Приглашаем посетить сайт

Грёнбек: Г. Х. Андерсен. Жизнь. Творчество. Личность
Щеголь

Щеголь

И вот — Нюхавн. Длинное интермеццо, счастливый перерыв в его копенгагенской карьере был позади. Что же теперь?

Прежде всего нужно было, конечно, закончить столь удачно начатый роман "Импровизатор". Андерсен усердно работал всю осень. Он был всецело им поглощен и испытывал мужество и радость, которых, как ему казалось, не знал уже много лет. В ноябре рукопись была готова к публикации.

До сих пор все шло хорошо. Это была счастливая осень. Работа шла быстро, и, несмотря на отвратительный климат — он с тоской думал о солнце Италии и утверждал, что молодым влюбленным следует вместо обручальных колец дарить друг другу зонтики, — он хорошо чувствовал себя в Копенгагене. У Коллинов его принимали как родного сына, с Эдвардом Коллином они выяснили все касательно злополучного письма в Рим, и с тех пор у них больше не было разговора об "Агнете". Он также охотно проводил время с другими старыми друзьями, и у него появлялись новые. Приглашений он получал больше, чем мог принять.

на доходы от "Агнеты". Но средства были очень скромные, что будет, когда он их истратит? Вскоре проблема встала очень остро. В конце октября он настоятельно попросил Эдварда Коллина убедить издателя Рейцеля [51] принять его новую книгу, которая вот-вот будет закончена, и выплатить ему аванс. Он подчеркивал в письме к Коллину, что его просьба вызвана не безудержным стремлением что-то напечатать, а просто материальной нуждой: в тот момент у него оставалось денег всего на восемь дней.

Но Рейцель действовал с опаской, издание оттягивалось, и писателю пришлось подождать с авансом. Ему постоянно досаждали заказами на похоронные и памятные стихотворения и другую поэзию, но ею он зарабатывал гроши. В ноябре он, отчаявшись, был вынужден прибегнуть к последнему выходу: просить места в Королевской библиотеке. В рекомендациях Х. К. Эрстеда и Йонаса Коллина подчеркивалась его честность, надежность и исполнительность, но директор библиотеки любезно ответил, что, по его мнению, Андерсен слишком талантлив, чтобы заниматься столь будничным делом, как библиотечное. Это было лестно, но никак не помогло нищему поэту. Пришлось занять деньги у старого Коллина и с новой силой наброситься на писание.

В январе был закончен текст для музыкальной комедии, который он передал в театр. Это была "Маленькая Кирстен", и, несмотря на Мольбека, ее приняли к постановке. Но сначала надо было написать музыку, так что до гонорара было еще далеко (кстати, пьесу поставили только в 1846 году, в переработанном виде и с музыкой Хартмана). Одновременно он начал писать несколько "Сказок, рассказанных для детей", которые Рейцель после долгих колебаний взялся издать.

Шли месяцы, и к весне его материальное положение стало бедственным. В мае он написал старому Коллину отчаянное письмо (Андерсен не мог заставить себя говорить друзьям о деньгах, предпочитая писать) и спросил, что ему делать? Он буквально сидел на мели. Коллин немедленно ответил: "Сегодня успокойтесь и спите хорошо! Завтра утром поговорим и обдумаем ваши возможности. Ваш Коллин".

Это было в мае. Удивительная ирония судьбы. Девятого апреля наконец вышел его "Импровизатор", а восьмого мая первый сборник сказок. Издание этих двух книг положило начало мировой славе писателя. А он в это время сидел в Копенгагене, не зная, где взять деньги, чтобы заплатить за квартиру, за одежду и за починку дырявых сапог.

в деревню, то лишь потому, что он везде пользовался неограниченным гостеприимством, прежде всего в фюнских и зеландских имениях. Более или менее спокойно он стал жить только с 1838 года, когда по ходатайству получил от короля постоянное писательское жалованье.

Но пока он лихорадочно сочинял. "Импровизатор" был очень хорошо принят как критикой, так и читателями и друзьями. Даже Херц нанес Андерсену визит, чтобы поблагодарить за удовольствие, доставленное чтением. Книга была немедленно переведена на немецкий язык упоминавшимся выше поэтом Ларсом Крусе из Гамбурга и быстро завоевала широкие читательские круги у южного соседа Дании.

