НИДЕРЛАНДСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
В начале XIX столетия Нидерланды оказались под властью французского диктата. Голландия вынуждена была распрощаться с республиканскими традициями и стать королевством под скипетром Луи Бонапарта, а в 1810 г. официально вошла в состав империи Наполеона I. Экономический, политический и национальный гнет восстановил против оккупантов широкие слои населения. В 1813 г. после разгрома наполеоновской армии в России в Нидерландах вспыхнуло национально-освободительное движение.
Однако, как и во многих других странах Европы, монархическому дворянству и крупной буржуазии удалось повернуть это движение в русло своих интересов. Общественно-политическая жизнь после 1813 г. проходит под знаком реставрации. Нидерландская буржуазия расчищает пути для развития в стране капитализма.
Для нидерландской общественной и художественной мысли первой половины XIX в. характерны практицизм и фидеизм. Практицизм по-прежнему опирался на «философию здравого смысла». Но если в XVIII в. эта философия не позволяла обольщаться иллюзиями и обещаниями просветителей, то в XIX в. она «уберегала» от полного разочарования в разуме, неизменно придерживаясь «золотой середины». Фидеизм же укоренился благодаря активной роли теологии, которая под влиянием просветительского рационализма оправдывала веру с помощью разума.
«здравым смыслом» и «рациональной» религиозностью, оказалась неподходящей для того, чтобы на ней могла вырасти теоретически основательная романтическая эстетика. Впрочем, нидерландские романтики вообще теоретизировали мало, больше обращались к жизненной практике — к национальной реалистической традиции (помимо литературы и ярче, чем литература, эту их склонность выразила гаагская школа живописи), к духовным связям человека с конкретностью бытия, родной природы, национальной истории, фольклора. Такова первая характерная особенность нидерландского романтизма.
Вторая заключается в тесном переплетении и даже взаимодействии романтизма с просветительскими традициями, которые в XIX в. приспосабливаются к новым историческим условиям. Этот процесс инфильтрации одного культурного исторического этапа в другой протекает нередко в рамках творчества одного писателя (В. Билдердейк, А. Старинг). Такое же сосуществование двух типов мировоззрения наблюдается и в теоретической мысли того времени, в том числе художественно-эстетической (Э. Потгитер).
В своем развитии нидерландский романтизм проходит через два периода: первый — от 1795 (год оккупации Нидерландов Францией) до 1813 (год освобождения Нидерландов), второй — от 1814 (год образования Нидерландского королевства) до 1848 г. Оба этапа объединяет и всю романтическую эпоху одушевляет пафос «национального возрождения» — на первом этапе политического, а затем экономического развития страны, давно пережившей свою революцию и с тех пор вытесненной с исторической авансцены.
Сам термин «романтическое» был введен в литературный обиход Нидерландов в 10-е годы, обозначая прежде всего иноземную литературу христианского толка, апеллирующую к средневековью. В эти же годы нидерландские писатели знакомятся с теорией и литературой немецкого романтизма. В 1810 г. Н. Г. ван Кампен первым в Европе перевел и издал «Лекции о драматическом искусстве и литературе» А. В. Шлегеля, в 1820 г. вышел восторженный этюд П. ван Герта о Новалисе. Эстетика иенской школы оказала влияние на творчество Билдердейка и поэтов группы «Пробуждение».
В первых романтических произведениях отчетливо звучат патриотические чувства, вызванные духовной оппозицией иноземному господству. Эпические поэмы «Батавы во времена Юлия Цезаря» (1805) Корнелиса Лоотса и «Голландская нация» (1812) Яна Хелмерса, исторический роман «Жизнь Маурица Лейнслангера» (1808) Андриана Лоошеса — самые заметные в литературе раннего романтизма. Авторы их стремились поддержать моральный дух соотечественников примерами из славного прошлого страны. Чаще всего это конец XVI в. и «золотой» XVII век, реже — XVIII век и средние века. Обращение к прошлому не было «бегством от действительности» — в идеализированных временах былого могущества романтики видят залог будущего национального возрождения.
