II.
Титулованные писатели: Герцогъ де Ривасъ. -- Граaъ де Торено, -- Герцогъ де Фріасъ.
Избранные представители испанской аристократіи въ первой половинѣ XIX вѣка не могутъ дать вѣрнаго понятія о ея общемъ характерѣ. Они являются лишь отраднымъ исключеніемъ изъ своей касты, когда большинство испанскихъ грандовъ, кастильскихъ вельможъ было проникнуто какимъ-то инстинктивнымъ отвращеніемъ къ умственному творчеству, ко всякой работѣ мысли, дружно принимало сторону Дона Карлоса въ 1833 году и тѣмъ вполнѣ отчуждалось отъ народнаго движенія. Въ своемъ жалкомъ недомысліи, эти люди все еще крѣпко вѣрили въ духовное всемогущество папы, въ возможность обуздать и снова подавить человѣческій разумъ. Но тѣмъ ярче выдѣляются изъ этой среды ея немногіе свѣтлые умы, тѣмъ большаго вниманія и почета заслуживаетъ ихъ дѣятельность. Можно представить себѣ, съ какимъ энтузіазмомъ привѣтствовала нація этихъ аристократовъ, готовыхъ способствовать пробужденію ея мысли двойною силою своего вліянія и таланта. Нѣтъ сомнѣнія, что національное чувство не мало участвовало въ созданіи такой громкой славы герцогу де Ривасъ и графу де Торено. Да, если подумаешъ, какъ часто родовыя преимущества употребляются не на благо, a во зло народу, станетъ вполнѣ понятнымъ даже и чрезмѣрное возвеличеніе такихъ исключительныхъ людей, какъ названные писатели.
При обозрѣніи литературнаго періода, обнимающаго царствованіе Фердинанда VII, мы уже не разъ упоминали имя дона Анжело де Сааведра (1791--1865), получившаго титулъ герцога де Ривасъ по смерти своего старшаго брата въ 1834 году. Въ ранней молодости онъ участвуетъ, какъ воинъ борьбы за независимостъ, въ сраженіяхъ при Туделѣ, Уклесѣ, Оканьѣ, въ промежутокъ отъ 1814 до 1820, является авторомъ сценическихъ піесъ, привлекающихъ къ нему сочувственное вниманіе всей публики Мадрида и Севильи, потомъ, какъ горячій патріотъ и защитникъ народныхъ правъ, принимаетъ дѣятельное участіе во всѣхъ волненіяхъ конституціоннаго періода, слѣдующаго за 1820 годомъ, и, наконецъ, вынужденъ эмигрировать послѣ возстановленія самодержавной власти въ 1823 году. Въ теченіе его долгаго изгнанія (1823--1833), полное пользованіе родовымъ майоратомъ принадлежало одному старшему брату; и тогда-то, обремененный уже многочисленной семьей, Сааведра испытываетъ лишенія, даже крайнюю бѣдность въ своей заграничной жизни, но въ то же время онъ все болѣе совершенствуетъ свой талантъ и проявляетъ его въ тѣхъ прекрасныхъ произведеніяхъ, что создали ему впослѣдствіи блестящую извѣстность. До этой трудной поры, донъ Анжело былъ лишь даровитымъ послѣдователемъ классическаго творчества, ни на шагъ не отступавшимъ отъ его строгихъ правилъ въ своихъ прежнихъ трагедіяхъ и комедіяхъ. Но съ 1830 года въ немъ совершается полный умственный переворотъ подъ вліяніемъ горячаго увлеченія великими французскими писателями романтической школы и свѣтилами Англіи -- Шекспиромъ, лордомъ Байрономъ, Вальтеръ-Скоттомъ. Онъ понялъ, что поэтическая мысль не можетъ вѣчно оставаться замкнутой въ уетарѣлыхъ, отжившихъ формахъ XVII столѣтія, и разомъ освободился отъ всякаго подражанія классикамъ.