Андерсен был счастлив успехом, теперь его следовало закрепить. Уже через полгода после выхода "Импровизатора" был готов новый роман, изданный в апреле 1836 года. Это был "О. Т.". Не успев его пристроить, Андерсен принялся за третий, "Только скрипач", который вышел в конце 1837 года.

Но это было еще не все. За 1835 —1839 годы он выпустил шесть сборников сказок и сказочных набросков и передал в театр по меньшей мере шесть водевилей и комедий, в основном переработок французских и немецких пьес. Если прибавить к этому, что он писал бесчисленное множество стихотворений на случай и был автором или соавтором ревю и фарсов, поставленных Студенческим обществом [52] (где он сам неоднократно выступал), то становится ясно, что он был очень занят и не всегда имел время продумывать и дорабатывать то, что писал.

Казалось, его обуяла невероятная спешка. Да так оно и было. Перо кормило его, он закреплял свое положение на датском Парнасе; а кроме того, ему необходим был стимул, заложенный в том, что его много читают и о нем много говорят.

он вращался в обществе великих мира поэзии, был вхож в дома и Эленшлегера, и Хейберга и вместе с другими выдающимися датскими поэтами принимал участие в торжествах по случаю возвращения на родину Торвальдсена в 1838 году. Не мог он пожаловаться и на отсутствие популярности. Куда бы он ни пришел, всюду он встречал людей, которые благодарили его за романы и за сказки. Вершины он достиг осенью 1837 года, когда его пригласили на завтрак к премьер-министру, графу Ранцау-Брейтенбургу, который рассказал, что с большим удовольствием прочел "Импровизатора", что при дворе за Андерсеном внимательно следят и, вероятно, предпримут какие-то шаги для освобождения его от материальных забот. Кроме того, министр пригласил его погостить в своем голштинском имении, когда ему захочется и на сколько угодно.

Именно этот разговор привел к тому, что с 1838 года он начал получать государственное писательское жалованье — знаменательное признание для писателя, которому было едва за тридцать. Если еще прибавить, что о нем подробно написали во французской книге о литературе Дании и что его с почетом и восторгом встречали во время нескольких поездок по Швеции, то надо полагать, что поэт был доволен.

Но доволен он не был. Ему не хватало признания с двух сторон: критики и театра. Правда, рецензии на "Импровизатора" были очень хорошие и на "О. Т." неплохие. Но "Только скрипач" был принят равнодушно, а год спустя жестоко раскритикован в знаменитой работе Серена Кьеркегора "Из записок еще живущего человека". Ненамного лучше шло и со сказками. Они слишком детские для взрослых, утверждала критика, и недостаточно поучительны и назидательны для детей, не говоря о том. что язык в отношении правильности оставляет желать лучшего. И уж совсем плохо обстояло дело с пьесами. Из шести предложенных пять были отвергнуты как безнадежно наивные и дилетантские.

Печаль и горечь поэта из-за этих литературных невзгод тем более росли, что его книги прекрасно принимали в Германии. "Импровизатор" вышел на немецком языке еще в 1835 году, "О. Т." — в 1837, "Только скрипач" — в 1838, и все вызвали безраздельный восторг. Брауншвейгский издатель даже попросил его написать небольшой автобиографический очерк, который был напечатан в виде предисловия к немецкому переводу "Скрипача". Поэту оставалось лишь думать, что на родине, в Дании, он был жертвой грубого личного преследования. Даже трезвый Эдвард Коллин, который никогда ему не льстил, признавал в связи с книгой "Только скрипач", что существует разительное противоречие между прохладным приемом в Копенгагене и восхищением в Германии.

