Приглашаем посетить сайт

М. Е. Елизарова и другие, "История зарубежной литературы XIX века"
Виктор Гюго (1802-1885)

Виктор Гюго (1802-1885)


Жизненный путь. Виктор Гюго родился в Безансоне, в семье наполеоновского полковника, позднее генерала. Вместе с отцом, который участвовал в наполеоновских походах, Гюго в детстве побывал в Италии и Испании. Вернувшись в Париж, он поступил в пансион, а затем в коллеж. Уже в раннем возрасте проявилось его поэтическое дарование. Восемнадцати лет Гюго получил титул «магистра поэзии». В первые годы Реставрации он стоял на позициях реакционного романтизма.

Разрыв Гюго с реакционным романтизмом происходит в середине 20-х годов.

В 1827 году он создает свою первую историческую драму из времен английской буржуазной революции — «Кромвель», которая и явилась переходом Гюго на новые позиции,— на позиции прогрессивного романтизма.

Приближалась Июльская революция, прогрессивные слои общества мобилизовали силы на борьбу с реакцией. Гюго пересматривает свои политические и литературные взгляды, убеждается в ошибочности своих прежних позиций. Он приветствует Июльскую революцию 1830 года. Откликом на нее явился первый крупный исторический роман Гюго «Собор Парижской богоматери» (1831). Политические взгляды и симпатии Гюго были противоречивы и неустойчивы на протяжении всего его творчества. Защищая «отверженных» не только в тот период, когда был написан роман под этим названием (60-е годы), но и гораздо раньше, уже во второй половине 20-х, а затем в 30-х годах, Гюго, однако, считал возможным принимать милостивое внимание короля Луи Филиппа.

Проблема социальной несправедливости начала волновать писателя с первых же шагов его творчества. В 30-х годах эта тема зазвучала с большой силой в повести о рабочем, осужденном на смерть за бунт («Клод Ге», 1834), и в драмах, в которых выступают герои-демократы и простые труженики, всегда более благородные, более честные, чем короли и аристократы («Мария Тюдор», «Король забавляется», «Рюи Блаз»).

Противоречива была политическая позиция Гюго и в период революции 1848 года. Как депутат Учредительного собрания, Гюго выдвигает вначале очень умеренную программу. Революционной роли восставших в июне 1848 года рабочих он не понял. Но, верный своим демократическим симпатиям, Гюго активно выступал в защиту участников июньского восстания, и ему удалось спасти некоторых осужденных на казнь.

Во время политического переворота 2 декабря 1851 года, когда власть во Франции захватил президент второй республики Луи Бонапарт, Гюго, демократ и республиканец, решительно выступил против узурпатора. А когда через год новый правитель объявил себя императором Наполеоном III, Гюго оказался в числе немногих, кто не пошел ни на какие соглашения с императором. Эта вражда Гюго к узурпатору не прекращалась до самого падения Наполеона в 1870 году.

Когда император предложил Гюго вернуться во Францию, обещая ему «прощение», Гюго отказался, сказав: «Вернусь во Францию тогда, когда туда вернется свобода».

Гюго вернулся во Францию во время франко-прусской войны. Разгром Франции поразил его. Он пытается обратиться к пруссакам с воззванием, рассчитывая на свою популярность; разумеется, на эти воззвания пруссаки не обратили никакого внимания, и война, явившаяся страшным бедствием для его родины, продолжалась.

Отношение Гюго к Парижской коммуне также было весьма противоречиво. Ненавидя деспотизм, он восхищался героизмом коммунаров, ценой жизни отстаивающих свободу, но их метод революционного террора он осудил, в то же время смело защищая осужденных на смерть коммунаров после разгрома Коммуны.

В 1881 году, когда Гюго исполнилось 79 лет, был отпразднован его юбилей. Это был настоящий национальный праздник во Франции. Поэта чествовали, его дом был завален цветами, на сцене парижского театра давался в сотый раз спектакль «Эрнани» с участием знаменитой французской актрисы Сары Бернар.

Гюго умер, когда ему было 83 года.

Перед смертью, подводя итоги своему творчеству, Гюго сам о себе говорил следующее: «Я в своих книгах, драмах, прозе и стихах заступался за малых и несчастных, умолял могучих и неумолимых; я восстановил в правах человека: шута, лакея, каторжника и проститутку».

Один французский критик сказал о Гюго: «Когда Гюго родился, XIX веку было всего два года. Когда поэт умер, веку оставалось жить еще 15 лет, и все-таки век состарился раньше, чем Виктор Гюго».

Гюго писал более 60 лет. Его литературное наследство огромно. Он оставил 26 томов стихотворений, 20 томов романов, 12 томов драм и 21 том философских и теоретических работ — всего 79 томов.

Ранние произведения Гюго. Гюго прошел долгий жизненный и творческий путь. Изучая его, необходимо учитывать сложную эволюцию писателя, обусловленную объективным ходом исторического развития Франции на протяжении 20—80-х годов XIX в.

Раннее творчество Гюго было связано с реакционным романтизмом. В первом томе «Од и баллад» (1822) он резко осуждает революцию. Ненависть к тирании и защита угнетенных («Ган Исландец», 1821; «Бюг Жаргаль», 1823) противоречиво соединяются у него с монархическими и аристократическими симпатиями.

Ранние романы Гюго, особенно «Ган Исландец», выдержаны в стиле так называемого «неистового романтизма». «Ган Исландец» изобилует ужасами, казнями, пытками и т. п. В характерах героев преобладает одна какая-либо черта: злодеи способны на любые преступления, жестокость, предательства; благородные превращаются в идеал добродетели без единого темного пятна (Орденер). Добро и зло — две силы, находящиеся в вечной борьбе; добро всегда торжествует и побеждает.

«Кромвель». Второй этап творчества Гюго связан с его переходом на позиции прогрессивного романтизма. Усиление реакции, которое наблюдается к концу Реставрации, заставляет его пересмотреть свои прежние политические и эстетические взгляды. Приближалась революция 1830 года. Широкая волна народного протеста против Реставрации и ее правителей нарастала в страйе. Гюго понял, что шел до сих пор неправильным путем, защищая старый порядок.