ѣ El Moro esposito (Покинутый мавръ) великую борьбу въ X вѣкѣ христіанской цивилизаціи съ мавританской, и здѣсь его творчество уже достигаетъ большого совершенства, обогащается неподражаемымъ изяществомъ, мелодіей стиха, обиліемъ и яркостью красокъ въ изображеніи цвѣтущихъ береговъ Гвадалквивира, красоты андалузскихъ женщинъ, солнечнаго сіянія полуденныхъ странъ съ упоительнымъ ароматомъ ихъ лѣсовъ и полей. Въ то же время, ставъ подъ знамя Виктора Гюто, онъ рѣшается обновить старый испанскій репертуаръ Лопе де-Вега, Кальдерона, Тирсо и Морето созданіемъ драматическихъ піесъ, свободныхъ отъ всякаго подчиненія установленнымъ правиламъ единства мѣста и времени, монотонной версификаціи и проч. Наконецъ, подъ тѣмъ же вліяніемъ, является на свѣтъ его прекрасная драма Донъ Альваро или Сила Судьбы, давшая содержаніе одной изъ оперъ Верди.
человѣческихъ сердецъ. По природѣ чуждый всякаго стремленія къ грандіозному, или патетическому, болѣе воепріимчивый къ чувственнымъ, чѣмъ къ душевнымъ впечатлѣніямъ, онъ страстно увлекается внѣшнимъ блескомъ, красотою формы и звука, гармоничнымъ сочетаніемъ яркихъ красокъ и воспроизводитъ ихъ, отражая, какъ въ зеркалѣ, въ своихъ изящныхъ стихахъ. Его поэма -- это обильная розсыпь драгоцѣнныхъ каменьевъ, полная разнороднаго блеска хрустальныхъ водъ, боевого оружія, южнаго синяго неба, озаряемаго то солнечнымъ, то звѣзднымъ сіяніемъ тамъ воскресаютъ передъ нами гордые рыцари давно минувшихъ временъ, прекрасныя дамы съ выраженіемъ нѣги и страсти въ очахъ воскресаетъ вся прославленная Испанія мавровъ и аравитянъ, гдѣ цвѣли цѣлыя рощи благоуханныхъ растеній, гдѣ сердца горѣли неугасимымъ огнемъ любви, гдѣ родился и жилъ и дѣйствовалъ испанскій рыцарскій духъ съ его самоотверженнымъ героизмомъ.
Въ основѣ характера Дона Альваро лежитъ глубоко-драматическая идея; это -- современный Эдипъ, гонимый рокомъ и чающій найти убѣжище подъ сѣнью католической религіи. Но судьба преслѣдуетъ его даже въ самыхъ нѣдрахъ монастыря и вынуждаетъ снова направить смертоносное оружіе противъ послѣдняго потомка тѣхъ жертвъ, чью гибель онъ самъ же такъ горько оплакивалъ. Предположите здѣсъ въ главномъ героѣ сильно развитое великодушіе, чувства чести и долга вмѣстѣ съ глубокимъ сознаніемъ тяготѣющей надъ нимъ непреоборимой силы, и передъ вами откроется широкое поле, гдѣ поэту легко развернуть всю мощь своего генія. Такова и есть основа драмы, созданной герцогомъ де Ривасъ, поэтому не удивительно, что первое представленіе Дона Альваро (въ концѣ 1835 г.) осталось навсегда запечатлѣннымъ въ исторіи литературнаго движенія Испаніи. То было побѣднымъ торжествомъ романтизма, очевиднымъ доказательствомъ превосходства навѣяннаго имъ произведенія надъ всѣмъ, что прежде создавалъ тотъ же авторъ, ограничиваясь узкими рамками классической школы.
