Приглашаем посетить сайт

Берковский Н.: Лекции по зарубежной литературе.
Лекция 25. Бальзак (окончание). ― Стендаль

ЛЕКЦИЯ 25.

Бальзак (окончание). ― Стендаль

21 декабря 1971

Я еще хочу досказать о Бальзаке, хотя все ос­новное уже сказано.

­ка носит название «Человеческой комедии», притом что в целом этот цикл состоит из трагических историй. Это ис­тории большей частью о погибших жизнях, о погибших мечтах (один из самых известных романов так и называет­ся — «Утраченные иллюзии»). Так вот, мечтания гибнут, лю­ди гибнут — у всех такие утраченные судьбы, а все вместе называется «Человеческой комедией». Я бы сказал так: это грандиозная комедия, состоящая из многих трагедий. И комедийны, по Бальзаку, первоосновы жизни всех этих людей.

По первоосновам получается комедия. Первоосновы, по которым люди в конце концов не оказываются хозяевами собственной работы, собственной деятельности, первоосно­вы, в силу которых материальные предпосылки съедают лю­дей и результаты их деятельности, — это и дает происходя­щему в эпопее какой-то общий смысл комедии.

Я уже говорил, что у Бальзака происходит особое, если хотите, комедийное перемещение смысла. А именно: матери­альные вещи приобретают душу, одушевленность, личность. А люди — овеществляются.

Я приведу вам один пример, по-моему выразительный. Вот как Бальзак описывает своего старика Гранде. Бальзак много раз перерабатывал этот роман и вносил в каждое новое издание очень любопытные поправки. Вот слушайте, какие поправки вносились.

В издании 1834 года к моменту смерти Гранде его состо­яние доходило до двадцати миллионов. В издании 1839 го­да Бальзак вдруг понижает цифру состояния. И оказывает­ся, что Гранде оставил одиннадцать миллионов. В издании 1843 года он опять подымает состояние Гранде — до семна­дцати миллионов.

­сятин земли было занято у Гранде под виноградники, сколь­ко каждый виноградник ему давал, сколько получалось бочек вина, сколько сена было снято с лугов, какие тополя были посажены стариком Гранде.

Так вот: двадцать миллионов, одиннадцать миллионов, сем­надцать миллионов.

Что ж вы думаете, это случайные цифры у Бальзака? Бальзак очень обдумывал эти цифры, очень их примерял. Вот в чем дело: для Бальзака эти цифры и были портретом старика Гранде. Вот художник пишет портрет и добивается максимального сходства. И сходство требует: там прибавить лба, там убавить носа — тогда похоже будет. Бальзак все эти цифры дает для максимального сходства, для того, чтобы по­лучился похожий портрет. Сначала он дал Гранде двадцать миллионов, а потом подумал и решил: нет, что-то не похоже, давайте мы ему снизим. Одиннадцать миллионов — вот те­перь сходство есть. Нет, одиннадцать миллионов слишком мало. Семнадцать миллионов. Вот теперь Гранде похож.

Для Бальзака человека выражают цифры. И именно циф­ры — это его портрет и есть. Для Бальзака человек — это то, что он имеет. Состав имущества, количество владений — это портрет человека.

Бальзак в этом отношении совпадает с американцами. Это их обычная манера. Если американцу показали нового для него человека, он спрашивает: сколько он стоит? — то есть каков его доход? Так и у Бальзака. Вот эти цифры иму­щественные — они дают профили людей. Это существо че­ловека для Бальзака: что он имеет, чем он владеет.

«Человеческой комедии». Люди, превращаемые в цифры. А как Бальзак описывает своего старика Гранде? Помните, он говорит о том, что во­лосы у него были рыжеватые с проседью — золото и серебро. Он имеет в виду серебро валютное, а не что-нибудь другое. И блеск золота — это монетный блеск.

Вот перед вами как раз и происходит это овеществление человека. Вот как рисуется Гранде. Это овеществленный че­ловек. Человек, понятый, воспринятый, описанный на языке вещей, цифр.

Ваш портрет — это ваш бюджет для Бальзака.

