III. ТВОРЧЕСТВО БАЛЬЗАКА И БАЛЬЗАКОВЕДЕНИЕ
ПОСЛЕ ВЕЛИКОЙ ОКТЯБРЬСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ
РЕВОЛЮЦИИ
В 1918 году, в самом разгаре революционных событий, в Москве издательством «Альциона» была издана повесть Бальзака «Неведомый шедевр» в переводе И. М. Брюсовой. В вступительной статье Валерий Брюсов писал: «... Бальзак... не просто талантливый, или даже гениальный, романист в ряду других талантливых романистов. Бальзак — это целый мир». И ниже: «Бальзак — океан, титаническая мощь которого находит, быть может, полный отголосок лишь в французской душе». 103
Тогда же, в 1918 году, М. Горький организовал при Наркомпросе издательство «Всемирная литература», которым в числе лучших произведений мировой литературы было намечено издать 15 романов Бальзака. В предисловии к каталогу издательства Горький неоднократно упоминает Бальзака, в творчестве которого, как и в произведениях Гоголя и Диккенса, «скрыто неувядаемое, великое поучение». 104 В 1920 году в издании «Всемирной литературы» появились «Крестьяне» Бальзака с предисловием Ф. Д. Батюшкова.
Призыв В. И. Ленина овладевать великим культурным наследием прошлого нашел горячий отклик в советском народе. В 1931 году М. Горький уже мог сообщить Ромену Роллану: «... Тиражи в 200 [тысяч] экземпляров поглощаются в месяц. Я не говорю о брошюре, а о книгах «толстых»: «Chartreuse de Parme» Стендаля: 20 [тысяч], 30 т., 75 т. и. ни одного экземпляра из трех изданий на рынке уже нет. Еще большим успехом пользуются Бальзак, Мериме, Готье, Флобер и т. д.». 105
Помимо множества отдельных изданий, за годы Советской власти вышло в свет три собрания сочинений Бальзака: в 20-ти томах (М., Гослитиздат, 1933—1947. Под общей редакцией А. В. Луначарского и Е. Ф. Корша), в 15-ти томах (там же, 1951—1955. Под редакцией Н. И. Немчиновой) и в 24-х томах (М., «Правда», 1960. В серии: Библиотека «Огонек». Составитель Д. Д. Обломиевский). По сведениям Всесоюзной книжной палаты за 1918—1961 гг. было выпущено 265 изданий Бальзака на 17 языках, общим тиражом в 21 миллион 892 тысячи экземпляров, в том числе на русском языке — 174 издания, общим тиражом в 20 миллионов 728 тысяч экземпляров. В Латвийской ССР за 1945—1961 гг. появилось 6 изданий произведений Бальзака на 2 языках, общим тиражом в 125 тысяч экземпляров.
На русский язык Бальзака переводили Б. А. Грифцов, М. Л. Лозинский, Ю. Н. Верховский, Н. И. Немчинова, И. С. Татаринова и другие известные переводчики французской литературы. 106
Если еще в 30—40 гг. прошлого века большой интерес к Бальзаку в русской литературе, несомненно, был вызван и самим творческим методом Бальзака, который оказался более плодотворным для развития литературы, чем метод Гюго и Жорж Санд, то молодая советская литература обратилась к Бальзаку как к одному из величайших мастеров прошлого, являющему собой великий пример труда и умения типизировать явления, глубоко проникать в их сокровенную сущность.
М. Горький неоднократно обращал внимание молодых советских писателей на огромное значение творчества французского романиста; он причислял произведения Бальзака к тем книгам, «которые предстают пред нами как изумительно обработанные в образе и слове сгустки мысли, чувства, крови и горьких жгучих слез мира сего». 107
Слова Бальзака «непрерывный труд есть закон для искусства» вдохновляли и Демьяна Бедного, который включил эти слова из «Бедных родственников» Бальзака в свое стихотворение «О писательском труде» [1931].108
В своем докладе Первому съезду писателей (1934) А. Н. Толстой указал на то «могущественное влияние», которое «на формировку общества оказывает художественно оформленный тип нового (для данной эпохи, для данного общества) человека... Великое значение Бальзака в том именно, — говорил А. Н. Толстой, — что из хаоса послереволюционного французского буржуазного общества он извлек и оформил нового человека девятнадцатого столетия». 109
О Бальзаке писали много в СССР, начиная с 20-х гг. Но в этот ранний период советские литературоведы не смогли еще дать принципиально новую оценку творчества великого реалиста. В 20-х и в начале 30-х гг. развитие науки о литературе тормозил вульгарно-социологический метод Переверзева и его школы. Но даже свободный от вульгарно-социологической ограниченности крупнейший знаток зарубежной литературы А. В. Луначарский не смог еще до конца разобраться в сложном и противоречивом творчестве Бальзака.
В своих лекциях по истории западноевропейской литературы Луначарский останавливается и на мощной фигуре Бальзака. 110 Он говорит о том, с каким «величайшим почтением и восторгом» относился к Бальзаку Карл Маркс; о том, что из произведений Бальзака Маркс «почерпнул больше для познания буржуазного мира, чем из целого ряда научных трактатов». Вместе с тем Луначарский не смог раскрыть причины такой проницательности Бальзака. Он еще ясно не представлял себе мировоззрение французского писателя, его политические взгляды. «Бальзак ни в какой мере не был социалистом, правда не был и реакционером», — говорит Луначарский, далекий от упрощенно-социологического толкования литературы. Но взгляды писателя ему не ясны: «Бальзак — странная фигура в смысле своих убеждений, — его убеждений мы не можем никак вычитать в его романах. Он пересыпает яркие страницы своих романов рассуждениями и проповедями, которые иногда имеют как бы вполне определенный характер католический, реакционный, а подчас и революционный». Отсюда Луначарский заключает, что Бальзак не желает «иметь какие-либо принципы»; он беспристрастный социолог, который великолепно знает, учитывает и изображает все явления социальной жизни и всегда стремится быть объективным.
В 1932 году в «Литературном наследстве» (т. 2) было впервые опубликовано письмо Ф. Энгельса к М. Гаркнесс (1888 г.)111, которое по-новому осветило эту сложную проблему и легло в основу дальнейшего изучения творчества Бальзака.
Характеризуя Бальзака Энгельс пишет, что считает его «гораздо более крупным мастером реализма, чем всех Золя прошлого, настоящего и будущего». Эти слова перекликаются в известной степени с мнением передовой русской критики, которая, как мы видели выше, придерживалась той же точки зрения. Но если русская критика рано оценила реалистическое мастерство Бальзака, историческую и психологическую правду той картины, которую он развертывает, то причины проницательности Бальзака она искала либо в его ненависти к буржуазной монархии Луи Филиппа, либо в беспристрастном «объективизме» писателя. В первом случае в Бальзаке видели лишь реакционера, который критикует буржуазное общество «с точки зрения феодала», во втором — «истого естествоиспытателя», который не допускает «никаких нравственных различий между добром и злом».