С присущим ему пылом Гюго включается в борьбу против реакции и становится во второй половине 20-х годов главой школы прогрессивных романтиков. Активность была яркой чертой характера и творчества Гюго. Он говорил о себе: «Я пишу одной рукой, а борюсь двумя».

К этому периоду творчества Гюго относится интересный теоретический документ — предисловие к драме «Кромвель» (1827), которое справедливо считается «манифестом» прогрессивного романтизма.

Одним из главных вопросов, поставленных Гюго в «Предисловии», был вопрос о происхождении жанров. Он берет основные, установленные еще Аристотелем жанры — лирику, эпос и драму,— и хочет проследить их возникновение. В отличие от классиков, имея своим предшественником в разработке теоретических проблем Жермену де Сталь, Гюго вводит исторический принцип в свое исследование. Он считает, что история жанров должна рассматриваться в строгой связи с историей человеческого общества. Историю развития человечества и его культуры он понимает ошибочно; у него своя собственная историческая концепция, далекая от подлинной научности, но важно то, что Гюго, направляя свою работу против классицизма, исторический подход к литературе считает обязательным. По его мнению, человечество прошло три эпохи, и каждой из них соответствовал определенный жанр.

Первый этап — это первобытная эпоха, когда человек впервые стал отделять себя от вселенной, стал противопоставлять свое «я» миру; первое чувство, которое в нем вызвало созерцание вселенной, был восторг перед творением бога, создавшего мир таким прекрасным. Поэзия первобытной эпохи — это лирика, а величайшее произведение ее — Библия.

Второй период в истории человечества Гюго называет античной эпохой. В это время человек переходит к созданию об« щества. Широкая деятельность общественного человека находит отражение в эпосе, величайшим представителем которого является Гомер.

Третий (новый) период в истории человечества, утверждает Гюго, наступает с принятием христианства. Христианство заставило человека понять свою двойственную природу, божественное и звериное начала, заложенные в нем. Данная эпоха создала третий жанр — драму, а самым ярким представителем ее явился Шекспир.

Развивая далее свою мысль, Гюго так определяет эти три жанра: «Лирика воспевает вечность, эпопея прославляет историю, драма рисует жизнь. Характер первобытной поэзии — наивность, античной — простота, новой — истина».

Отнюдь не случайно, что новые положения об искусстве изложены в предисловии к драме «Кромвель» — к первой драме, написанной Гюго в новой манере.

Утверждая, что «герои драмы — это люди», Гюго и избирает одну из характерных фигур английской истории XVII века — Оливера Кромвеля.

Кромвель привлекает Гюго своими кричащими противоречиями, а таковые — неизбежный удел всякого живого человека, по мнению автора.

Гюго задался целью «рядом с полководцем и государственным деятелем... обрисовать теолога, педанта, плохого поэта, духовидца, шута, отца, мужа, человека Протея,— одним словом, двойного Кромвеля».

Итак, Гюго защищает очень важное положение о необходимости правдивого изображения жизни в искусстве. Но его понимание «истины» в искусстве все же своеобразно. Драма, говорит Гюго, должна быть зеркалом жизни, но не обычным, не с плоской поверхностью, а зеркалом сосредоточивающим, которое не ослабляло, а собирало бы и сгущало световые лучи, «из отблеска делало бы свет, из света пламя».

Отсюда яркая особенность творческого метода Гюго. Искусство должно изображать предметы не в их обычных масштабах, а сгущая, усиливая основные черты; поэт изображает прежде всего явления исключительные; он должен подчеркивать крайности, полюсы: добро и зло, уродство и красоту, смешное и трагическое. Контраст и гротеск становятся одним из эстетических требований Гюго. Само слово гротеск было введено в обращение Гюго, под ним он понимал крайнее усиление каких-нибудь качеств, предельное их сгущение. Контраст и гротеск — два основных приема, которыми он особенно часто пользуется при создании своих образов.

«Романтический манифест» Гюго был направлен против классицистов. Под удар попадали знаменитые классицистические единства. Гюго считал необходимым сохранить только единство действия, без которого невозможна композиция художественного произведения. Но он требовал отмены единства места и времени.

Непревзойденным образцом искусства, за которое он боролся, Гюго считает Шекспира. Позднее, в 60-х годах, Гюго выпускает книгу, посвященную Шекспиру («В. Шекспир»).

«Эрнани» и «Марион де Лорм». Теоретические положения, которые Изложены в предисловии к «Кромвелю», Гюго стремится реализовать в своем творчестве. Первыми произведениями, построенными по этим новым принципам, явились его драмы, вокруг которых началась ожесточенная борьба в театре,— «Эрнани» и «Марион де Лорм». Обе драмы были написаны в 1829 году, перед самой революцией. «Эрнани», поставленная впервые на сцене в 1830 году, в самый год революции, сыграла очень серьезную роль в борьбе с классицизмом.

В «Эрнани» немало условного, искусственных романтических ситуаций, и все же в эпоху Гюго драма «Эрнани» действительно была большим новаторством: она отвергла полную условностей и натяжек высокопарную драму классицистов.

Действие драмы происходит в Испании. Главным героем ее является Эрнани, разбойник, влюбленный в донью Соль — знатную девушку, которая находится на воспитании у испанского вельможи де Сильва. Де Сильва также влюблен в донью Соль. Третий соперник, претендент на руку доньи Соль,— испанский король Дон Карлос.

жизнь ему особенно дорога,— на свадьбе Эрнани и доньи Соль.

Героиней второй драмы Гюго является знаменитая куртизанка времен Людовика XIII и кардинала Ришелье, Марион де Лорм. Драма не могла быть поставлена на сцене. В ней слишком отрицательно изображены и безвольный король Людовик XIII, и Ришелье, деспот-кардинал, фактически правивший Францией. Как и в «Эрнани», носителями подлинного благородства и нравственной красоты в этой драме являются простые люди — куртизанка Марион де Лорм, отвергнутая обществом, и ее возлюбленный Дидье. Обе драмы появились в напряженной обстановке предреволюционного периода. Дни бурбоновской монархии были сочтены.

Идейное новаторство, с которым выступил в драмах Гюго, не было случайным и являлось прямым откликом на предреволюционную ситуацию.