настроения крупнобуржуазных, дворянских и клерикальных кругов. У ее истоков стоит поэт и драматург Виллем Билдердейк (1756—1831). Адвокат по образованию, монархист и консерватор по политическим взглядам, он был, по его словам, «натурой, не знающей меры»; в нем противоречиво сочетались богобоязненный буржуа и индивидуалист. Творчество писателя оказало большое влияние на литературу нидерландского романтизма (религиозная поэзия И. Да Коста, исторический роман Я. ван Леннепа, позднеромантическая эстетика А. Тейма).
Хотя некоторые голландские исследователи (Г. Кнювелдер, Г. Госсарт) и поныне считают Билдердейка «единственным, универсальным национальным романтиком», его многожанровое творчество в наши дни вызывает лишь академический интерес. Однако в прошлом столетии оно не раз становилось предметом бурной полемики, самыми непримиримыми в которой были представители критического реализма (Мультатули, К. Бюскен-Хюет) и неоромантизма (А. Вервей).
Одной из причин полемики была воинствующая тенденциозность произведений Билдердейка. Свои трагедии, например, он написал (в 1808 г.) в честь Луи Бонапарта с целью исторического оправдания абсолютистского режима в бывшей Республике соединенных провинций, за что был одарен и французским, и — позже — нидерландским королем. Безвольный и сластолюбивый феодал граф Флорис (трагедия «Флорис Пятый»), развенчанный в свое время Хофтом и Вонделом, у Билдердейка предстает невинной жертвой злобного и ревнивого Герардта ван Велзена, малодушного Гейсбрехта ван Амстела, неверных и жестоких вассалов (которые для одноименных трагедий Хофта и Вондела послужили прототипами национальных героев). В финале трагедии звучит «пророчество» о будущем союзе Голландии и Франции.
Своевольно трактуется и эпизод из жизни Вильгельма Оранского в трагедии «Вильгельм Голландский». Как и «Флорис Пятый», по характеру драматургического конфликта это скорее мелодрама, чем трагедия, по форме же — диалогизированное патетичное стихотворение, в котором монологи героев приближены к авторской речи. В третьей трагедии Билдердейка «Кормак» повторяется на шотландском материале сюжет об избиении Улиссом женихов Пенелопы; основная идея — ничтожество человека перед могуществом божьего произвола. В статьях того же года «Театр» и «Трагедия» Билдердейк ополчается против «романтической» драмы, называя «детскими причудами» творения Шекспира и не щадя даже авторитет Вондела. В пример им он ставит классицистическую трагедию Корнеля и Расина, формальным совершенствам которой пытается подражать. Однако содержание собственных трагедий Билдердейка — романтическое. Такое противоречие не было исключительным (ср., например, драмы Ф. Грильпарцера).
Свою враждебность историческому прогрессу, социальной революции (в годы Батавской республики он жил в эмиграции) Билдердейк сохранил до преклонных лет, будучи профессором истории в Лейденском университете (с 1817 г.) и автором солидного труда «История отечества». Философско-эстетические взгляды Билдердейка выражены главным образом в его дидактических поэмах «Болезнь ученых» (1807), «Искусство поэзии» (1809), «Мир духов» (1811), «Звери» (1817), а также в «Оде Наполеону» (1806).
— христианский мистицизм. Бог для Билдердейка — воплощение абсолютной красоты, которую человек познает по наитию, через чувство. Чувство принимает у Билдердейка гипертрофированные, космические размеры. Это космическое «чувство себя» переполняет поэта в минуты вдохновения; изливая его в стихах, он несет людям высшую, небесную истину. «Поэзия есть религия, и наоборот». «Творчество поэта и богослужение христианина — одно и то же». Поэт — суверен, простирающий свою власть над Вселенной, пророк, открывающий смысл бытия.