Энгельс поставил этот вопрос в совершенно иной плоскости. Он показал, что взгляд Бальзака обращен не в прошлое, а в будущее; что, симпатизируя как легитимист аристократии, Бальзак «принужден был идти против своих собственных классовых симпатий и политических предрассудков», что «он видел неизбежность падения своих излюбленных аристократов и описывал их как людей, не заслуживающих лучшей участи», «Одной из наиболее ценных черт» Бальзака Энгельс считал и то, что несмотря на свои симпатии к классу, «осужденному на вымирание», Бальзак «видел настоящих людей будущего там, где их единственно и можно было найти», не скрывал своего восхищения героями-республиканцами.
«объективизмом» [или «политическим индифферентизмом»], как полагали другие, а способностью Бальзака перешагнуть через свою классовую ограниченность, идти против собственных политических предрассудков и смотреть в будущее. Именно это Энгельс считает «одной из величайших побед реализма» Бальзака.
Публикация письма Энгельса к Гаркнесс вызвала оживленную дискуссию в советской печати по вопросам мировоззрения и творческого метода писателя.
С новым словом в области бальзаковедения выступил в 30-х годах В. Р. Гриб, исследования которого являются образцом органического сочетания марксистско-ленинской теории с конкретным анализом художественного творчества, без которого литературоведение превратилось бы в социологию.
Уже в одной из своих ранних работ, в статье «Мировоззрение Бальзака» [1934]112, В. Р. Гриб поставил и блестяще решил задачу всестороннего освещения этой проблемы на базе изучения общественно-исторических условий эпохи Бальзака и их отражения в творчестве писателя.
Критикуя отвлеченный, нежизненный характер вульгарно-социологического метода, приверженцы которого заняты, главным образом, «социологией искусства» — «прикреплением» писателя к «классовой среде», не заботясь о художественной и культурной ценности его творчества, — В. Р. Гриб выясняет, что же обусловило такое глубокое проникновение Бальзака в действительность, по какому пути шел Бальзак, «классовые позиции которого являются результатом его попыток осмыслить объективный ход вещей».
В. Р. Гриб устанавливает прежде всего, что Бальзак не сразу стал «суровым и трезвым реалистом». Под влиянием жизненного опыта и постоянных размышлений, которые «закалили его талант, дали ему громадный запас фактов и наблюдений», постепенно меняются и воззрения Бальзака. Начав свой творческий путь романтиком с либеральными взглядами, писатель приходит к реалистическому обличению отвратительной изнанки буржуазной действительности и к своеобразному легитимизму.
Одним из ценных достижений В. Р. Гриба является уяснение принципиального характера критики буржуазного общества в творчестве Бальзака. Если либеральные писатели, критикуя те или иные недостатки, не затрагивают основы буржуазного общества и видят его превосходство над дворянским строем прежде всего в «принципе личной свободы», то именно в этом принципе усматривает Бальзак источник зла. «Сделать краеугольным камнем общества личный интерес, значит, с точки зрения Бальзака, открыть дорогу худшим страстям человеческой природы: эгоизму, жадности, корыстолюбию». В. Р. Гриб подтверждает свою мысль анализом творчества Бальзака, где подчеркнуто разрушительное влияние «власти золота» — этого ярчайшего выражения духа личной выгоды, ставшего основным рычагом в развитии капиталистических отношений.
Всесторонне рассмотрев «обвинительный акт Бальзака против буржуазной цивилизации», автор статьи обращается к положительной программе в системе взглядов Бальзака, доказывая ее консервативность и утопичность. Он раскрывает глубокий смысл суждения Ф. Энгельса о «Человеческой комедии»: «Его великое произведение — непрерывная элегия по поводу непоправимого разложения высшего общества; его симпатии на стороне класса, осужденного на вымирание». Глубоко сочувствуя старой аристократии, считая ее гибель «великой исторической трагедией», Бальзак-реалист сатирически изображает ее разложение под влиянием всепроникающего духа господства денег. В. Р. Гриб подчеркивает, что несмотря на свои симпатии к старой аристократии и патриархальной буржуазии, Бальзак далек от воспевания «доброго старого времени», что, веря в прогресс, он «хочет установить истину, объективные законы общественного развития и процветания». Автор статьи противопоставляет Бальзака как дворянским и мелкобуржуазным критикам капиталистического общества, так и либеральным апологетам буржуазного «прогресса». Он доказывает, что Бальзак, сочувствуя обездоленным, неимущим классам и постоянно интересуясь их положением, ставил перед собой вопрос: возможен ли выход, возможно ли такое общественное устройство, которое бы основывалось «не на корысти и вместе с тем на высоком уровне цивилизации»?
Анализ положительной программы Бальзака, воплощенной в его творчестве, приводит автора статьи к выводу, что «объективно демократическая исходная точка рассуждений Бальзака заканчивается консервативными выводами». Считая своих демократических героев, которыми он восхищается, опасными фантазерами, Бальзак видит единственную возможность разрешения общественных противоречий в соединении преимуществ современной цивилизации с монархическим образом правления, призванным обуздать эгоизм буржуазии и обеспечить интересы низших классов. Такая утопическая программа, доказывает В. Р. Гриб, вызвана неразвитостью общественных отношений. Бальзаку еще не на что было опереться; «пролетариат еще не сформировался окончательно как класс», и Бальзак еще не видел в нем силы, способной к «самостоятельному политическому действию».
Если вульгарно-социологическая школа придавала основное значение именно реакционным выводам Бальзака, то В. Р. Гриб, опираясь на оценку Маркса и Энгельса, раскрывает «потенциально-революционный характер» метода Бальзака, который противоречит его реакционным выводам. «Будучи как художник, подобно Гегелю, великим мастером исторической диалектики, — пишет В. Р. Гриб, — Бальзак не оставил камня на камне в капиталистическом обществе, показав вместе с тем внутреннюю негодность «доброго старого времени». В этом автор видит тот «шаг вперед в художественном развитии человечества», который сделал Бальзак.
В. Р. Гриб посвятил творчеству Бальзака и ряд других интересных исследований: «Буржуазная психология и власть денег» (1935), «Бальзак о судьбе личности в буржуазном обществе» (1936), «Художественный метод Бальзака» и др. 113 Труды В. Р. Гриба, а также его книга «Бальзак об искусстве» (1941), где впервые воедино собраны и систематизированы суждения французского писателя об искусстве и литературе и их отношении к действительности, сыграли большую роль в дальнейшем развитии бальзаковедения в СССР.
Тема «мировоззрение Бальзака» неоднократно поднималась и в работах других авторов 30-х гг., вызывая страстные споры и различные толкования. В качестве примера остановимся еще на статье Н. Четуновой, относящейся, как и статья В. Р. Гриба, к 1934 году. 114
Хотя Н. Четунова также основывается на высказываниях Маркса и Энгельса о Бальзаке как о писателе замечательном «по глубокому пониманию реальных отношений», выводы ее существенно отличаются от тех выводов, к которым пришел В. Р. Гриб. Если, как мы видели выше, В. Р. Гриб говорит о принципиальном характере критики буржуазного общества в творчестве Бальзака, о критике основы буржуазного общества, то Н. Четунова считает, что «исходной точкой бальзаковского миропонимания было признание буржуазной действительности как единственно разумной и закономерной», что «Бальзак в критике буржуазии никогда не переходит границ основных буржуазных принципов». Эту же точку зрения Н. Четунова высказывает и в других своих статьях о Бальзаке 30-х гг., например, в статье «О реализме Бальзака»: «Сказать всю правду о капитализме, — пишет автор статьи, — значит подвергнуть критике основу его существования, а этого буржуазные художники (в том числе, конечно, Бальзак) не могли и не хотели». 115
Как видим, эта точка зрения резко отличается от точки зрения В. Р. Гриба, который утверждал, что «Бальзак не оставил камня на камне в капиталистическом обществе...»
