На правах рукописи
http://www.sgu.ru/files/nodes/22686/_news_485.doc
Яшина Татьяна Анатольевна
гг.
10. 01. 01 – русская литература
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Диссертация выполнена на кафедре истории русской литературы и фольклора Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского
Научный руководитель – доктор филологических наук Жаткин Дмитрий Николаевич
Официальные оппоненты: - доктор филологических наук, профессор Н. Ю. Тяпугина
- кандидат филологических наук, доцент И. В. Бибина
– Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева
Защита состоится «1» марта 2007 г. в 14 час. на заседании диссертационного совета Д 212. 243. 02 в Саратовском государственном университете (410012, г. Саратов, ул. Астраханская, 83) в здании филологического факультета СГУ (ул. Университетская, 59).
С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Саратовского государственного университета.
Автореферат разослан «22» декабря 2007 г., представлен для размещения на сайте Саратовского государственного университета «_»_____________2007 года (www.sgu.ru/ news).
Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, профессор Ю. Н. Борисов
Целью обстоятельства проникновения в Россию произведений Томаса Мура, их созвучие событиям общественной и литературной жизни России 1820-1830-х гг.; 2) рассмотреть процесс осмысления отечественной критикой XIX в. творчества Томаса Мура и его влияния на литературное развитие в России 1820-1830-х гг.; 3) установить традиции и проанализировать интерпретации творчества Томаса Мура в русской литературе 1820-1830-х гг.;
Актуальность исследования обусловлена перспективностью для сравнительного литературоведения, основывающегося на установлении русско-зарубежного литературного взаимодействия, изучения русской рецепции творчества отдельных инонациональных писателей. В фундаментальных трудах Алексея Н. Веселовского, В. М. Жирмунского, диссертационных исследованиях И. Н. Гилинского (1946), Г. А. Баужите (1956), Л. Ф. Хачатурян (1979) творчество Мура рассмотрено в контексте традиций ориентализма в мировой литературе, выявлены связи поэзии Мура с национально-освободительным движением в Ирландии, с произведениями Байрона. К русской рецепции творчества Томаса Мура обратился в 1963 г. академик М. П. Алексеев в статье "Томас Мур, его русские собеседники и корреспонденты", опубликованной в сборнике научных трудов "Международные связи русской литературы"; в статье установлены отдельные интересные факты, уделено пристальное внимание контактам Мура с А. И. Тургеневым, справедливо воспринимаемым в качестве посредника, некоего связующего звена между ирландским поэтом и русской литературой. Материалы, собранные в последующие годы, вошли в монографию М. П. Алексеева "Русско-английские литературные связи" (М., 1982), в которой убедительно раскрыта специфика отдельных этапов восприятия наследия Мура, связанных с деятельностью русских романтиков, писателей середины XIX в., поэтов-народовольцев, русских композиторов. Опираясь на методологически важный вывод М. П. Алексеева о необходимости дальнейшей разработки темы "Томас Мур в России", А. Н. Гиривенко провел существенную работу по поиску фактов русской рецепции Томаса Мура, результатом которой стала кандидатская диссертация "Русская рецепция Томаса Мура", защищенная в 1992 г. в Московском педагогическом государственном университете. Глобальная задача по изучению всего пласта русской рецепции творчества Мура – от ранних романтиков до А. Н. Плещеева, Д. Д. Минаева, К. К. Случевского, П. Н. Краснова, И. А. Бунина – потребовала от исследователя фундаментальных обобщений. К настоящему времени в условиях наличия достаточных и значительных обобщающих работ по рассматриваемой проблеме назрела необходимость детального и вместе с тем целостного изучения отдельных этапов восприятия творчества Томаса Мура в России. Данная диссертация, представляя собой первый опыт на этом пути, посвящена детальному анализу процессов восприятия произведений Мура русской романтической литературой 1820-1830-х гг., причем особое внимание уделено рецепции творчества ирландского поэта А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, И. И. Козловым, М. Ю. Лермонтовым. Наблюдения и выводы диссертации не только углубляют понимание русской рецепции Томаса Мура, но и могут использоваться при разработке вопросов поэтики и стиля Мура, жанровой специфики его основных произведений, остающихся во многом неразрешенными не только в русском, но и в зарубежном литературоведении. Это тем более актуально, что до настоящего времени не издано ни одной монографии о жизни и творчестве Мура на русском языке, остаются единичными и сборники избранных переводов, увидевшие свет в 1981 и 1986 гг.
