ЭЖЕН ПОТЬЕ
Полувековое творчество Эжена Потье, широко отразившее весь сложный путь, который прошла современная ему французская революционная демократия, знаменует собой новый, громадного художественного значения этап в истории французской политической поэзии XIX в. Отвечая возраставшему классовому самосознанию рабочих, поэзия Потье стала в 1870—80-х годах громогласным глашатаем революционно-социалистической борьбы пролетариата.
Потье, первоначально влюбленный в музу Беранже и подражавший ему, уже изживал его влияния в пору революции 1848 г. С самой сильной традицией беранжеровской песни, с ее национально-патриотической темой, Потье порвал окончательно: революцию 1848 г. и Парижскую Коммуну поэт рассматривал лишь как проявление борьбы трудовых народных масс. С небывалой полнотой и с великолепной силой реалистического мастерства обрисовал он французский пролетариат, который борется на своей родине не за какие-либо национальные ее преимущества, но за победу всего трудового человечества, за свержение капитализма и за установление на земле коммунистического строя.
Эжен Потье родился в Париже 4 октября 1816 г., в семье рабочего-упаковщика, бонапартиста по своим воззрениям. Мальчик получил только начальное образование и с 13 лет стал учеником и помощником отца в его ремесле. Но он мечтал лишь о том, чтобы писать стихи. Песни Беранже, тогдашнего народного любимца, стали для него образцом и примером для подражаний.
В дни Июльской революции, когда еще шли баррикадные бои, мальчик-поэт уже сложил песню в честь свободы и даже, как пишет в автобиографии, спел ее на улице «под аккомпанемент последних выстрелов швейцарцев во время взятия Лувра». То был день 29 июля 1830 г.
Один из народных песенников 1830 г., Шарль Лепаж, обратил внимание на 14-летнего поэта и помог изданию его сборничка песен «Юная муза» (1831), посвященного Беранже. Знаменитый поэт прислал Эжену Потье ласковое письмо, не преминув, впрочем, сказать, что самый незаметный ремесленник более полезен своей родине, чем большинство стихослагателей. Беранже знал слишком иного случаев, когда поэты, выходившие из народа, бросали свое ремесло ради служения музам и обрекали себя на бедственную, нищенскую жизнь, а порою на раннюю смерть...
Переиздав «Юную музу» в 1832 г., Потье дополнил сборник посланием к Беранже, заверяя своего «божественного учителя», что не перестанет быть рабочим. Тем не менее он вскоре бросил ремесло отца затем, чтобы посвятить себя литературе.
Как известно, французская буржуазная культура с установившейся враждебностью относится ко всякого рода демократическим писателям. Отсюда — равнодушие французских историков литературы и библиографов к творчеству таких писателей. Вот почему Потье еще ждет у себя на родине тех исследователей, биографов и библиографов, которые самым тщательным и исчерпывающим образом обрисуют его жизнь, его долгий и не лишенный противоречий творческий путь, а главное — отыщут его забытые или еще не опубликованные произведения, а также весь его архив, хранившийся в свое время у Каролины Потье, вдовы поэта. Пьер Брошон, большой заслугой которого является издание «Полного собрания песен» Потье, выпущенное в 1966 г. 1, сам сообщает о неполноте своего труда, потому что, например, наследники композитора Аллира Бюро, положившего на музыку ряд песен Потье, отказались предоставить для публикации другие хранящиеся у них песни поэта. На русском языке тоже еще нет полного собрания стихотворений Потье2, хотя поэт, которому посвятил статью В. И. Ленин, казалось бы, вправе быть представлен советским читателям во всем объеме своего творчества.
Из-за отсутствия во Франции надлежащего внимания к Потье нет, например, никаких данных о творчестве поэта за период с 1832 по 1846 г., т. е. за целых 14 лет! В автобиографии Потье сообщал, что в эту пору он собирался стать драматургом и написал ряд каких-то пятиактных стихотворных драм и водевилей, но все они погибли во время пожара. Писал он и песни, в той же автобиографии читаем: «Около 1840 года я сочинил одну бабувистскую песню, сохранившуюся у меня лишь в неполной копии. Рукопись ее я отдал одному другу, занятому пропагандой коммунизма. Она была напечатана без моего ведома и пользовалась в Лионе и на юге изумительной популярностью». Эта песня до сих пор не разыскана, неизвестна и ее «неполная копия».
В юности, при Июльской монархии, Эжен Потье долго бедствовал. Заработать что-либо литературным трудом он, по-видимому, не мог и должен был служить — то школьным надзирателем, то приказчиком в писчебумажном магазине. Лишь позже, вероятно в 1840-х годах, став художником-орнаментистом, разрисовщиком тканей, он нашел работу по душе и верный заработок.
Подружившись в эту пору с молодым Анри Мюрже, он примкнул к тому кружку студентов, художников и поэтов, безденежное, но беззаботное существование которого Мюрже впоследствии поэтизировал в романе «Сцены из жизни богемы» (1848). Однако веселость богемного существования не исчерпывала интересов поэта. Деловек беспокойной, ищущей мысли, философского склада ума, Потье постоянно задумывался о смысле жизни, старался постичь основные ее закономерности. Он всегда мечтал о свободе, справедливости, республиканском строе, о благе трудового народа, и в душе его лишь упрочивалась вражда к буржуазной монархии Луи Филиппа. «Бабувистская» песня Потье не случайно связана с 1840-м годом, который отмечен экономическим кризисом и бурными стачками рабочих.
Однако в молодой душе Эжена Потье в 1840-х годах жили и религиозные верования, и надежды на то, что лучшее будущее, пожалуй, достижимо и мирным путем, с помощью простых доводов разума. Лишь когда он убеждался, что это не так, в нем снова брали верх грозные заветы бабувизма. Выразительно в этом отношении его творчество времени революции 1848 г.
В начале революции Потье полон самых лучезарных надежд, особенно веры в победу свободы, равенства и братства. Поэт воспевал и ламартиновское трехцветное знамя, и посадку деревьев свободы, и введенное всеобщее голосование. Владели им тогда и воззрения «демократизированного христианства»: его умиляло, что Христос, проповедник равенства, был простым плотником, а его апостолы вышли из рыбаков. По мысли поэта, подлинными последователями Христа в современности являются лишь бедняки-труженики, главным образом рабочие.
В стихотворении «Народ», славящем победу революции 1848 г., Потье радостно обрисовывал образ трудового народа, февральского победителя, которому не нужно ни золота, ни дворцов богачей: он требует только хлеба и прав. А так как таких тружеников громадное большинство, то поэт уверен, что их пожелания и надежды будут удовлетворены либо временным правительством, либо вообще высшими классами, тоже ведь не чуждыми, как он еще верил, христианским заветам, альтруизму и справедливости.
Слишком во многом нуждается народ, слишком он обездолен! В песне «Я голоден» поэт говорит о страданиях человека. Нужно помнить, что именем «Человек» Потье всегда — и далее — наделяет только народного труженика, только рабочего. Тело этого человека голодает: ему недостает хлеба. Ум его голодает по знанию, ибо еще не умеет самостоятельно мыслить и обречен верить внушаемым ему заблуждениям. Сердце жаждет любви и настоящей семьи, ибо сыновья народа так часто обречены становиться ворами, а дочери — проститутками. Народ измучен, еще не знает, как ему быть, и живет лишь тоскливой надеждой на лучшее будущее.
Особенно сильное впечатление на современников произвела песня Потье 1848 г. «Пропаганда песнями». Поэт очертил в ней круг тех активных пропагандистских задач, которые он ставит своему искусству. Песни обязаны быть защитницами трудового народа: они должны вносить ободряющее слово надежды в мерзлые мансарды, где голодают бедняки; они должны открыть глаза крестьянам на бессовестность спекулянтов, за бесценок скупающих у них хлеб; песни должны, наконец, врываться в лавки торговцев и стараться пристыдить этих грабителей бедноты. Другие его песни ратовали за избрание в депутаты честных людей — лучше всего рабочих («Всеобщее голосование») — и призывали этих избранников народа добиваться уничтожения на земле неравенства, невежественности, голода, утвердить власть труда («Генеральные штаты труда»).
Соратники Потье — народные поэты 1848 г. Пьер Дюпон, Шарль Жилль, Гюстав Матьё и другие — уже выделяли его, как талантливейшего и многообещающего поэта-мыслителя. Он представлялся им самым одаренным из учеников Беранже, отлично овладевшим его колоритным, звучным и богато рифмованным стихом. Но они видели, что Потье отходит от обычного круга тем Беранже, которые были уже вчерашним днем политической поэзии, и настойчиво пролагает новый путь политической песне, более всего поглощенной судьбами трудового народа, его надеждами, требованиями, а главное — революционными стремлениями. «Этот превзойдет нас обоих!» — сказал об Эжене Потье. в ту пору Пьер Дюпон другому известному песеннику, Гюставу Надо.