Если мнение Н. Четуновой объяснимо для бальзаковедения 30-х гг., когда эти вопросы были предметом острых споров, то ничем не объяснимо то обстоятельство, что оно повторилось в издании 1960 года, без каких-либо примечаний автора или ссылок на исследования, где эти проблемы были пересмотрены и получили ту исторически более верную трактовку (кстати, совпадающую с трактовкой В. Р. Гриба), которая принята в наши дни советским бальзаковедением.
То же самое можно сказать относительно другого существенного недостатка статьи Н. Четуновой «Мировоззрение Бальзака» — полного отсутствия даже попытки рассматривать мировоззрение писателя в его развитии. Уже В. Р. Гриб отметил, что взгляды Бальзака претерпели глубокие изменения, которые повлияли на дальнейший творческий путь писателя. Позднее эта проблема была детально изучена советскими бальзаковедами, которые пришли к выводу о кризисе не только первоначальных пробуржуазных настроений Бальзака, но и его последующих легитимистских иллюзий. Сейчас, кезалось бы, не вызывает сомнения то, что нельзя говорить о мировоззрении Бальзака, не учитывая влияния конкретных исторических условий на развитие взглядов и творческого пути писателя. Однако именно это не учтено в новом издании статьи Н. Четуновой.
В 30-х же годах еще предстояла задача разобраться в эволюции творческого пути Бальзака. Для этого прежде всего необходимо было выяснить основные его этапы. Эта тема привлекла внимание Б. А. Грифцова, посвятившего французскому писателю ряд статей и книгу «Как работал Бальзак» (1937). 116
В этой книге автор приводит следующую периодизацию творчества Бальзака: 1820—1830-й гг., «годы скрытого роста»-—«юношеская стадия» Бальзака, которая завершается созданием «Шагреневой кожей» (1831); затем следует «наиболее совершенный», по мнению Б. А. Грифцова, период в творчестве Бальзака, продолжающийся до 1837 года. В этом году начинает обозначаться «новая манера» Бальзака, которая явно проявляется во второй части «Утраченных иллюзий» (1839), и «наиболее развитым образцом» которого автор считает роман «Блеск и нищета куртизанок» (завершенный в 1847 г.). Последний период отражает те изменения в творческой манере Бальзака, которые произошли под влиянием газетной практики. Если «в свой наиболее совершенный период Бальзак бывал тяжеловесен, медлителен, подробен в описаниях и щедр на рассуждения», — пишет Б. А. Грифцов, — то «газетная практика значительно убыстрила ход действия, сделала более легким и даже сверкающим диалог, заставила вводить более пестрый материал». Вместе с тем именно произведения последнего периода «наиболее горьки»; здесь развенчаны и буржуа, и аристократы.
Определяя основные периоды творческого пути Бальзака и показывая, как разветвляется его грандиозный замысел — «Человеческая комедия», Б. А. Грифцов затронул проблемы, которые требовали еще углубленного исследования. То же самое можно сказать и о другой важной теме его книги, «Бальзак-очеркист», к которой советские бальзаковеды неоднократно возвращались в более поздних работах. Постановка этих вопросов Б. А. Грифцовым была очень своевременна и способствовала дальнейшему изучению творческого пути Бальзака.
«Герой и композиция» и «Язык и стиль», а также ряд статей об отдельных произведениях Бальзака. 117 Автор рассматривает здесь становление стиля писателя, пользуясь опубликованными во Франции рукописями Бальзака сопоставляет различные варианты текстов, прослеживает литературную историю его произведений. Б. А. Грифцов приводит также ценные сведения о русских изданиях Бальзака и останавливается на суждениях о нем зарубежной критики.
Значительным достижением советского бальзаковедения 30-х гг. является и книга А. Гербстмана «Театр Бальзака» (1938)118, посвященная одной из наименее исследованных областей творчества французского писателя.
Автор делит драматургическое творчество Бальзака на два основных этапа, которые анализируются в двух первых главах его книги: «Первые шаги Бальзака-драматурга» (1819— 1830 гг.) и «Годы расцвета» (конец 30-х — 40-е гг.). В третьей главе автор рассматривает «Элементы драматургической поэтики Бальзака» — вопросы жанра и построения пьес Бальзака, искусство портрета и другие проблемы его драматургии. В последней главе он останавливается на «судьбе театра Бальзака».
Широко используя творческое наследие Бальзака, А. Гербстман детально анализирует не только его немногочисленные законченные пьесы, но и неосуществленные драматургические замыслы, сохранившиеся в набросках и отрывках. Автор исследует истоки творчества Бальзака-драматурга и его отношение к современной французской драматургии, наиболее значительные явления которой подробно освещены в этой книге.
В заключительном разделе А. Гербстман останавливается и на судьбах драматургии Бальзака в СССР. Он говорит о том, что «только в Советском Союзе к Бальзаку-драматургу подошли как к замечательному обличителю буржуазной действительности». Отмечая большую популярность "Бальзака в СССР, где его пьесы включены в репертуар центральных и местных театров, автор различает два этапа в подходе советских переводчиков и режиссеров к драматургии Бальзака. На первом этапе «наблюдалась тенденция приспособить его пьесы к новым театральным требованиям путем их коренной переделки». Такой переделке подвергались пьесы «Находчивый Кинола», превратившийся в «Гавань бурь» и «Памела Жиро» («Цветочница»).
Во второй половине 30-х гг. определился «новый этап в подходе к драматургии Бальзака». К авторскому замыслу вернулась «Памела Жиро», по тексту оригинала ставилась и «Мачеха» Бальзака. Заключая свое исследование, А. Гербстман выражает уверенность в том, что «подлинный театр Бальзака, замечательный не только своими разоблачительными, критическими тенденциями..., но и большим человеческим содержанием, волнующим и увлекающим нас, будет пользоваться на советской сцене несравнимо большим признанием и успехом, чем попытки его переделок...»
у советских зрителей.
Большой вклад в бальзаковедение внес и Б. Г. Реизов, опубликовавший начиная с 30-х гг. ряд интересных исследований о Бальзаке, в том числе монографию «Творчество Бальзака» (1939). 119
Если другие советские литературоведы 30-х гг. (Б. А. Грифцов, Франц Шиллер) обычно начинали анализ творчества Бальзака с романа «Шуаны» (1829), опуская его раннее творчество, то Б. Г. Реизов придерживается того мнения, что нельзя выделять раннее творчество Бальзака «за линию его литературного развития». Рассматривая в первой части книги («По ступеням романтизма») путь развития творческого метода Бальзака, автор останавливается и на главнейших чертах поэтики Бальзака 1822—1825 гг., на литературных традициях, которым следует молодой писатель; затем он переходит к «школе Вальтера Скотта» и ее значении для творчества Бальзака, в первую очередь — для романа «Шуаны». Последующие разделы этой части посвящены поэтике Бальзака 30-х гг. Автор отмечает здесь тенденции «неистовства» в произведениях Бальзака 1830—1831 гг., преодоление этих тенденций и «тяготение к большому философскому и литературному синтезу» в последующие годы. Он прослеживает становление творческого метода зрелого Бальзака и происхождение замысла «Человеческой комедии».