Источниками для анализа послужили: 3) произведения русских писателей 1820-1830-х гг., содержащие реминисценции и традиции творчества Томаса Мура; 4) литературно-критические публикации ХIX в., осмысливающие творчество Томаса Мура и его влияние на русскую литературу 1820-1830-х гг.; 5) литературоведческие исследования отдельных аспектов творчества Томаса Мура (И. Н. Гилинский, Г. А. Баужите, Л. Ф. Хачатурян и др.); 6) исследования международных связей русской литературы, интересные в плане выявления влияний творчества Мура на русских писателей 1820-1830-х гг. (С. В. Шувалов, Э. Дюшен, В. М. Жирмунский, М. П. Алексеев, Ю. Д. Левин, В. Н. Баскаков, Н. В. Измайлов, А. С. Бушмин, А. Н. Гиривенко и др.).
Новизна работы состоит в том, что в ней впервые представлен подробный целостный анализ восприятия творчества Томаса Мура в русской литературе эпохи романтизма. С одной стороны, вся совокупность отмеченных фактов рассматривается в комплексном единстве, с учетом особенностей изучаемого периода литературного развития; с другой стороны – анализ носит детальный характер, поскольку временнóе ограничение в изложении материала, затрагивающего только два десятилетия литературной истории, потребовало максимального учета даже самых фрагментарных сведений и, казалось бы, незначительных нюансов. Литературно-критические публикации XIX в., затрагивающие вопросы восприятия Мура его русскими современниками, впервые рассматриваются во всем многообразии, причем учтены даже небольшие заметки и редакционные объявления, ранее не введенные в научный оборот. Впервые проведена обобщающая работа, позволившая целостно рассмотреть проблемы "Томас Мур и А. С. Пушкин", "Томас Мур и И. И. Козлов", "Томас Мур и В. А. Жуковский", – до настоящего времени не было отдельных научных работ, посвященных этим проблемам, а обусловленный ими фактический материал фрагментарно, эпизодически включался в исследования, авторы которых ставили более широкие задачи.
Теоретическая значимость исследования заключается в опыте многоуровневой систематики процессов восприятия творчества инонационального писателя русской литературой краткого временного периода, наиболее созвучного его жизненным и творческим представлениям. Творчество Томаса Мура рассматривается в проекции на историю русской романтической литературы, причем детально раскрывается процесс врастания произведений английского писателя, его поэтики, духовной ауры в контекст литературного развития в России 1820-1830-х гг. Произведения русских писателей, созданные с "оглядкой" на английского предшественника, в диалоге с "чужим словом", предстают более сложными и содержательно глубокими, нежели это представлялось ранее, поскольку расширяется и уточняется эстетическая ретроспектива, ставшая основой для авторского самовыражения. Обращение к вопросам диалектики и динамики литературного развития, творческой преемственности на уровне мотивов, образов, художественного языка и др., рассматриваемым в рамках определенного темпорального и идейно- эстетического пространства, позволяет увидеть типологическую близость писателей, произведений, накапливает материал, способствующий более полной реконструкции исторической поэтики русской литературы.
основана прежде всего на результатах детального анализа русской рецепции элементов художественной системы Томаса Мура, его идейно-эстетических представлений, а также на учете преемственной связи писателя с предшественниками и, в особенности, с авторами последующего времени. В этой связи представляется особенно ценным по возможности полный учет реминисценций из произведений Томаса Мура, его традиций в русской литературе 1820-1830-х гг., осуществленный в рамках диссертационного исследования. В качестве дополнительной аргументации выводов привлекались литературно-критические материалы о Томасе Муре, написанные или переведенные его русскими современниками; имея, несомненно, и самостоятельную ценность, данные критические публикации вместе с тем позволяют уточнить не только общую картину восприятия, но и отдельные факты рецепции творчества Томаса Мура в России. Практическая значимость. Результаты исследования окажутся полезными при подготовке курсов лекций по истории русской литературы первой трети XIX в., истории зарубежной литературы XIX в., истории русской литературной критики, при разработке спецкурсов и спецсеминаров, а также при историко-литературном, текстуальном комментировании произведений как самого Томаса Мура, так и русских писателей, в творчестве которых нашли отражение традиции английского предшественника. Материалы диссертации могут быть учтены в исследованиях по истории русского художественного перевода, исторической поэтике русской литературы, русско-английским историко-культурным и литературным взаимосвязям. Представляется целесообразным использование результатов исследования при подготовке новых изданий избранных переводов произведений Томаса Мура.