Так обстоит дело в «Человеческой комедии». И величай­шие трагикомические происшествия происходят от непра­вильной оценки бюджета. Вот на какой тяжелой иронии по­строен «Гранде». Помните, приехал кузен Гранде из Пари­жа. Евгения без памяти влюблена в Шарля, а Шарль не понял, не оценил, сколько она стоит. Что за ней стоят миллионы. Евгения всю жизнь любит Шарля, эту тень, однажды ей мелькнувшую. Шарль приезжает из Индии, женится на какой-то дрянной невесте в Париже, и вдруг он узнает, какие мил­лионы стоят за Евгенией. Он ошибся. Это бюджетная ошибка. Это, конечно, горький юмор. Вот, счастье не состоялось.

А Евгения? Вы помните, как Евгения доживает среди всех этих бесполезных миллионов? Миллионы сами по себе, а она сама по себе. Миллионы растут, но это ненужные миллионы.

— да, Шарль Гранде плохо рас­считал. Это ирония Бальзака: плохо рассчитал. Он не дога­дывается о том, что эта беззаветно влюбленная в него Евге­ния — одна из самых богатых невест во Франции.

Видите, как у Бальзака получается: вещи имеют свою ис­торию, люди имеют свою историю, и они плохо соединяются друг с другом. Все подлежит учету, но люди часто плохо учитывают. У Бальзака даже описания, если хотите, носят коммерческий характер. Когда Бальзак описывает обстанов­ку человека — так это, собственно говоря, ответ на тот же вопрос: сколько он стоит?

«Крестья­не». Описывается жилище ростовщика Ригу со всем движи­мым и недвижимым. И Бальзак сам добавляет: «По этому сжатому описанию, стилем своим не уступающему объявле­нию о распродаже...» и так далее. Бальзак намеренно превращает описание в объявление о продаже. Перед вами имуще­ственные личности. Судьбы их — это судьбы имуществ. И все окружающее их — это имущество. Это важнейший элемент в «Человеческой комедии».

Я хотел сказать о том, какие выходы искал Бальзак из своей «Человеческой комедии». Вот он видит, что современ­ное общество глубоко неблагополучно; ведь нельзя же оставаться при таком порядке вещей, когда людьми командуют вещи. Нужно непременно обновление. Но Бальзак, в сущнос­ти, ничего предложить не мог.

В его время были развиты идеи утопического социализ­ма, но Бальзак был чужд им. Я бы сказал, он был слишком реалист, чтобы верить в учение утопического социализма. Он слишком хорошо видел слабые стороны этого учения. И вы­ход он видел не впереди, а в реставрации прошлого. Он думал, что Францию может спасти сильная монархическая власть и Церковь. Этот человек, давший беспощадную картину со­временного общества, в то же время проповедует как спасе­ние совершенно несостоятельные вещи: старую бурбонскую монархию. Опять, как Шатобриан, он проповедует трон и алтарь. Шатобриан не видел и не умел видеть того, что видел Бальзак. Но и Бальзак при всем колоссальном опыте ничего другого не находит, как трон и алтарь.

— чисто анархический. И этот выход представлен у него в одном из самых замеча­тельных героев — в Вотрене.

Бальзак умел создавать интересных людей. Его персо­нажи — это очень интересные личности. Это не просто Жа­ны и Жаки, а это очень примечательные личности. И может быть, самая замечательная личность — это Вотрен.

Вотрен появляется у него в разных романах: в «Отце Горио», в романе «Утраченные иллюзии». Потом Бальзак на­писал (правда, совсем неудачную) пьесу о Вотрене, которая называлась «Последнее воплощение Вотрена».

Вотрен — это очень особый человек, ведущий странный образ жизни. Он живет в пансионе, где-то пропадает по но­чам, принимает у себя странных людей и развращает, сколь­ко может, молодого Растиньяка.

Растиньяк — тоже один из любимых героев Бальзака, мо­лодой человек, приехавший из провинции с тем, чтобы за­воевать Париж. Вотрен преподает ему науку завоевания Па­рижа. И главное правило этой науки: ничем себя не стеснять. Нужен подлог — совершай подлог. Есть надобность в убий­стве — совершай убийство. Одним словом, успех оправдан при любых обстоятельствах. Растиньяк беден. Он нищий сту­дент, живет в пансионе мамаши Воке, где-то там, на краю стола, обедает. А Вотрен сообщает ему: вот видите там, за столом, такую девочку, мадемуазель Тайфер?