Если буржуазной позитивистской и натуралистической критике важны были лишь нравы, «нравы писателя, нравы общества», если она не верила в мыслительную способность Бальзака и превозносила его как «бессознательного гения», которому идеи и рассуждения якобы лишь мешают увидеть правду, то Б. Г. Реизов считает, что «нельзя ни отделять миросозерцание Бальзака от его «метода», ни противопоставлять их. Творчество Бальзака уходит своими корнями глубоко в его «философию», — пишет Б. Г. Реизов в предисловии к своей книге. Философская же «основа» миросозерцания Бальзака «находится в прямой связи с революционной философией французского просвещения XVIII столетия». Эта основа его взглядов оказалась сильнее влияния реакционной философии Бональда и Сведенборга, она и определила собой основной характер творчества Бальзака, победив его легитимизм. Исходя из того, что «постижение «правды» было для Бальзака задачей «удожественной», автор уделяет большое внимание эстетике Бальзака, которая была «его методом постижения правды...»
Этой теме посвящена вторая часть книги — «Эстетические основы творчества».
«системой идей, причудливых, переплетающихся, часто противоречивых и все же составляющих единое гармоническое миросозерцание...» Он останавливается на таких проблемах, как изображение страстей у Бальзака и его связь со взглядами просветителей, пути развития образа, драматизация романа, проблемы композиции, жанра и др.
Книга Б. Г. Реизова содержит богатый материал по истории литературного движения и эстетической мысли эпохи Бальзака, а также большой научный аппарат. Может быть, автор несколько преувеличивает значение литературных влияний и реминисценций в ущерб жизненному и политическому опыту Бальзака, — большое научное и теоретическое значение его книги тем не менее очевидно: в последующих исследованиях бальзаковеды не раз возвращались к проблемам, поднятым Б. Г. Реизовым.
Отметим еще, что в этой книге не дана четкая концепция «критического реализма» в нашем сегодняшнем понимании. Б. Г. Реизов придерживался тогда точки зрения зарубежных литературоведов (например, Брандеса), относящих Стендаля и Бальзака к «романтическому движению» (отсюда и заглавие первой части — «По ступеням романтизма»). Вместе с тем автор подчеркнул здесь очень важную особенность реализма Бальзака, которая становится еше актуальнее сегодня, — то, что для Бальзака «современность — выше быта и денежных интересов, она не только в инерции социального «порядка», не только в косности нравов и страсти к наживе, она также в борьбе идеалов, в упорной работе мысли, в победе над низшими инстинктами, она в «людях будущего», пишущих книги, делающих научные открытия, умирающих на баррикадах. Художественное завоевание современности, — пишет Б. Г. Реизов, — было для Бальзака возможно лишь при условии оправдания ее во имя скрытого в ней будущего».
А. А. Фадеев подчеркнул исключительную важность этой мысли для наших дней: «Сейчас важнее обратить внимание наших писателей на эту сторону реализма, потому что она наиболее плодотворна для нас. В нашей литературе мало любви к современному человеку как носителю будущего, как провозвестнику добра в жизни людей. А без этого нельзя правдиво показать и все дурное в человеке и в жизни». 120
Некоторые положения книги Б. Г. Реизова, а также других, более поздних его работ,121 «Вопросы эстетики Бальзака». 122
Б. Г. Реизов говорит в этой статье о том, что в освещении эстетики Бальзака в нашей критике имели место вульгарно-социологические толкования. Некоторые литературоведы 30-х гг. утверждали, что в прошлом веке «писатели с «ложным» мировоззрением изображали свою эпоху лучше и полнее, чем писатели «более ясно и прогрессивно мыслящие», что «неограниченным реалистом мог быть только легитимист Бальзак». При этом они ссылались на статью В. И. Ленина о Толстом и на высказывания Энгельса в письме к М. Гаркнесс.
Б. Г. Реизов раскрывает всю ошибочность таких взглядов. Рассуждения о том, что «Бальзак писал вопреки своему мировоззрению; что как художник он видел то, чего не видел как мыслитель», ничего общего не имеют с оценкой творчества Бальзака и Толстого основоположниками марксизма. Наоборот, они восходят к утверждениям позитивистов и натуралистов (Тэн, Золя, Брюнетьер и др.) о якобы стихийной силе творчества Бальзака, о том, что Бальзак — художник, а не мыслитель.
«бессознательности» художественного творчества или о противоречиях между творчеством и мировоззрением». В. И. Ленин говорил о кричащих противоречиях во взглядах Толстого, которые отразились и в его произведениях. Ф. Энгельс в письме к М. Гаркнесс также не противопоставлял творчество Бальзака его политическим взглядам. Наоборот, «одной из величайших побед реализма» Энгельс считает то, что Бальзак «видел неизбежность падения своих излюбленных аристократов и описывал их как людей, не заслуживающих лучшей участи, и то, что он видел настоящих людей будущего там, где их единственно и можно было найти».
Таким образом, чтобы правильно понять и раскрыть творческий процесс художника, необходимо понять его мышление. Б. Г. Реизов раскрывает единство этого процесса. Он убедительно доказывает, что для Бальзака «творчество всегда было актом познания, так же как познание, постижение общих закономерностей общественной и нравственной жизни... были актом творчества. Свою «Человеческую комедию» он рассматривал как историю общества и как исследование его законов — в том же плане, что и труды Монтескье, Гоббса и Макьявелли».
«Без конкретного анализа памятника нет литературы. Науку нельзя построить на общих словах и на общих местах. Однако нельзя ограничивать пути исследования одним только текстом романа... Изучать творчество Бальзака вне его эстетики — затея праздная. Анализ каждого отдельного его произведения не приведет ни к чему, если произведение рассматривается вне перспективы всего литературно-эстетического и философского развития Бальзака».
Не случайно поэтому, что именно выяснение мировоззрения и эстетических взглядов Бальзака явилось первоочередной задачей советского бальзаковедения, успешное развитие которого во многом зависело от правильного решения этой проблемы. Труды Б. Г. Реизова, как и исследования В. Р. Гриба, много способствовали решению этой задачи.
* * *
Если попытаться осмыслить основные характерные моменты советского бальзаковедения послевоенного периода, то можно установить следующие закономерные явления:
До 1949 года происходит своеобразное «накапливание сил» и в этой области. В печати появляется лишь несколько статей Б. Г. Реизова («Мотивы титанизма в творчестве Бальзака», «Эпизод из биографии Дидро в «Человеческой комедии»123 и др., а также его краткий очерк «Бальзак» (Л., Изд-во Ленинградского ун-та, 1946). Т. Н. Чарыкова пишет кандидатскую диссертацию «Бальзак в критике современников» (Л., 1946), А. Б. Кеменова — диссертацию «Романтическое в творчестве Бальзака» (М., 1947) и т. д.