грозными требованиями, гневно-сатирическими интонациями. В душе поэта, обманувшегося в своих упованиях, вскипала стихия бабувистской революционности. В песне «Кровопийцы» он писал, что высшие классы бесстыдно именуют голодающих рабочих «кровопийцами», тогда как настоящие кровопийцы — это они сами, черствые, эгоистичные эксплуататоры и ненавистники трудового народа. Потье требует теперь уничтожения существующего несправедливо построенного общества («Старый дом — на слом!»), а в песне «Роды» возвещает о предстоящем рождении на свет нового трудового строя, в котором не будет места ни золоту, ни банкам, ни собственности, ни отношениям купли — продажи; поэту ясно, что буржуа, эти «живые пятифранковики», готовы погубить пугающего их новорожденного, но его спасут бесчисленные труженики города и деревни.
Мы уже останавливались на участии Потье в июньском восстании и на его песне «Июнь 1848 года». Поэт - имел какое-то отношение и к борьбе парижских республиканцев во время переворота 2 декабря 1851 г. Но в автобиографии он лишь упоминает, что «на этот раз воспаление легких спасло меня от преследований». На приход Второй империи он откликнулся сатирическими песнями: «Кто за нее отомстит»?3, «Ура, Наполеон!», «Парад Империи».
За время длительной болезни, постигшей поэта после трагедии июньских дней 1848 г., он напряженно искал - выхода из владевших им тяжелых настроений. И тут большую роль в его жизни сыграло знакомство с фурьеризмом. Наукообразный характер этой утопической системы и громадный сатирический талант Шарля Фурье как обличителя пороков капиталистического строя надолго пленили поэта. Если революционный путь борьбы оказывался как будто безуспешным, оставалось, быть может, уверовать в силу красноречивейших доводов того учения, которое так убедительно обещало мирным путем установить на земле разумно реформированное общество, где люди, объединенные любовью, сплоченные созидательным трудом, не будут больше знать несправедливости...
С обычной страстностью отдался поэт этим мечтам, которым так противоречила Вторая республика, столь «умеренная», по его выражению, и все более превращавшаяся в торжество капиталистических Роберов Макэров, а далее — Вторая империя с ее разнузданной реакцией. Уже в песне 1849 г. «Кто же безумен»? Потье отвечает людям, принимавшим его за сумасшедшего: нет, безумен не он, а тот нелепый мир, в котором царят эгоизм, лютая вражда, войны, голод, нищета, тогда как бог добр, а дары природы изобильны и способны прокормить все человечество.
Учение Фурье во многом расширило кругозор поэта, обогатило его критическую мысль, прояснило ему некоторые стороны социально-экономической жизни, в частности вопрос о хаотическом характере капиталистического производства, но усилило религиозные и другие романтические мотивы его тогдашней лирики. В годы Второй империи Потье написал немало фурьеристских песен, часть которых впоследствии не хотел издавать, находя, что они «слишком заражены мистицизмом и пантеизмом» (песни эти тоже еще не разысканы). Учение Фурье иной раз тянуло его и к отказу от социальной борьбы. Но лишь в песне «Выставка» (1861), отклике на открывшуюся в Париже всемирную выставку промышленности, поэт, воспевая великие достижения науки, техники и индустрии, позволил себе увлечься мечтой о том, что их развитие способно привести к братству классов.
Было бы, впрочем, ошибкой думать, что Потье с самого начала и без всякого внутреннего сопротивления подчинился воззрениям фурьеризма. Если, например, Фурье не отрицал частной собственности, то Потье всегда оставался ее врагом. В песне «Мои владения» говорится, что когда поэт выезжает за город, то сколько бы собственники ни отгораживали от него заборами природу, он все равно владеет всеми ее просторами, далями, зеленью листвы, цветущими лугами, пением птиц. Весь пафос этой песни — в мысли о том, что отношения частной собственности глубочайше противоречат законам природы, являющейся достоянием всего человечества.
В автобиографии Потье отмечал, кроме того, что всегда был далек от ортодоксальных учеников Фурье, от «жрецов» его школы: «Я был слишком революционен для сей миролюбивой демократии, и мой анархистский динамит всегда ранил жирные икры этим церковным старостам».
Слова «анархистский динамит» не следует понимать буквально, т. е. в том смысле, что Потье якобы заявляет о своей принадлежности к анархистам: нет, он говорит здесь лишь о своей подспудной бабувистской революционности, никогда не умиравшей в его душе, о своей непримиримой вражде к существующему буржуазному гнету, о вечной боли за горести трудового народа, за погибшую Вторую республику. Для знакомства с этими настроениями Потье, не оставлявшими его в самую реакционную пору Второй империи, чрезвычайно ценны замечания русского революционного демократа, поэта М. Л. Михайлова, познакомившегося с Потье в Париже в 1858 г. и рассказавшего об этой встрече на страницах некрасовского журнала «Современник». Сообщение Михайлова — первое в литературе упоминание о Потье и его песнях.
Михайлов обрисовал внешний облик Потье — «добродушного вида толстяка с тихим и кротким голосом и большими черными выразительными глазами». Потье «спел слабым, несколько дрожащим голоском» ряд своих песен; из них Михайлову особенно понравилась песня «Жак и Марианна», которая, писал он, «непременно должна бы войти в народ, потому что ее смело можно поставить наряду с лучшими песнями Беранже и Пьера Дюпона».
Песню эту Потье переработал в 1870 г., озаглавив «Когда ж она придет?» Имен ее прежних персонажей здесь нет, но песня повествует о том же напряженном, страстном, молитвенном ожидании ее лирическим героем прихода Возлюбленной, той Красавицы, которую воспевал еще Пьер Дюпон в «Песне крестьян»,— прихода социальной революции. Когда же она придет? Что без нее труженик? Он темен, беспомощен, он раб своего хозяина, он вечная жертва войны и ростовщика, он до предела измучен... Спасти его может только Красавица. «Ах, я жду ее, жду! Долго ли мне еще ждать?»
Отвращение поэта к милитаризму Второй империи и ее непрестанным войнам отозвалось в ряде его сатирических песен. В «Забастовке женщин» он воскрешал мотив аристофановской «Лисистраты», в других песнях резко отрицал войну и наглую власть военной касты. Все чаще шла речь в его новых песнях о вопиющих социальных контрастах общества Империи, а главное — о бесконечном угнетении и нищете народа. Возвращаясь к одному из знаменитых образов романа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», он говорил в песне «Замерзшие слова» о том, какой поднимется вопль всеобщего негодования, когда скованные льдом реакции слова народного гнева наконец оттают!
К концу 1860-х годов влияние фурьеризма все более гаснуло в поэзии Потье. Правда, в песне «Утопист 1800 года» он еще говорил, что ведь многие упования былых утопистов стали явью, что паровоз, питающийся огнем, пришел на смену старому, медлительному, запряженному лошадьми дилижансу, — почему же не верить в то, что со временем накопится великий, всевластный «поток любви» и что «объединившиеся народы завладеют наконец землей, как местом всемирного наслаждения»? Но эта песня 1868 г.— лишь рецидив былых фурьеристских мечтаний поэта, последняя и прощальная их вспышка... Потье отказывался, конечно, не от мечты вообще, но от власти пассивной мечтательности ради борьбы с гнетом Второй империи за страдающее трудовое человечество.
Песня Потье «Дон Кихот» (1869) оригинально переосмысляет один из знаменитых эпизодов романа Сервантеса. Дон Кихот у Потье — образ благородного рыцаря, гуманиста и борца за справедливость. Повстречавшиеся ему каторжники, которых он, к ужасу трусливого консерватора Санчо Пансы, освобождает,— это лишь рабы несправедливого и жестокого общественного строя. Это, например, рабочие, которых он образно называет «заржавленным орудием, насаженным на рукоятку жалкой поденной платы»; это школьники, юные «каторжники, изуродованные педантами»; это солдаты, обреченные на «ремесло каннибалов»; это, наконец, порабощенная женщина, лишенная права любить по выбору сердца... Рыцарь освобождает не преступников, а горемык, искалеченных существующим гнетом, истомившихся под властью трона, церкви, богачей, деспотизма семейных отношений.
