НЕИСТОВЫЕ УЧЕНИКИ ДИОНИСА
В Родословной сверхчеловека перечислены предтечи, теперь пришел черед новообращенных. Характерная черта культуры нигилистов: отсутствие пророков в своем отечестве. Поэтому все проходят один путь: презрение, травля, осквернение, замалчивание при жизни, открытие после смерти. Второе пришествие...
Уйдя, он приобрел просто-таки мистическую способность находить поклонников, которых ему так недоставало.
Трудно назвать другого Понтифика философии - разве что Мавра, - у которого было бы столько эпигонов, исказителей, интерпретаторов, продолжателей, низвергателей, хулителей, апологетов. Фашисты, гуманисты, другие гении, невежды, мистики, теологи, пацифисты, поджигатели войны: от фабианства до хиппизма, замешанного на насилии, инцесте и сексуальных извращениях.
Не слишком ли много? Не слишком ли широко?
В его и нашем влиянии на цивилизацию есть нечто трансцендентное, мистическое, непостижимое. Из абсурдных посылок удалось: ему - сделать удивительные пророчества, которые уже сбылись, нам - создать удивительное единство - вопреки жизни, вопреки нарастающему неверию, вопреки собственной природе.
"Если Ницше и Мавр - симптомы болезни, то, должно быть, эта болезнь очень широко распространена в мире" - в этой мудрой фразе ключ - к нему и к нам.
Рассказывает Андрей Белый. К Леониду Андрееву явилась как-то "дерзновенная" и, оказавшись с писателем вдвоем в кабинете, бабахнула: ее цель - создать сверхчеловека, т. е. младенца. И тотчас же предложила этим заняться. Испуганный писатель позвал на помощь жену, при появлении которой дерзновенная пришла в ярость:
- Ступай, гадина, - ты не понимаешь, что к орлу своему прилетела орлица.
Воистину пути учений неисповедимы. Высоты духа, сведенные к ритуальному совокуплению - так она думала! - или к мейлеровской белой обезьяне - новому типу сверхчеловека, сексуальному гангстеру, высшая идея которого - свальность...
Но вернемся к культуре.
После того как Ницше открыл в "духе трагедии" вечное, вневременно психологическое содержание внутренней жизни человека и тем самым обнажил драму современной души, миф - Анненского, Цветаевой, Мандельштама, Камю, (ОНила, Кокто, Жироду, Ануя - перестал быть пеплом истории, став зеркалом человеческой души.
Что прельстило в эйфории дионисийского упоения жизнью, во взвинченной восторженности таких великих художников, как Брандес, Томас Манн, Андре Жид, Мальро, Ибсен, Стриндберг, Гамсун, Цвейг, Д'Аннуцио, Чапек, Гаупгман, Рильке, Валери, Шоу, Гессе, Жионо, Набоков, Музиль, Бенн, Георге, Демель, Шёнберг, Веберн? Что нашел в белокурой бестии символизм (Бальмонт, Иванов), футуризм (Маринетти)? Что вдохновило Рихарда Штрауса на симфоническую поэму Жизнь героя или Малера на Ночную тень? Что возродило новый - пусть националистически окрашенный - романтизм Арндта, Йозефа Герреса, Юнгера (ведь белокурая бестия космополитична)? За что зацепились такие ученые, философы, политологи, как К. Юнг, Бахофен. Крейцер, Мюллер, Веблен, Бернхем, Кайзерлинг, Циглер, Лессинг, Фай-гингер, Риль, Гаммахер, или такие гуманисты, как Швейцер и Тейяр де Шарден? Чем Ницше покорил экспрессионистов? И, наконец, было ли заложено в сверхчеловеке то, что нашли в нем мыслители всех мастей и оттенков - экзистенциалисты, интуитивисты, томисты, философы жизни - Бергсон, Сантаяна, Ортега, Дильтей, Зиммель, Вебер, Ринтелен, Лёвит, Финк, Ясперс, Хайдеггер, Боль-нов, Клагес, К. Леонтьев, Шпенглер, Марсель?
Восстание против разума? Противящийся омассовлению индивидуализм? Всплеск экзистенции? Поэзию жизненности? Новый мистицизм? Вдохновенную, изощренную, набоковскую ненависть к звериному в человеке?
Или же до Ницше - Раскольниковым, а после Ницше - Андрея Верре, Аннезой, маркизом Роккавердиной, Лафкадио Влуики, Даниэлем Нотгафтом, Робером Грелу, Антоном Зейлером, Азеведо, Терезой Дескейру, Жаном Пелуэйром - Достоевский, Деледда, Капуана, Андре Жид, Вессерман, Франк, Мориак, Бурже, Д'Аннуцио доказывали опасность подпольного феномена?
Развернутый ответ можно найти в Докторе Фаустусе, или в Игре в бисер, или в Степном волке, или в Жизни и творчестве композитора Фол-тына. Но есть и множество кратких. Вот один из них:
Если тарантулы будут иметь успех, это отобьет вкус к жизни.
Тейяровский Феномен человека - это, в сущности, тоже ответ на вопрос, в чем привлекательность этих циничных и грубых теорий, в которых, однако, зачастую бьется благородная страсть, и почему тот или иной из этих призывов к насилию находит иногда отзвук в глубине нас самих. Вот суть этого ответа: учение философа "героического реализма" есть доктрина прогресса путем обособления: обеспечения полноты жизни за счет одиночества. Сверхжизнь? В шовианском Мафусаиле мы находим прекрасный художественный образ этого обособления и этой сверхжизни...
Другой религиозный мыслитель, пытаясь вернуть жизни утрачиваемую ею духовность, попытался слить воедино несмешиваемое: ницшеанство и христианство. Что получилось? Воля к власти обернулась волей к совершенству, мораль господ - высшей ответственностью, абсолютным господством над страстями.
оптимизм с ключевым словом "радуйся жизни!".
С философа героического реализма начинается второй Ренессанс - глубинное Возрождение мифологического сознания, именуемое декадансом: постижение неизменных, антиисторических, иррациональных начал жизни. Взамен эволюции - цикличность и повторяемость, взамен прогресса - вечный возврат, взамен легкости преобразования - констатация неизменности первооснов - все компоненты древнего мифа, но уже не бессознательного, а осознанного, и потому активного, творческого, преобразующего.
Новый виток борьбы: теперь уже со стадностью, омассовлением, нивелировкой. После Ницше большая плеяда мудрецов - крупнейшая с античных времен - увидит свое призвание в том, чтобы "изобразить ужасное порабощение индивидуальности мстительным, ревнивым и властным мышлением массы, страшное, смертельное напряжение, необходимое, чтобы сопротивляться засасывающей силе всеобщей лжи".
Родоначальник современной мифологии, Ницше предварил Бергсона, Фрейда, Юнга, Джойса, Элиота, Орте-гу - не только сверхсоциальностью и психологичностью, - но подсознательностью, архетипичностью, глубиной. Он открыл входы в пещеры человеческих душ и в заваленные штольни, куда до него никто не смел опускаться.