—1950 гг. проходят под знаком бальзаковских годовщин, которые явились ярким свидетельством исключительной популярности творчества Бальзака в нашей стране и того большого значения, которое ему придает советское литературоведение. В эти годы выходит в свет и подготавливается к выпуску большое количество работ: критико-библиогра-фические очерки А. Пузикова, М. Елизаровой, Н. Муравьевой124, статьи И. Анисимова, С. Дурылина, В. Дынник, А. Иващенко, В. Николаева, Б. Раскина и др125. Происходит новый прилив исследовательской работы в области бальзаковедения.
Если в первые послевоенные годы с исследованиями о творчестве Бальзака выступил лишь узкий круг литературоведов, то в последующие годы этот круг начинает быстро расширяться, появляются новые интересные работы, причем не только известных ученых, но и молодых литературоведов.
До войны и в первые послевоенные годы исследования о Бальзаке печатались почти исключительно в центральных изданиях (Москва, Ленинград); с 50-х гг. все больше работ публикуется и в научных изданиях периферийных вузов126
Наряду с углубленным исследованием отдельных проблем, поднятых еще бальзаковедами 30-х гг., разрабатываются новые, еще не затронутые темы, усиливается стремление к синтезу, к общему осмыслению творческого пути Бальзака на основе детальной разработки отдельных этапов.
Остановимся вкратце на основных достижениях советского бальзаковедения последних десяти лет.
Реакционная критика всячески стремилась и стремится представить дело так, будто симпатии Бальзака всецело на стороне гобсеков, вотренов, растиньяков. Она провозгласила его певцом зла, что дало ей основание обвинять великого писателя в безнравственности. Мы уже говорили выше о том, какой отпор эти лицемерные обвинения получили в России еще в прошлом веке. Русская критика и тогда уже почувствовала гуманизм творчества Бальзака, глубокий интерес писателя к человеку и тревогу за его судьбу в обществе, где над всем властвует чистоган.
Глубоко ценя гуманизм французского писателя, Горький, писал: «Книги Бальзака наиболее дороги мне той любовью к людям, тем чудесным знанием жизни, которые с великой силой и радостью я всегда ощущал в его творчестве». 127
разрешению этих проблем и улучшению условий жизни обездоленных слоев общества. Не случайно, поэтому, то, что вопрос о социально-политических взглядах Бальзака и его связях с демократическим движением продолжает оставаться в центре внимания советского бальзаковедения последнего периода, подвергаясь более детальному исследованию на основе анализа как художественных произведений, так и публицистики и переписки писателя. 30—40-х гг.
В статье «Бальзак и французское рабочее движение 30— 40-х годов XIX в.»128, Р. М. Самарин говорит о постоянной озабоченности Бальзака судьбою рабочих, о том, что Бальзак не переставал интересоваться положением рабочих, рабочим движением, хотя он и не сочувствовал его целям. «Как бы ни были утопичны и реакционны намечаемые Бальзаком пути дальнейшей политики Франции, — пишет автор статьи, — эти пути прежде всего диктуются необходимостью решить самый важный, с точки зрения Бальзака, вопрос современной французской жизни—рабочий вопрос». Основываясь на литературной деятельности Бальзака 30— 40-х гг., Р. М. Самарин приходит к выводу, что именно под воздействием борьбы французского рабочего класса Бальзак сумел увидеть «типические обстоятельства эпохи», ее «характерные противоречия», смог «противопоставить правящим классам — и вырождающемуся дворянству, и вульгарному денежному выскочке — глубоко привлекательный образ революционера».
Постановка этой проблемы Р. М. Самариным заинтересовала и французских бальзаковедов, в частности П. -Ж. Кастекса и Ж. -Э. Доннара. П. -Ж. Кастекс отметил в этой связи значение «марксистской культуры» для решения тех задач, которые ставят перед собой французские исследователи. 129
«Политические и социально-бытовые очерки Бальзака 30-х годов XIX века» (1954)130. «банкира», «ростовщика» и «лавочника», впервые появившиеся в очерках Бальзака и воплотившиеся затем в типические образы «Человеческой комедии», так и не менее значительную тему героя-республиканца, представителя народа, пристально изучаемую советским литературоведением.
С проблематикой работ Р. М. Самарина и О. В. Ловцовой соприкасается и исследование Д. Д. Обломиевского «К вопросу о социально-политических позициях Бальзака в 1830—1833 гг.» (1956)131, в котором прослеживается эволюция взглядов Бальзака в один из важнейших периодов его жизни, когда в условиях буржуазной монархии Луи Филиппа и непрекращающихся народных восстаний существенным образом меняются социально-политические воззрения писателя.
Если в условиях режима Реставрации в произведениях Бальзака преобладали антифеодальные мотивы, то в исторической обстановке эпохи Июльской монархии его творчество становится антибуржуазным. Д. Д. Обломиевский подчеркивает, что эти настроения не возникли независимо от прежних взглядов, но по существу вытекают из них. Крушение монархии Бурбонов Бальзак воспринимает как «естественный результат исторического развития». Еще в конце 1830 года он считает партию легитимистов «самой опасной». Автор отмечает, что Бальзак сочувственна относится к революционному движению как во Франции, так и в Европе, и резко отрицательно — к общеевропейской политической реакции. Однако, все более и более возмущаясь политикой господствующей во Франции финансовой буржуазии и переоценивая могущество реакционных сил и их основной опоры, аристократии, Бальзак не верит в реальность победы республиканского лагеря и ищет выхода в конституционной монархии. Ценным источником для анализа настроений Бальзака 1830—1833 гг. служат автору «Письма о Париже» Бальзака (1830—1831) и его очерки 1830—1832 гг.
Одним из важных выводов Д. Д. Обломиевского является вывод о том, что в начале 30-х гг. Бальзак отходит от восприятия народа и буржуазии как «единого третьего сословия» и «начинает воспринимать крупную буржуазию как совершенно особое социальное явление... Он приходит к осознанию того, что буржуазия «изменила общему делу», «предала народ — своего недавнего соратника и союзника».
«проблемы бальзаковского легитимизма» на основе анализа романа «Сельский врач» (1833).
Статья Д. Д. Обломиевского является составной частью его докторской диссертации «Основные этапы творческого пути Бальзака»132.
В этом крупном исследовании автор впервые решил задачу углубленной разработки основных этапов творчества Бальзака в тесной связи с социально-политической и литературной борьбой эпохи, всесторонне осветив литературную деятельность Бальзака, эволюцию его политических и эстетических взглядов, развитие его творческого метода и оценку его творчества в литературной критике. Глубоко разработан автором и вопрос о новаторстве Бальзака, его роли и значении в литературном движении эпохи.
Д. Д. Обломиевский устанавливает здесь следующие основные этапы творческого пути Бальзака: первый этап — 1820-е годы, второй этап — 1830—1835 гг., третий этап — 1836—1850 гг. Эта периодизация несколько отличается от той, которую привел Б. А. Грифцов. Но если этот автор считал «наиболее совершенным» второй период творчества Бальзака, то Д. Д. Обломиевский убедительно доказывает, что вершиной творческого пути Бальзака является его третий этап, период творческой зрелости писателя, когда окончательно сформировался реалистический метод Бальзака и им были созданы такие шедевры, как «Утраченные иллюзии», «Кузина Бетта», «Кузен Понс», «Крестьяне» и др.