Как жаль, что трудно ощутить человеческий облик Потье в конце Второй империи. Впрочем, с биографиями всех других революционных поэтов из народа обстоит не лучше. Потье в эту пору был главным образом поглощен своей деятельностью художника, разрисовщика тканей: ему так нравилось, по его словам, отдаваться радостно-произвольной бархатистой линии, проводимой его углем. Тут он был свободен от реакционного гнета Империи, тут ему не надо было кривить душой, подобно «бесстрастным» парнасцам, не надо было, останься он литератором-профессионалом, прятаться, подобно многим былым писателям 1848 г., в сочинительство приключенческих романов или книг для детей. Песни свои он, видимо, писал только для себя: пока неизвестно, чтобы они были напечатаны где-либо в годы Империи. Вместе с тем в конце 1860-х годов Потье снова включился в политическую борьбу, он стал членом I Интернационала. Деятельность Международного товарищества рабочих, руководимого Марксом и Энгельсом, открыла ему подлинный путь к раскрепощению трудового человечества.
«навлек на себя проклятия всех своих собратьев по профессии, подбив эксплуатируемых ими служащих образовать Синдикальную палату». Участников этого первого профсоюза художников Потье ввел затем в I Интернационал.
В самом начале франко-прусской войны, затеянной Империей, Потье в числе других французских членов I Интернационала подписал воззвание к немецким социалистам, призывая их удержаться от «братоубийственной войны», начатой вовсе не французским трудовым народом и угрожающей только «торжеством деспотизма по ту и другую стороны Рейна». Но война уже шла, а когда Вторая империя пала, начался шестимесячный период осады Парижа и война превратилась в оборону республиканской Франции.
В газете Бланки «Отечество в опасности!» Потье печатает теперь немало песен, страстно бичуя прусских захватчиков, призывая французов объединиться во имя защиты республики («Париж, защищайся!», «Поможем Франции!», «Рекрут» и др.). Поэт и сам на военной службе. Он — адъютант 181-го батальона национальной гвардии и участвует в сражении при Шампиньи, когда парижане безуспешно пытались прорвать кольцо осады.
Трудовой Париж, бесконечно страдавший от лишений осады, был готов на всевозможные жертвы во имя победы. Батальоны национальной гвардии с беззаветной отвагой бросались в вылазки. Но буржуазно-республиканское правительство только и помышляло о заключении мира хотя бы на самых унизительных условиях. Недоверие к этому правительству все более овладевало парижскими массами. Множились революционно-демократические организации, ставившие себе задачей воздействовать на правительство и контролировать его: так, Потье был избран в члены комитета бдительности II округа Парижа, делегирован в Центральный комитет национальной гвардии и т. д.
Мятежные настроения народа проявлялись и в попытках восстаний. На одно из них, уже выдвинувшее лозунг Парижской Коммуны, Потье откликнулся в страстной песне «31 октября 1870 года».
«Народ»). Но в этот период реалистические стороны его творчества переплетаются с романтическими, мировоззрение поэта еще противоречиво: он то пленяется великими заветами бабувизма, то поддается хмелю народных иллюзий начала революции 1848 г., то вновь осознает правду бабувизма, то надолго очаровываемся романтикой фурьеристского учения, то, наконец, в дни осады Парижа увлекается мечтой о единстве французов. Преувеличивать роль романтических пережитков все же не следует, потому что в основном Потье всегда верен правде жизни и реалистическому осознанию целей борьбы трудового народа.
* * *
Великое пролетарское восстание 18 марта 1871 г. было поддержано большинством населения столицы. 28 марта провозглашена Парижская Коммуна.
Только 72 дня просуществовало первое правительство рабочего класса, но и за этот краткий срок ярко определись возросшая зрелость и сила пролетариата, невиданный размах его творческой инициативы, великодушие его гуманистических стремлений, воля к ликвидации капиталистического строя.
Эжен Потье оказался одним из активнейших деятелей Коммуны. В начале апреля он участвовал, вместе с Курбе, в создании известной Федерации художников, первого их широкого профессионального объединения, и был избран в ее руководящий комитет. Став членом Парижской Коммуны, он всецело поглощен работой в Ратуше (где заседало правительство Коммуны) и в мэрии II округа. Он редко выступал на заседаниях Коммуны, не произносил пышных речей (в отличие от многих своих коллег), не ввязывался в долгие бесплодные дискуссии, но зато безотказно, преданно, не щадя сил нес и выполнял нескончаемые свои обязанности. Он был из числа тех незаметных на первый взгляд и скромных деятелей революции, работа которых как бы цементирует ее власть. С Коммуной поэт оставался до конца и, хотя уже плохо владел одной рукой, участвовал в баррикадной борьбе ее последних дней.
В кошмарную пору версальской победы Потье скрывался от полицейских ищеек в парижском подполье и обречен был видеть все неистовства осатаневшей буржуазной реакции, белого террора. Массовые расстрелы на улицах, обыски и аресты, вопли женщин и детей, переполненные тюрьмы, плывшие по Сене струи крови, удушливый дым над Парижем от сожжения трупов коммунаров — все это затмевало и бойню Варфоломеевской ночи, и ужасы расправы над повстанцами июня 1848 г. Но Потье был уже не тот, что в 1848 г. Не те были и парижские рабочие: неистовая расправа Тьера закаляла их волю к дальнейшей борьбе.
«Интернационал», созданная Эженом Потье в июне 1871 г., в еще не остывшем от минувшей битвы Париже, стала не песнью отчаяния, как «Июнь 1848 года», но могучей манифестацией великих заветов Коммуны и пламеннейшим призывом к новой, решающей революции, где тружеников всего мира ждет победа.
Долгое время было неизвестно, что тот текст «Интернационала», который все знают (он впервые появился в печати в 1887 г. в сборнике Потье «Революционные песни»), на самом деле лишь позднейшая переработка раннего варианта песни, созданного в июне 1871 г. Авторская рукопись первоначального текста «Интернационала» отыскалась в фондах Международного института социальной истории в Амстердаме, и ее французский текст впервые полностью опубликован в СССР в 1968 г. в журнале «Вопросы истории КПСС». Составители публикации «К истории текста гимна «Интернационал» и его переводов» Е. В. Гиппиус и Р. Я. Зверев при тщательном сличении начального и окончательного вариантов песни обнаружили, «что из 48 строк песни только 17 совпадают, семь строк более или менее изменены и 24 строки совсем различны. Слова припева в обеих версиях идентичны»4.
Появление переработанного шестнадцать лет спустя текста «Интернационала» объясняется и зрелостью революционного мировоззрения поэта, глубже ознакомившегося с учением основоположников марксизма, и близостью его в 1880-х годах к гедистам, последователям Маркса, и, разумеется, возросшим реалистическим мастерством Потье.
Если в песнях 1848 г. Потье горевал о том, что народ еще не умеет мыслить самостоятельно, то теперь он с самого начала объявляет, что мысль тружеников — «разум возмущенный» — проснулась и вполне осознает предстоящие ей грандиозные задачи. И эта созревшая мысль уже полностью отвергает все владевшие ею в прошлом иллюзии, все прежние утопические упования на помощь свыше или извне. Труженики знают теперь, что должны спасти себя сами.
Победа рабочих и крестьян отдаст земной шар в их власть, они возвратят себе всё, что награбили их трудом богачи, уничтожат всю неправду старого мира, раскрепостят всё человечество, выгонят вон тунеядцев и создадут новое трудовое общество по образцу Международного товарищества рабочих — на основе старого бабувистского завета, ставшего и одним из лозунгов I Интернационала: «Нет прав без обязанностей, нет обязанностей без прав!»
Гражданину Гюставу Лефрансэ, члену Коммуны
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный
Весь мир насилья мы разроем
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем!
И решительный бой.
С Интернационалом
Воспрянет род людской.
Никто не даст нам избавленья, —
Добьемся мы освобожденья
Своею собственной рукой.
Чтоб свергнуть гнет рукой умелой,
Отвоевать свое добро,
Пока железо горячо!
Это есть наш последний...
Довольно кровь сосать, вампиры,
Тюрьмой, налогом, нищетой!
— вся власть, все блага мира,
А наше право — звук пустой!
Мы жизнь построим по-иному —
И вот наш лозунг боевой:
Вся власть народу трудовому,
Это есть наш последний...
Презренны вы в своем богатстве,
Угля и стали короли!
Вы ваши троны, тунеядцы,
Заводы, фабрики, палаты —
Все нашим создано трудом.
Пора! Мы требуем возврата
Того, что взято грабежом.
Довольно королям в угоду
Дурманить нас в чаду войны!
Война тиранам! Мир народу!
Бастуйте, армии сыны!
В бою геройски пасть за них, —
Убийцы, в вас тогда направим
Мы жерла пушек боевых!5
Это есть наш последний...