Но Андерсен твердо решил победить критику и завоевать театр. Чтобы одним ударом переубедить дирекцию театра и зрителей относительно своего драматургического таланта, он зимой 1839 года написал большую пятиактную драму "Мулат", действие которой разворачивается в Вест-Индии; сюжет он позаимствовал из одной французской новеллы. [53]

и красочными ситуациями было очень во вкусе того времени. Несмотря на предостережения Мольбека, пьеса была принята к постановке, фру. Хейберг получила одну из главных ролей, и успех казался обеспеченным. Беспокойство и ожидание мучили поэта целыми днями перед премьерой, назначенной на 3 декабря, накануне ночью он почти не спал, а наутро умер Фредерик VI, и все театральные представления были отменены до конца королевских похорон.

Это было жестокое потрясение. Все соболезновали несчастному Андерсену, который утешался только тем, что к рождеству в книжных лавках появилось его новое произведение "Книга картин без картин", а под Новый год вышла третьим изданием "Прогулка на Амагер". Премьера "Мулата" состоялась только 3 февраля 1840 года, когда снова открылся театр. И тут Андерсен был вознагражден. Пьеса имела большой успех. Андерсена переполняла радость и благодарность к богу. Теперь все убедятся, что он настоящий драматург.

Но, как всегда, в бочке меда не обошлось без ложки дегтя. Доброжелатели обратили внимание на то, что пьеса не оригинальна: ведь он позаимствовал сюжет из французской новеллы. Этого возражения оказалось достаточно, чтобы уязвленный поэт засел писать новую большую драму, целиком и полностью собственного сочинения — этим он бы заставил умолкнуть чересчур рьяных критиков. В пьесе шла речь о борьбе испанцев против мавров во времена средневековья, и по главной героине она получила название "Мавританка". За лето он закончил ее и отдал в театр.

К сожалению, душевное напряжение оказалось напрасным, и новая пьеса принесла одни огорчения. Дирекция очень нерешительно принимала ее, а когда наконец приняла, то начались мучительные проволочки с постановкой. Сначала на очереди стояли другие пьесы, фру Хейберг отказалась от роли, которую Андерсен написал специально для нее, Хартман не успевал закончить музыку, театр опаздывал с премьерой. Осень кончилась, постепенно автора обуяло патологическое нетерпение, ему повсюду мерещились козни недругов и насмешки, и, наконец, ожесточившись и отчаявшись, он решил стряхнуть с ног пыль неблагодарной родины и уехать за границу. Не дожидаясь откладываемой со дня на день премьеры, он: собрал остатки своих сбережений и в конце октября отбыл в Германию, а потом дальше, в Италию.

* * *

Андерсен уехал очень вовремя. Он совершенно потерял самообладание, был в нервном и расстроенном состоянии после вынужденной изнурительной работы над "Мавританкой" и неприятностей с театром; даже приехав в Италию месяц спустя, он еще был далеко не здоров. На него сыпались все новые несчастья. Свидание с милым Римом принесло большое разочарование. Зима 1840/41 года была необычно холодной и дождливой, он мерз и страдал от простуд и зубной боли, потом получил известие, что "Мавританка" провалилась и была снята после трех представлений. Как будто этого было мало, он далее услышал, что Хейберг издал сатирическую книгу, где выставил его шутом. Речь шла о "Душе после смерти" с известными строками:

достигло сиянье ее королевского Сконе,

и от Хундсрюка до Свинемюнде —

то есть по всей Германии — он читаем

и по достоинству немцами почитаем.

в сердце сераля проникнут его произведенья,

в литературной роще красуется он, как

загадочный вопросительный знак.

Вот главный евнух венец на него возлагает,

он же "Мулата" султанским женам читает

и "Мавританку" тем, кто попросит проникновенно.

Душа: Его тут знают, вижу. Вероятно,

что ни скажи об этом чудаке,

Больше о нем не упоминалось, но Андерсен, не зная книги, решил, что выведен в ней главным героем, и, выйдя из себя, бесновался, поносил Хейберга и грубо ругал своего попутчика-датчанина, поэта К. П. Хольста, [54] который пытался защитить Хейберга и объяснить, в чем дело. Никто не мог призвать его к разуму, и успокоился он не скоро. Февральский карнавал немного развеселил его, но, только получив первого марта в Неаполе 600 риксдалеров королевской стипендии на дорожные расходы, он победил свою депрессию. Теперь он наконец мог осуществить свою давнишнюю мечту попасть в Грецию и Константинополь, и ожидание увидеть нечто совершенно новое вернуло его к жизни. Когда 14 марта он поднялся на борт французского судна, идущего на восток, ему казалось, что он оставил Данию, да и всю Европу, позади. Он снова дышал полной грудью. Он чувствовал себя легко и свободно.

