Приглашаем посетить сайт

Гюббар Гюстав. История современной литературы в Испании
Глава третья.

III.

Писатели, являвшіеся на политической аренѣ: Ксавье де Бургосъ. -- Мартинесъ де-ля Роза. -- Алькала Гальяно.

Говоря o литераторахъ, игравшихъ ту или другую политическую роль въ Испаніи, мы прежде всего доджны упомянуть o Ксавье де Бургосъ (1778--1848), -- журналистѣ, создавшемъ въ 1820 году знаменитые Miscellanea, и авторѣ еще болѣе знаменитой петиціи Фердинанду VII, возбудившей единодушное одобреніе всей націи. Неутомимый труженикъ съ большими задатками иниціативы, умный, энергичный, умѣлый администраторъ Ксавье де-Бургосъ, при иныхъ обстоятельствахъ, могъ-бы оказать громадныя услуги своему отечеству, но, какъ литераторъ, онъ никогда не возвышался надъ уровнемъ посредственности. Оставаясь ярымъ защитникомъ классическихъ формъ, онъ съ негодованіемъ относился къ развитію романтизма и всѣми силами старался противодѣйствовать ему, однакожъ его переводъ Горація и нѣсколько сухихъ, безжизненныхъ трагедій, сочиненныхъ имъ во вкусѣ Моратина, не могли повернуть господствующаго мнѣнія. Въ лирической поэзіи Бургосъ тоже не создалъ ничего выдающагося, такъ что, по степени и силѣ вдохновенія, его можно сравнить съ нашими пѣвцами первой имперіи -- Фонтаномъ и Делиллемъ. Наконецъ, его Исторія малолѣтства Изабеллы II свидѣтельствуетъ лишь o кропотливой усидчивости труда, это просто современная лѣтопись, составленная непосредственнымъ участникомъ текущихъ событій. Кромѣ длиннаго и скучнаго изложенія ничѣмъ не связанныхъ между собою фактовъ, она изобилуетъ еще безконечными доводами въ пользу умѣренной партіи, оскорбленное самолюбіе всюду замѣняетъ здѣсь безпристрастіе философа. Словомъ, это не что иное, какъ нѣсколько полемическихъ журнальныхъ статей, прицѣпленныхъ одна къ другой и выданныхъ за историческое повѣствованіе, a вмѣстѣ съ тѣмъ и ясное доказательство, какъ вредно вліяютъ доведенныя до крайности партійныя страсти даже на самые просвѣщенные умы.

Рядомъ съ Бургосомъ надо поставить его товарища и соперника на политической аренѣ 1834 года -- дона Франциско Мартинеса де-ля Роза (1789--1862), автора Estatuto Real. Въ немъ мы снова встрѣчаемъ тѣ-же богатые задатки талантливой натуры, но испорченной исключительнымъ поклоненіемъ формѣ въ ущербъ содержанію, упорнымъ самоограниченіемъ узкими рамками классицизма, которыя до такой степени сковываютъ мысль, что она уже лишается собственной иниціативы и, за отсутствіемъ ясно намѣченной цѣли, боится всякаго уклоненія отъ условныхъ правилъ. Таковъ былъ Мартинесъ де-ля Роза въ политикѣ, такимъ-же онъ является и въ литературѣ. Произведенія его многочисленны, тщательно выработаны и отдѣланы, въ нихъ много ума, основательныхъ знаній, но за то нѣтъ ни искры одушевленія, нѣтъ той силы мысли и чувства, что увлекаетъ и волнуетъ умы.

ѣтскими удовольствіями, очень остроумная комедія Дочь дома, мать по баламъ, -- вотъ тѣ немногія изъ сценическихъ произведеній этого автора, которыя еще стоитъ прочесть.

ѣнимость къ нравамъ и самому темпераменту испанской націи, -- все это постоянно проявляется въ остальныхъ прозаическихъ произведеніяхъ Мартинеса де-ля Роза. На чемъ-бы вы ни остановили вниманіе, -- на романѣ-ли его Изабелла де Солисъ, на разсужденіяхъ-ли o нравственности подъ заглавіемъ Книга для Дѣтей, на исторической-ли монографіи Фернандъ Пересъ дэль Пулыаръ, -- вамъ навѣрное покажется необъяснимымъ, на какомъ основаніи авторъ всей этой заурядности, лишенной не только глубины мысли, но иногда и простого здравомыслія, могъ играть такую важную, почти первенствующую роль въ своемъ отечествѣ, быть заправилой и вождемъ политической партіи? Вы невольно спросите себя, -- почему современники видѣли въ немъ чуть-ли не генія, способнаго дать направленіе цѣлой націи? Вотъ какъ пагубна бываетъ увлеченіе формой! Цѣлый народъ можетъ впасть въ жалкое заблужденіе, если онъ оцѣниваетъ своихъ дѣятелей по внѣшнимъ изящнымъ пріемамъ ихъ ораторскихъ рѣчей. Пріятно, конечно, поддаться обаянію мелодичной дикціи, или блестящаго подбора словъ, это волнуетъ, опьяняетъ наши чувства, но, какъ всякое опьяненіе, лишаетъ способности правильно разсуждать.