Великой армии труда,
Владеть землей имеем право,
Но паразиты - никогда!
И если гром великий нрянет
Для нас все так же солнце станет
Сиять огнем своих лучей.
Это есть наш последний
И решительный бои.
Воспрянет род людской.
Пер. А. Коц
«Интернационал» представляет собой великий шаг вперед в истории французской революционно-демократической поэзии. Наиболее популярными в прошлом были «Песня рабочих» и «Песня крестьян» Пьера Дюпона. Но «Песня рабочих» ставила лишь важный для своего времени вопрос о необходимости для пролетариев объединиться, а «Песня крестьян», призывавшая к боевому союзу крестьян, солдат и рабочих для борьбы с торжествующей реакцией (что было незабываемой заслугой Дюпона в глазах французских революционеров), завершалась лишь романтической мечтой о победе освобожденного труда и о будто бы уже быстро наступающей эре народного благоденствия. Насколько же могуче обогащает и углубляет «Интернационал» революционную тему реалистической ее трактовкой, ясным определением задач и целей борьбы пролетарских революционеров, возмужавших в опыте Парижской Коммуны!
«Интернационал», положенный в 1888 г. на музыку французским композитором-социалистом Пьером Дегейтером (1848—1932), стал революционным гимном международного пролетариата, а в СССР — гимном Коммунистической партии.
«Коммуна подавлена.., а «Интернационал» Потье разнес ее идеи по всему миру, и она жива теперь более, чем когда-нибудь», — писал в 1913 г. В. И. Ленин6.
Осенью 1871 г. военный суд заочно приговорил Эжена Потье за участие в Коммуне к смертной казни. Но к этому времени поэту удалось бежать из Франции. Сначала он жил в Англии, а в 1873 г. переехал в США, где и оставался до общей амнистии коммунаров, объявленной в 1880 г.
* * *
Со времени Парижской Коммуны начинается второй период творчества Эжена Потье. Мировоззрение поэта окончательно освобождается от всех пережитков утопизма, идеалистических и религиозных идей. Центральной темой поэта неизменно является тема рабочего класса, обрисованного во всей его закабаленности капиталистической эксплуатацией, еще скованного недостаточным знанием путей и средств борьбы за свое освобождение от различных политических и религиозных предрассудков, от утопических иллюзий, еще не сплоченного для свержения капиталистического гнета. Но поэт терпеливо и непрестанно разъясняет рабочим их классовые цели, задачи и методы их борьбы, указывая, что одним из поучительнейших примеров является здесь Парижская Коммуна. В этих новых стихотворениях Потье реалистический художественный метод поэта окончательно изживает все прежние романтические тяготения и обогащается рядом новых, ценнейших сторон.
В эмиграции Потье создал несколько поэм. Прежде всего это «Парижская Коммуна» (1876), одно из самых выдающихся произведений поэзии коммунаров.
С какой любовью говорит здесь поэт о Коммуне и об ее участниках-рабочих, желавших положить конец отвратительному «хаосу» буржуазного строя, сбивших с фронтона этого общества лозунг «Собственность», чтобы заменить его лозунгом «Труд»!
Ты поднимала новь.
Ты — мозг рабочего, душа его живая,
Ты — плоть его и кровь.
Неграмотный народ проникся правдой властной,
Сегодня ты ничто, — вещал твой голос ясный, —
Стань, пролетарий, всем!»
Пер. В. Микушевича
Но рабочие, говорит Потье, «никогда не умели ненавидеть», а сердца их вдобавок совсем «разоружились» из-за легкой победы 18 марта. Вот почему они не сумели уничтожить вечером же 18 марта «гнездо гадюк», уползших в Версаль. В этом «милосердии» поэт видит непростительную ошибку, которая и привела к гибели Коммуны. Поэма завершается изображением гнусного торжества буржуазного «порядка» — прежнего «хаоса», восстановленного усилиями армии, полиции, церковников, реакционной прессы и тем господом богом, к которому буржуа возносят благодарные мольбы. Но Потье знает, что буржуазному обществу не избежать пламени нового революционного пожара!
По поводу одной из этих поэм, отлившейся в форму послания, «The workingmen of America to the workingmen of France», В. И. Ленин говорит: «В 1876 году, в изгнании, Потье написал поэму: «Рабочие Америки к рабочим Франции». Он обрисовал в ней жизнь рабочих под игом капитализма, их нищету, их каторжный труд, их эксплуатацию, их твердую уверенность в грядущей победе их дела»7. Другая поэма, «The Woikingmens party» («Рабочая партия»), написана в 1878 г. в связи с созданием Рабочей партии США.
Ясны, убедительны и неопровержимы мысли этих поэм, ярок, силен и доходчив богато образный, взволнованный, страстный язык поэта. Могущество капиталистов, учит Потье, еще не в их золоте, а в том, что ими захвачены в полную власть все орудия и средства производства. Поэт признает, что грандиозны достижения капитализма, прорывающего скалистые горы туннелями, перерезающего громадными каналами перешейки, одерживающего множество блистательных индустриальных побед, владеющего сложными, умными, искусными машинами. Но в этих победах научно-технического и индустриального прогресса Потье уже не видит, как в 1861 г., залог какого бы то ли было «братства» классов. Вовсе нет!
Оборотная сторона буржуазного прогресса, подчеркивает он, в его бесчеловечии, во все более растущей обездоленности и закабаленности рабочих. А ведь этих тружеников уже бесчисленное множество, и поэт старается подробно разъяснить им, что представляет собой весь искусно слаженный механизм капиталистической эксплуатации, накрепко держащий их в цепях нищеты. Пусть же они поймут это — и перейдут к борьбе, пусть силой, социальной революцией, вырвут у своих поработителей все орудия и средства производства, которые только им и должны принадлежать! Положить конец капиталистической эксплуатации, напоминает поэт, стремилась и Парижская Коммуна. Но труженики должны сплотиться в свою Рабочую партию, которая поведет их к достижению победы, к торжеству коммунизма.
выразил возмущение страданиями рабочего люда; не иначе подходили к делу и многие предпролетарские поэты. А Потье в рассмотренном послании говорил о том, какова конкретно капиталистическая эксплуатация. Для буржуазного читателя, вообще отвращающего свои взоры от Потье, такие его поэмы — лишь грубая агитка. Но риторика Потье — голос великого поэта: она полна великолепной образности (о фабричном аде в США сказано, например: «Здесь за три доллара в неделю разрушают пятнадцатилетние легкие»), полна мучительного драматизма и гневного, выстраданного негодования поэта. Поэмы Потье, при всем их своеобразии, относятся к жанру дидактической поэзии, которая существовала издревле. Напомним хотя бы поэму Гесиода «Труды и дни» поэму Вергилия «Георгики».
Дидактическими поэмами всякого рода изобиловало и творчество классицистов XVIII и начала XIX в. А если советскому читателю высказывания поэм Потье могут показаться слишком азбучными, то ведь они написаны сто лет назад, а пропагандируемые ими идеи марксизма являлись в ту пору совершенно новой темой и должны были быть выражены в самой популярной форме, чтобы добиться своей цели — освобождения пролетариата той поры от всякого рода реформистских и анархистских теорий.
В 1872 г. Генеральный совет I Интернационала перенес свое местопребывание в США, а в 1876 г. принял решение о роспуске Интернационала. Потье находился в США с 1873 г. и не мог не интересоваться судьбой Международного товарищества рабочих, ожесточенно преследуемого реакцией во всем мире. Одновременно усиливался интерес поэта к трудам Маркса и Энгельса8. Ряд мест «Парижской Коммуны» обнаруживает близость к высказываниям работы Маркса «Гражданская война во Франции», переведенной на французский язык в 1871 г. Влияние экономического учения Маркса (французский перевод «Капитала» был опубликован в 1873—1875 гг.) ясно сказалось в двух других вышеназванных поэмах. Оно позволило поэту понять существо капитализма как исторически преходящей общественной формы и неизмеримо глубже (сравнительно с уроками Фурье) ознакомиться с законами капиталистической концентрации, с неизбежностью экономических кризисов, со всеми зримыми и потаенными (прибавочная стоимость) особенностями капиталистического производства, определяющими как эксплуатацию и закабаление рабочих, так и, с другой стороны, неотвратимость их освободительной борьбы. Глубоко усвоены поэтом и положения «Манифеста Коммунистической партии»: Эжену Потье теперь ясно, что коммунизм может быть завоеван и осуществлен на земле только революционной активностью пролетариата и что рабочим необходима своя рабочая партия (ее еще не было у коммунаров) как организатор и руководитель в их битве с капиталом. Неудивительно, что Жюль Гед относил поэта к небольшому числу тех коммунаров, которые в изгнании многому научились9.
