ЛИТЕРАТУРЫ ИСПАНСКОЙ АМЕРИКИ
В ПЕРИОД ВОЙНЫ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ
Конец XVIII — начало первой половины XIX в. — поворотный период в истории Латинской Америки. Это момент подготовки и осуществления национально-освободительной антииспанской революции и первых самостоятельных шагов вновь образовавшихся государств.
Идея независимости определяла развитие всех сфер жизни — политической, научной, художественной.
с 1810 г. до конца 20-х годов XIX в. А когда страны Латинской Америки обрели независимость, литература стала фактором формирования наций. Борьба и творчество часто соединялись в жизни самих деятелей освободительного движения, в том числе и первого выдающегося его вождя — Симона Боливара. Литературное наследие Боливара столь значительно, что обеспечило ему почетное место также и в истории латиноамериканской словесности. Его речи, письма, равно как и автобиографические произведения аргентинца Бернардо Монтеагудо «Политические мемуары» (1822) или мексиканца Сервандо Тереса-и-Миера «Мемуары» (1812), запечатлели характерные приметы исторической личности того времени. Порой сами эти деятели уподоблялись героям художественной литературы — столь напряженным был драматизм их судьбы, столь велик накал политических и личных столкновений.
Переход от одной эпохи к другой, от колониализма к независимости (от конца XVIII в. до конца 20-х годов XIX в.) был периодом, когда традиции, унаследованные от прошлого, сталкивались с новыми течениями.
Идеология независимости и освободительная антииспанская война в Латинской Америке, подготовленные всем ходом предшествующего социально-экономического развития и конкретно — необратимым кризисом колониальной власти, в духовном плане были детищем европейского Просвещения, европейского рационализма. Два события всемирно-исторического значения — Война за независимость Соединенных Штатов и Великая Французская революция — сыграли роль стимулятора политического брожения в заморских колониях Испании.
Колониальные власти жестоко преследовали пропаганду просветительских и революционных идей. Пожизненным заключением заплатил за то, что перевел и отпечатал «Декларацию прав человека и гражданина» Антонио Нариньо, один из образованнейших людей вицекоролевства Новая Гранада. Другой отважный просветитель, основавший в Эквадоре первую газету, Хавьер Эспехо, также подвергался преследованиям за то, что перевел на испанский язык «Общественный договор» Руссо. Кстати, эта книга сыграла решающую роль в политическом воспитании Симона Боливара.
При этом, разумеется, процесс творческого претворения передовых идей, проникавших в американские колонии Европы, был весьма сложным. Мыслители и писатели Латинской Америки решительно отбирали и переосмысливали достижения европейской культуры, исходя из особенностей и потребностей собственного исторического процесса. Так, весьма характерной чертой идеологии Латинской Америки той эпохи было сосуществование принципов рационализма и католицизма. Для творческой и практической деятельности писателей и вождей борьбы за независимость был характерен общеамериканский патриотизм; общность исторической судьбы и культуры, общность освободительных задач — такова его основная предпосылка. Чувство нации возникает позже. В эту эпоху жители испанских колоний видели себя сыновьями большой американской родины.
— таковы основные мотивы поэзии независимости. Наиболее адекватной для нее оказалась эстетическая программа революционного классицизма» с его верой в прогресс, гражданственностью, апелляцией к античности. Непосредственной моделью служили оды испанского поэта Мануэля Кинтаны, в духе которого были написаны стихотворения «Шестнадцатое сентября» Андреса Кинтана Роо, стихотворение уругвайца Франсиско Акунья Фигероа «Как на востоке прекрасен нового солнца восход», позже ставшие национальными гимнами. Но одновременно начинали заявлять о себе и ростки романтического восприятия действительности, выразившиеся прежде всего в безудержно-лирическом воспевании родной природы и исторических героев.