«Вожатого»), между его орфическим энтузиазмом и жизнестроительным пафосом его антипода Потгитера есть точки соприкосновения — в сходном, по сути, отношении к суверенной творческой индивидуальности, к искусству как могучей и преобразующей силе. Светская же, в духе «магического идеализма» Новалиса, пантеистическая религиозность Билдердейка-поэта объективно входила в противоречие с его контрреволюционной политической платформой. У последователей Билдердейка, объединившихся по конфессиональному признаку в литературную группу «Пробуждение» (Исаак Да Коста, Грун ван Принстерер, Виллем Де Клерк и др.), черты ортодоксальности и ретроградства развились уже в целую программу.
Литературный процесс на втором этапе романтизма усложняется и углубляется, сохраняя преемственность с предшествующим этапом. Так, шла по стопам Билдердейка группа «Пробуждение». С тем же патриотическим подъемом и той же патетикой, что Хелмерс или Лоотс, писал Хедрик Толленс (1780—1856) свои исторические песни и поэмы: «В ком нидерландская кровь» (1817), «Зимовка голландцев на Новой Земле» (1819) и другие, прославлявшие национальных героев прошлого.
Но настоящую популярность «народного поэта» принесли Толленсу не исторические, а лирические стихи, воспевавшие домашний уют и семейные радости, благочестивый сельский обиход в противоположность «душному воздуху города», любовь к ближнему и «ко всякой твари» и т. п. «Вечные мелодии он переложил для шарманки», — скажет о нем позже К. Бюскен-Хюет. Написанные доступным и незатейливым языком, стихи вроде тех, которые были объединены в сборник «Поэтические цветы, сорванные у соседей» (1840), продолжали идущую от Якоба Катса линию живописания быта, поэтизации «здравого смысла» и морального утилитаризма. Уловив и выразив настроения политически отсталых масс, напуганных и утомленных историческими потрясениями первой трети XIX столетия, Толленс обрел такую широкую и признательную аудиторию, какой не знал никто из голландских романтиков.
В трезво-сентиментальных стихах Толленса нетрудно уловить поэтический отголосок Просвещения.
—1840). Он по-прежнему верит в гуманистический идеал, в силу разума, в технический прогресс. «Паровой экипаж» — так называется одно из стихотворений, написанных в излюбленном им дидактическом жанре. Следуя заповеди просветителей (например, Ф. Хемстерхейса) «максимум смысла в минимум времени», Старинг пишет просто и лаконично, однако не популярно: его непревзойденные «Эпиграммы», навеянные виртуозными «Экспромтами» К. Хейгенса, требуют от читателя известной подготовки. «Стихи» (1820) и «Зимняя листва» (1832) — два сборника поэтических раздумий о жизни дают нам портрет зрелого Старинга. Стихотворения «У могилы Рейнвиса Фейта», «Воспоминание», «К Простоте», «Терпимость», «Летящих вижу стаю журавлей», «Песнь жатвы» и поныне входят в хрестоматии, хотя талант их автора в свое время не нашел подлинного признания.
Лейденский профессор Якоб Геел (1789—1862) в своих исследованиях по классической и современной литературам («Проза», 1830; «Беседа на Драхенфельсе», 1835; сборник «Опыт и фантазия», 1838), являвшихся, по сути, первыми значительными образцами отечественной литературно-художественной критики, указал на творческую ограниченность раннего нидерландского романтизма, причину которой он видел в противоречии между застывшим спокойствием произведения и кипящей энергией реальной жизни, неуклюжим самодовольством авторов и тайной тоской по несбыточному. Он требовал правды и простоты, обращая свои критические высказывания прежде всего против Билдердейка.
Развивая эту линию, основатель и бессменный редактор ведущего литературно-критического журнала «Вожатый» Эверард Иоханнес Потгитер (1808—1875) вместе с ближайшим сподвижником, историком-романтиком Рейниром Бакхейзеном ван дер Бринком стремился сделать журнал «органом исторически оправданного романтизма», разумея под этим поворот от зарубежных увлечений к национальной проблематике, от индивидуалистического пафоса к гражданскому. Это была новая позиция, «позиция действительности», «зовущая к жизнерадостному, мужественному мировосприятию, к вере в прогресс», отдающая предпочтение «среднему сословию как средоточию здравого смысла нации».