Глубоко жаль, что политика обуяла этотъ чисто-артистическій умъ, далеко не подготовленный къ борьбѣ на ея аренѣ. Возведенный на министерскій постъ, въ видѣ почетной награды за свои литературные успѣхи, герцогъ де Ривасъ оказался неизмѣримо ниже своего новаго назначенія. Дѣйствуя, можетъ быть, подъ вліяніемъ ложнаго убѣжденія, что при переходѣ отъ оппозиціи къ административной власти всякій политическій дѣятелъ долженъ преобразиться изъ революціонера въ консерватора, онъ легкомысленно отрекся отъ своихъ прежнихъ боговъ и въ одно мгновеніе утратилъ ту популярность, которую могъ-бы употребить на благо своей страны.
ѣзненно должны были отозваться на его самолюбіи знаменательныя событія 1836 года! Съ того дня поэтъ уже не находитъ въ себѣ тѣхъ мощныхъ звуковъ, какими полно было его творчество въ пору изгнанія. Однако сборникъ эпическихъ пѣсенъ, изданный въ 1841 г., и драма, никогда не игранная и неудобная для сцены, El desengaño en el sueño (Разочарованіе послѣ грёзъ), -- свидѣтельствуютъ, что онъ не сознавалъ постепеннаго угасанія своего таланта; и дѣйствительно, искры его еще тлѣютъ и ярко вспыхиваютъ по временамъ въ эпическихъ пѣсняхъ, какъ наиболѣе сродныхъ самому темпераменту автора. За то во второмъ изъ названныхъ произведеній уже чувствуется напряженіе послѣднихъ творческихъ силъ, надломленныхъ жизнью и временемъ.
Нѣкоторые изъ наиболѣе усердныхъ панегиристовъ характеризуютъ герцога де Ривасъ такой гиперболической фразой: Tambien poeta, pintor, procer y soldado (и поэтъ, и живописецъ, и вельможа, и воинъ). Пожалуй, съ не меньшимъ основаніемъ можно бы еще добавить: и политикъ, и историкъ, и ораторъ, и администраторъ но все это ужъ слишкомъ андалузское преувеличеніе. Герцогъ де Ривасъ достоинъ вниманія исключительно какъ поэтъ, на всѣхъ же остальныхъ поприщахъ нисколько не выдѣляется талантомъ; въ живописи онъ не заходитъ далѣе зауряднаго дилетантства; въ военномъ дѣлѣ не проявляетъ ни малѣйшей иниціативы, a лишь повинуется распоряженіямъ начальниковъ и слѣдуетъ за другими; въ области исторіи его единственное сочиненіе o Масаніелло не отличается никакими достоинствами; какъ ораторъ, онъ производитъ очень слабое впечатлѣніе своими рѣчами; какъ государственный дѣятель, постоянно впадаетъ въ заблужденіе при всякомъ своемъ выходѣ на политическую сцену.
ѣсь на выдержку одну изъ его пѣсенъ, такъ и названную имъ Cantilena:
Нѣтъ Феба, слѣда нѣтъ его колесницы;
Уснули на вѣткахъ усталыя птицы,
Листвою не шепчутъ лѣса.
ѣйка моя появилась,
ѣяло снова тепломъ,
Все разомъ въ природѣ опять пробудилось,
И жизнь разлилася кругомъ.
Весь ожилъ я самъ, пламенѣя желаньемъ,
ѣ цвѣты,
Какъ солнцемъ, согрѣтые дивнымъ сіяньемъ
И блескомъ ея красоты.
При звукахъ веселаго птичьяго хора,
ѣсъ,
Сошла къ намъ съ далекихъ небесъ {*}.
{* Febo se retiraba,
Y la noche llegaba.
ía
Marchitaba à la rosa,
Y el ave sonorosa
Dormida y silenciosa
Salio à la fresca vega.