Методология работы основывается на достижениях русской литературной науки и критики XIX-XX вв., современного отечественного и зарубежного литературоведения. Используются подходы, выработанные в трудах представителей ленинградской сравнительно-исторической школы (М. П. Алексеев, Ю. Д. Левин, Р. Ю. Данилевский, П. Р. Заборов, В. Е. Багно и др.), установивших множественность иновлияний на русскую литературу, развивавшуюся в тесной связи с литературами европейскими. Нами полностью разделяется концепция сравнительно-исторического рассмотрения литератур, согласно которой переводная литература включается в литературу оригинальную на ранних этапах ее развития. В этой связи следует сказать о неоценимом опыте таких исследователей, как Н. И. Балашов, А. Б. Ботникова, Я. И. Гордон, А. Н. Егунов, А. Н. Николюкин, Д. М. Шарыпкин и др.
Используются методы исторической поэтики, утвержденные в фундаментальных исследованиях А. Н. Веселовского, В. М. Жирмунского, что позволяет осмыслить материал, связанный с функционированием некоторых типичных мотивов и образов (например, образ-символ пери), рассмотреть черты национального своеобразия в произведениях, понять специфику характеристик лирического персонажа и т. д. В соответствии с предметом изучения закономерно использовались культурно-исторический, историко-генетический и историко-типологический методы. Воссоздание отдельных биографических реалий, нередко необходимое для объективного восприятия литературного текста, потребовало использования элементов социально-психологического метода. При развернутой литературоведческой интерпретации художественных текстов, обусловленной тематикой работы, используются приемы комплексного, проблемного, сопоставительного анализа. Были приняты во внимание положения теории М. М. Бахтина о диалоге и "чужом слове", структурно-семиотический подход тартуско-московской школы Ю. М. Лотмана. Согласно принципу историзма отдельные факты и обстоятельства рассмотрены во взаимосвязи с другими, а также с учетом историко-литературного и культурного опыта.
1. Из всего творчества Томаса Мура наиболее созвучными русской литературе 1820-1830-х гг. оказались "Ирландские мелодии" и "восточная повесть" "Лалла Рук". "Ирландские мелодии" привлекали русское общество своими свободолюбивыми, национально-освободительными мотивами, позволяющими в рассматриваемый период сближать таких разных поэтов, как Дж. - Г. Байрон и Т. Мур. Популярность "Лалла Рук" во многом объясняется характерным увлечением русских романтиков 1820-1830-х гг. ориентальными мотивами и образами, способствовавшими раскрытию романтического мировосприятия.
2. В отечественной критике XIX в. неизменно происходило осмысление особенностей творчества Томаса Мура и его влияния на русскую литературу 1820-1830-х гг. Вслед за переводными статьями и короткими информативными заметками начала 1820-х гг. в периодике появились материалы О. М. Сомова, И. В. Киреевского, К. А. Полевого, В. Г. Белинского и др., достаточно полно отразившие эволюцию восприятия творчества Томаса Мура русским обществом – от безусловного признания к сомнениям и даже отрицанию во второй половине 1830-х - 1840-е гг. Во второй половине XIX в., уже после смерти Томаса Мура, шло переосмысление его наследия с определенной исторической дистанции, позволившее дать вполне объективную оценку всего созданного поэтом, в общих чертах охарактеризовать влияние Мура на литературный процесс в России.
3. Традиции творчества Томаса Мура получили отражение в произведениях как классиков русской литературы, так и авторов "второго ряда", и даже совершенно периферийных писателей (Е. В. Кологривова, М. С. Жукова, Ф. Соловьев и др.). Среди наиболее значительных произведений, содержащих реминисценции из "Лалла Рук" Томаса Мура, можно назвать отрывок А. С. Грибоедова "Кальянчи", стихотворную идиллию Н. В. Гоголя "Ганц Кюхельгартен", поэму В. К. Кюхельбекера "Зоровавель". А. С. Пушкин, отрицавший в письмах художественные достоинства произведений Томаса Мура, вместе с тем использовал оригинальные находки английского предшественника в своих сочинениях, причем в отдельных случаях, вероятно, делал это на уровне подсознания. Произведения Томаса Мура оказали существенное влияние на художественное становление и творческое развитие М. Ю. Лермонтова.