Все эти характерные тенденции проявились прежде всего в творчестве двух крупнейших поэтов эпохи освободительной войны: Хосе Хоакина Ольмедо и Андреса Бельо. Они первыми воплотили идею независимости освобождающейся Америки — один главным образом в картине героических сражений, другой — в описании естественных богатств и неизбывной силы девственного континента. Оба поэта не только идейно, но и биографически олицетворяли историческое и духовное единство бывших испанских колоний Америки. Уроженец Венесуэлы Бельо основную часть своей просветительской и творческой деятельности отдал Чили. Уроженец Эквадора, Ольмедо был кровно связан с Перу, а также другими андскими странами.
«Победа при Хунине, Песнь Боливару» — так называется самое значительное одическое произведение Хосе Хоакина Ольмедо (1780—1847). Это монументальное по замыслу произведение возникло как непосредственный поэтический отклик на только что отгремевшие битвы. Поэт сознательно прибегнул к контаминации фактических событий — победоносной битвы в долине Хунин, которой руководил Боливар 6 августа 1824 г., и сражения при Аякучо 10 ноября того же 1824 г., возглавлявшегося генералом Сукре и приведшего к падению испанской власти. «Освободитель» Боливар реально действует в битве при Хунине, но масштаб сражения увеличен битвой при Аякучо. Ольмедо сам объяснил это совмещение: «Произошла битва в Хунине, и я начал писать свою песню... но не сумел продвинуться за месяц... Затем свершилась битва при Аякучо, и она разбудила меня своим громом». Античным богом-громовержцем выступает в этой поэме Боливар:
Кто, подобен грозе, устремляется в бой,
Как крылатый и пламенный вестник победы,
На летящем коне появляется всюду?
Это — он. Это — Марса прославленный сын!
(Перевод В. Державина)
Ритм, форма стиха в «Песни Боливару» — классицистические. Не раз устанавливалась перекличка между строфами поэмы Ольмедо и Горация. Не кто иной, как сам герой поэмы Боливар, проследил влияние на Ольмедо образов античной мифологии. И он же подметил намеренное отступление автора оды от хода воспетых им событий. В битве при Хунине обе стороны дрались холодным оружием, а «вы умудрились выстрелить... там, где не раздалось ни единого выстрела», — писал Боливар поэту.
— горных вершин, где состоялись героические сражения. Эта пылкость явно не укладывалась в классически строгий стих. О воздействии новой романтической эстетики на первую героическую эпопею освобождающейся Латинской Америки свидетельствовало также и то, что Ольмедо заставил ожить на ее страницах историческую фигуру великого индейского предка Уайна Капака. Могло показаться странным с точки зрения сухой логики, что последний правитель империи инков, разрушенной испанскими конкистадорами, Уайна Капак приветствует потомка своих покорителей. Но была иная, высшая логика истории в том, что поэт связал образ далекого индейского предка с образом героя антииспанской войны; именно так утверждал он идею духовной самобытности американских народов в момент, когда шла борьба за независимость политическую.
Уайна Капак выступает в «Песни Боливару» не только как герой возрождаемого исторического прошлого Америки. Ему доверяет автор высказать собственные нужды и пророчества, касающиеся общей судьбы борющихся народов: «Вы составляете один народ, одну семью, и все вы — сыновья мои!»
— Монтесума и его героический племянник Гуатемоцин. Второй вариант еще более укрепляет ольмедовскую концепцию преемственности освободительных традиций в истории Латинской Америки.
Крупнейший эквадорский поэт XX в. Хорхе Каррера Андраде увидел в «Песни Боливару» Ольмедо одно из первых проявлений художественной самобытности литературы Нового Света: «Оригинальность этой поэмы, классицистической по форме и романтической по вдохновению, возвышенность идей и образная красота обеспечили ей выдающееся место в поэтической продукции века. В Америке рождалась новая поэзия, создавались новые формы. На небосводе бывших колоний, который подобно огромному инкскому покрывалу окутывал Андские горы, уже не было места громоподобному Юпитеру; его заменил Уайна Капак, — голос оракула. Вот так реальность и люди Нового Света включались в мировую поэзию».
