Вотрен романный и Вотрен театральный (персонаж О. Бальзака)
Вотрен — один из основных персонажей «Человеческой комедии» Оноре де Бальзака. Он играет видную роль в ключевом романе цикла «Отец Горио», где выступает как внешне пристойный и внутренне преступный тип, провоцирующий Растиньяка совершить преступление (ему принадлежит известное поучение Растиньяку, раскрывающее механизмы общественной жизни: «Известно ли вам, как здесь прокладывают себе дорогу? Блеском гения или искусством подкупать. В эту людскую массу надо врезаться пушечным ядром или проникнуть как чума. Честностью нельзя достигнуть ничего. Перед силой гения склоняются и его же ненавидят, стараются очернить его за то, что гений берет все без раздела, но, пока он стоит твердо, его превозносят, — короче говоря, боготворят, встав на колени, когда не могут втоптать в грязь. Продажность — всюду, талант — редкость. Поэтому продажность стала оружием посредственности, заполонившей все, и острие ее оружия вы ощутите везде»). Растиньяк проявляет осторожность, и не напрасно: Вотрен арестован как беглый каторжник.
Растиньяк и Вотрен. Иллюстрация В. Милашевского к роману О. Бальзака «Отец Горио».
В романе «Утраченные иллюзии» запутавшегося молодого человека Люсьена де Рюбампре спасает от самоубийства некий священник, переодетый Вотрен, но спасает с тем, чтобы использовать в своих темных делах. В романе «Блеск и нищета куртизанок» Вотрен продолжает обольщать ложными ценностями Люсьена де Рюбампре. Выступая под именем аббата Карлоса Эрреры, Вотрен вводит Люсьена в высшее общество. Но в итоге Вотрен и Люсьен оказываются в тюрьме, где Люсьен кончает жизнь самоубийством, а Вотрен в очередной раз выкручивается, став полицейским агентом. Вотрен — характерный для «Человеческой комедии» Бальзака возвращающийся персонаж.
«Вотрен» в 1839 г., Бальзак, по-видимому, сознательно рассчитывал на популярность своих романов «Отец Горио» (с которым французы познакомились в 1834–1835 гг.), и «Блеск и нищета куртизанок» (1838 г.). «Утраченные иллюзии» тогда еще не были закончены (роман писался до 1843 г.), он должен был завершить внутренний цикл в «Человеческой комедии» — трилогию романов, во многом сюжетно объединенных линией возвращающегося персонажа Вотрена.
Между тем, исследователи давно подчеркивали различие между Вотреном романов и Вотреном пьесы. А. Гербстман считал, что «Вотрен в пьесе — несравненно мягче, человечнее, альтруистичнее, чем его прообраз в «Человеческой комедии».
Действительно, на первый взгляд, ситуация, изображенная в драме, аналогична тем, в которых выступает романный Вотрен, разница в том, что Вотрен поступает благородно по отношению к своему воспитаннику Раулю де Фрескасу, возвращая его родителям. Но при более детальном анализе обнаруживается, что Бальзак не просто смягчил образ Вотрена, а он использовал более ранний замысел этого образа, чем тот, который нашел воплощение в романах. Очень был близок к истине Т. Готье, который в рецензии на постановку «Вотрена» упрекал пьесу в отсутствии реальности и сравнивал впечатление от драмы с ощущением сна и головокружения, которое испытывает читатель «Истории тринадцати». Готье прозорливо указывал на близость образов Вотрена и Феррагюса.
В первой половине 1830-х годов Бальзак был всерьез увлечен идеей тайного сообщества (возможно, под слиянием драмы Отвея «Спасенная Венеция»), которое, включая немногих равноправных членов, проникших в самые высшие сферы, обеспечивало бы реальную власть и жизненный успех. Эта идея и была развита в «Истории тринадцати». Б. Г. Реизов, указавший на несомненную связь образа Вотрена с замыслом этого цикла, высказал предположение, что «... первоначально «сюжет Вотрена» был задуман как одни из эпизодов «Истории тринадцати», но затем Бальзак разорвал узы, связывающие Вотрена с тремя уже написанными эпизодами». Герой, стоявший на одной ступеньке социальной лестницы с персонажами «Герцогини де Ланже», оказался в результате его переосмысления беглым каторжником.
В романах Вотрен утрачивает черты известного благородства тринадцати. В письме к Ипполиту Кастилю Бальзак, характеризуя Вотрена, не видит в нем ничего положительного: «Этот персонаж, представляющий моральное гниение, каторгу, общественное зло во всей его омерзительности, не заключает в себе никакого преувеличения. Могу вас заверить, что я списал его с живого человека, что этот человек ужасающего величия и что он нашел свое место в нашем современном обществе. (...) Он был гением зла, хотя его использовали на благо общества». Писатель имеет в виду Э. -Ф. Видока, сначала преступника и каторжника, а позднее занявшего крупный пост в уголовной полиции. С мемуарами Видока, вышедшими в 1828 г., Бальзак был знаком, а затем познакомился и с самим Видоком. Тем неожиданнее выглядит обращение писателя в своей драме к более раннему, значительно более условному варианту образа.