— он говорит, — у нее есть единственный брат, наследник состояния богатого банкира. Ну а что, если мы ее братца уберем? Тогда, хочет ее отец или не хочет, она окажется его наслед­ницей. Вотрен объясняет Растиньяку, что у него есть подруч­ный, величайший бурбон и забияка; он может затеять ссору и вызвать Тайфера на дуэль.

И ведь Вотрен так все и выполнил. В один прекрасный день Тайфер убит на дуэли. Вотрен — это своеобразный фи­лософ. Вообще у Бальзака все его большие люди склонны к философствованию. Я уже говорил, что ростовщик Гобсек — это же мыслитель, философ. И Вотрен — это философ. Вотрен не просто мастер всяких темных дел, он еще теоретик всяких темных дел. И у него есть своя мораль. А мораль эта такая: все дозволено. Если ты можешь, если ты умеешь — все дозволено. Если ты умеешь проложить себе путь к большим деньгам, то тебе все дозволено.

Пользуйся вовсю, без оговорок своим умом, своей изо­бретательностью, своей энергией. Убийство молодого Тайфе­ра — это пример.

Как вы потом узнаете, Вотрен — это беглый каторжник. Но этот человек со страшными идеями (и тем он особенно инте­ресен) — это, в сущности, очень благородный ум. Он ненави­дит современное общество. Современное общество со всеми его насилиями, со всем его шарлатанством. Недаром он попал на каторгу. Он попал на каторгу как ненавистник существую­щего порядка вещей. Он себя называет, когда полиция прихо­дит его арестовать, учеником Жан-Жака Руссо, апостола соци­альной справедливости. У Вотрена очень своеобразная фило­софия. Да, надо воевать с современным обществом, надо делать все, чтобы его разрушать. А что для этого нужно? До конца доводить собственные принципы этого общества. Бур­жуазное общество существует на принципе: все дозволено. Оно тайно исповедует этот принцип. Тайно. Трусливо. Всякий так и поступает — никто только не смеет этого проповедовать.

Буржуазное общество индивидуально. А что это значит? Это и значит — жить по принципу: все дозволено. Только бур­жуа делает это замаскированно, наполовину. А Вотрен пропо­ведует то, что все делают потихоньку, скрытно, не полностью,— только он делает все открыто, до конца.

­ственный принцип — это и значит разрушать его.

Все дозволено — это всеобщее разрушение. Вот он и проповедует это «все дозволено» для того, чтобы покончить с ненавистным ему буржуазным обществом.

Если хотите, вот что это за человек: это в одном лице философ и разбойник. Друг справедливости, призывающий к крайней несправедливости во имя той же справедливости. То есть к чему призывает Бальзак? То он призывает при помощи Церкви и престола скреплять современное ему об­щество. То, наоборот, проповедует самый яростный, без­удержный анархизм через Вотрена. Вот два варианта защиты современного общества, по Бальзаку. Церковь и престол — один вариант. А другой — анархизм Вотрена.

Стендаль. Стендаль — это псевдоним. Настоящее имя этого писателя было Анри Бейль. Но ему как-то пришлось стоять с армией Наполеона в саксонском городке Штендале. Отсюда и произошел псевдоним Стендаль.

—1842. Даты — это не просто арифметика. Даты всег­да что-то говорят. Вот Стендаль 1783 года рождения; а Баль­зак — 1799. Разница этих дат говорит о том, что Стендаль в каком-то более или менее сознательном возрасте воспринимал Французскую революцию. А Бальзак — нет. Бальзак родился, когда Французская революция уже отшумела.

Действительно, Французская революция вошла в Стенда­ля в гораздо большей степени, чем в Бальзака.

Два-три слова о нем самом. Он был очень замечательный человек. Как, впрочем, все люди его эпохи. Вы можете о нем прочесть, у нас есть много книг. Есть даже (неважный, правда) роман о Стендале Виноградова «Три цвета времени». Этот же Анатолий Виноградов много раз писал биографию Стендаля.

­временник революции. Это человек Наполеона. Лучшие годы его жизни связаны с Наполеоном, наполеоновскими похода­ми. Еще почти мальчиком он служит в армии Наполеона, про­делывает Итальянский поход, что для него имело очень боль­шое значение. Первое его знакомство с Италией произошло именно во время Итальянского похода Наполеона.

