II.
Первый періодъ абсолютизма (1814-1820).
Лишь только событія 1814 г. вернули Фердинанда VII на его престолъ, какъ весь Пиренейскій полуостровъ снова погрузился въ мракъ, еіце болѣе глубокій, чѣмъ во времена правленія министра Годоя. Съ возстановленіемъ инквизиціи и клерикальнаго режима -- все, что было темнаго, гнуснаго и убійственнаго при старыхъ порядкахъ, выступаетъ снова на сцену во всеоружіи власти. Драматическое искусство падаетъ, печать задыхается подъ тяжестью цензуры, журналы или пріостановлены, или запрещены, всякое свободное слово, всякая живая, трезвая мысль считаются равносильными измѣнѣ, публикѣ опять преподносятся однѣ только духовныя книги, да житія святыхъ обоего полаѣ ни малѣйшаго слѣда.
ѣка нашли было убѣжище за стѣнами университетовъ, особенно Саламанкскаго, гдѣ послѣ долгаго и упорнаго сохраненія старыхъ традицій, почувствовалась наконецъ наибольшая потребность въ обновляющемъ духѣ нашихъ энциклопедистовъ. Вотъ почему въ 1807 году, при составленіи общей учебной программы министромъ Кавальеро, именно саламанкскіе профессора своимъ энергичнымъ протестомъ добились нѣкоторыхъ уступокъ въ пользу просвѣщенія.
Конституція 1812 года установила въ принципѣ самую широкую организацію испанскихъ университетовъ но, къ сожалѣнію, y кадикскихъ либераловъ не было ни времени, ни средствъ осуществить эту важную реформу, имъ не удалось примѣнить на практикѣ даже общей программы 1807 года и университеты такъ и остались при своей прежней обособленной рутинной жизни.
Фердинандъ VII радъ былъ найти такой порядокъ вещей, который надолго обезпечивалъ невѣжество въ странѣ, онъ, конечно, не думалъ вводить конкурсное начало при избраніи профессоровъ, проектированное программой 1807 года, или вообще способствовать улучшеиію учебнаго дѣла. Въ продолженіе шести лѣтъ, слѣдовавшихъ за возвращеніемъ изъ Валансэ, не было выдано ни одного, даже самаго ничтожнаго пособія университетамъ, хотя, вслѣдствіе разорительной войны и общаго обѣднѣнія націй, они сильно нуждались въ правительственной поддержкѣ. Мало того, непрерывное систематическое гоненіе удалило со многихъ каѳедръ наиболѣе талантливыхъ людей, и саламанкскій университетъ за то, что имѣлъ дерзость выступить съ заявленіемъ въ пользу конституціи, разомъ лишился двѣнадцати своихъ лучшихъ профессоровъ, замѣненныхъ потомъ креатурами духовенства и папскаго двора. Такимъ образомъ, одинъ изъ наиболѣе вліятельныхъ учебныхъ центровъ Пиренейскаго полуострова утратилъ всякое значеніе для испанской молодежи.
ѣйствительно, чего можно было ожидать отъ просвѣтителей юношества, которымъ прямо ставилось въ обязанность не давать простора его разуму, уничтожать всякую самодѣятельность въ своихъ ученикахъ и стремиться къ тому, чтобы одна слѣпая вѣра въ предѣлахъ, установленныхъ исконными предразсудками, наполняла все ихъ существованіе?
ѣть, какъ на простую формальность, необходимую для полученія той или другой должности; тутъ не столько важно было дѣйствительное знаніе, сколько исправное посѣщеніе лекцій. Впрочемъ, даже и это не представляло безусловной необходимости, такъ какъ для доказательства своевременной явки въ университетъ требовалось только удостовѣреніе самихъ-же студентовъ; a развѣ трудно было каждому изъ нихъ найти между своими друзьями и товарищами опредѣленное правилами число свидѣтелей? При такой постановкѣ учебнаго дѣла, юношество по большей части оставалось безъ всякаго образованія, и высшія государственныя должности -- судебныя, административыыя, церковныя, -- замѣщались или недоучками, или круглыми невѣждами, вся заслуга которыхъ состояла въ наружномъ благочестіи да преданности королю.
ѣ: такъ, мы видимъ, что въ 1817 году каѳедра математики ставится на конкурсъ коммерческой палатой Бильбао, и эту каѳедру три года подрядъ занимаетъ бывшій членъ севильской академіи, Альберто Листа, изгнанный оттуда за французекій духъ своихъ убѣжденій, но потомъ, въ качествѣ профессора и критика, игравшій большую роль въ возрожденіи своего отечества.
Въ Мадридѣ нѣсколько молодыхъ людей, въ томъ числѣ Хиль-и-Сарате, будущій реформаторъ испанскихъ увиверситетовъ, составили было небольшой кружокъ съ цѣлью взаимнаго обмѣна трудами на поприщѣ науки и литературы; но темная полицейская власть тотчасъ-же вмѣшаласъ и разрушила эту невинную ассоціацію, такъ какъ въ тѣ времена ей всюду чудились антиправительственные заговоры и покушенія, даже въ простыхъ физическихъ опытахъ.
ѣдованія и гоненія были тогда въ полномъ ходу: Мартинесъ де-ля Роза заключенъ въ тюрьму, Аргуэллесъ -- въ крѣпость на островѣ Майоркѣ, Квинтана томится въ изгнанін; всѣ они ищутъ облегченія неволи и ссылки въ напряженномъ умственномъ трудѣ, но, разобщенные съ своими согражданами, уже не могутъ защищать благихъ начинаній Кортесовъ. Поэтъ Мелендесъ умираетъ на чужбинѣ; одинъ только Гальяно почему-то оставленъ на свободѣ и посвящаетъ всю свою энергичную дѣятельность организаціи заговоровъ.
Во весь этотъ шестилѣтній періодъ (1808--1814) испанскій театръ находится въ самомъ плачевномъ состояніи; въ Мадридѣ его спасаетъ отъ полнаго запустѣнія лишь великій талантъ актера Майкеза, сумѣвшаго своей артистической игрой поднять трагедію на небывалую до тѣхъ поръ высоту. Отъ чрезмѣрной-ли строгости цензуры, или отъ неустановившагося еще колебанія между образцами классичестсой школы и старой испанской, только драматическіе писатели этой эпохи не создаютъ ничего самостоятельнаго. То они ограничиваются переводами плохихъ французскихъ трагедій начала XIX вѣка, то безчисленными передѣлками на разные лады Аларкона, Морето и Рохаса. Лишь одному удалось выдѣлиться изъ общей безцвѣтности, -- это молодому поэту Анжело де Сааведра, хотя и его произведенія не были еще въ ту пору запечатлены дѣйствительной оригинальностью; первое изъ нихъ, Атольфо, было запрещено цензурой, но двѣ другія трагедіи Алліатаръ и Лануза доставили ему популярность сначала въ Севильѣ, a потомъ и въ Мадридѣ.