В обеих драмах, особенно в «Марион де Лорм», крайне отрицательно выведены представители монархической власти. В жалком, безвольном и бесцветном Людовике XIII явно подчеркнута ограниченность и признаки вырождения. Современникам Гюго нетрудно было заметить сходство этого образа с правящим королем Карлом X.

В обеих драмах Гюго действуют или преследуемые отщепенцы, или люди незнатного происхождения, и они оказываются более благородными, чем аристократы: Марион де Лорм, презираемая обществом, способна к сильной страсти и самопожертвованию; Эрнани — простой разбойник — благороднее испанского вельможи де Сильва, ибо де Сильва все же не устоял против искушения отомстить Эрнани, Эрнани же остался верен своему слову и отдал жизнь.

Гюго ввел в свои драмы ряд художественных новшеств. Решительно были отменены единства. Действие развертывается очень живо, переносится из одного места в другое. Все прежние требования «высокого стиля» отменялись. Гюго не считается с поэтикой классицизма, смело отвергает все то, что было обязательным до сих пор для поэта. Он решительно отказывается от напыщенного, манерного и чопорного языка, характерного для литературы классицизма.

Этот поход Гюго против аристократического искусства классицизма сразу же поставил его во враждебные отношения с официальным искусством. Около «Эрнани» завязывается борьба. Во время представлений пьесы дело чуть не доходит до драки.

Но победителями все же оказались романтики. Постановка «Эрнани» была торжеством романтической драмы.

«Собор Парижской богоматери». Первый большой роман Гюго, «Собор Парижской богоматери», относится к 1831 году. Роман писался во время Июльской революции. Совершающиеся исторические события не могли не оказать важного влияния на художника. Жена Гюго, оставившая о нем свои воспоминания, писала следующее: «Великие политические события не могут не оставить глубокого следа в чуткой душе поэта. Гюго, только что поднявший восстание и воздвигший баррикады в театре, понял теперь яснее, чем когда-либо, что все проявления прогресса тесно связаны между собой и что, оставаясь последовательным, он должен принять и в политике то, чего добивался в литературе».

С этой именно стороны, как смелое идейное и художественное новаторство, и интересен роман «Собор Парижской богоматери», явившийся откликом на современные Гюго политические события, хотя он и обращается в своем произведении к средним векам, к концу XV века.

Одной из причин обращения романтиков к средневековью была также борьба с классицизмом. Классики ориентировались на античность; романтиков привлекала родная история, национальные сюжеты.

Интерес Гюго (как и многих других романтиков демократического лагеря) к средним векам был в то же время и протестом против торжествовавшего буржуазного порядка с его буднями и мертвящей прозой, против порядка, в котором не было места героическому, возвышенному. Средние века влекли романтиков героическими характерами, острыми драматическими конфликтами.

В том, как понимал Гюго историю, отчетливо сказались особенности его романтического мировоззрения.

Гюго, обращаясь к истории, не ставил перед собой цели изучить исторические процессы, их закономерность, проследить историческое развитие характеров. В своем романе Гюго проводит ид е ал ист и ческу ю точку зрения на историю, убежденный, что историческое прошлое дает прежде всего возможность проверить проявление извечных общечеловеческих законов — борьбы добра и зла, справедливости и несправедливости, любви и ненависти и т. д.

Обращаясь в своем романе к далекому прошлому, он не случайно остановил свой выбор на том периоде средних веков, когда в жизни общества уже отчетливо намечались черты нового — эпохи Возрождения, когда средневековое мировоззрение вступило в полосу кризиса.

Главным идейно-композиционным стержнем романа «Собор Парижской богоматери» является любовь к цыганке Эсме-ральде двух героев: архидиакона собора Клода Фролло и звонаря собора Квазимодо.

Эта любовь выявляет два совершенно противоположных характера.

Клод, ученый-аскет, отказался от всех радостей жизни, от всех потребностей сердца и человеческих стремлений. Холодный разум аскета давно победил в нем человека; его сердце оказалось неспособным к любви. Вот почему, когда это чувство пробудилось в нем, оно приняло такую уродливую форму, стало источником зла, а не добра.

Иначе переживает любовь всеми гонимый Квазимодо. В озлобленном всеобщим презрением уроде любовь пробуждает Человека в лучшем смысле слова. Это чувство вызвала в нем Эсмеральда своим добрым поступком, напоив его, когда он, стоя у позорного столба, изнемогал от жажды. Эсмеральда, которой он сделал много зла, пожалела его; Клод, которого Квазимодо так любил и которому готов был отдать жизнь, отвернулся от него... Весь мир с этой минуты по-новому предстал в сознании Квазимодо. Он увидел в нем не только жестокость и коварство, но также добро, человеколюбие, бескорыстие. Все это предстало для него в прекрасном образе Эсмеральды, которую он и полюбил с тех пор безграничной любовью, лишенной всякого эгоистического начала.

Тяготея в своей философской концепции к идеалистическим обобщениям, Гюго, однако, сумел в своем романе замечательно передать колорит той эпохи, к которой он обратился.

«Собору Парижской богоматери» (а позднее в предисловии к роману «Труженики моря») Гюго рассказывает о том, как возник замысел этого романа.

«Обшаривая», как выражается Гюго, Собор Парижской богоматери, автор в темном закоулке одной из башен обнаружил начертание греческого слова «Ананке», что значит рок, судьба.

Слово это глубоко поразило автора, он много раздумывал над ним.

«Вот это слово,— заключает автор свое предисловие к «Собору Парижской богоматери»,— и породило настоящую книгу».

В предисловии к другому роману, «Труженики моря» (1866), Гюго объяснил, какое толкование дал он этому таинственной рукой начертанному слову: «Религия, общество, природа — таковы три вида борьбы, которую ведет человек. Тройное «ананке» тяготеет над ним: ананке догмы, ананке законов, ананке вещей. В «Соборе Парижской богоматери» автор раскрыл первое, в «Отверженных» — второе, в этой книге он указывает третье».

Итак, в «Соборе Парижской богоматери» Гюго задумал раскрыть «ананке догмы», показать зависимость человека средних веков от религии, власть над ним догматики, порабощавшей его сознание. Собор становится символом этой силы; он так или иначе направляет судьбу каждого действующего лица.