Современник Ольмедо поэт Андрес Бельо был также выдающимся ученым и общественным деятелем Латинской Америки. Молодость Андреса Бельо (1781—1865), учителя Симона Боливара, — один из ярких моментов идейно-литературной жизни эпохи борьбы за независимость. Посланный в Лондон как дипломатический представитель венесуэльской революции, а затем потерявший этот пост в связи с ее временным поражением, Бельо использовал пребывание в Европе для получения широкого образования, которое он впоследствии отдал делу просвещения Латинской Америки. В 20-х годах XIX в. в Лондоне он основал первые печатные органы «Библиотека Американа» и «Реперторио Американо», в которых отражались события, происходившие на американском континенте. На их страницах и были опубликованы его «Американские сильвы» (сильва — одна из классических метрических форм испаноязычной поэзии), в которых воспевались молодые освобождающиеся народы Америки.
«Обращение к поэзии» — пламенный манифест духовной независимости молодой Америки. Автор призывает музу поэзии покинуть Старый Свет и обратить свой взор к новому девственному континенту, где «земля еще одета в простые одежды».
Через двадцать с лишним лет программная сильва «Обращение к поэзии» открыла первую общеамериканскую антологию «Поэтическая Америка» (1846).
Во второй сильве Андреса Бельо «Сельскому хозяйству в тропической зоне» идея самоутверждения молодой Америки растворена в любовно воссозданной картине родной земли и человеческого труда. Вергилиевские «Георгики» послужили ему образцом для этого гимна сельскому хозяйству.
Тщательное описание плодов и растений родной тропической земли — сахара, бананов, юкки, хлопка, пальмы — исполнено непосредственности лирического чувства, обостренного ностальгией человека, живущего вдали от родины. Из чувственного восприятия естественного мира рождается возвышенный патриотизм, неотделимый от идеи свободы и независимости Америки.
О, Южная Америка моя,
Пред изумленною Европой
Ты гордо вскинула чело
И вольности венец лавровый!
(Перевод А. Якобсона)
«Сильве» настойчиво звучит назидательный призыв — вернуться к земледельческому труду, от которого бурные годы войн и гражданских столкновений отвлекли людей его страны. Духом руссоизма наполнены строки, прославляющие чистоту деревенского труда, в котором поэт видит залог процветания будущих независимых наций. Из поэтов своего времени Бельо был единственным, кто не воспел бранного подвига. Его голос, призывавший к мирному труду, явно контрастировал с патетическими строфами певцов военных сражений. Нередко фигуры обоих венесуэльцев — Боливара и Бельо — рассматриваются вместе, как две ипостаси эпохи независимости: один — рыцарь героических сражений, другой — певец созидательного мира. Случилось так, что родине, долгие годы раздираемой гражданскими междоусобиями, Бельо не смог отдать свои силы. Приглашенный в 1829 г. в Чили, единственную страну, где после войны за независимость установилась сравнительно стабильная гражданская жизнь, Бельо именно там развернул свою выдающуюся литературно-просветительскую и научную деятельность, став «отцом» чилийской культуры.
Картина поэтического развития времен независимости будет неполной, если не сказать о том, что наряду с высокой, «ученой» поэзией в годы войны получила развитие и другая, так называемая «народная», поэзия. Это было демократическое стихотворчество, непосредственно связанное с фольклором.
Само его появление было прямо обусловлено глубоким историческим сдвигом, совершавшимся в ту эпоху. Уже на первых порах выдвинулись такие оригинальные и несхожие поэты, как Мариано Мельгар (Перу) и Бартоломе Идальго (Уругвай).
Начав писать в традиционном классицистическом стиле, Мариано Мельгар (1791—1815) одновременно создавал поэтические миниатюры — ярави, по образцу кечуанского фольклора.
Солнце — главное божество индейцев кечуа — постоянно присутствует в мельгаровских ярави как изначальная ценность бытия. Поэт использует характерные образы фольклора: любимая — голубка, семья — гнездо, а также разрабатывает излюбленный жанр кечуанского фольклора — жанр басни. В басне «Каменотес и мул» он от имени загнанного животного высказывает открытый протест против гнета, который терпит коренное население Америки.
выпала роль стать первым, кто не только в перуанской, но и вообще в латиноамериканской литературе попытался внести в поэзию на испанском языке формы и средства фольклора коренного населения Америки.