4. Переводы произведений Томаса Мура на русский язык, осуществленные в 1820-1830-х гг., отличались крайней неравноценностью. Наиболее удачными можно считать перевод В. А. Жуковским второй вставной поэмы "Лалла Рук" "Рай и пери", известный под названием "Пери и ангел", вольные переводы И. И. Козловым отдельных стихотворений, в т. ч. знаменитого "Вечернего звона" ("Those evening Bells"). К переводу отдельных стихотворений Мура обращались также П. А. Вяземский, А. И. Одоевский, Д. П. Ознобишин, М. П. Вронченко, достаточно точно передавшие патриотические настроения автора "Ирландских мелодий", его склонность к исповедальности и характерную рассудочность. Вместе с тем большинство переводов из Томаса Мура в 1820-1830-е гг. были выполнены второстепенными авторами, причем, как правило, неудачно (А. Редкин, И. П. Бороздна, Т. Антонова, М. Васильева, В. И. Любич-Романович, А. Савицкий, П. А. Габбе, Я. М. Неверов, Н. А. Бестужев и др.). Внимание второстепенных авторов, помимо "Лалла Рук" и "Ирландских мелодий", привлекали и произведения Томаса Мура, не получившие в русской литературной среде широкой известности, - роман "Эпикуреец", поэма "Любовь ангелов" и др., что свидетельствует о том, что они в определенной, пусть и малой степени оказались созвучны литературному развитию в России 1820-1830-х гг.
Результаты исследования были изложены в выступлениях на Международной научно-методической конференции "Языковые и культурные контакты различных народов" (Пенза, 2006), Международной научно-практической конференции молодых ученых "Коммуникативные аспекты языка и культуры" (Томск, 2006), Международной научной конференции "Литература в диалоге культур - 4" в рамках Южно-российских научных чтений (Ростов-на-Дону, 2006), Всероссийской научной конференции "Дергачевские чтения-2006: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности" (Екатеринбург, 2006), а также на ежегодных научных конференциях в Пензенском государственном университете архитектуры и строительства. Основные положения диссертации нашли отражение в 6 публикациях, в том числе в журнале "Интеграция образования" (г. Саранск), входящем в перечень изданий, рекомендованных ВАК РФ.
подчинена логике поставленных задач и включает в себя введение, три главы и заключение.
Основное содержание работы
Во определяются цель исследования и связанные с ней задачи, обосновывается актуальность решения поставленных научных проблем, а также характеризуются источниковая база и степень разработанности вопроса. Далее отмечаются научная новизна, теоретическая и практическая значимость, методология работы и аргументируется достоверность выводов.
В главе первой ("Творчество Томаса Мура и литературный процесс в России 1820-1830-х гг.") рассматривается проекция поэзии ирландского барда на русское литературное развитие 1820-1830-х гг., его основные тенденции, а также отклики на творчество Томаса Мура, имевшие место в многочисленных критических статьях в русской периодике.
Параграф первый стихотворений эпикурейского, преимущественно эротического содержания, - эти произведения вошли в авторские книги "Odes of Anacreon" (1800) и "Poetical works" (1801). Однако общеевропейскую литературную известность принесли Томасу Муру "Ирландские мелодии" ("Irish melodies"), публиковавшиеся отдельными выпусками с 1807 г. на протяжении более четверти века.
К 1820-м гг. Томас Мур также был автором другого значительного произведения - "восточной повести" "Лалла Рук" ("Lalla Rookh"), вышедшей в свет в 1817 г. и включавшей четыре вставные поэмы в едином прозаическом обрамлении - "Покровенный пророк Хорасана" ("The veiled prophet of Khorassan"), "Рай и пери" ("Paradise and the Peri"), "Огнепоклонники" ("The Fireworshippers"), "Свет гарема" ("The Light of the Harem"). Именно в качестве автора "Лалла Рук" и "Ирландских мелодий" Томас Мур, к тому времени уже зрелый писатель, обрел популярность в России начала 1820-х гг. Мур предстал перед русским читателем в качестве одного из выдающихся представителей английского романтизма наряду с Дж. -Г. Байроном и В. Скоттом.