Помимо поэм и песен Потье в годы эмиграции стал писать и сонеты. Не уступая парнасцам в совершенстве формы, демонстрируя великолепную отчеканенность мысли, яркость образов, лаконизм точного и образного языка, богатство рифм, сонеты Потье опять-таки отличались необычностью тем и своего — совсем как будто чуждого этому жанру - воинствующего характера. Поэт и здесь разоблачал капиталистический строй, его идеологию, его прислужников, славил будущую пролетарскую революцию, развивал богоборческие и атеистические идеи (в годы эмиграции он стал атеистом), высмеивал библейские легенды, пропагандировал научные теории о происхождении жизни на Земле и вводил в обиход сонета темы политической экономии. Потье продолжал писать сонеты и после возвращения из эмиграции, а в 1884 г. смог выпустить небольшой их сборник под вызывающим заглавием «Социально-экономическая поэзия». По следам Потье пошли и другие поэты Парижской Коммуны.
«Дикие звери»:
Я видел в цирке льва: разверз он с жаждой крови
Пред укротителем пещеру смерти — пасть.
Но голову в нее смельчак решался класть.
Покоилась она в багряном том алькове.
Сенатор и богач, льву рыжему под масть,
Но в белом галстуке, рычал: «Усилим власть!»,
Крутыми мерами грозя при каждом слове.
Чтоб сохранить страну и веру старины
Стереть с лица земли!» — свирепствовал оратор.
Вот кровожадный зверь!
И ты, молва, права,
Что можно приручить пантеру, тигра, льва,
Пер. А. Гатова
Зарубежные враги великого пролетарского поэта — а их множество — не устают твердить, что его поэмы и сонеты схематичны, абстрактны, что это но более как зарифмованная публицистика. Что делать, этим поклонникам той «чистой поэзии»), которую Маяковский иронически именовал «сконапель ля поэзия», всегда будет не нравиться у него решительно все, и спорить с ними — бесполезная трата времени.
Возвратись на родину осенью 1880 г., Эжен Потье не замедлил стать членом рабочей партии, основанной во Франции в 1879 г. После раскола партии в 1882 г. на революционную («гедисты») и реформистскую («поссибилисты») группировки поэт остался сторонником гедистов, учеников Маркса.
Нищим и больным стариком был теперь Потье. Последние семь лет его жизни прошли в отчаянной борьбе за кусок хлеба. Как жалел он, что отказался от отцовского ремесла, которое сохранило бы ему надежный заработок! Основать новую художественную мастерскую поэт тоже не мог: требовались большие средства. В довершение всех бед его разбил паралич. Поэт мог теперь только писать стихи. Это была единственная его возможность служить делу пролетарской революции и единственная надежда хоть на самых! ничтожный заработок...
в раскаленную утробу которого падают все новые и новые человеческие жертвы — измученные труженики («Молох-Ваал»). Могущество и богатство капитализма, пишет поэт, создано трудом, муками и кровью его изнуренных рабов, но механизм эксплуатации ни на минуту не прекращает свою людоедскую практику, высасывая последние их силы:
Обкраден шар земной.
Измучен род людской.
Орудует над ними
С насосом воровство,
— его
Грабительское имя.
Пер. А. Гатова
Как презирает и ненавидит поэт врагов трудового народа — всех этих капиталистов, банкиров, акционеров, фабрикантов, всякого рода буржуазных стяжателей и тунеядствующих рантье! По интеллектуальному уровню он уподобляет их свиньям (песня «Корыто», посвященная Ж. -Б. Клеману), и ему мерзко видеть, как торжествуют они в своем хищническом самодовольстве («Великий крах», «Забастовка»), в своей политической реакционности («Консерватор», «Политикан»).
В своих песнях и сонетах Потье создал целую сатирическую галерею таких сторожевых псов буржуазного строя. Вот образ продажного депутата («На нашей шее»). Вот нахальный и трусливый министр Третьей республики («Господин Ларбен»). Вот клерикалы, судьи, журналисты, полицейские, раззолоченный генералитет («Долой!», «Святая троица», «Мишени», «Декларация» и др.). Поэт насмешливо призывает своих народных читателей стрелять в тире по таким мишеням, как банкиры и их холопы, — пока не придет пора пустить ружья в ход по-настоящему.
хозяева жизни — фабриканты, биржевики и жандармы — станут со временем только музейными экспонатами, столь же диковинными, как допотопные чудовища («Вымершие типы»).
Вот почему Эжен Потье умеет остро улавливать в Настоящем те явления, которых еще не замечают другие его современники, тоже враги капитализма, но считающие его слишком могучим и непобедимым. Нет, поэту уже ясно, что в цитадели этого врага немало трещин, что настроениям капиталистов нередко присуща неуверенность, а порою и страх.
Так, в сонете «Социальная революция» Потье не без злорадства изобразил богачей, встревоженных приходом революции, но пытающихся успокоить себя надеждой, что рабочие по-старому будут просить их только потесниться и уделить им какие-нибудь крохи. Однако, к ужасу богачей, восставший Труд намерен «вернуть себе всё», что ими у него награблено. «Всё»! С каким торжеством выразил Потье одним этим словом зрелость требований пролетариата! Читатель, может быть, не забыл, что слово «всё» встречалось уже у Эжезиппа Моро, но содержание этого слова было еще неясно. У Потье идет речь о захвате всех орудий и средств производства.
Поэт расширяет эту тему в посвященной Жюлю Геду песне «Сон кузнеца», где создан величавый аллегорический образ человеческого труда. И этот Труд провозглашает, что он тысячелетиями был проклятием для людей, и если его воспламенило в пору революции XVIII в. слово «свобода», то он остался по-прежнему обманут, обокраден и закабален — на этот раз машиной, под властью которой он создал своего нового неумолимого врага — капитализм, и ему остается следовать путем бойцов Парижской Коммуны. Под красным знаменем, которое взовьется на обоих полушариях, дело рабочего — овладеть разумом, прогрессом, наукой, равенством: «Стань же, труженик, выше короля, стань своим собственным хозяином, стань человеком, стань человечеством!»
В творчестве Эжена Потье образ трудового народа превратился в грозный образ мятежника, рвущегося к своей победе. Немало было и других певцов у рабочего класса Франции, но только один Потье, с таким братским пониманием вникавший во все стороны жпзпи рабочих, умел так настойчиво, правильно п ясно указывать им путь к освобождению.
что их не разжалобить). Прежнего жанра песни-спора, песни-полемики нет у Потье: о чем спорить с капитализмом, который подлежит только уничтожению? В новых своих песнях поэт настойчиво призывает своих читателей-рабочих вглядеться, вдуматься в то, как они трудятся и живут, как всесторонне они угнетены. Дальше так невозможно!
В отличие от прежних предпролетарских поэтов, обрисовывавших рабочий класс в виде общей, расплывчатой массы (лишь иногда, у Фесто и Жилля, эта масса была конкретизирована в лице углекопов), Потье впервые, если не считать «Медной лиры» Барбье, перешел к изображению фабрично-заводского пролетариата.
Мрачными дантовскими красками обрисовывает он те грязные закопченные фабричные помещения, где идет поистине каторжная многочасовая10 работа, где нет никакой охраны труда, где машины нередко калечат рабочих. Там полновластно царят хозяин и мастер, там рабочим постоянно снижают поденную плату, а работниц преследуют начальствующие насильники. Труженики постоянно обречены страшиться прихода черных дней безработицы и еще большего горя — старости, когда их без церемоний и без пенсии выбросят на улицу («Социальная амнистия», «Эксплуататоры», «Кризис», «Фабричный мастер» и др.).
Поэт требует, чтобы рабочие не забывали и обо всех других невзгодах своего существования. Ведь они лишены образования, возможности культурного развития, условий человеческой жизни! Они по-прежнему прозябают в сырых лачугах вместе с полуголодной семьей, одетой в лохмотья; там голая нищета, вечное горе, там «нет и гвоздя, чтобы повеситься»,— и с какой ненавистью встречают там домовладельца, являющегося за квартирной платой («Братский тост», «Эксплуататоры», «Безработица», «Нездоровые жилища», «Восьмое число»).
— тяжкий гнет буржуазного государства, его законов, судов, полиции, гнет, которому елейно призывает подчиняться церковь... Рабочие подобны овцам, все время окруженным волками, и остается им только надежда на революцию.
Одна из типичных особенностей Потье как художника-реалиста — умение показать революционизирующую силу угнетения и нищеты, на которые обрекает рабочих капиталистический строй. Рабочие, герои его песен, измучены, но не подавлены. Безотрадность существования зовет их к отпору, и им ясно, что никакого другого выхода из положения нет и быть не может. К отпору же постоянно их призывает и сам поэт.
