 1841 года, встретив приехавшего на лечение Бейля в салоне Ансело, Тургенев пишет: «Он постарел и едва ли не охилел и умственно, но бегает за умом и остротами по-прежнему». Тут же Тургенев кратко излагает рассказ Стендаля о съезде ученых во Флоренции, во время которого дворцы, музеи и сады были отданы в распоряжение ученых, прибывших сюда со всех концов Италии, а также из других стран140.
Чрезвычайно интересны и последние записи Тургенева о встречах с Бейлем в салоне Ансело.
1 декабря там был поэт и драматург Франсиско Мартинес де ла Роса, активный участник войны за независимость Испании, против наполеоновского нашествия. Он рассказал Стендалю и Тургеневу историю генерала Диего Леона, незадолго до этого казненного регентом Испании Эспартеро. Мартинес де ла Роса сравнивал Леона с легендарным Сидом: «Храбрость его и красота его. Казнь его и невинность»141, — так предельно сжато зафиксировал в своем дневнике Тургенев этот драматический рассказ, несомненно взволновавший Стендаля, который восхищался мужеством испанцев, изгнавших наполеоновские войска и развернувших мощное национально-освободительное движение.
20 января 1842 года Тургенев сообщил в письме к Вяземскому о забавном случае, происшедшем в театре, свидетелями которого были Стендаль и публицист Кантагрель. Тургенев в тот же день встретил их у Ансело.
«Сид». Александр Иванович не попал на это представление, но услышал отзывы о нем у Ансело: и Бейль, и Кантагрель уверяли, что Рашель не имела большого успеха. «В центре партера, и даже в ложах — начинали шикать враги ее, но [...] она играла хорошо, хотя в 3-м акте нежные слова и отзывались суровостью ее таланта».
Стендаль был поражен некрасивостью актеров. «К несчастию все актеры и малы ростом и головастики, [...] и не отвечают идеалу гишпанской красоты. — К тому же особенный случай мешал несколько вниманию публики: в галерее сидел какой-то нос необыкновенной величины, пред коим и Argoutf — курносый!! Его заметили и беспрестанно на него поглядывали, смеялись. Он, не замечая, что смеются над ним, также оглядывался и также смеялся — и увеличивал смех других: партер хохотал в трагедии [...]»142. Рассказ Тургенева свидетельствует о неизменном интересе Стендаля к игре Рашели и в последние месяцы его жизни.
Вечером 22 марта 1842 года Анри Бейль упал на улице, сраженный апоплексическим ударом. Ночью он скончался. На следующий день Тургеневу сообщили об этом у Ансело: «Узнал о смерти вчера Beyle — на дороге из café — в театр на бульваре. Давно ль? — и без покаяния в грехах и насмешках!»143
супругам Ансело.
24 марта Тургенев до 11 часов утра писал письма, в том числе и Вяземскому, которому он сообщил о смерти Бейля. После этого он, по-видимому, отправился на похороны, которые были назначены на 12 часов.
Александр Иванович Тургенев был одним из редких современников Стендаля, оставивших нам не только свои свидетельства о писателе, но и отголоски его мыслей и слов. В самое трудное для Стендаля время, в годы жизни в Чивитавеккье и в Риме, Тургенев проявлял к нему большое внимание, искреннее уважение и понимание. Интерес его к французскому писателю не иссяк и в последующие годы.
Дальнейшая работа над литературным наследием А. И. Тургенева, вероятно, откроет еще немало новых интересных подробностей, относящихся к Стендалю. Но уже то, что известно сегодня, является убедительным доказательством многолетних дружественных связей Стендаля с А. И. Тургеневым.
___________
A «Друг просвещения». Стендаль мог встретить ее в начале 30-х годов в Риме.
B Красное и черное (франц.). Имеется в виду игра в рулетку.
C Лондонский Тауэр (франц.).
D А. К. Виноградов ошибочно предполагал, что речь шла о втором издании «Красного и черного» («Стендаль и его время», гл. 17).
E Чичероне — гиды (итал.).
F — немецк.).
G В церкви Сан- Пьетро-ин-Монторио была похоронена Беатриче Ченчи, трагическую историю которой Стендаль рассказал в итальянской хронике «Семья Ченчи».
H Античная статуя, получившая название статуи Паскино по имени поэта XV века, имевшего обыкновение прикреплять к ней свои сатирические стихи. Такие стихи находили там и во времена Стендаля, и к статуе был поставлен часовой, как отмечено в книге «Прогулки по Риму»116.
I Дворец Браски был построен для племянника папы Пия VI (бывшего кардинала Браски, избранного папой в 1775 году). Стендаль писал об этом папе, что вместо того, чтобы создавать на осушенных им землях деревни, он отдал эти земли своему племяннику, герцогу Браски117.
J Шедевр (франц.).
K «Преображение», оконченная его учениками, находится в Ватиканской пинакотеке.
L В Абруццких Апеннинах Стендаль был с 7 по 20 октября 1832 года. О том, что он оттуда вернулся со своим начальником, французским послом в Риме Сент-Олером, нигде не упоминается, кроме как в записях А. И. Тургенева.
M Григорий XVI, избранный папой в 1831 году.
N Маленькие капеллы (латинск.).
O Аннибале Карраччи (1560—1609), один из основателей болонской школы живописи.
P Торвальдсен).
Q Гробница английского короля Иакова III и его сыновей. Восхищаясь красотою двух ангелов по бокам гробницы, Стендаль писал об этом памятнике Стюартам: «Нынешний король Англии, Георг IV, [...] пожелал почтить прах несчастных государей, которых он отправил бы на эшафот, попадись они живыми в его руки»118.