Большинство ранних переводов поэзии Томаса Мура на русский язык были прозаическими, в чем, впрочем, проявилась общая тенденция эпохи, т. к. данный способ переложения художественного оригинала был существенно более легким, нежели собственно поэтический перевод; ранние переводчики Байрона и Томаса Мура не владели английским языком и потому использовали французские переводы произведений английских романтиков в качестве посредников. Таким образом, во многих случаях русские переводчики не имели реальной возможности воссоздать утраченную при переложениях на французский язык поэтическую форму английского оригинала. Значимым показателем популярности поэзии Томаса Мура в России стало включение её уже во второй половине 1820-х гг. в программы учебных заведений, использование на уроках английского языка. "Ирландская" тема в русской периодике во многом связана с событиями общественно-политической жизни Ирландии. Став свидетелем подавления национально-освободительного движения ирландского народа, Томас Мур придал своим ранним произведениям цикла "Ирландских мелодий", еще не приобретшего окончательную, завершенную форму, особую элегическую тональность, через которую проступало глубокое разочарование в реалиях жизни. "Ирландские мелодии" не только активно переводились на русский язык, но и фрагментарно включались в прозаические произведения русских писателей, использовались в качестве эпиграфов. Определенное внимание привлекли биографические книги Томаса Мура, посвященные ирландским писателям и общественным деятелям, - "Записки о жизни Шеридана" ("Memories of the life of <…> R. B. Sheridan") и двухтомная "Жизнь и смерть лорда Эдварда Фитцджеральда" ("The Life and Death of Lord Edward Fitzgerald"). Созвучность философским исканиям русского общества можно видеть и в книге Мура "Путешествие ирландского джентльмена в поисках религии" ("Travels of an Irish Gentlemen in Search of a Religion"), написанной в 1833 г.
Увлечение Муром в России тесно связано с расцветом русского романтического ориентализма, проникновением в произведения яркого восточного колорита. Бесспорно, на предпочтения русских писателей существенно влияли окрашенные на ориентальный манер сочинения английских, французских, немецких романтиков, в том числе и "Лалла Рук" Томаса Мура, которая удачно вписалась в тенденцию, наметившуюся в условиях поисков романтиками национальной самобытности посредством обращения к этнографии и фольклору населявших Россию наций и народностей. Вместе с тем проникновение "Лалла Рук" в Россию было обусловлено не историко-культурным увлечением ориентализмом, а событиями совершенно иного, общественно-политического плана - берлинским праздником 1821 г., устроенным в честь будущего российского императора Николая I и его супруги Александры Федоровны при прусском дворе.
После выхода в 1830 г. двухтомной книги Томаса Мура "Letters and journals of Lord Byron with notes of his life" ("Письма и дневники лорда Байрона с замечаниями о его жизни") для многих представителей русской культуры он стал более другом и биографом великого английского поэта, нежели оригинальным писателем. Если в начале 1820-х гг. Мур в читательском восприятии оказывался творцом, равным Байрону, то в начале 1830-х гг. появилось представление о нем как о писателе - спутнике Байрона. Байронизм относился к числу наиболее значимых увлечений русской романтической литературы, тогда как умиротворенная меланхолия поэзии Мура не могла предложить своего, особого "веяния". Постепенно Мур перемещался в читательском сознании в ту нишу, которую прежде занимала популярная в России переводчица с английского языка на французский А. -Л. Беллок (урожденная Соунтон), прославившаяся своими переводами из Байрона и пропагандой его творческого наследия за рубежом.
"случайные" переводы этого периода вряд ли могли дать новый толчок к популяризации наследия Мура в России. В свете сказанного более отчетливым становилось значение предшествующего периода, 1820-1830-х гг., когда русская романтическая литература впитывала лучшие творческие достижения великого английского современника.
Во втором параграфе рассмотрено осмысление творчества Томаса Мура и его влияния на русскую литературу 1820-1830-х гг. отечественной критикой XIX века.