В статье «Социально-политические очерки Бальзака начала 30-х годов XIX века и журнал «Карикатура»133«Caricature». Автор доказывает, что сотрудничество Бальзака-очеркиста с художниками этого журнала плодотворно влияло на углубление реализма в изобразительном искусстве, а также на само творчество Бальзака.
Усиленное внимание бальзаковедов в последний период привлекали и другие проблемы, связанные с системой взглядов Бальзака: исторические, эстетические и философские воззрения писателя.
В. М. Подтынкова пишет в статье «Исторические взгляды Бальзака»134, что изучая историю своей родины, Бальзак искал в ней ответа на многие вопросы современности, стремясь «понять законы, управляющие человеческим обществом, осмыслить современность в ее развитии и увидеть ростки будущего». Автор отмечает что Бальзак придерживался прогрессивных для своего времени исторических взглядов. Как и буржуазные историки Гизо, Тьерри и Минье, Бальзак рассматривал историю Франции, начиная от средневековья, как историю борьбы классов. Революцию 1789 года он считал кульминационным пунктом в борьбе буржуазии с дворянством и признавал ее историческую закономерность. Автор останавливается на произведениях Бальзака, касающихся этой темы, и заключает, что «наибольшей остроты в изображении сущности классовой борьбы» писатель достигает в романе «Крестьяне». Вместе с тем, В. М. Подтынкова замечает и противоречия, присущие взглядам Бальзака, хотя допускает ошибку, категорически утверждая, что все ценное — элементы материализма в объяснении общественной жизни, — что было характерно для Бальзака, когда он рассматривал явления прошлого, утрачивается им, как только он обращается к настоящему и будущему человеческого общества».
Если это верно для утопических воззрений Бальзака на будущие судьбы буржуазного общества, то такое утверждение противоречит общепризнанному в марксистской критике мнению о материалистической основе взглядов Бальзака, его глубокой проницательности в критике современного положения этого общества. Сама же В. М. Подтынкова опровергает себя в других местах этой статьи, где она говорит о том, что, «понимая подчиненную роль идеологии, Бальзак при характеристике буржуазного общества всегда вскрывал зависимость политики, права, религии от собственнических основ капиталистического мира», и др.
«Французский исторический роман в эпоху романтизма» (гл. 4. «Бальзак. «Шуаны»»)135.
Автор останавливается здесь на исторических сюжетах в творчестве Бальзака 20-х гг. и на истории создания и детальном разборе его первого крупного исторического романа «Шуаны» (1829). Как всегда широко освещая рассматриваемую эпоху, Б. Г. Реизов раскрывает отношение Бальзака к буржуазной историографии, создававшейся в это время, и к существовавшей уже традиции исторического романа, в частности, к роману Вальтера Скотта.
Мы не остановимся здесь на других исследованиях, посвященных историческим романам Бальзака. 136 Обратимся к некоторым работам последнего периода, рассматривающим взгляды Бальзака на литературу и искусство.
В статье «К вопросу о Бальзаке — литературном критике»137— на творчество Стендаля, уделяя особое внимание «Этюду о Бейле» Бальзака (1840). Автор говорит о том, что в этой самой значительной литературно-критической статье Бальзака особенно доказательно проявилась «зависимость Бальзака от общего могучего движения передового французского искусства, органическая связь писателя с направлением, существовавшем во французской литературе...» К сожалению, Р. М. Самарин не касается ранних суждений Бальзака о творчестве Стендаля, в частности, о романе «Красное и черное» (1830), несомненно оказавшем значительное влияние на становление творческого метода Бальзака. (Первый отзыв Бальзака об этом романе появился в январе 1831 года в его «Письмах о Париже»). Р. М. Самарин считает, что взаимопонимание «обоих писателей... пришло вслед за статьей («Этюд о Бейле». — Т. К.) и обменом известными письмами», и что углубленный анализ «Пармской обители», который дан в этой статье, а также «обдумывание опыта Стендаля и Мериме помогли Бальзаку четче понять, чего хочет он сам, как представляет себе задачи, стоящие перед новым французским искусством».
Думается, что о взаимопонимании двух великих реалистов и «кристаллизации» эстетических взглядов Бальзака можно говорить и применительно к более раннему периоду, к 30-м годам, и что «Этюд о Бейле» явился не только «толчком» к размышлениям, но и закономерным итогом, обобщением взглядов Бальзака на творчество Стендаля и на современную французскую литературу в целом.
Судя по имеющимся отзывам Бальзака о Стендале, по переписке двух писателей, а также по фактам, установленным французскими учеными (Анри Мартино и др.), интерес и сочувственное внимание к творчеству Стендаля Бальзак проявлял еще в конце 20-х гг., когда состоялось и личное знакомство обоих писателей. Отзыв Бальзака о «Красном и черном» прозвучал как смелая защита автора романа в обстановке всеобщего порицания и негодования. В письме от 6 апреля 1839 года Бальзак напоминает Стендалю о своем мнении, высказанном в личной беседе: «Во всем, чем мы вам обязаны, есть движение вперед. Вы помните, что я говорил вам о «Красном и черном?»... А Стендаль, в письмах от 17 мая и июня 1839 года, обращается к «королю романистов нынешнего века» не только на правах поклонника, но и друга...
Возможно, что детальный анализ взаимоотношений Стендаля и Бальзака, пока еще очень слабо освещенных в нашем литературоведении, позволит исследователю этой проблемы доказать, что творчество Стендаля оказало на Бальзака длительное и глубокое воздействие, отнюдь не ограничивающееся раздумьями о «Пармской обители» и ее авторе в 1839—1840 гг.
Добавим еще, что вопрос о «литературе идей» и «литературе образов» тоже занимал Бальзака еще в начале 30-х гг.,138 «Этюде о Бейле». И если в тот ранний период Бальзак еще не выделял третьей, всеобъемлющей литературы, которая в «Этюде о Бейле» получила название школы «литературного эклектизма», то общие эстетические размышления Бальзака 30-х гг. свидетельствуют о том, что задача синтеза была поставлена писателем уже в этот период.
Проблеме синтеза в эстетических взглядах Бальзака 30-х гг. посвящена статья М. Ф. Овсянникова «О пластичности и гармонии в философских этюдах О. Бальзака». 139
Автор говорит здесь о том, что проблемы пластичности и живописности, мелодии и гармонии, соответствующих в искусстве тому, что Бальзак подразумевает в литературе под терминами «идея» и «образ», вызывали оживленные обсуждения в конце XVIII — первой половине XIX века. Но Бальзак, по мнению автора статьи, дал им более глубокое толкование, чем, например, Гегель. Останавливаясь на воззрениях немецкой эстетики (Гегель, Кант, Гете, Шиллер и др.) по этим вопросам, М. Ф. Овсянников заключает, что в классической немецкой эстетике эти проблемы обсуждались «в плане осмысления отличительных особенностей современного, то есть буржуазного искусства». В том же плане рассматривал эти вопросы и Бальзак в своих философских этюдах «Неведомый шедевр» (1831) и «Гамбара» (1837). Основываясь на анализе эстетических воззрений Бальзака, выраженных в этих этюдах, М. Ф. Овсянников утверждает, что «Бальзак не только не уступает немецким теоретикам искусства, но в ряде пунктов превосходит их». Один из первых Бальзак поставил вопрос о трагедии художника в буржуазном обществе. Он показал, что одностороннее развитие живописности и гармонии, вызванное отрывом художника от действительности и погоней за внешними эффектами, ведет к разложению формы и упадку искусства, тем самым предугадав направление развития буржуазного искусства, которое стало явным лишь в конце XIX — начале XX века. «Величие Бальзака, — пишет автор статьи, — состоит в том, что он в период относительно высокого подъема буржуазного искусства смог предвидеть в нем симптомы неизбежного разложения». М. Ф. Овсянников отмечает, что размышления Бальзака о пластичности и живописности, мелодии и гармонии не утратили своей актуальности и в наши дни.