Они плыли через Мальту и Сирое в Пирей и 24 марта прибыли в Афины. Немецкие газеты уже объявили о его прибытии, и маленькая колония немцев и датчан сделала все, чтобы он чувствовал себя хорошо и с пользой провел время. Его представили ко двору, и он неоднократно был гостем королевской четы. Он как бы получал возмещение за страдания в Копенгагене. Само собой разумеется, его привели в большое волнение и Акрополь, и природа Аттики, и жизнь простых людей, которую он наблюдал. Когда после месячного пребывания там он вынужден был ехать дальше, ему было тоскливо — особенно потому, что пришлось расставаться с новыми друзьями в Афинах; очень часто там, куда он приезжал, самое сильное впечатление на него производили именно люди и их приветливость по отношению к нему.

Далее его путь лежал в Константинополь. По дороге ему представилась возможность сойти на берег в Смирне и впервые в жизни увидеть землю Азии; на узких улицах ему встречались верблюды и страусы, в давке он вынужден был "протискиваться среди евреев, греков и турок! Что это был за маскарад!"— писал он на родину. В Константинополе он провел лишь десять дней, но с толком: осмотрел Софийскую мечеть, посетил базары и кладбище в Скутари на другой стороне Босфора, присутствовал — не без ужаса — на сеансе у завывающих дервишей и читал на немецком языке несколько своих сказок — не султанским женам, а на вечере у австрийского посланника.

Он собирался возвращаться домой по Дунаю через Вену. К сожалению, в турецких владениях на Дунае произошло восстание, и все советовали ему выбрать путь через Грецию и Триест. После долгих размышлений он все же решил пойти на риск. "Желание увидеть что-то новое так велико, — писал он, — что побеждает страх. Я еду [то есть по Дунаю]. Есть же в мире Бог!"

— "страшное, но интересное", мог бы он сказать словами одного из своих персонажей в романе "Две баронессы", но все же он благополучно прибыл в Вену и вернулся в Копенгаген летом 1841 года...

... Второй раз в жизни заграничное путешествие спасло его от копенгагенских разочарований и огорчений и привело в состояние гармонии с самим собой и с окружающим миром. Больной и подавленный, покидал он Данию, домой вернулся воодушевленный и здоровый. Он пережил много нового и интересного: впервые ездил по железной дороге в Германии, плавал по Средиземному морю в шторм и штиль, ступил на землю Греции и вблизи видел Восток. Он собрал материал для новой книги, которая полностью заняла его мысли на ближайшее время. Воля к жизни снова наполняла его. Строчки Хейберга о нем в "Душе после смерти" теперь казались ему невинными и безвредными.

Опубликовав через год после возвращения на родину "Базар поэта" — книгу о своем большом путешествии, он без всякой горечи мог радоваться ее успеху у читателей и принимать кислые и педантичные замечания критики со снисходительностью космополита.

Комментарии

[51] ... убедить издателя Рейцеля...

—1853) — крупнейший датский издатель прошлого века; основанная им в 1816 году издательская фирма выпускала произведения практически всех известных датских писателей того времени.

[52] "Студенческое общество" в Копенгагене, основанное в 1820 году, сыграло заметную роль как в политической, так и художественной жизни Дании. В частности, ставившиеся по его инициативе любительские спектакли способствовали формированию в датской литературе особого жанра так называемой "студенческой комедии", сатирически направленной против обывательских нравов.

[53] ... сюжет он позаимствовал из одной французской новеллы...

Сюжет "Мулата" заимствован из новеллы французской писательницы Фанни Рейбо (1802—1871) "Невольники", которую Андерсен обнаружил в мартовском номере журнала "Ревю де Пари" за 1838 год.

[54] Хольст, Ханс Петер (1811—1893) — датский поэт консервативно-патриотического направления.