R Древний дуб, под которым Торквато Тассо любил сидеть в саду монастыря Сант-Онофрио, где он провел свои последние дни.
S Тургенев несомненно имел в виду городок Фраскати, который, как и Альбано, виден с вершины Яникульского холма, где находится монастырь Сант-Онофрио, поблизости от Ватикана.
T Дворец, построенный в XVII веке для кардинала Ришелье. Во времена Стендаля — излюбленное место развлечений парижан. Там помещались театр, рестораны, кафе, различные лавки и др.
U
V А. И. Нефедьева.
W В Корнето — древний город в двух милях от Чивитавеккья, на раскопки этрусских захоронений, вместе с Пьетро Манци и Донато Буччи не раз отправлялся и Стендаль.
X А. В. А. де Рошешуар, виконт де Мортемар (1806— 1885).
Y Л. В. Давыдов (1792—1848), участник Отечественной войны 1812 года, брат поэта-партизана Дениса Давыдова.
Z —1844), секретарь русской миссии в Риме, брат декабриста С. И. Кривцова.
a По всей вероятности, О. — М. Штакельберг (1786— 1837), археолог и художник из лифляндских дворян.
b Дипломат из Ганновера, археолог-любитель и художник.
c По-видимому, Ф. — А. Мерлен (из Дуэ, 1754— 1838), граф, государственный советник I Империи.
d Пьер Дарю (1767—1829), граф, государственный деятель I Империи, начальник и родственник Анри Бейля.
e «Описание Отечественной войны в 1812 году» (ч. 3, СПб., 1839, с. 54—55): «Выгнанный из Кремля пожаром, Наполеон, по прибытии в Петровский дворец, тотчас занялся предположениями угрожать Петербургу [...]. Исчислив на карте расстояния, он начал диктовать повеления корпусным командирам [...]».
f Стендаль называл политического деятеля графа д'Аргу «Grandnez» (Носатый).
Источники
87. Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 3, с. 224.
88. Там же, с. 281.
— В кн.: Письма Александра Тургенева Булгаковым. М., 1939, с. 10.
90. Тургенев А. И. Хроника русского. — Дневники. (1825—1826 гг.). М—Л., 1964, с. 483—484.
91. Мюллер-Кочеткова Т. В. Стендаль по материалам архива А. И. Тургенева. — Ученые записки Латв. гос. университета. Т. 174. Вопросы теории, истории и критики зарубежной литературы. (XIX—XX вв.). Рига, 1972, с. 118—134.
92. Виноградов А. К. Стендаль и его время. М., 1960, с. 240.
93. Тургенев А. И. Хроника русского. — Дневники, с. 525.
95. Müller-Kotchetkova T. Lettres inédites de Sophie Duvaucel à Alexandre Tourgueniev. — Stendhal Club, N: 77, 1977, p. 1—14; N: 79, 1978, p. 275—293; N: 80, 1978, p. 356—366.
96. Théodoridès J. Stendhal du côté de la science. Aran, Editions du Grand Chêne, 1972, p. 240.
97. Письма Александра Ивановича Тургенева к Николаю Ивановичу Тургеневу. Лейпциг, 1872, с. 35—36.
98. Martineau H. Le Calendrier de Stendhal. Paris, Le Divan, 1950, p. 230.
100. ИРЛИ, ф. 309, № 312.
101. Тургенев А. И. Хроника русского. — Дневники, с. 72.
102. Ancelot madame. Un salon de Paris. 1824 à 1864. Paris, E. Dentu, 1866.
103. ИРЛИ, ф. 309, № 312, л. 203 об.
105. ИРЛИ, ф. 309, № 308, л. 74.
106. Там же, № 12, л. 58 об.
107. Мюллер-Кочеткова Т. В. Стендаль, Триест, Чивитавеккья и... Рига. Рига, 1983, с. 94.
108. Стендаль. Собрание сочинений. Т. 10, с. 52.
110. Там же, № 350, л. 187.
111. Переписка Александра Ивановича Тургенева с кн. Петром Андреевичем Вяземским. Т. 1, с. 118.
112. Stendhal. Correspondance. T. 2, p. 488.
113. ИРЛИ, ф. 309, № 350, л. 190, 190 об.
115. Переписка Александра Ивановича Тургенева с кн. Петром Андреевичем Вяземским. Т. 1, с. 126.
116. Стендаль. Собрание сочинений. Т. 10, с. 608.
117. Stendhal. Correspondance. T. 3, p. 484.
118. Стендаль. Собрание сочинений. Т. 10, с. 124.
— 14.
120. Там же, № 4, л. 14 об. — 15.
121. Там же, л. 19.
122. Стендаль. Собрание сочинений. Т. 15, с. 247.
123. Переписка Александра Ивановича Тургенева с кн. Петром Андреевичем Вяземским. Т. 1; ИРЛИ, ф. 309, № 2689.
—205.
125. ИРЛИ, ф. 309, № 350, л. 236—236 об., 233.
126. Переписка Александра Ивановича Тургенева с кн. Петром Андреевичем Вяземским. Т. 1, с. 207.
127. ИРЛИ, ф. 309, № 14, л. 88 об. — 89 об.
128. Там же, л. 91.
130. ИРЛИ, ф. 309, № 311, л. 52 об.
131. Там же, л. 64 об.
132. Там же, № 305.
133. Там же, л. 59 об.
135. ИРЛИ, ф. 309, № 318. Запись от 21 ноября 1838 г.
136. Там же, л. 103 об.
137. Там же, л. 28 об., 29 об.
138. Там же, л. 96.
140. Тургенев А. И. Хроника русского. — Дневники, с. 223.
141. ИРЛИ, ф. 309, № 319.
142. Там же, № 2720 а, л. 24.
143. Там же, № 319.