Если вопросы эстетики Бальзака нашли углубленное освещение в ряде работ советских бальзаковедов еще начиная с 30-х гг. (выше мы уже остановились на трудах Б. Г. Реизова, разработавшего основы изучения этой темы), то философские взгляды французского писателя стали предметом глубоких исследований в последние 7—8 лет.
Обстоятельный анализ философских произведений Бальзака дан в кандидатской диссертации и статьях Б. Л. Раскина. 140 . 141 Остановимся на статье Р. А. Резник «Философские взгляды Бальзака», которая как бы подытоживает ее предыдущие работы в этой области.
Р. А. Резник отмечает прежде всего, что Бальзак настойчиво связывал художественное познание жизни с философией и неизменно стремился к обобщению, особенно дорожа своими философскими этюдами. Теоретическая мысль Бальзака охватывает многие области: историю, социологию, экономику, право и др. Она проявляется и в его концепции художественного образа, в композиции его романов и в небывалом по своей грандиозности замысле «Человеческой комедии». Поэтому особенно важным Р. А. Резник считает уяснение основ воззрений Бальзака, то, что писатель называет своими «принципами».
Характеризуя отношение буржуазного литературоведения к философии Бальзака, автор отмечает, что прежнее презрение и пренебрежение (Э. Фагэ, А. Лебретон) сменилось острым интересом к взглядам писателя. Однако даже почитатели Бальзака воспринимают его философские воззрения «как набор противоречивых мнений и тенденций без внутреннего единства». Навязывая Бальзаку различные идеалистические теории, буржуазные литературоведы оставляют в тени вопрос о связи писателя с идеями французских просветителей XVIII века.
Р. А. Резник доказывает, что теоретическая мысль Бальзака «отнюдь не лишена цельности в своих основах, хотя движется подчас причудливыми путями». Углубляя вопрос о связи Бальзака с философией Просвещения, поставленный Б. Г. Реизовым в книге «Творчество Бальзака», Р. А. Резник рассматривает французский материализм XVIII века как важнейший источник философских взглядов писателя, от которого он «унаследовал учение о материальной природе мира и человека, о материальной, физической основе сознания»; к учению просветителей восходит и «важнейший принцип зависимости человека от общественной среды, провозглашенный в предисловии к «Человеческой комедии»; с просветителями связано и рационалистическое отношение Бальзака к религии, его критика религиозного ханжества.
«ясно видел и ограниченность их перед лицом общественного и научного развития XIX века», отмечает автор статьи, обращаясь к другому основному источнику теоретических взглядов Бальзака — к современному ему естествознанию, к которому писатель проявлял глубокий интерес и осведомленность в его новейших достижениях.
Рисуя Бальзака как «увлеченного поборника науки, прошедшего школу просветителей», Р. А. Резник пытается также определить, какое же место в его взглядах занимали Сен-Мартен и Сведенборг, которым придает такое значение буржуазное бальзаковедение.
Анализ «Мистической книги» Бальзака позволяет автору заключить, что писатель не принял самые основы идей этих философов, и что обращение Бальзака к мистике диктуется стремлением подняться «выше» науки, отыскать не найденные еще связи и закономерности. Р. А. Резник опровергает мнение буржуазных ученых, видящих в «Мистической книге» воплощение мистических учений и ключ ко всему творчеству Бальзака. Она доказывает, что именно «произведения, проникнутые материалистическими тенденциями и идеями, как «Поиски абсолюта», дают верный ключ к «Мистической книге» и подобным ей страницам в творчестве писателя.
В основе философских взглядов Бальзака автор статьи видит «монизм на материалистической основе, утверждение всеобщих связей... и непрерывного развития в мире, составляющем одно великое целое в бесконечном разнообразии форм и вечном движении их от низших ступеней к высшим». Р. А. Резник отмечает глубокое единство философских взглядов и художественных исканий Бальзака.
К характерным особенностям советского бальзаковедения последнего периода относится также усиленное внимание к языку писателя. 142 «Точность и сила в языке романов Бальзака»143«в которой все струны натянуты и все слажено отчетливо и крепко,... со своим, бальзаковским употреблением всех особо ударных слов»... Эта статья тем более интересна, что касается все еще недостаточно изученной области — художественного мастерства Бальзака, его стиля, художественного строя его языка, который, по выражению А. В. Чичерина, «несравненно выше, чем слог, чем грамматическая стройность».
Необходимо также отметить то более широкое внимание, которое привлекает вопрос об оценке творчества Бальзака в русской и зарубежной критике. Не случайно интерес к этой теме усилился в связи с бальзаковскими годовщинами 1949—1951 гг. 144, а в последние годы — в связи с появлением ряда новых работ о Бальзаке во Франции, в первую очередь — нового бальзаковедческого издания «L'Année Balzacienne»145.
Советским литературоведением сделано очень много для всестороннего и глубокого изучения творческого наследия Бальзака. В СССР впервые были поставлены и разрешены такие важнейшие проблемы, как мировоззрение Бальзака, принципиальный характер критики буржуазного общества в творчестве Бальзака, Бальзак и французское рабочее движение и др.
XIX века, где его творчество занимает одно из центральных мест. Огромное социальное звучание «Человеческой комедии», как и произведений других великих мастеров реализма, было подчеркнуто и в выступлениях на дискуссии о реализме в мировой литературе (Москва, апрель 1957 года). Раскрывая гуманизм творчества Бальзака, его немеркнущее значение, советские ученые помогают прогрессивным французским литературоведам защитить творческое наследие великого реалиста от посягательств реакционной критики. 146
***
Тема «Бальзак в России» сложна и многогранна. Она вызвала много противоречивых суждений. Мы коснулись в нашем обзоре лишь некоторых аспектов этой большой и важной темы, требующей еще углубленного исследования. Вместе с тем мы попытались осветить тот большой вклад, который наша страна внесла в распространение и изучение творчества великого французского писателя.
Примечания.
103 Бальзак О. Неведомый шедевр. М., 1918. стр. 5, 9.
104 Издательство «Всемирная литература». Каталог... Вступит, статья М. Горького. Пб., 1919.
106 Вопросам перевода Бальзака посвящена статья М. Столярова «Искусство перевода художественной прозы». (Лит. критик, 1939, № 5—6, стр. 242—254).
107 Русские писатели о литературном труде. Т. 4. Л., 1956. стр. 30.