«Человеческая комедия» с ее возвращающимися персонажами потребовала от Бальзака решения сложной художественней задачи — идентичности этих персонажей в разных произведениях. И хотя исследователи показали определенные различия между версиями возвращающихся образов, имеющие место в романах и повестях (в частности, такая работа по исследованию образа Вотрена была проделана Жаном Помье), строятся эти образы как идентичные. Отсутствие идентичности Вотрена в романах и драме свидетельствует о том, что писатель сознательно отказался от присоединения драмы к «Человеческом комедии».
Во-вторых, так как законы построения характера, действовавшие в «Человеческой комедии», были отвергнуты, в силу вступает столь присущая Бальзаку ориентация на традиции французской сцены. Театр дает ему хорошо освоенный и получивший признание зрителя образ благородного разбойника. «Разбойники» Ф. Шиллера, «Робер, атаман разбойников» Ламартельера, «Жан Сбогар» Кювелье де Три и Леопольда, «Эрнани» Гюго, множество других пьес содержали этот образ. Сам Бальзак начинал с приспособления байроновского «Корсара» для сцены, учитывая вкусы публики.
В отказе от развития романного образа Вотрена также сказался учет театральной ситуации. В 1834–1836 гг. вплоть до цензурного запрещения с невиданным успехом шла поставленная на сцене театра Фоли-Драматик созданная в соавторстве комедия Фредерика-Леметра, Сент-Амана, Оверне, Антье и Алуа «Робер Макер». Премьера состоялась 14 июня 1834 г., а осенью этого же года Бальзак пишет роман «Отец Горио», который начал печататься в декабре. В одно и то же время возникают два весьма схожих образа (конечно, в самых общих контурах). Но следует учесть, что образ Вотрена в одноименной пьесе Бальзака написан для Фредерика-Леметра, прославившегося исполнением роли Робера Макера. Естественно, Бальзаку потребовалось как можно больше оттенить различие между Вотреном и Макером, а значит, и Вотреном романов.
Мы подошли к весьма важному моменту в характеристике драматургии Бальзака. Не только роль Вотрена создавалась для Фредерика-Леметра, по обычно с самого начала писатель, задумывая пьесу, решал, кому будет предназначена та или иная роль, и писал ее с учетом индивидуальных особенностей актеров.
В образе Вотрена развита характерная для Бальзака тема режиссера, организатора жизни. В «Отце Горио» Вотрен ставит спектакль убийства единственного сына Тайфера и подбирает актеров, среди которых — Растиньяк.
«Блеск и нищета куртизанок» — превращение наделенного мыслями и чувствами человека, Люсьена де Рюбампре, в марионетку, которой управляет Вотрен. Актерство раскрывается не только со стороны марионеточности, но и как всеобщее лицедейство. Игра определенной роли — условие существования в обществе, где все люди — враги. Герои постоянно наблюдают за малейшими движениями лица своих соперников, жертв, возлюбленных, но скрывают свои лица, как Гобсек с его козырьком.
сцене оставалось театральной условностью.
Возьмем изображение одежды как социального знака. В «Утраченных иллюзиях» Люсьен де Рюбампре отдает последние деньги, чтобы модно одеться, ибо только это позволит ему войти в светское общество, но, увидев костюм Растиньяка и других аристократов, понимает, как далек он от цели. Это пример замечательного реалистического исследования роли одежды как социального знака в обществе эпохи Реставрации.
«Отец Горио», «Утраченные иллюзии», «Блеск и нищета куртизанок» большое место занимают переодевания Вотрена, причем они выступают в социальной функции: одежда позволяет беглому каторжнику то скрываться в пансионе Воке под видом добродушного обывателя, то проникать в светское общество. Тот же прием использует Бальзак в пьесе «Вотрен», изображая семь его переодеваний. Они так же социально значимы, и в этом смысле между пьесой и романами нет различия. Но в пьесе они сразу ассоциируются с традиционным для комедий переодеванием героев, возникает ощущение театрального штампа.
Соч.: Бальзак О. Собр. соч.; В 24 т. М., 1960.
«Человеческая комедия» // Проблемы метода и жанра в зарубежной литературе: Межвуз. сб. научных трудов. М.: МГПИ, 1986. С. 93–110; Gautier Т. Histoire de l'art dramatique en France depuis vingt cinq ans. P., s. a., t. 2; Pommier J. L'invention et l’ecriture dans «La Torpille» d'Honore de Balzac. P., 1957. P. 92–99.
Вл. А. Луков