Но этим показом роли религиозного мировоззрения в средние века не исчерпывается историческая проблематика романа. Как уже говорилось выше, Гюго отнюдь не случайно обратился к концу XV века, к концу средневековья. Уже приближалась новая эпоха, эпоха Возрождения. Гюго прекрасно сумел дать почувствовать это веяние нового.

В лице одного из главных персонажей романа, ученого-схоласта Клода Фролло, он показал крах догматизма и аскетизма.

Мысль Клода бесплодна, в его науке нет творческой силы Фауста, она ничего не создает. Отпечаток смерти и запустения чувствуется в его келье, где он ведет свою работу: «... на столе лежали циркули и реторты. С потолка свисали скелеты животных... Человеческие и лошадиные черепа лежали на манускриптах... На полу, без всякой жалости к хрупкости их пергаментных страниц, были накиданы груды огромных раскрытых фолиантов. Словом, тут был собран весь сор науки. И на всем этом хаосе — пыль и паутина».

Трагизм Клода в том, что он, аскет и догматик, сознательно отрекшийся от всех человеческих радостей во имя религиозной догмы, вынужден признать несостоятельность аскетизма; он не в силах подавить в себе греховного чувства любви. Аскет приходит в столкновение с человеком; в этой борьбе терпит поражение аскет, но не побеждает и человек, задавленный грузом аскетического фанатизма.

Приговор аскетизму, протест против религиозной догмы, ярко выраженные ренессансные мотивы романа, но в особенности его демократические и бунтарские настроения — все это являлось ответом Гюго на его современность, на события революции 30-го года, которые и определили основную идейную направленность и художественное своеобразие романа.

Гюго вводит в роман бунтующий народ. Правда, под народом Гюго понимает прежде всего деклассированные элементы — бродяг, воров, бездомный люд «Двора чудес», но они наделены у него мощной силой возмущения и протеста.

«Двора чудес» большой толпой идут освобождать из собора Эсмеральду, спрятавшуюся там от преследования. Но дело тут не только в Эсмеральде. Народ идет на пристуг собора, а собор есть оплот старого мира, оплот тирании и деспотизма. В то время как толпа народа бесшумно пробирается пс ночным улицам Парижа, король Людовик XI прячется в Бастилии. Народ, идущий на собор, есть прямая угроза его власти. Он пробует стены своей крепости — смогут ли они устоять против восставших? Жестокий король, деспот, не знающий предела своевластию, чувствует, что нет силы, которая была бы способна устоять против народного гнева.

Ясно, что это был не столько суд писателя над Людовиком XI, сколько приговор Карлу X, правлению Бурбонов, феодально-католической реакции — всему тому строю, с которым в то время, когда Гюго писал свой роман, революционный народ сводил свои последние счеты.

Этот роман в то же время был крупной победой большого художника, победой, не признать которую не могли даже враги Гюго; художественные образы романа были более неоспоримыми и более убедительными доводами художника-новатора, чем все теоретические аргументы предисловия к «Кромвелю».

Роман поражает богатством и динамичностью действия. Гюго как бы переносит читателя из одного мира в совершенно другой: гулкая тишина собора вдруг сменяется шумом Гревской площади, которая кипит народом, где столько жизни и движения, где так странно и прихотливо соединяется трагическое и смешное, жестокость и веселье. Но вот читатель уже под мрачными сводами Бастилии, где зловещая тишина нарушается стонами жертв, томящихся в каменных мешках.

Однако при этом богатстве действия роман поражает необычайной концентрированностью; в этом и проявляется мастерство его построения. Автор неприметно, но настойчиво стягивает все нити действия к собору, который становится как бы одним из главных героев, незримо управляет судьбой каждого, даже второстепенного персонажа.

но, с другой стороны, безобразная внешность Квазимодо контрастирует с его прекрасной душой и т. д.

Наконец, нужно отметить необычайное мастерство Гюго в изображении массовых народных сцен: представление мистерии, жизнь «Двора чудес», события на Гревской площади и еще целый ряд сцен романа замечательны тем, что в них действующим лицом является народ, масса. Эти мастерски данные сцены свидетельствуют о крупном реалистическом завоевании Гюго.

Драмы 30-х годов. К 30-м годам относятся драмы Гюго «Король забавляется» (1832), «Мария Тюдор» (1834) и «Рюи Блаз» (1838).

«чистогана», с одной стороны, все нарастающая волна народного движения, с другой,— такой представала перед Гюго Франция 30-х годов.

«Собора Парижской богоматери», Гюго в драмах 30-х годов делает народ активной силой борьбы с деспотизмом. В «Марии Тюдор» под влиянием восставшего народа, требующего казни ненавистного временщика Фабиани, совершается эта казнь вопреки воле королевы, пытающейся спасти своего возлюбленного.

Положительным героем драмы выступает рабочий-чеканщик Жильбер, героизм и благородство которого предельно оттенены бесчестностью и коварством знати.

Рюи Блаз, герой одноименной трагедии,— простой лакей. Но он честен и благороден. Здесь, как и всюду у Гюго, знатные и коронованные особы посрамлены перед представителями простого народа.

Деятельность Гюго после революции 1848 года. Переход к третьему периоду в творчестве Гюго происходит под прямым влиянием событий революции 1848 года. Резко усилившиеся противоречия капиталистического общества сильно поколебали иллюзии, очень распространенные до этого, о том, что социальные противоречия буржуазного общества могут быть изжиты мирным путем; революция 1848 года подорвала также веру в буржуазную демократию. Внутри капиталистического общества обнаружилась новая сила, которая угрожала теперь этому обществу: в июне 1848 года выступил рабочий класс.

«Так называемые революции 1848 года были лишь мелкими эпизодами, незначительными трещинами и щелями в твердой коре европейского общества. Но они вскрыли под ней бездну. Под поверхностью, казавшейся твердой, обнаружили необъятный океан, которому достаточно прийти в движение, чтобы разбить на части целые материки из твердых скал»1.

После революции 1848 года даже радикально настроенная мелкая буржуазия пересматривает свои политические взгляды; значительная ее часть, испугавшись той бездны, которая «открылась под твердой корой европейского общества», отказалась от своего радикализма и пошла на компромисс с буржуазным обществом.

Во время революционных событий 1848 года Гюго поддерживает буржуазную республику.