108 Бедный Демьян. Собрание сочинений. Т. 4. М., 1954, стр. 28.
109 Толстой А. Н. Собрание сочинений. Т. 10. М., 1961, стр. 252.
—172.
111 См. также: Маркс К. и Энгельс Ф. Об искусстве. Т. 1. М., 1957, стр. 11—12.
112 Гриб В. Р. Избранные работы. М., 1956, стр. 153—209.
113 См.: Гриб. В. Р. Избранные работы. М., 1956, стр. 210—274. Библиография, стр. 414— 415.
114 Четунова Н. Мировоззрение Бальзака. — В кн.: Четунова Н. В спорах о прекрасном. М., 1960, стр. 267—331.
116 Грифцов Б. А. Как работал Бальзак. М., «Сов. писатель», 1937; 2-е изд.: М., Гослитиздат, 1958 [с некоторыми сокращениями и дополненное статьями Б. А. Грифцова].
—297. (Статьи: «Евгения Гранде», «Отец Горио», «Утраченные иллюзии», «Крестьяне»).
118 Гербстман А. Театр Бальзака. Предисл. Конст. Державина. Л. -М., «Искусство», 1938.
119 Реизов Б. Г. Творчество Бальзака. Л., «Худож. лит-ра», 1939.
«Творчество Бальзака». (1945).— В кн.: Фадеев А. А. За тридцать лет. М., 1959, стр. 867—874.
121 Реизов Б. Г. Спорные вопросы бальзаковедения. — Звезда, 1941, №3, стр. 160—173 (и др.).
122 Реизов Б. Г. Бальзак. [Л.], 1960, стр. 3—27.
123 Учен. записки Ленингр. гос. пед. ин-та им. Герцена, т. 48, 1946 (на обл. 1947), стр. 101 — 148; т. 67, 1948, стр. 96—101.
124 Пузиков А. Оноре Бальзак, Критико-биогр. очерк. М., Гослитиздат, 1950 (2-е изд. 1955); Елизарова М. Бальзак. Очерк творчества. М., Гослитиздат, 1951; Муравьева Н. И. Бальзак. М., Учпедгиз, 1952 (2-е изд. 1958). О книгах см. рецензию: Анисимова К. За глубокое изучение творчества Бальзака. — Звезда, 1953, № 1, стр. 184—187.
—1953 гг. Т. 2. М., 1959, стр. 26—27.
126 См. статью Н. Дороговой «История французской литературы в научных изданиях периферийных вузов». — Вопросы лит-ры, 1962, № 2, стр. 209—218.
127 Горький М. О литературе. М., 1953, стр. 127.
128 Учен. записки Ин-та мировой литературы им. А. М. Горького, т. 1, 1952, стр. 325— 348.
129 Вестник Московского ун-та, серия VII. Филология, журналистика, 1960, № 6, стр. 38— 39.
—56.
131 Учен. записки Ин-та мировой лит-ры им. А. М. Горького, т. 2. 1956, стр. 81 — 129.
132 Обломиевский Д. Д. Основные этапы творческого пути Бальзака. Т. 1—2. Дисс. на соискание учен. степени д-ра филол. наук. [М., Ин-т. мировой литературы им. А. М. Горького, б. г.].
133 Известия Воронежского гос. пед. ин-та, т. 21. Каф. русской и зарубежной лит-ры, 1956, стр. 177—194.
134 Ученые записки Карельского пед. ин-та, т. 5, 1957, стр. 26—43.
—349. См. также: Реизов Б. Г. Проблемы исторического романа у Бальзака. («Шуаны»). — Учен. записки Лечингр. гос. ун-та. Серия филол. наук, вып. 13, 1948, стр. 360—392.
136 Напр.: Петелин Г. С. Исторические романы Бальзака «Шуаны» и «Темное дело». — Учен. записки Ростов. -на-Дону гос. ун-та, т. 64. Труды историко-филол. фак., серия филол., вып. 5, 1957, стр. 79—117; Тонышева И. О романтическом и реалистическом в историческом романе Бальзака «Шуаны». — Труды Узбекского гос. ун-та им. Алишера Навои. Новая серия, вып. 97. Вопросы теории литературы и художественного мастерства, 1959, стр. 105—126 (и др.).
137 Вестник Московского ун-та, 1957, № 1, стр. 141 —159.
— Московский телеграф, 1833, ч. 52, стр. 164.
139 Из истории эстетической мысли Нового времени. М., 1959, стр. 119—145.
— Философская повесть Бальзака «Эликсир долголетия» — Труды Ленингр. библиотечного ин-та им. Н. К. Крупской, т. 2, 1957, стр. 177—189 (и др.)
141 Резник Р. А. Философские повести Бальзака «Эликсир долголетия» и «Прощенный Мельмот». — Учен. записки Саратов. гос. пед. ин-та, вып. 21. Каф. русской и зарубежн. лит-ры, 1957, стр. 201—241; — Философская повесть Бальзака «Неведомый шедевр». — Учен. записки Саратов. гос. ун-та им. Н. Г. Чернышевского, т. 56. Вып. филол., 1957, стр. 110—150; — О единстве «Философских этюдов» Бальзака. — Там же, т. 67, 1959, стр. 179—202; — Философские взгляды Бальзака. — Вопросы литературы, 1961, № 7, стр. 120—137.
142 См.: Матвеева Н. Г. Синонимика наименований действующих лиц у Бальзака. — Учен. записки Ленингр. гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена, 1959, т. 212. Вопросы грамматики и лексики французского языка, стр. 161— 176; Радугина Т. Н. Лексико-стилистические средства, использованные Бальзаком при построении речи Гранде, Гобсека и отца Горио, — Учен. записки 1-го Московского пед. ин-та иностр. яз., т. 23, 1959 (обл.: 1960), стр. 361—376; Седов В. Ф. Разговорная лексика и фразеология в языке драматургии Бальзака. — Учен. записки Ленингр. гос. ун-та, 1959, № 253. Серия филол. наук, вып. 45. Вопросы лексикологии, стилистики и сопоставительного изучения языков, стр. 174—190 (и др.).
143 Проблемы реализма и художественной правды. Вып. 1. [Львов], 1961, стр. 130—138.
144 См.: Раскин Б. Л. и Таманцев Н. А. Борьба за наследие Бальзака. (Бальзаковские годовщины в СССР и за рубежом). — Вестник Ленингр. ун-та, 1951, № 3, стр. 20—41; Анисимов И. Война реакционной критики против классического наследства. — В кн.: Анисимов И. Классическое наследство и современность. М., 1960, стр. 256—321 (и др.).
— Вопросы литературы, 1960, № 1, стр. 231—243; Самарин Р. Новое бальзаковедческое издание. — Вопросы литературы 1961, № 2, стр. 190—193; Виппер Ю. Новый номер «Бальзаковедческого ежегодника». — Вопросы литературы, 1962, № 6, стр. 221—225.
146 Достижения советского бальзаковедения кратко обобщены и в предисловии к недавно изданной монографии Д. Д. Обломиевского «Бальзак» (М., Гослитиздат, 1961), в основу которой легла упомянутая выше докторская диссертация автора.
© 2010 Татьяна Мюллер, Владимир Кочетков, Вера Шемер