Подобное мироощущение, соединяющее просветительский и романтический взгляд на вещи, свойственно было литераторам стран, переживающих исторический подъем (ср. творчество норвежца Х. Вергеллана).
«Вожатый» было стимулировать развитие литературы на национальной основе. Особое внимание привлекалось к эпохе и искусству «золотого» XVII в. Герои-гёзы должны были вытеснить из исторического романа чужеземных рыцарей, а Вондел и Хейгенс стать образцами для поэтов. С помощью социально активной литературы и других искусств группа «Вожатый» надеялась поднять моральный дух народа, возвысить и укрепить нацию, чтобы она вновь могла достичь «золотого века». При всем буржуазно-либеральном утопизме эта эстетическая программа Потгитера (три тома «Очерков и рассказов» и «Критические этюды») значительна убежденностью автора в действенной, воспитательной роли литературы, в том, что при всей своей самоценности искусство призвано служить народу. Потгитер не скрывает, таким образом, своей солидарности с известной — и крамольной для Нидерландского королевства — идеей О. Тьерри, что история общества есть жизнь народа.
«Вожатого», который к тому времени из литературно-критического стал все более превращаться в журнал общественно-политический.
Среди тех, кого «Вожатый» призывал воспеть «славное прошлое» Нидерландов, были прозаики Анна-Луиза Босбом-Туссен (1812—1886) и Якоб ван Леннеп (1802—1886). Отдав дань влиянию В. Скотта в романах «Альмагро» (1837), «Граф Девонширский» (1839), А. -Л. Босбом-Туссен посвящает свои последующие романы и новеллы отечественной истории. Наиболее известный роман — «Дом Лауэрнессов» (1840). Трагедия бюргерской семьи, расколотой событиями Реформации, позволяет автору вывести вереницу психологически убедительных характеров, красочно и достоверно показать среду. Писательница всегда тщательно штудировала изображаемую эпоху. Но подлинный исторический смысл происходящего, самодвижение реальных персонажей нейтрализовались кальвинистской концепцией предопределения (писательница была близка к группе «Пробуждение»).
—1855), дающей широкую панораму Голландской республики периода антииспанской революции; она отчетливо ощущается и в монодическом стиле беллетризованной биографии прославленного врача Яна Грасвинкела «Чудесный лекарь из Делфта» (1870), написанной с тем же пластическим мастерством, но и с той же тенденциозностью проповеди. И все же фанатизм был чужд этой правнучке французских гугенотов, творчество которой мировоззренчески занимает промежуточное положение между религиозностью «Пробуждения» и гражданской позицией «Вожатого».
«Нидерландские легенды», 1828—1831) и пьес «на случай», Я. ван Леннеп нашел себя в исторической прозе. Общая культура, знание источников, затейливая фабула и юмор принесли его многочисленным и многотомным романам большую, но скоропреходящую популярность. Это относится в первую очередь к «Приемному сыну» (1832), «Декамской розе» (1836) и «Фердинанду Хейку» (1840) — второй роман был переведен на русский язык (1841). Исторические романы Я. ван Леннепа, как и его ранние баллады, были написаны в подражание В. Скотту; неоригинальность своего творчества открыто признавал и сам автор. В конце жизни он охладел к историческому роману. Семитомная одиссея маленькой девочки-оборвыша «Класье Зевенстер» (1865) навеяна уже прозой раннего французского натурализма. Пожалуй, настоящей заслугой Леннепа следует признать то, что он впервые за два столетия осуществил фундаментальное издание всех произведений Йоста ван ден Вондела, возродив всеобщий интерес к творчеству национального гения «золотого века».
Нидерландский романтизм не был эзотерическим течением. Его принципиальная обращенность к жизненной практике прямо предполагала и общедоступность его литературы, без чего было трудно воздействовать на читателя. А этого хотели и на правом («Пробуждение»), и на левом («Вожатый») флангах романтического движения.
«Вожатого» историческую тему в драме удалось воплотить, пожалуй, только Хендрику Схиммелу (1823—1906), но его творчество хронологически принадлежит уже следующему литературному периоду.