Потье добился того, о чем давно мечтал: ему удалось превратить политическую песню в подлинное оружие революционно-пролетарской борьбы. Он выступал в данном случае не только против традиции ранних поэтов-рабочих, подвластных влияниям утопических учений, но и против поэзии поссибилистов, не поднимавшейся обычно над беззубым бытовизмом. В своем некрологе о Потье Жюль Гед подчеркнул, что Потье «единственный сделал в этом отношении гораздо больше», так как «он не только развязал волю (рабочих. — Ю. Д.) к активному действию, но в бессмертных строфах предначертал этому освободительному действию тот путь, который только и способен обеспечить ему успех»11.
Потье разрешает теперь и ту художественную задачу, которая не давалась его предшественникам, даже Шарлю Жиллю,— изображение отдельного типического представителя рабочей массы.
В песнях, построенных на образе отдельного рабочего, те же отношения обездоленности и гнета предстают в разрезе личной судьбы. Вот песня «Маленький труженик» — о ребенке, приговоренном с восьми лет к заводской каторге. Вот песня «Заживо погребенный» — об углекопе, условия труда которого как бы полностью выключают его из человеческой жизни: в утренних сумерках спускается он под землю с фонарем в руке, а выходит оттуда, измученный, лишь поздно ночью; ему не знать ни ласкового июня, ни истомы летнего зноя, ни пенья птиц, ни жужжания пчел... Вот песни, где перед читателем матери, жены или вдовы рабочих, печальные, задавленные горем и нуждой, то беспокоящиеся, как бы не простудился сынишка, ушедший на работу в рваных башмаках, то оплакивающие похищенную развратником дочь, то тревожно думающие о судьбе ожидаемого на свет ребенка («Дырявые башмаки», «Украденное дитя», «Вдова каменолома»)... Сколько тепла, сколько любви и участия в этих песнях поэта!
«Жан Лебра» поэт создал уходящий в прошлое тип рабочего Жана-Работяги, послушного и неутомимого вола своего хозяина; безропотная жертва всех жизненных горестей, Жан-Работяга изнурен до предела, но ему так никогда и не приходила мысль о праве на лучшую долю, и он отдохнет лишь в могиле. Но вот другой, столь же типический образ рабочего из песни «Жан-Бедняк»: он тоже безропотно гнул спину на своих хозяев и в старости выброшен на мостовую; но Жан-Бедняк уже понял, что он всю жизнь был в цепях эксплуатации, что «господь бог держал его за руки, пока ему обшаривали карманы», — и он пошел за красным знаменем Коммуны, знаменем освобождения. Жан-Бедняк умирает, расстрелянный версальцами и посылая проклятие «прогнившему миру, из которого убегаешь, как с каторги». Жана-Бедняка бросили в революцию его страдания, и он еще не представлял себе, как нужно переделать жизнь, уничтожив гнусный хаос буржуазного «порядка». Но в песне «Инсургент» Потье создает новый тип рабочего: это настоящий Человек, образованный, сознательный, научившийся отделять машину от капиталистического ее применения, рвущийся полностью перестроить мир для счастья тружеников, готовый сражаться за своп цели на баррикадах новой Коммуны. С какой радостью лепит поэт этот образ положительного своего героя!
Покорен инсургент приказам,
Которые диктует разум.
Он — Человек, не вьючный скот.
Он преисполнен упованья:
В багровом пламени встает.
Он подчинит себе машину.
Отныне гнуть не хочет спину
Он перед паровым котлом.
И стало доброе начало
Великим социальным злом.
Не зная в горести просвета,
Под Игом стонет мать-планета.
В могучем и святом усилье,
Чтоб радостное изобилье
Струилось из ее сосцов.
Пер. В. Микушевича
«Инсургент», написанная в 1884 г., играла роль революционно-пролетарского гимна (пока не был положен на музыку «Интернационал»), и ее долго пели на всех рабочих собраниях.
Преданный сын и учитель рабочего класса, Потье помогал ему разбираться в самых разнообразных вопросах. Он неустанно разоблачал лживые посулы буржуазной демократии. Он освобождал рабочих от власти застарелых предрассудков, вроде веры в бога пли магического влияния абстрактных понятий, таких, как слово «свобода», особенно слово «республика», так долго державших их плену. Потье доказывал, что рабочим нечего ждать от буржуазно-демократической республики, которую он заклеймил именем «проститутки» в блестящей памфлетной песне «Дочь Термидора». Он утверждал здесь, что республиканский строй установился во Франции уже со времени Великой французской революции (иногда лишь уступая место недолговременным монархиям), но что и Первая и Вторая республики были на деле только продажными прислужницами буржуазного господства. Такова и Третья республика, которую самое лучшее поскорее свергнуть.
Вернись, вернись, Коммуна боевая!
Ты, а не эта шлюха площадная.
Лишь ты одна — Республика родная!
Растущая активность и мощь рабочего класса восхищали Эжена Потье. Он с восторгом воспевал все проявления борьбы рабочих, стачки и забастовки, мятежи углекопов в Монсо-Ле-Мин, Деказвиле и Анзене, первые успехи рабочей партии на выборах, крепнущую силу социалистического лагеря и его прессы («Пятнадцать тысяч голосов», «Забастовка», «Сто тысяч», «Путь народа» и др.). И все время мысль поэта возвращается к великим дням Парижской Коммуны, которой он посвящает цикл новых замечательных песен.
С какой страстью писал Потье в песне «Она не убита!», что палачам Коммуны, как они ни старались, не удалось истребить память о ней:
Ее надеялись убить
Картечью и штыками,
И в грязь втоптать ногами...
И палачей толпа росла,
Глумясь над ней открыто...
Слышь, Никола,
—
Коммуна не убита!
Пер. В. Дмитриева
А в песне «Коммуны след неизгладим!» как горячо говорил поэт о жертвенной борьбе коммунаров, об их великодушных стремлениях!
На баррикады боевые
Плуг Равенства тогда впервые
Оставил борозды в сердцах.
То были дни любви и гнева.
Где кровь лилась и стлался дым,
Коммуны след неизгладим!
Пер. А. Гатова
В одной из последних своих песен, в «Годовщине 18 марта 1871 года», Потье любовно вспоминал день провозглашения Парижской Коммуны:
О как цвела тогда весна!
Будя народы ото сна,
Знамена красные сияли!
Сверкая в синих небесах,
Лоскутья-флаги золотели,
Призывно отблески алели...
Пер. В. Дмитриева
Французская Рабочая партия, руководимая с 1882 г. гедистами, была в глазах Потье преемником заветов Коммуны, и поэт стал ее певцом. Гед называл его «Тиртеем нашей Рабочей партии»12. В песне «Пятнадцать тысяч голосов» Потье славил коллективный разум партии, ее боевой дух, ее умение сплотить массы, ее волю к ликвидации капитализма ради раскрепощения трудового человечества и подлинной человеческой культуры:
— партия так учит —
Конец наемного труда,
И пролетариат получит
Дары природы навсегда,
И смыв веков позор и муку,
Литературу и науку.
Во имя справедливой цели
Держите знамя тех бойцов,
Кто пал в кровавую неделю!
В 1880-х годах полностью определилась роль Эжена Потье как главы поэзии Парижской Коммуны. Немало было поэтов-коммунаров, горячо писавших о Коммуне в 70-х годах, особенно под свежим впечатлением ее трагического конца. Но эти поэты чаще всего видели в ней лишь борца за республиканский строй, социалистические ее стремления толковали расплывчато, а в 1880-х годах по большей части перестали писать о Коммуне. Не так было с Потье, которому благодаря его близости к гедистам все более прояснялся ее великий историко-общественный смысл.
Отнюдь не страницей ушедшего прошлого была для него Коммуна, но вечно бессмертным делом, вратами в новый период истории, школой борьбы и руководством к новому революционному действию.
Неустанно пропагандируя заветы Коммуны, Потье убеждал рабочих не поддаваться распространенным в ту пору анархистским влияниям13. В песне «Согрейся, дрова твои!» Эжен Потье внушал рабочим, что задачи их борьбы вовсе не в том, чтобы разграбить какую-нибудь булочную. Это было как бы ответом поэта на одно из выступлений Луизы Мишель, которая, участвуя в 1883 г. в рабочей демонстрации, именно вошла в булочную и принялась раздавать хлеб голодным, за что подверглась затем суду и тюремному заключению. Задачи рабочего класса в том, чтобы освободить человечество от капиталистического хаоса: «Стань государством, забирай в свои руки власть, чтобы изменить законы и весь их кодекс... и на этот раз иди до конца!»