Первые упоминания о Томасе Муре в русской периодике появились в переводных статьях и кратких извещениях о выходе новых книг, относящихся к самому началу 1820-х гг. Так, в №35 "Сына отечества" за 1821 г. увидел свет русский перевод статьи Филарета Шаля "Исторический опыт об английской поэзии и нынешних английских поэтах", где автор давал эмоционально-возвышенную характеристику восточной повести "Лалла Рук". Подробная биография и характеристика творчества Томаса Мура были впервые представлены на русском языке в 1822 г. в переводной статье "Нечто о Томасе Муре", напечатанной в журнале "Благонамеренный", где подчеркивалось мастерство мастерство Мура в передаче восточного колорита, при этом автор статьи, переведенной на русский язык А. Н. Очкиным, сближал "Лалла Рук" с великими творениями Саади и Гафиза.
В русской периодике начала 1820-х гг. нередко публиковались краткие информации о выходе новых книг Томаса Мура. "Русский инвалид", сообщая 27 мая 1822 г. о публикации Муром "собрания новых романсов и песен под названием "Ирландских мелодий" ("Irish melodies")", характеризовал книжную новинку в качестве "образцовых произведений легкой поэзии" и ставил ирландского барда "на первое место между анакреонтическими стихотворцами новейших времен". Анонимный автор "Русского инвалида" в 1822 г. характеризовал Мура в качестве одной из фигур "пиетического триумвирата британского Парнаса", включавшего в себя также лорда Байрона и Вальтера Скотта.
"Сын отечества" сообщал, что "любители литературы с нетерпением ожидают появления биографии лорда Байрона, написанной им самим и присланной к другу его, Томасу Муру". Однако уже в следующем номере сообщалось о неблаговидном поступке Мура, предавшего рукопись покойного Байрона огню после того, как сестра Байрона "нашла в оной многие места, оскорбительные для лиц, находящихся еще в живых". Утрату записок Байрона во многом компенсировала двухтомная книга А. - Л. Беллок "Лорд Байрон", вышедшая в Париже на французском языке в 1824-1825 гг. В отклике на это издание, помещенном "Московским телеграфом", дана высокая оценка деятельности А. - Л. Беллок.
Первое сообщение о выходе написанного "стихами и прозою" романа Мура "Эпикуреец" появилось в №18 "Московского телеграфа" за 1827 г. В отклике, принадлежащем, вероятно, П. В. Киреевскому, "Эпикуреец" был поставлен в один ряд с "Лалла Рук" и "Любовью ангелов", поскольку характеризовался подобным же богатством картин и возвышенностью мысли. Из соображений осторожности замалчивались антиклерикальные мотивы произведения Мура, способные воспрепятствовать появлению русского перевода в условиях ужесточившейся цензуры. В "Обозрении русской словесности за 1829 год" И. В. Киреевский называл Мура в числе наиболее значимых для современной ему российской читательской аудитории западноевропейских писателей, наряду с И. -В. Гете, Ф. Шиллером, У. Шекспиром, Дж. -Г. Байроном и А. Мицкевичем.
Если до 1830 г. творчество Мура привлекало больше внимание переводчиков, нежели критиков, то после публикации мемуаров о Байроне это соотношение кардинально изменилось, - ирландский бард стал упоминаться в многочисленнейших мелких заметках в русской периодике. Указанные заметки вряд ли могли претендовать на глубокий анализ литературного творчества Мура, однако они выполняли иную, не менее значимую функцию, давая читателям общее представление о многообразии творческих интересов Мура, его дружеских контактах, его месте в истории английской литературы и культуры и т. д.
"Писем и дневников лорда Байрона" писали в 1830 г. "Литературная газета", "Вестник Европы", петербургская газета "Le Furet" и "Северная пчела". Так, с позиций "Литературной газеты" фигуры двух английских поэтов, Мура и Байрона, не могли стоять рядом, - настолько сильны были различия между ними, проявившиеся как в жизни, так и в литературном творчестве. В начале 1830-х гг. русская периодика регулярно извещала читателей не только о новых изданиях, но и о творческих планах Томаса Мура. Например, 2 апреля 1833 г. "Русский инвалид" напечатал объявление о выходе романа Томаса Мура "Эпикуреец" в русском переводе А. Савицкого.
Как видим, в 1820-е - первой половине 1830-х гг. литературное творчество Мура воспринималось в русской критике в общем контексте с наследием его великого друга Дж. Г. Байрона. Как представитель английской литературы эпохи романтизма Томас Мур отразил в своем творчестве многие характерные проявления этого литературного направления, на что также обращала внимание критика. Всплеск критического интереса к Муру и его произведениям, обусловленный выходом в 1830 г. мемуаров о Байроне, постепенно пошел на убыль; уже к середине 1830-х гг. краткие заметки о Муре печатались в русских журналах крайне редко.