Но и эта республика, носившая весьма умеренный характер, просуществовала только три года. В 1851 году власть захватил Луи Бонапарт. В водовороте этих событий Гюго резко выделяется из числа тех, кто сразу же пошел на соглашение с новым правителем Франции. Гюго становится врагом императора. Наполеону III он посвящает три произведения: «Историю одного преступления», сборник стихов «Возмездие» и книгу памфлетов «Наполеон Малый». Сравнивая Наполеона III с деятелями первой французской революции, Гюго говорит:

Да, Мирабо, Дантон, Сен-Жюст — сыны вселенной,—

Над нами вознесен...

В сборнике «Возмездие» встречаются порой стихотворения, призывающие к прямому восстанию против нового порядка. Особенно интересно стихотворение «К спящим»:

Проснитесь же! Стыда довольно!

Презрите вражескую рать.

Сограждане! Довольно спать!

Наденьте ваши блузы, дети,

Припомнив девяносто третий!

Несите свет во все концы!

Иль страшен вам ваш враг ничтожный?

Ведь на титанов шли отцы!

Гюго до конца правления Наполеона остался в оппозиции к императору.

Но Маркс указывает на серьезную ошибку Гюго в оценке Наполеона III. В предисловии ко второму изданию «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» Маркс говорит следующее: «Виктор Гюго ограничивается едкими и остроумными выпадами против ответственного издателя государственного переворота. Самое событие изображается у него, как гром среди ясного неба. Он видит в нем лишь акт насилия со стороны отдельной личности. Он не замечает, что изображает эту личность великой вместо малой, приписывая ей беспримерную во всемирной истории мощь личной инициативы... Я, напротив, показываю, каким образом классовая борьба во Франции создала условия и обстоятельства, давшие возможность дюжинной и смешной личности сыграть роль героя»2.

«Классовая борьба во Франции» и, в особенности, «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» дает историческое объяснение перевороту 2 декабря, показывая, каковы были условия клаееовой борьбы во франции, которые привели к тому, что темная личность, опирающаяся на подонки общества, могла захватить французский престол. «Наполеон,— говорит Маркс,— был нарицательным именем для всех партий, соединившихся против буржуазной республики». Буржуазная республика, даже того ограниченного характера, какой она получила 4 мая 1848 года, пугала буржуазию вечной угрозой новых июньских дней, Чтобы уничтожить эту опасность, французская буржуазия пошла на все, возведя на престол такое ничтожество, как Наполеон III. Гюго же совершает здесь типичную для романтика ошибку: ненавидя Наполеона, стараясь его всячески унизить, он на деле превращает Наполеона в героя с большой буквы, способного исключительно по личной инициативе совершить исторический переворот.

Но выступления Гюго против Наполеона, его возмущение разгулом реакции, стремление поднять народ против нее составляет лучшие страницы в творческой биографии писателя.

Сборник «Возмездие» не является только антинаполеоновским циклом. Его проблематика много шире.

В нем Гюго рисует картины жизни буржуазной Европы, давая широкие обобщения.

В одном из замечательных стихотворений, «Карта Европы», как бы с высоты птичьего полета смотрит поэт на Европу и видит повсюду одно и то же:

Свобода? Нет ее! Закон? Давно развенчан!

Судьба их — смрад галер и тяжкое весло.

Где лучшие сыны? Отправлены в изгнанье.

Бомб недостаточно, чтобы громить восстанье —

................

Европа старая, иссохшая от муки,

Знай: лучшие твои пошли на плаху внуки.

Везде - в Италии, в Германии — торчат

И солнечный в крови купается закат.

Однако чем далее, тем все более усиливаются и противоречия писателя. После 1848 года в обстановке растущего рабочего движения, в условиях все более широкого распространения научного социализма Маркса и Энгельса, Гюго по-прежнему стоит на точке зрения идеалистической философии и отвлеченного гуманизма. Враг тирании, насилия и произвола, демократ, защитник свободы и якобинских принципов, он убежден, что эти последние могут быть вполне примирены с принципами христианского милосердия.

Именно эти противоречия находят свое отражение в произведениях 60-х годов, и прежде всего в романе «Отверженные» (1862).

«Отверженные». «Собор Парижской богоматери», написанный Гюго в момент Июльской революции, а затем драмы 30-х годов отражали в себе революционные настроения писателя, его возмущение реакцией периода Реставрации и Июльской монархии. В этих произведениях большую роль играли народная масса, ее движение. В романах 60-х годов на первый план выступает романтическая титаническая личность.

В основе сюжета романов 60-х годов — «Отверженные», «Труженики моря», «Человек, который смеется» — борьба одной личности против какой-то внешней силы. Так, Жан Вальжан один выступает против буржуазного закона; один выступает Жилиат в «Тружениках моря» против стихии моря; один выступает и Гуинплен против английской знати.

В романе «Отверженные» Жан Вальжан, проститутка Фантина, беспризорные дети — Козетта, Гаврош — представляют собой мир «отверженных», мир людей, которых буржуазное общество выбрасывает за борт и по отношению к которым оно особенно жестоко. Но, рисуя этот мир, Гюго не ставит перед собой цели раскрыть социальные противоречия во всем их многообразии. У него цель другая. Он исходит из морального принципа. Не случайно он противопоставляет в романе епископа Мириэля и полицейского инспектора Жавера. Правда, они даже не встречаются в романе; но, сталкивая в их образах различные принципы, которые они исповедуют, Гюго как бы проверяет эти принципы на судьбе главного героя Жана Вальжана.

Жан Вальжан попадает на каторгу за кражу хлеба для голодных детей своей сестры. Придя на каторгу честным человеком, он через 19 лет возвращается оттуда законченным преступником. Он в полном смысле слова отверженный; его никто не хочет пустить к себе ночевать, даже собака выгоняет его из своей конуры. Его приютил епископ Мириэль, считающий, что его дом принадлежит каждому, кто в нем нуждается, поэтому он никогда не запирает дверей этого дома. Жан Вальжан проводит у него ночь и на другое утро исчезает из дома, унеся с собой серебро. Пойманный полицией, он не собирается отрицать своего преступления, ибо все улики против него. Но епископ заявляет полицейским, что Жан Вальжан не украл серебро, а получил в подарок от него. При этом епископ говорит Жану Вальжану: «Сегодня я купил вашу душу у зла и отдаю ее добру». Этот поступок производит на каторжника потрясающее впечатление; с этого момента он перерождается и становится таким же святым, как епископ Мириэль.