­вольно высокие посты. Он участвовал в кампании 1812 года. Был в Москве во время пожара, переходил через Березину и едва спасся. Только великое самообладание помогло ему спастись. Он не впадал в панику, очень строго за собой сле­дил. Переходил Березину чисто выбритым. Я думаю, ему это очень помогло. Несмотря на разгром наполеоновской армии, он каждое утро аккуратно брился. А такая деталь помога­ла человеку сохранить самого себя. В 1814 году, - говорил он, — я и император получили отставку.

С тех пор никаких постов он не занимал. Все его усилия были направлены на то, чтобы жить в Италии. Он был влюб­лен в эту страну. Но только после 1830 года, при Июльской монархии, ему удалось получить маленькую должность в Ита­лии. Он был назначен консулом в итальянский портовый городишко Чивита-Веккиа. Но и то он был счастлив.

Стендаль совсем особая фигура. Он был писателем, жив­шим вне литературы. У него не было друзей, связей в лите­ратуре. Он никогда не ощущал литературу как профессию, хотя писал очень много.

Стендаль — автор нескольких романов, его романы — од­ни из лучших романов XIX века, и множества книг: об Ита­лии, о музыке, об итальянских композиторах XVIII века, ко­торых он очень любил. Он писал о Гайдне, о Моцарте...

Всего написанного Стендалем перебирать я не буду. Ска­жу о его главных произведениях. Это роман «Красное и чер­ное», который вышел в 1831 году. И в 1839 году вышел ро­ман «Пармская обитель». Еще есть у него незаконченный роман, который даже не имеет заглавия, и поэтому его печа­тают под теми заглавиями, которые придут на ум издателям: «Люсьен Левен», «Красное и белое».

­сателем. Его никто не читал. Очень немногие знали его. (К чести наших тогдашних петербургских литераторов, они знали его. Пушкин знал его и, по всей видимости, чрезвы­чайно ценил.) Стендаль угадал почти точно. Этот никому не известный писатель с 80-х годов XIX века стал входить в славу. Сейчас это общепризнанно, что Стендаль — один из величайших писателей. Великий современник и соперник Бальзака. Соперник в особом смысле. Он писатель совсем другой, чем Бальзак. Ну примерно так: Бальзак и Стендаль — это примерно такая же параллель, как у нас Толстой и До­стоевский. Но это очень приблизительный аналог.

Я буду говорить о романе «Красное и черное», в котором многое похоже на романы Бальзака. Это история провинциа­ла Жюльена Сореля, который приезжает в Париж с целью покорить Париж, как к этому стремятся Растиньяк или Люсьен де Рюбампре у Бальзака.

Завоевание жизни, молодость, когда завоевывают жизнь, — это любимая тема Бальзака и любимая тема Стендаля. Но Стендаль ее разрешает по-иному. Герои Бальзака в конце концов стремятся к материальному успеху. Они хотят богат­ства, еще раз богатства и еще раз богатства. Они хотят славы. Герои Стендаля — это гораздо более утонченные натуры. Бо­гатство, слава — это не главные их цели. Это входит в их программу, но не это главное. Они в большей степени, чем герои Бальзака, личности, и их задача — осуществить себя в Париже в качестве личностей. А слава, богатство — это толь­ко подспорье. Слава, богатство, власть. Герои Стендаля, как, впрочем, и герои Бальзака, — это великие честолюбцы. Для них самоосуществление связано с честолюбием. Они хотят осуществить себя, они добиваются признания для себя.

История Сореля такова. Сорель происходит из городка Верьера. Он сын плотника и прокладывает себе путь в выс­шие сферы общества. Это стремление в высшие сферы было бы примитивно рассматривать как простое тщеславие. В тог­дашней Франции настоящее общество, культурное, утончен­ное, существовало только в верхнем социальном слое. По­этому те, кто стремился завладеть какими-то верхушками культуры, рвались в аристократическую среду, искали спосо­ба ее завоевать. То же самое было и у нас. Наши большие писатели начала века были связаны с салонами — крайне примитивно было бы думать, что это слабость. Дело в том, что настоящее общество только и существовало, что наверху.

Какое другое общество мог найти для себя Сорель? Об­щество мучников, лабазников и т. д.

— завоевать общество маркиза де ла Моль, стать здесь кем-то и чем-то. Добиться того, чтобы его не просто вос­принимали как какую-то часть антуража маркиза де ла Моль. У Сореля высокие ставки. Он ищет для себя больших успехов.