Так, В. Г. Белинский неизменно называл Мура рядом с Байроном в числе лиц, добившихся наибольшего расцвета английской литературы. В 1847 г. в Петербурге была издана учебная книга "Outlines of English literature: for the use of the Imperial Alexander Lyceum", автором которой был Томас Шоу, обращавший особое внимание на произведения Мура как "образцы самого изысканного классического английского языка" и подводивший читателя к мысли о необходимости досконального анализа стиля писателя. Смерть Мура в 1852 году вызвала появление некрологов в "Москвитянине", "Современнике", "Отечественных записках" и "Журнале Министерства народного просвещения", передававших искреннее сожаление по поводу кончины великого ирландского писателя и содержавших достаточно полные биографические сведения и вполне объективную оценку вклада Мура в мировую литературу и культуру.
В главе второй рассматривается рецепция творчества Томаса Мура в произведениях русских поэтов 1820-1830-х гг. В параграфе первом анализируются факты и обстоятельства восприятия творчества ирландского поэта многими представителями русской словестности, 1820-1830-х гг., в частности, Н. В. Гоголем, А. С. Грибоедовым, В. К. Кюхельбекером.
благодаря революционным событиям во Франции. Цитируя одно из самых известных стихотворений К. Ф. Рылеева "Гражданин" ("К молодому поколению"), Н. А. Бестужев делает пафосное замечание: "Кто не скажет, что это стихотворение может стать наряду с лучшими ирландскими мелодиями Мура?". Вместе с тем характерное сближение Байрона и Томаса Мура на основе гражданственности их лирики, в существенной мере повлиявшей на движение декабристов в России, было свойственно далеко не всем представителям российских литературных кругов. Признавая эрудицию Мура, богатство его неуемной фантазии, мастерство в подборе изобразительно-выразительных средств, русская критика в то же время не могла не признать разительных отличий между мятежностью, пылкостью стремлений Байрона и рассудочным оптимизмом, внутренней успокоенностью, свойственными ирландскому поэту. В русской литературе постепенно происходила смена представлений о Томасе Муре, - суждения о гражданственности и патриотизме Мура постепенно отходили на второй план, замещаясь размышлениями об эрудиции ирландского барда, яркости создаваемых им художественных образов, их предпочтительной ориентации на восточный колорит.
В качестве традиий творчества Мура, отразившихся в произведениях А. С. Грибоедова, можно назвать образ пери в стихотворении "Телешовой в балете "Руслан и Людмила", где она является обольщать витязя" (1824) и своеобразную восточную экзотику отрывка "Кальянчи", создание которого относится к 1821 г. Многочисленные экзотические наименования, упомянутые Грибоедовым, а в особенности имя пери, невольно ведут к мысли о традициях "восточной повести" "Лалла Рук".
"идиллия в картинах" "Ганц Кюхельгартен", автором которой был Н. В. Гоголь. Герой идиллии - юноша-мечтатель Ганц Кюхельгартен - размышлял о дальних странах и подвигах, о неведомых мирах; в своих размышлениях он невольно отражал романтическое мировосприятие Гоголя-гимназиста. На основании дробного текстологического сопоставления М. П. Алексеев пришел к выводу, что единственным источником для четвертой картины "Ганца Кюхельгартена" стал прозаический перевод четвертой вставной поэмы "Свет гарема" ("The Light of Haram") из "восточной повести" Т. Мура "Лалла Рук", опубликованный в №5 "Сына отечества" за 1827 г. В четвертой картине "Ганца Кюхельгартена" Гоголь заимствовал из "Света гарема" элементы описания Кашмирской долины. Соответствия с анонимным переводом обнаруживаются не только в использовании Н. В. Гоголем характерных экзотизмов при создании образа пери, но и в других стихах четвертой картины идиллии "Ганц Кюхельгартен", на что также обратил внимание М. П. Алексеев.