— карать преступление. Он считает Жана Вальжана преступником и преследует его. Но вот однажды Вальжану представляется возможность убить Жавера, который захвачен в качестве пленника во время баррикадных боев в 1832 г. Однако Жан Вальжан не убивает своего врага, а отпускает его. Он поступает так, как в свое время поступил с ним епископ Мириэль.

В душе Жавера это производит полный переворот. Жавер преследовал Жана Вальжана из чувства долга, но теперь, после его благородного поступка, нарушились все представления полицейского о долге. Жавер не выдерживает противоречия, возникшего в его душе, и кончает самоубийством.

В этом романе Гюго, как и всюду, остается на идеалистической точке зрения в оценке мира; есть, по его мнению, две справедливости: справедливость высшего порядка и справедливость низшая. Последняя выражена в законе, на котором построена жизнь общества. Закон за совершенное преступление наказывает человека. Носителем этого принципа справедливости является в романе Жавер. Но есть справедливость иная. Носителем ее оказывается епископ Мириэль. С точки зрения епископа Мириэля зло и преступление должны не наказываться, а прощаться, и тогда само преступление пресекается. Закон не уничтожает зла, а усугубляет его. Так было с Жаном Вальжаном. Пока его держали на каторге, он оставался преступником. Когда епископ Мириэль простил совершенное им преступление, он переделал Жана Вальжана. Жавер гибнет в романе и своей гибелью демонстрирует несостоятельность той справедливости, которая выражена в человеческом законе и которая, по мнению Гюго, должна уступить принципу высшей христианской справедливости, воплощенной в образе епископа Мириэля.

Итак, по Гюго моральные законы в конечном счете регулируют отношения людей; социальные же законы выполняют лишь второстепенную служебную роль. В своем романе Гюго пытается конкретизировать это положение. Он заставляет Жана Вальжана, получившего значительное состояние, приняться за чисто буржуазное предприятие, проводя принцип милосердия в жизнь: он не жестокий, бесчеловечный эксплуататор, а милосердный человек, любящий ближних, помогающий им. Эта попытка притянуть идею милосердия к буржуазному предпринимательству остается неубедительной и слабой.

Гюго не стремится в своем романе глубоко раскрыть законы социальной жизни. В этом смысле он вовсе не похож на «доктора социальных наук» Бальзака. Социальные процессы у Гюго на втором плане. Он стремится доказать, что сама социальная проблема будет разрешена только тогда, когда разрешится проблема моральная.

«Общество, которое допускает бедность и несчастье, человечество, которое допускает войну, мне кажутся обществом и человечеством низшего рода, а я стремлюсь к обществу и человечеству высшему». С этой целью, говорит он, и был написан роман «Отверженные».

И далее он продолжал: «До тех пор... пока не будут разрешены три вопроса нашего времени: унижение пролетариата, падение женщины вследствие голода, поглощение детей мраком ночи, до тех пор, пока будут существовать невежество и нищета, книги, подобные этой, не бесполезны».

Глубокие демократические симпатии продиктовали Гюго лучшие страницы в романе «Отверженные», посвященные народному восстанию и баррикадным боям 1832 года, где выступают мужественные народные герои — Анжольрас, Мариус, Гаврош и другие.

Оставаясь на идеалистических позициях, утверждая, что изменить общественный строй может только милосердие, Гюго тем не менее никогда не перестает быть защитником отверженных, врагом деспотизма и рабства. При всех противоречиях Гюго в этом романе, как и в других, остается верен своим демократическим симпатиям. Трибун угнетенных и отверженных, он приветствует революционных борцов народа, ставит его представителей на голову выше буржуазного мира.

«Человек, который смеется». «Человек, который смеется» (1869). По приказу короля лорд, пэр Англии Кленчарли в раннем детстве изуродован компрачикосами. Если бы не бедняк Урс, приютивший Гуинплена в своем балагане, нищий лорд умер бы от голода и холода. В мире простых людей он нашел любовь и человечность. Он, полюбивший всей душой Урса и слепую Дею, никогда не ушел бы от них, если бы не обнаружилось вдруг его знатное происхождение.

Вчерашний гаер с вечно смеющимся лицом, он занимает по праву принадлежащее ему место в палате лордов. Но лорды встречают его враждебно, хохот и возмущенные крики раздаются при его появлении: аристократы шокированы — клоун, еще вчера потешавший в балагане чернь, не может быть терпим в их среде.

и угнетении народа.

Гуинплен говорит в палате лордов:

«Я ваш, бедняки. Король меня продал, бедняк меня приютил. Кто изувечил меня? Монарх. Кто меня исцелил и вскормил? Нищий, сам умирающий с голоду. Я — лорд Кленчарли, но я остаюсь Гуинпленом. Я из стана знатных, но принадлежу к стану обездоленных. Я могу пользоваться всеми наслаждениями жизни, но вся душа моя, все мои помыслы обращены к страждущим. Ах, все общество утверждено на ложной основе! Однако наступит день, когда возникнет иное общество. Тогда уже не будет вельмож, но одни лишь свободные люди. Не будет господ — одни лишь отцы. Таково неизбежное грядущее. Исчезнут низкопоклонство, подлость, невежество, люди, низведенные до уровня вьючных животных, придворные лакеи, короли. Засияет свет». Взбешенные этой речью лорды изгоняют Гуинплена из своей среды.

Художественный метод Гюго как крупнейшего представителя романтизма очень своеобразен. В своем предисловии к «Кромвелю» Гюго выдвинул положение о том, что изображать нужно не обыденное, не среднее, не то, что всегда бывает, что ежедневно происходит, — нужно изображать исключительное. Гюго убежден, что в мире вечно сталкиваются две силы — добро и зло, которые и направляют все развитие общества, его прогресс. Но эти две силы, правящие миром, уясняются только в их полярной противоположности. Поэтому не середина, а крайности должны изображаться художником. Это требование и определило всю манеру повествования писателя. Гюго стремится в своих романах нарисовать огромную панораму. Его герои всегда выступают как необыкновенные, гигантские личности. Они совершают или героические подвиги, или злодеяния, но и в том и в другом случае они величественны, это герои с большой буквы. Даже уроды (Габибра, Квазимодо, Гуинплен) по-своему прекрасны. «Ты настолько безобразен, что можешь казаться чудом,— говорит герцогиня Джозиана, влюбленная в безобразие Гуинплена. — В твоем уродстве есть нечто грозное. Любить тебя значит постигнуть великое».