В романе очень большую роль играют две женщины.

Первая — это госпожа де Реналь. Она еще в Верьере встретилась с Сорелем. Это жена верьерского мэра. И свою карьеру Сорель начал как гувернер в доме Реналя. Здесь завязывается любовь между молодым гувернером и хозяйкой дома.

Госпожа де Реналь замечательная женщина, красивая, добрая, чувствительная. Душевно развитая. Она отчасти по отношению к Сорелю, который ее моложе, выполняет мате­ринские функции. Вот госпожа де Реналь.

А в Париже появилась другая женщина — совсем не по­хожая на госпожу де Реналь, ее антипод. Это дочь маркиза де ла Моль, Матильда. Очень гордое, очень взбалмошное суще­ство, полное всяких капризов. И вот начинается мучитель­ный, трижды мучительный для Сореля роман с Матильдой. Матильда мучит его всякого рода неожиданностями, переме­нами. Когда ему кажется, что он достиг власти над ней и она заподазривает, что ему так кажется, — она старается его вся­чески в этом разочаровать.

— очень характер­ный для новой литературы роман. Я бы это назвал: злая любовь.

Вот была такая добрая, пасторальная любовь: Сорель — Реналь. И вот злая любовь: Матильда — Сорель. Эта тема злой любви прорубалась в грандиозных очертаниях еще у романтиков: Пентесилея у Клейста.

Или пожалуйста: у Лермонтова — Печорин. Это как раз герой злой любви. Это очень в духе литературы того времени.

Сорель совершенно измучен своими отношениями с Ма­тильдой. Матильда — великая мучительница, она по этой части виртуоз. Но есть еще и многое другое, что его терзает, пока он находится в обществе маркиза де ла Моль. Он все время боится себя уронить, боится, чтобы ему не напомнили, что он сын плотника.

И вот чрезвычайно знаменательная подробность. Он бе­рет уроки верховой езды и учится фехтованию. А для чего он учится фехтованию? Чтоб в случае чего постоять за себя на дуэли. Он постоянно опасается обид, и не зря опасается. Он чрезвычайно умен. Красив, умен — но это его не спасает. Все равно он сын плотника из Верьера.

­ный поворот. Происходит нечто очень странное в истории Жюльена Сореля. Да, он все-таки преодолел все, он сделал блистательную карьеру: он жених Матильды, несмотря на все сопротивление ее отца, он богат, не сегодня завтра он станет командиром полка. Не забудьте, что все это происходит на фоне аристократической Реставрации, когда недворянину так трудно было добиться подобных успехов.

За подписью госпожи де Реналь к маркизу де ла Моль прибывает письмо, очень неблагоприятное для Сореля, где Сорель представлен с очень дурной стороны. Сорель пони­мает это так, что госпожа де Реналь желает погубить его брак. Как вы потом узнаете, это письмо сочинил ее духовник.

Дальше идет история Сореля, который находится под судом и которого по тогдашним законам ждет гильотина.

­готавливается. Но все дело в том, что неочевидным образом он подготовлен. Сорель совершает дикий поступок, стихий­ный поступок, когда он стреляет в госпожу де Реналь.

Взгляните, какова была жизнь Сореля до этой минуты. С тех пор как он стал делать карьеру, Сорель все время занимался под­линным самоистязанием. Он следил за каждым своим движени­ем, за каждым своим поступком. Он превратил себя в какой-то предмет для математических испытаний, проверок. Это с самого начала было так. Вот как он завоевывал госпожу Реналь: он об­думывал всякое прикосновение к госпоже де Реналь. Весь его роман с госпожой де Реналь строился на расчете. И его отноше­ния с Матильдой тоже были строго рассчитаны. Все было рас­считано на успех и на победу. А на самом деле Сорель был очень живая личность. В нем жили страсть, темперамент. И вот этот темпераментный юноша превращает себя в быту в математика, калькулятора. Он стал себя рассматривать как орудие успеха, требующее строжайшей проверки. И когда калькуляция достиг­ла высшей точки, и Сорель всего добился — все идет прахом. Прорвался настоящий Сорель, стихийный, эмоциональный Со­рель, которого он сам в себе всегда и всюду, сколько мог, подав­лял. И вот отсюда эти верьерские выстрелы. Совершенно безум­ные выстрелы в Верьере, которые поворачивают его судьбу.