ѣховъ Мартинесъ де-ля Роза обязанъ тому впечатлѣнію, какое онъ производилъ съ высоты трибуны: благородная осанка, привлекательное смуглое лицо, оживленное горячимъ южнымъ колоритомъ, проницателъный и въ то-же время кроткій взглядъ, какая-то особая оригинальность въ чертахъ и во всемъ выраженіи, наконецъ, въ высшей степени симпатичный тембръ звучнаго голоса и величавая плавность изложенія мыслей, даже туманныхъ и пустыхъ, -- всего этого было слишкомъ достаточно, чтобы увлекатъ за собой слушателей и быть руководителемъ той партіи, къ которой онъ принадлежалъ. Много помогали ему также врожденное изящество и утонченная грація въ обращеніи.

Совершенную противоположность представляетъ одинъ изъ давнишнихъ соперниковъ Мартинеса, перешедшій потомъ въ его партію, но не прекратившій съ нимъ борьбы за преобладаніе, -- донъ Антоніj Алькала Гальяно (1789--1865). Наружность этого замѣчательнаго человѣка до такой степени была непривлекателъна, что ему постоянно приходилось напрягать всѣ силы своего таланта, чтобы побѣдить то инстинктивное отвращеніе, какое внушала его маленькая, неуклюжая фигура, невзрачная до безобразія. И дѣйствительно, неотъемлемымъ доcтоинствомъ своихъ яcныхъ, сильныхъ, глубоко продумаyныхъ рѣчей онъ все таки успѣлъ прославить cвое имя и занять даже высшій министерскій постъ на ряду съ своимъ лучшимъ другомъ, герцогомъ де Ривасъ. Кто не зналъ его и не слыхалъ лично, тотъ не можетъ даже составить себѣ понятія, какая мощная сила заключается иногда въ ораторскомъ краснорѣчіи. Помимо глазъ, полныхъ ума и жизни, наружно ни въ чемъ другомъ не проявлялись выдающіяся качества Гальяно, ни въ поступи его, ни въ осанкѣ, ни въ манерѣ держать себя не было и тѣни величія, но лишь только онъ начиналъ говорить, какъ все смолкало и отдавалось обаянію. Одаренный громадной памятью, онъ свободно черпалъ въ ней обильные и яркіе факты, подходящіе къ данной темѣ, самъ горячо увлекаясь предметомъ своей рѣчи, сообщалъ это увлеченіе и слушателямъ, и оппонентамъ, побѣжденные, словно очарованные, они уже не возражали, или возражали только за тѣмъ, чтобы продлить самыя пренія, т. е. наслажденіе этимъ потокомъ блестящихъ словъ и идей, выливавшихся изъ его поистинѣ золотыхъ устъ. Вотъ что говоритъ o немъ Эдгаръ Кинэ: "Невозможно представить себѣ, на что способенъ испанскій языкъ, когда имъ владѣетъ такой талантъ, какъ Гальяно. Это какая-то чудесная смѣсь итальянской мелодичности съ яркими красками арабскаго языка, съ выразительностью и силой саксонскаго, съ граціей провансальскаго, -- a надо всѣмъ этимъ та плавная величавость, что исключительно свойственна только испанской рѣчи" {Edgar Quinet, Vacanees en Espagne, p. 59. París, Chamerot. 1846.}.

ѣдственномъ состояніи, какого не испытывалъ ни одинъ изъ его товарищей по несчастію. Возвратившись въ Испанію въ 1833 году, уже измученный нравственно, онъ безъ борьбы пожертвовалъ многими прежними убѣжденіями, чтобы только извлечь свою долю выгоды изъ измѣнившихся обстоятельствъ. Это, конечно, улучшило его матеріальныя средства, но за то создало ему крайне фальшивое положеніе на вее время регентства Христины, особенно сильное негодованіе возбудилъ онъ въ партіи патріотовъ, которая было разсчитывала вначалѣ на его непоколебимую стойкость.

Помимо своихъ блестящихъ ораторскихъ рѣчей, Гальяно оставилъ немного: нѣсколько отрывочныхъ критико-литературныхъ замѣтокъ, краткій историческій обзоръ Испаніи со временъ Карла IV до совершеннолѣтія королевы Изабеллы и переводъ съ англійскаго исторіи Испаніи Дэнгэма. Правда, это скудное наслѣдіе значительно увеличилось-бы, еслибъ собрать въ одно цѣлое множество разрозненныхъ журнальныхъ статей, написанныхъ имъ частію въ періоды 1810--1813 и 1820--1823, частію въ Англіи за время эмиграціи, и наконецъ снова на родинѣ отъ 1834 по 1840 годъ. Статьи эти помѣщались въ различныхъ періоддческихъ изданіяхъ: Mensagero de las Cortes, el Observador, La Revista, el Correo Nacional, el Piloto, затѣмъ, позднѣе -- въ Heraldo, La Revista de Madrid, La Revista Europea; но, оторванныя отъ своего времени, онѣ уже утратили всякое литературное значеніе вмѣстѣ съ той ѣдкой остротой, въ которой заключалось главное условіе ихъ успѣха. Такова участь всѣхъ произведеній, слишкомъ проникнутыхъ преходящею злобою дня, духомъ партіи, слишкомъ приноровленныхъ къ исключительнымъ интересамъ.