Y de sus ojos bellos
A la lumbre radiante
De sus lindos cabellos
De nuevo se desplega
La rosa ya adormida,
Que ya estaba enlutado
A matizar sus flores
Y las ya unidas aves
Cantando dulcemente;
A comenzarse el dia:
Que al ver á mi señora
án que venia
Совершенно иной характеръ представляютъ намъ какъ самая личность, такъ и вся дѣятельность графа де Торено: это истый аристократъ до мозга костей, -- утонченно изящный въ каждомъ движеніи, склонный къ сибаритству, привыкшій окружать себя грандіозной роскошью во всѣхъ мелочахъ домашней обстановки, охотно посѣщающій великосвѣтскіе салоны, большой любитель дамскаго общеетва, -- но вмѣстѣ съ тѣмъ и ученый историкъ, и глубокій мыслитель, и государственный дѣятель. Была-ли въ этой аристократической душѣ истинная любовь къ народу, -- мы не знаемъ, но что графъ де Торено понималъ его, -- это онъ доказываетъ всей своей умственной работой, и въ особенности исторіей духовнаго пробужденія, войны и революціи въ Испаніи отъ 1808 по 1814 г. -- этимъ крупнымь произведеніемъ, которое можетъ быть названо памятникомъ, воздвигнутымъ во славу испанскаго народа. Еще въ самой ранней юности отдавшись на волю того могучаго потока, что неудержимо увлекалъ къ борьбѣ всѣ лучшія молодыя силы Испаніи, графъ де Торено, можетъ быть, вслѣдствіе своего природнаго благоразумія, не измѣнилъ и въ зрѣломъ возрастѣ національнымъ богамъ, устоялъ противъ реакціи и не сжегъ того, чему поклонялся въ пору горячаго энтузіазма. Онъ сдѣлалъ тогда еще болѣе, -- увѣковѣчилъ въ художественномъ творчествѣ это мощное усиліе пробудившейся націи завоевать и упрочить свою свободу. Правда, послѣ 1830 года, Торено склоняется къ убѣжденіямъ тѣхъ политиковъ, что пытались основать въ Парижѣ конституціонную монархію, и поддерживаетъ своимъ вліяніемъ, своимъ талантомъ партію умѣренныхъ. Онъ содѣйствуетъ попыткамъ ввести въ Испанію тотъ-же режимъ, хотя и долженъ-бы видѣть всю его непримѣнимость, при своемъ глубокомъ знаніи національнаго характера. Но стоитъ лишь припомнить его горячіе протесты противъ духовенства, его положительное указаніе на Мендисабала, какъ на своего преемника въ министерствѣ финансовъ, и въ насъ уже не остается ни малѣйшаго сомнѣнія, что онъ предвидѣлъ заранѣе, какъ благотворно повліяетъ на испанскій народъ распродажа съ торговъ монастырскихъ имуществъ. По нашему мнѣнію, самый образъ дѣйствій графа де Торено при всѣхъ обстоятельствахъ, вліявшихъ такъ или иначе на будущее страны, ясно показываетъ, что, несмотря на свой аристократическій складъ, онъ скорѣе можетъ быть названъ замаскированнымъ революціонеромъ, чѣмъ дѣйствительнымъ приверженцемъ умѣренности.
Изъ выдающихся лицъ высшей среды, посвятившихъ себя служенію литературѣ, мы назовемъ еще герцога де Фріасъ, -- этого неутомимаго мсцената, не перестававшаго во весь данный періодъ соединять вокругъ себя, поощрять и поддерживать молодыхъ поэтовъ, которые дружно сплели въ 1830 году неувядаемый поэтическій вѣнокъ на могилу его жены. Добрая память o немъ должна сохраниться въ исторіи испанской литературы именно въ силу того горячаго, искренняго участія, съ какимъ онъ относился къ ея представителямъ; что-же касается его собственныхъ произведеній, --давно уже забытыхъ одъ, посланій и романсовъ, --то лучше такъ и оставить ихъ въ забвеніи.
Отъ литераторовъ, высоко поставленныхъ по рожденію, перейдемъ къ тѣмъ, которые возвысились посредствомъ своихъ личныхъ качествъ.