«Путь народа»:
Ты хочешь хлеба, хочешь крова, Народ?
Но к большему стремись!
Иди на штурм великий снова,
Порывом новым вдохновись! И государством, и законом
Вернувши землю миллионам,
Промолвив властно: «Все — для нас!»
Пер. В. Дмитриева
Так до конца своих дней Эжен Потье не переставал звать рабочий класс, авангард народных тружеников, к борьбе и победе. Призывы его становились все более отчетливыми. В «Интернационале» он провозглашал, что «рабочие и крестьяне, великая партия трудящихся» должны стать новыми властителями земного шара. Теперь он уточнял их задачи: нужно захватить власть, «стать государством», создать новое — пролетарское — законодательство. А это означало, что речь идет о диктатуре пролетариата как о переходном этапе к построению коммунистического общества. Тему диктатуры пролетариата Потье вводил в обиход политической поэзии впервые, в чем одна из его незабываемых заслуг.
собственных руках, неустанно призывал рабочий класс к свержению всех форм существующего гнета, к осуществлению диктатуры пролетариата и увенчал свое творчество реалистически ясной мечтой о прекрасном будущем раскрепощенного человечества и освобожденного труда.
Во всякой мечте есть элемент романтизма, но Потье не раз стремился, подобно Шарлю Жиллю, обрисовать свою мечту о будущем реалистически. В песне «Общественное будущее» он говорит, что на смену длящемуся уже целый век «царству буржуазии» придет время, когда «мы освободимся от ненависти, переполняющей нам душу».
Каждый тогда займет свое место под солнцем, а розовощекие дети станут напоминать цветущий шиповник. Города и поля расцветут под властью науки и искусства. Земля и орудия станут общим достоянием. Никто не будет обогащаться. В настоящем жизнь рабочих — лишь «рабство и нищета», но тогда «Коммуна наполнит свою флягу и изольет человечеству вино братства».
Во второй период творчества Потье обрел свое самобытное лицо. Новые песни поэта поражали современников не только блеском и зрелостью мастерства, не только стойкой преданностью поэта своим убеждениям, но и какой-то юношеской, играющей силой. Многие изумлялись, узнав, что их автор уже старик.
Суровая и несколько сумрачная тональность песен Потье 1880-х годов определяется их основной темой — непримиримостью борьбы эксплуататоров и эксплуатируемых. Грозная, как перед взрывом, накаленность этого конфликта определяет собой основную мелодию песен Потье, сосредоточенных па одной цели, острых, как отточенный клинок, даже подобных могучему острию лемеха, взрывающего целину дли богатого всхода революционной поэзии пролетариата. Традиции гневной ювеналовской сатиры сочетаются в них не только с властно-воинственными призывами к борьбе и победе, которыми так прославился древнегреческий поэт Тиртей, но и с теплой братской любовью поэта к обездоленными борющимся пролетариям. В этих песнях нет и следа беранжеровской веселости, юмора, гривуазно-легкомысленных ноток, грациозно танцующих ритмов; люди здесь не хмелеют от вина и любви. Иные современники даже упрекали поэта за то, что его песни слишком серьезны, слишком насыщены мыслью, что их якобы трудно не только петь, но даже декламировать. Такого же рода упрек адресовали Маяковскому люди, не хотевшие научиться его читать.
— это напористая громогласная политическая поэзия, обращенная к массе, к участникам рабочих сходок, к толпе на площади: она напрямик выкладывает людям, что они закабалены и одурачены, что хватит им терпеть, что пора на баррикады!
Ораторско-публицистическое начало доминирует в песнях Потье, то излагающих воззрения автора, то оформленных в виде монолога героя пли хоровой песни. В построении этих песен, всегда полных движения, драматизма, волнующих взлетов мысли, много разнообразия: тут и песни-призывы, и песни-марши, песни памфлетной страстности, песни лирические и сатирические, песни-сказочки, песни философских раздумий и многие другие. Наряду с патетическими песнями, каковыми являются его торжественные монументальные фрески социальной борьбы («Вперед, рабочий класс!»), наряду с разящими инвективами в адрес правящих кругов Третьей республики («Социальная амнистия»), Потье создавал и совсем другие, «камерного» типа социальные песни («Промокающие башмаки»). Речь его всегда расцвечена Щ оригинальными и запоминающимися метафорами. Плющ, разъедающий стену феодального замка,— это «орудие равенства», предвестие победы будущего общества, не знающего частной собственности («Плющ за работой»). «Смерть 3 полной ямой поет Марсельезу» — это сказано о братской могиле расстрелянных бойцов Коммуны («Торжество порядка»). Потье вводил в язык своих песен остро и лаконично сформулированные политические лозунги и афоризмы, которые врезались в память читателя, становились крылатыми словами. В третьей строфе «Интернационала» читаем: «Государство притесняет, а закон обманывает; налог высасывает всю кровь у бедняка; богачу не ведомы никакие обязанности; право бедняка — пустое слово». В четырех строках песни — четыре тезиса, выраженных в предельно краткой и ярко афористической форме; это настоящий шедевр пропагандистской краткости и ясности.
Творчество Потье стоит совершенно особняком во французской литературе XIX в. По кругу основных тем своего позднего, зрелого творчества поэт не сравним ни с кем из современных ему писателей. Лаура Лафарг, дочь Карла Маркса, переводившая стихи поэта на английский язык, недаром писала Энгельсу в 1889 г.: «Песни Потье — лучшие и даже единственные революционные песни, которыми могли бы похвалиться французы нашего поколения»14. Слова эти никакого возражения со стороны Энгельса не вызвали.
Французские буржуазные литературоведы ненавидят Потье по чисто политическим причинам, а также потому, что он работал главным образом в жанре любимой народом, а следовательно, презираемой ими песни. Советское литературоведение воздает должное Эжену Потье, как замечательнейшему поэту — участнику Парижской Коммуны, однако значение Потье вовсе не только в этом. Ведь он — один из выдающихся французских писателей-реалистов второй половины XIX в., правдивейший изобразитель рабочих, грозно и накрепко внедривший во французскую литературу тему трудового народа и революционной борьбы рабочего класса.
— по силе таланта — с Гюго, Беранже и Лафонтеном. И у Валлеса встречается фраза: «Иные возгласы, вырывающиеся у этого Ювенала предместий, столь проникновенно красноречивы, что производят более сильное впечатление, чем самые восхитительные строфы «Возмездия»15. Известный романист Жан Ломбар заявлял, что Потье «владеет хлещущим бичом Гюго, но только Гюго, сошедшего с небесных высот»16. Критик Камиль Дрейфюс называл его «Беранже конца XIX века», добавляя, что это «песенник битвы труда против капитала, всех тех вопросов, которые ставятся ружейными выстрелами и баррикадами»17. По словам критика-социалиста П. Аржириадеса, Потье «превосходит Беранже по своей мысли и равен Лафонтену18. Другой критик-социалист, Бенуа Малой, считал, что Эжена Потье «когда-нибудь назовут Лафонтеном плебейской песни»19.
«научный социализм теряет в его лице своего поэта, своего вдохновенного певца»20, В. И. Ленин в статье 1913 г. высоко оценил Потье, говоря о нем как о передовом бойце рабочего класса, называя его песни поистине нерукотворным памятником. Особенно же подчеркнул Ленин ту заслугу Потье, что он «был одним из самых великих пропагандистов посредством * * * песни»21.
***
Эжену Потье почти ничего не удавалось заработать своими песнями. Ведь он мог их печатать только в прессе социалистического лагеря, обычно такой же бедной, как беден был он сам.
Друзья, конечно, старались, как могли, поддержать парализованного бедняка, неустанная творческая активность которого их восхищала. В 1881 г. Жюль Валлес посвятил поэту статью (перепечатанную им с дополнениями в 1883 г.), высоко оценивая творчество этого «Ювенала предместий». Валлес был первым из французских критиков, писавшим о Потье, и теперь как бы снова вводил его в литературу. Никто ведь уже не помнил о брошюрах стихов поэта, изданных в 1831 и 1848 гг. «Потье, мой старый друг,— заканчивал статью Валлес, — ты — Тиртей той битвы, которая не озарена никаким блеском: она проходит в закопченных и почерневших стенах мастерской или меж заборами грязных домов, где свинец мусорных ящиков уносит столько же жертв, сколько и свинец ружейной пули.
Так оставайся поэтом этого мира, который не умеет говорить красно, одевается всего лишь в отрепья, и ты... откроешь замурованной нищете горизонт, а народной поэзии новое поприще»22.