Жизнь другого известного создателя народно-демократической поэзии в Ла-Плате, Бартоломе Идальго (1788—1822), также связана с участием в антииспанской войне. Уроженец Монтевидео, Идальго вступил в освободительную армию Хосе Х. Артигаса в 1811 г., и ее трудный поход отразился в одном из ранних сочинений Идальго — «Марше восточных братьев». В историю поэзии того времени Идальго вошел своими «сьелитос», в которых он, используя строфику народной песни, повествовал о текущих событиях. Идальго писал простонародным языком, порой весьма грубым, часто с фамильярной иронией говоря об исторических битвах и фигурах.
Анонимная сатирическая поэзия, традиция которой была заложена еще в колониальную эпоху, питала собой не только плебейское стихотворчество эпохи Войны за независимость. Она оказывала ощутимое воздействие и на революционную журналистику той поры; одним из самых ярких примеров может служить журнал «Пенсадор мехикано», начавший издаваться в Мексике в 1812 г. Основателем и автором этого журнала был Хосе Хоакин Фернандес Лисарди (1778—1827), который вошел в историю литературы Латинской Америки не только своей язвительно-просветительской публицистикой, высмеивавшей прогнившее колониальное общество, но более всего как автор ее первого романа. Обстоятельства появления этого романа четко отразили специфику литературного процесса в Латинской Америке.
На землях Нового Света в течение всех трех веков колониального господства (XVI—XVIII вв.) не существовало, да и не могло возникнуть, романного жанра. Замкнутая, иерархическая, застойная жизнь феодально-колониального общества, строившаяся по средневековому образцу, не способствовала появлению романа. К тому же действовал формальный королевский запрет сочинять и издавать в американских владениях Испании книги, «посвященные светским темам и содержащие вымышленные истории». Лишь в XVIII в. появились прозаические произведения морализаторского характера, которые можно рассматривать как зачатки романного жанра. И только в эпоху, когда разрушились основы колониальной системы, сложились предпосылки для романного освоения действительности. Ранее всего это произошло в Мексике, самой развитой колонии Испании, где освободительная антииспанская борьба носила наиболее демократический характер.
«Перикильо Сарниенто», едкая сатира на прогнившее колониальное общество, увидел свет в 1816 г. в разгар войны. Эта книга была естественным продолжением журнала Фернандеса Лисарди «Пенсадор мехикано», запрещенного в момент временной победы роялистов. Не видя другой возможности вести просветительскую деятельность, Фернандес Лисарди берется за роман. «Перикильо Сарниенто» был по форме типичным плутовским романом, а по способу изображения жизни — так называемым «костумбристским», бытописательным. Разложение колониального общества, выход на сцену внеиерархической прослойки — городской черни, состоявшей из разорившихся креолов, метисов, нищих индейцев, распространение анонимной сатиры, наконец, популярность идей французского Просвещения среди передовой интеллигенции испанских колоний — вот что вызвало к жизни произведение, нашедшее для себя адекватную форму в испанской пикареске.
— жертва безнравственного бессмысленного воспитания, паразитических предрассудков своего класса — обедневшего дворянства. Цепь обстоятельств, которые приводят героя на улицу, превращая отпрыска благовоспитанной семьи в пройдоху и бродягу, связывается автором с общим упадком колониальной системы. Горячий сторонник руссоистских принципов воспитания, он включает в повествование прямую их пропаганду.
Основная часть романа посвящена тщательному описанию похождений бродяги Перикильо. Странствие его по всем уголкам и закоулкам прогнившего социального здания открывает картину всеобщей деградации. Фернандес Лисарди, просветитель по убеждению, возлагал надежды на мирное переустройство общества. Последние главы книги рисуют идеальную картину рационального государственного устройства, подобного тому, о котором мечтали европейские просветители.
«Перикильо Сарниенто» остался уникальным образцом просветительской пикарески. В других частях Латинской Америки роман появится лишь несколько десятилетий спустя, когда наступит новая эпоха — национального формирования.