Широко использует Гюго в своих романах прием контраста. На палитре Гюго обычно две краски — белая и черная; он любит резкие светотени. Этим путем достигается предельное выделение крайности и полюсов. Этим же стремлением определяется и композиция его романов. Фабула у Гюго всегда очень остра, захватывающа. Авантюрность его романов отнюдь не является только средством усиления занимательности романа. В этом огромное отличие Гюго от эпигонов романтической литературы, которые все сводили к авантюризму, спекулируя на острых моментах интриги. У Гюго это стремление сделать свой сюжет как можно более острым и напряженным неразрывно связано с его идейными положениями.

Ощущение мира в динамике, в движении, как вечное столкновение противоречивых сил, как неуклонное движение к победе добра составляет существенную сторону мировоззрения Гюго; она находит отражение в композиции его романов как стремление к драматизации сюжета, ибо, утверждает Гюго в «романтическом манифесте», судьба человека новой эпохи драматична.

Еще одна очень яркая черта стиля Гюго — это стремление к дидактизму, к тому, чтобы превратить свои романы в трибуну, с которой поэт обращается к читателю. Гюго совершенно не Свойственно устраняться как автору повествования. Наоборот, он стремится эмоционально воздействовать на читателя, подчинить его себе.

«Еще минута, и все будет объято хаосом. Ветер, разгоняя туман и нагромождая на заднем плане тучи, устанавливал декорации ужасной драмы, действующими лицами которой являются морские волны и зима, которая называется снежной бурей...

Душа человека страшится грозной встречи с душою вселенной» («Человек, который смеется»). В «Отверженных» описание ужасов войны дано огромным эмоционально нарастающим периодом:

«Если существует на свете что-либо ужасное, если есть действительность, превосходящая самый страшный сон, то это: жить, видеть солнце, быть в расцвете сил, быть здоровым и радостным, бодро смеяться, стремиться к ослепительной славе... ощущать, как дышат легкие, как бьется сердце, как послушна разуму воля, говорить, думать, надеяться, любить... — и вдруг, не вскрикнув, в мгновение ока рухнуть в бездну, свалиться, скатиться, раздавить кого-то, быть раздавленным... ощущать под собой людей, над собой лошадей... Яростно хватать зубами лошадиные подковы, задыхаться, реветь, корчиться, лежать так и думать: «Ведь только что я еще жил!»

Лирика Гюго. На протяжении всего почти 70-летнего творческого пути Гюго был одновременно не только драматургом и романистом, но и крупнейшим поэтом-лириком.

«Восточные мотивы», 1829; «Осенние листья», 1834; «Внутренние голоса», 1837; «Возмездие», 1853; «Созерцание», 1856; «Страшный год», 1871; наконец, четырехтомная «Легенда веков», созданная в период с 1859 по 1876 год, и другие) имеет свое лицо, свою тематику и проблематику, свои неповторимые образы.

В своем поэтическом творчестве Гюго — трибун и обличитель («Возмездие», «Страшный год»), мудрец, созерцающий природу («Осенние листья», «Созерцание»), нежный влюбленный, веселый дедушка, поющий детскую песенку («Искусство быть дедом»). Один из ранних сборников Гюго — «Восточные мотивы» — был создан в разгар его борьбы с отживающим искусством классицизма. В противовес классицистам, строго регламентировавшим поэзию обязательными правилами, Гюго выдвигает прямо противоположное к ней требование. «Поэт свободен, — объявляет он в предисловии, — пусть он сам выбирает свой путь, никто не вправе ограничивать его фантазию».

Сборник «Восточные мотивы» поразил читателей своим смелым новаторством в области стиля, размера, ритмики стиха.

Стихотворение «Джинны» — один из наиболее ярких примеров этого новаторства:

Порт сонный,

Плененный

Стеной;

Спят волны,—

Покой.

Странный ропот

Взвился вдруг.

Ночи шепот,

Точно пенье

И моленье

Душ, в кипенье

Вечных мук.

«Осенние листья», позднее — «Созерцание» и других Гюго часто обращается к образу поэта. Поэт, как его представляет Гюго, — мечтатель, созерцатель, в то же время пламенный апостол и учитель людей. Только полемический задор 20-х годов мог продиктовать Гюго слова о том, что поэт может верить «во что он хочет или не верить ни во что». На самом деле Гюго не мыслит себе поэта вне его миссии учителя и глашатая истины; поэта Гюго сравнивает с вихрем, который прав тогда, когда он страшен. Поэзия Гюго дидактична не менее, чем его проза. Стилистически его стремление эмоционально подчинить себе читателя выражается как тяготение к подчеркнутым эффектам, торжественности стиха. Гюго часто обращается к образу природы, которую воспроизводит в ее космическом величии и царственном великолепии.

Гюго постоянно прибегает к контрастным сравнениям и образам. Звезды, лучи, яркий свет, золото, сверкание, сияние, блеск — и рядом тьма, ночь, тень, мрак, сумрак, мрачные бездны, смутные дали, «пропасти без просвета» и т. д.

На события франко-прусской войны и Парижской коммуны Гюго отозвался рядом стихотворных произведений в сборнике «Грозный год». Разгром Парижа пруссаками в 1870 году вызывает у поэта глубокое возмущение. Скорбью и безграничной любовью к своей героической родине полны лучшие стихи сборника «Грозный год». С гордостью восклицает поэт, обращаясь к Парижу и к своему народу, выдержавшему атаку врагов:

О мой народ! О блеск безмерной доброты!

Париж прекрасный мой! Весь окровавлен ты.

Я вижу день, когда опять, державно-гордый

И с молнийным челом, ты явишься, как вождь!

(«Погребение».)

«Концерт кошачий был...», «За баррикадою на мостовой старинной...», «Суд над революцией» и другие).