«Ристалище песни». На конкурс было представлено около трехсот песен. Первая премия была присуждена Эжену Потье.
Некоторые члены «Ристалища песни» помнили Потье по 1848 г. Гюстав Надо особенно принял в нем участие, узнав о его старости, болезни и нищете. По инициативе Надо23 Эжену Потье предложили на выбор либо денежную поддержку (подписной лист с пожертвованиями в его пользу), либо издание его книги стихов. Потье не колебался ни минуты: «Пусть опубликуют мои произведения, хотя бы я и умер с голоду!» — сказал он.
Члены «Ристалища песни» собрали средства на издание в 1884 г. первого большого тома песен Потье «Кто же безумен?» Впрочем, издатель гедистов Ориоль еще до выпуска им этой книги опубликовал в начале 1884 г. (вероятно, по ходатайству гедистов, друзей поэта) его «Социально-экономические стихотворения и революционно-социалистические песни» (издание из трех 12-страничных выпусков), а также сборник сонетов «Социально-экономическая поэзия».
Однако члены «Ристалища песни», литераторы консервативных воззрений, поставили условием, чтобы в книгу «Кто же безумен?» не вошли революционные песни Потье. Нетрудно представить себе, что должен был пере жить поэт. Нищета вынудила его согласиться.
—1860-х годов, представлял публике не революционного поэта, а лишь одного из мастеров песенного жанра... Разумеется, и в этих песнях Потье оставался самим собой, и этим песням присущи были мотивы недовольства буржуазным обществом, народной обездоленности, мечты о лучшем будущем. Царский цензор, запретивший в июне 1887 г. в России все сборники Потье, отметил, что если сборник «Кто же безумен?» и «отличается некоторой умеренностью», то все же «многие песни проникнуты в нем революционным духом»24.
Боевые соратники Потье по Коммуне, друзья по годам эмиграции, товарищи по Рабочей партии, собратья по революционному лагерю, рабочие, ремесленники решили прийти на помощь своему поэту и по грошам собрали средства для издания его книги «Революционные песни» — другого большого тома, в котором со всей ясностью предстало бы подлинное боевое существо его поэзии. В предисловии к этой книге знаменитый памфлетист Анри Рошфор признавался, что никогда ранее не слыхивал имени Эжена Потье и никогда не мог поверить в существование высокоталантливого поэта, который остается неизвестен своим современникам. Но теперь, ознакомившись с творчеством Потье, Рошфор, по его словам, чувствовал восторг археолога, которому удалось извлечь из земли прекрасную мраморную статую.
Свое предисловие Рошфор предварительно напечатал в руководимой им газете «Энтранзижан». Статья эта побудила многих других журналистов тоже высказаться в благоприятном духе о песнях Потье; извещая о предстоящем выходе «Революционных песен», они даже призывали подписываться на это издание.
Высказывания социалистической печати были, разумеется, благоприятны для Потье. Но подчеркнем, что книга вызвала высокую оценку даже со стороны известного критика Франсиска Сарсэ, заклятого врага Парижской Коммуны. Вот что писал Сарсэ: «С первых же песен я был поражен. Я имел дело с настоящим поэтом... Но какой пыл темперамента! Какое мрачное воображение! Какая сила глубокого и горького чувства! Этот Потье — коммунар, о чем я говорю с сожалением, и несомненно один из самых отчаянных». И сравнивая далее песни Потье с песнями Беранже, критик с изумлением убеждался, что неведомый ему дотоле поэт-коммунар по силе таланта и мастерства не только не уступает прославленному песеннику, но даже превосходит его по «интенсивности чувства и поэтической выразительности»25.
Всё как будто предвещало читательский успех сборнику «Революционные песни», вышедшему в конце апреля 1887 г. необычно большим тиражом, 1500 экземпляров. Но раскупалась книга плохо: буржуазный читатель Г бойкотировал ее, а цена книги (5 франков) оказалась высокой для читателя из народа. Надежды Потье сколько-нибудь избавиться от нищеты рушились снова, и в эту пору у него вырвались отчаянные слова: «Я покончил бы с собою, если бы знал, что после моей смерти продажа моих произведений сможет обеспечить счастливую жизнь моей семье!»
«Революционные песни». Во время похоронного шествия они развернули красные знамена. Полицейские с яростью бросились их вырывать. Произошла свалка, многие участники шествия, в том числе некоторые левые депутаты, были избиты. Над могилой Потье были произнесены речи его былыми соратниками-коммунарами.
Потье похоронен на кладбище Пер-Лашез около «стены коммунаров». Постановке памятника на могиле воспротивилось министерство внутренних дел. Скромный памятник поэту удалось поставить только в 1908 г. по настойчивой инициативе ветеранов Коммуны на средства от продажи второго (сокращенного) издания «Революционных песен». Третье издание этой книги вышло, в ее первоначальном виде, в 1937 г., а полное собрание известных пока сочинений Потье — лишь в 1966 г.
Примечания.
1 Eugene Pottier. Oeuvres complètes, rassamblées, publiees et annotées par Pierre Brochon. P., 1966.
2 Наиболее полным советским изданием является книга: Эжен Потье. Избранное. М., «Художественная литература», 1950. Позднейшие издания! 8. Потье. Сатирические стихи. Пер. В. Дмитриева. М., изд-во «Правда», 1960; Вжен Потье. Песни, стихи, поэмы. Пер. А. Гатова. М., изд-во «Наука», 1966. Из литературы о Потье укажем нашу книгу «Поэты Парижской Коммуны» (М., изд-во «Наука», 1966) (это расширенное и во многом дополненное ивдание книги того те названия, выпущенной Гослитиздатом в1947 г.), брошюру «Эжен Потье".
4 «Вопросы истории КПСС», 1968, М. 3, стр. 104-166.
5 Приходится указать на неточность перевода. Некоторые поэты-романтики Коммуны, вроде Луизы Мишель, воспевали грядущую революцию, бойцами которой помимо живых людей будут и призраки погибших революционерок. Потье, как реалист, говорил следующее: «Если же эти каннибалы принудят нас стать героями войны — они не замедлят увидеть, что наши пули полетят в наших же генералов».
6 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 22, стр. 274.
7 В. И. Ленин. Полн. собр. соч , т. 22, стр. 274.
—485); см. также письмо члена Генсовета I Интернационала Эжена Дюпона к Энгельсу от 21 июня 1871 г (Первый Интернационал и дни Парижской Коммуны». М., 1941, стр. 243.
9 Жюль Гед. Рабочее движение во Франции со времени Коммуны. «Социал-демократ», кн. Ill, декабрь 1890, стр. 14—15.
10 Восьмичасовой рабочий день был законодательно установлен во Франции (но с различными оговорками и ограничениями) лишь 23 апреля 1919 г.
11 «Le Socialiste», 10 novembre 1887.
12 Когда Потье в начале 1887 г вновь (первый раз в США в 1875 г.) вступил в масонскую организацию, он заявил, что является коллективистом т е коммунистом («коллективистами» называли себя гедисты в глазах которых термин «коммунизм» был опорочен деятельностью представителей французского утопического коммунизма).
принялся вдруг утверждать, что Потье был не последователем гедистов, а якобы сторонником одновременно коммунизма и анархизма, Брошон, неизвестно для чего, привел и некоторые изменения, сделанные анархистами в «Интернационале» (см. Е. Pettier. Oeuvres completes. P., 1966, p. 20, 23, 101). Принадлежность Потье к Рабочей партии, руководимой гедистами, прочно удостоверена не только ими, но и самой анархистской критикой, обвинявшей Эжена Потье в том, что его песни «вместо того, чтобы воспевать великие человеческие стремления к свободе, равенству и справедливости, принижаются до прославления одной партии и ее людей» («Le Revolte», 9—15 juillet, 1887, № 14). Никаких некрологов, посвященных смерти поэта, в прессе анархистов нам не встретилось, как и никаких вообще попыток перенести имя Потье в их лагерь.
14 F. Engels - Paul el Laure Lafargue. Correpondance, t II. P., 1956, p. 363—364.
15 Julles Valles Littérature et révolution. P., 1969, p. 478.
16 Eugene Museux E. Pottier et son oeuvre P., 1898, p. 119.
17 Ibid , p. 123.
«La Question sociale», 1885, N 8.
19 «La Revue socialiste», 1887, N 36.
20 «Le Socialiste», 10 novembre 1887.
21 В. И. Ленин. Полн собр соч., т. 22, стр. 273, 274.
22 JulesValles Littérature et révolution p. 478—479.
24 «Литературное наследство» М., 1939, № 33—34, стр. 852.
25 Ernest Museux. E, Pottier et son oeuvre. p. 130—133.