ЕЩЕ ОДИН ФИЛАЛЕТ
Я погибаю в нечистых условиях.
Предельная чистота во всем.
Ницше
Повторю еще раз - без этого его не понять: имморализм парадоксальным образом соседствовал в нем с высокой человечностью. Нет, наоборот, это очень даже логично: сущность его нонконформизма - самооправдание, сильно развитое "чувство вины".
Там, где покидает меня честность, я становлюсь слеп; там, где я хочу познать, я хочу быть честен, то есть строг, жёсток, жесток, неумолим.
В нем что-то тинейджеровское, инфантильно-максималистское. Уникальный феномен: философ для юношества. Как обиженный ребенок, он ищет правду правд, но поскольку таковой не существует, ему ничего не остается, кроме как страстно исповедовать свою собственную одержимость, свое личное видение мира - и это то единственное, что мы можем поставить ему в укор.
Как истый фанатик, он жертвует всем, что любит, даже Рихардом Вагнером, дружбу которого он считает самым священным событием своей жизни; он обрекает себя на бедность, на отчужденность и презрение, на отшельническую жизнь без проблеска счастья - только для того, чтобы остаться верным своей истине, чтобы выполнить миссию честности.
Что же это за честность?
державного величия и моральной чистоты от пошлого, грязного, неблагоразумного, снобистского мира. "Стройте жилища у подножья Везувия! Взыскуйте опасность, лишь в ней величие! Fiat veritas pereat vita! Да свершится правда, да погибнет жизнь! Страсть выше существования, смысл жизни ценнее жизни!" - чем все эти выкрики и кличи отличаются от наших? И с тем же, если не с большим, экстазом: "все мы готовы скорее согласиться на гибель человечества, чем на гибель нашей лучшей из правд. Либо мы - либо ничто!" - сущность всех экстремизмов.
В углубленье орфизма, связавшего с Ведами лейтмотив Диониса - "жрец, жертва - одно", - мы выходим за грани обычного мифа к первоисточникам трагедии человеческой личности, тонущей во мраке без "Бога"; Ницше понял источники дионисовых тайн, но не проник в глубину зарожденья источников: в дионисовых силах - просветы седой старины религиозных стихий, истекающих из раздвоения "я" и садизма убийства; за многоличием бога ужасная данность, ревущая мраком на нас...
Но допустим на мгновение, что единственная правда существует и она проста - его ли, наша ли правда. Но какую меру правды может вынести человек? - вот вопрос. Да и нужна ли ему такая общая правда? Будет ли он от нее счастливее? Не впадет ли в безумие?
Праздные вопросы...
(Иногда я думаю, что мир специально "сконструирован" так, чтобы не быть миром одной правды. Я полагаю, когда-нибудь логики докажут теорему, что мир одной правды должен коллапсировать, что он - нонсенс.)
"Чтобы до конца постичь меру способности познавания, надо преступить границу безопасности, достичь высоты, где это невыносимо, где познание смертельно", - все это не более чем "красивости" Цвейга. Последних ступеней восхождения просто не бывает, ибо нет лестницы, нет пирамиды. Знание - открытый кратер, мы стоим по краям. Да, некоторые падают в него...
И все же истина Ницше куда многоцветнее нашей. Это не застывший кристалл, неподвластный времени, а само текущее время, не просто воля к правде, а пребывание в ней, не бескомпромиссность, но значительная художническая свобода. Волюнтаризм - но какой!
Всякое свое убеждение он ощущал как переход, и даже свое "я" - как множество, как "общественную постройку многих душ".
"Для философа вредно быть прикованным к одной личности". "Философ вынашивает и изнашивает убеждения", - Мыслимо ли это для нас, уже семь десятилетий ничего не вынашивающих, а все высиживающих и высиживающих... Для оседлых мыслителей только и остается, что гордиться верностью тотемам и множественностью табу...