коммунары, для Гюго остаются недоступными. Вот почему стихотворения, где он пытается поставить проблему революции, получаются у него крайне абстрактными и расплывчатыми. «Революция» — это свет, который «пожирает мглу», это «пришествие зари» и т. п.; конкретного же исторического образа революции 1871 года в стихах Гюго нет. Метод борьбы коммунаров — революционный террор, к которому прибегали они, — вызывает у Гюго решительное осуждение.

«Девяносто третий год». Это противоречивое отношение Гюго к революции и нашло яркое отражение в его последнем романе «Девяносто третий год».

Тема революции 1793 года появляется у Гюго не случайно именно в это время: она подсказана исторической обстановкой Франции, только что пережившей войну с Пруссией и Парижскую коммуну. Историческая аналогия Гюго имеет свое основание.

Против французской революции в 1793 году ополчаются все контрреволюционные силы страны. Борьба сосредоточивается на севере, в Вандее. Один из ее эпизодов и берет Гюго в основу сюжета романа. В романе три главных героя: маркиз де Ланте-нак — глава контрреволюции, его внучатный племянник Говен, стоящий во главе революционных войск, и представитель Конвента Симурден, наблюдающий по поручению Конвента за деятельностью Говена. Лантенак жесток, беспощаден: он сжигает целые села, расстреливает женщин. Причиной его жестокости является ненависть к народной революции.

— герой, энтузиаст революции, но он резко отличается от другого представителя революции, Симурдена. Говен считает, что с врагом можно бороться открыто, лицом к лицу, но если враг повержен, надо прийти к нему на помощь.

Симурден — фанатик революции, террорист, считающий, что все средства для достижения победы хороши, любой ценой можно идти к революционной цели.

Раскрыв эти три характера, показав в их лице различные силы, боровшиеся во Франции в 1793 году, Гюго эту борьбу сводит к моральной проблеме. По его мнению, есть нечто, что выше революции и классовой розни между людьми. Это — милосердие и любовь к человеку.

В романе три совершенно различных человека, каждый по-своему приходит к этому общечеловеческому, вечному, надысто-рическому, стоящему выше революции.

Лантенак, после того как его замок был взят врагами, а сам он уже спасся из него через подземный ход, вернулся назад, так как в замке остались запертые в библиотеке дети, спасти которых мог только он. Лантенак схвачен, его ждет казнь. Но Говен не может казнить врага, который оказался таким благородным. Он освобождает Лантенака, а себя отдает в руки правосудия. Когда Симурден приходит совершить суд над врагом революции, маркизом Лантенаком, он находит там вместо маркиза Говена, своего воспитанника и любимца.

его освобождения, Симурден до конца остается неумолимым. Он казнит на гильотине Говена. Но в тот момент, когда нож гильотины падает на голову Говена, Симурден убивает себя.

Итак, каждый из героев приходит к вечному и неизменному началу человеколюбия и милосердия: Лантенак тем, что освобождает детей; Говен тем, что отпускает Лантенака; Симурден своим самоубийством: он до конца остается верен предписаниям Конвента, но его самоубийство свидетельствует о кризисе его революционного миросозерцания.

Так показывает Гюго противоречие между революцией и тем нравственным человеческим законом, который, по его мнению, носит в себе каждый человек. Человеческое, вечное торжествует над временным, над преходящим, примиряет и уравнивает людей, принадлежащих к разным классам. Республика «милосердия» торжествует над республикой «террора».

Роман «Девяносто третий год» — одно из самых противоречивых произведений Гюго. Как и все исторические его произведения, он обращен к современности. Роман написан в 1874 году под непосредственным влиянием событий 1870 — 1871 годов.

Революционную борьбу Коммуны, ее террористические акты Гюго осуждал. Вот почему противником Говена — сторонника «республики милосердия» — он делает не только врага революции Лантенака, но и представителя революционного Конвента Симурдена. Отдавая должное его прямоте, силе характера, убежденности, его верности революционному долгу, Гюго в то же время отрицательно характеризует его революционный фанатизм, заставляя почувствовать превосходство над ним Говена, в образе которого автор подчеркивает обаяние его гуманистического идеала, мужество и героизм.

Гюго признает историческое значение французской революции. Отрицая террористические действия Конвента, Гюго высоко ставит его прогрессивную, созидательную функцию. Он говорит о том, что Конвент сделал огромное дело — установил гуманные законы, проделал большую культурную работу — и это в то время, когда за его плечами стояла гидра контрреволюции. Конвент был «пылающим очагом, но и кузницей. В этом котле, где кипел террор, бродил прогресс».

Однако, по Гюго, это всего лишь временные меры. Они необходимы, но это только средство, а не цель. Революция способна решить временные вопросы, но вечные, общечеловеческие вопросы ей не решить. Говен, выражая мысль автора, говорит Симурдену: «Вы хотите заводить обязательную казарму, а я — школу; вы мечтаете сделать из каждого человека солдата, а я — гражданина; вы желаете воспитать его грозным, а я — мыслящим; вы основываете республику обнаженных мечей, а я... я бы основал республику духа».

Однако, несмотря на все политические колебания, Гюго до конца дней оставался искренним, неутомимым и беспощадным обличителем лжи, лицемерия, бездушия буржуазного общества, которому он вынес самое безоговорочное осуждение.

Крупнейший французский поэт, романист и драматург, пламенный демократ и гуманист, защитник угнетенных и отверженных, страстный противник войны, Гюго справедливо считался славой и гордостью французской литературы. Вот почему в годы фашистской оккупации Франции деятели Сопротивления так высоко ценили Гюго, всячески подчеркивая его непримиримость по отношению к насилию, его проклятия по адресу палачей прогрессивного человечества, его симпатии к простому человеку.

«Живые борются». Он взял эти строки из стихотворения Гюго:

Живые борются... А живы только те,

Чье сердце предано возвышенной мечте...

Гюго, сказавший однажды: «Каково бы ни было наше сегодня, мир —это наше завтра», — дорог и близок современному передовому читателю.

«Трибун и поэт, — сказал о нем Горький, — он гремел над миром, подобно урагану, возбуждая к жизни все, что есть прекрасного в душе человека... Он учил всех людей любить жизнь, красоту, правду и Францию»3.

1. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 12, стр. 3.

2. . К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 16, стр. 375.

3. М. Горький. Собрание сочинений в тридцати томах, т. 7. М., Гослитиздат, 1953, стр. 70.