С творчеством Томаса Мура был знаком и В. К. Кюхельбекер, вероятно, услышавший о "Лалла Рук" еще на Кавказе в 1822 г. во время бесед с А. С. Грибоедовым. Пристальное знакомство с "восточной повестью" Томаса Мура отразилось в написанной Кюхельбекером в 1831 г. и изданной в прозаической рамке под заглавием "Русский Декамерон" без имени автора в 1836 г. поэме "Зоровавель", названной по имени главного героя - библейского вождя евреев, выведшего их из персидского плена. Подтверждения этому обнаруживаются в третьей, заключительной части "Зоровавеля". В частности, Кюхельбекер упоминает "розу Кашемира", невольно вызывающую параллели с четвертой вставной поэмой "Лалла Рук" "Свет гарема": "Цветов весенних много, други;// Но что они? рабы и слуги// Царицы всех земных цветов,// Улыбки радостного мира,// Роскошной розы Кашемира".
"Ирландских мелодий" и "восточной повести" "Лалла Рук". Произведения Томаса Мура, проникая в сознание российского общества, занимали особую нишу, обусловленную ростом романтических тенденций, усилением ориентальных начал в литературном творчестве, а также восприятием сочинений ирландского барда в общем контексте с наследием его друга и великого современника Дж. -Г. Байрона.
Во втором параграфе выявляются традиции творчества Томаса Мура в произведениях А. С. Пушкина. В своем отрицательном восприятии "восточной роскоши" Мура Пушкин во многом опередил время и потому долго не встречал понимания современников; только в 1830-е гг. полемические суждения о "восточном воображении" Мура стали появляться в отечественной публицистике и литературной критике. Неизменно отслеживая появление в русской периодике все новых и новых переводов из Т. Мура, в том числе осуществленных П. А. Вяземским, И. И. Козловым, Пушкин не только не менял своего известного отношения к творчеству автора "Лалла Рук", но и во многом переносил свою антипатию на тех современных русских поэтов, которые стремились следовать традицям Мура, подражали восточным мотивам его поэмы. Среди последних можно, в частности, назвать имя А. И. Подолинского, опубликовавшего в 1827 г. свою первую поэму ("повесть в стихах") "Див и пери". Пушкин в то же время неоднократно обращался в своем творчестве к образам и мотивам "Лаллы Рук", которые получали во многих случаях оригинальную художественную интерпретацию. Образ пери, широко распространившийся в поэтическом обиходе рубежа 1820-1830-х гг., можно встретить у Пушкина в стихотворении "Из Barry Cornwall" (1830), вольном подражании песне Б. Корнуолла: "Можно краше быть Мери,// Краше Мери моей,// Этой маленькой пери;// Но нельзя быть милей// Резвой, ласковой Мери".
"К***" ("Я помню чудное мгновенье...", 1825), посвященном А. П. Керн, можно видеть характерный образ "гения чистой красоты": "Я помню чудное мгновенье:// Передо мной явилась ты,// Как мимолетное виденье,// Как гений чистой красоты". Данный образ заимствован Пушкиным из стихотворения В. А. Жуковского "Лалла Рук", созданного под впечатлением от берлинского праздника 1821 г. и "восточной повести" Томаса Мура.
"Лалла Рук" Т. Мура и творчества Пушкина: близости муровского описания гибели возлюбленных от чумы описанию в "маленькой трагедии" великого русского поэта "Пир во время чумы". Цитата из четвертой части "Лалла Рук" ("Свет гарема") на языке оригинала включена Пушкиным в описание тифлисских бань в начале второй главы "Путешествия в Арзрум во время похода 1829 года" (1835). Как видим, в произведениях Пушкина неоднократно встречались аллюзии из "восточной повести" Т. Мура "Лалла Рук". Очевидно, что наличие этих аллюзий и побудило многих современников двух поэтов искать аналогии в их творчестве.
В третьем параграфе рассказано о традициях Томаса Мура в произведениях М. Ю. Лермонтова. Знакомство М. Ю. Лермонтова с творчеством Томаса Мура относится еще к периоду отрочества, связанному с учебой в Московском университетском благородном пансионе. Одним из ранних обращений Лермонтова к традициям Томаса Мура можно считать датируемую 1829 г. "Песню" ("Светлый праздник дней минувших…"), восходящую к "Песне шута" из сборника Мура "Неопубликованные песни", на что впервые указал А. Н. Гиривенко, осуществивший дробный сопоставительный анализ. Ни по общему характеру литературного творчества, ни по наметившимся тенденциям творческой эволюции Лермонтов не был близок Томасу Муру, на что обратили внимание еще в начале XX в. Э. Дюшен и С. В. Шувалов. Вместе с тем проникновенная печаль, свойственная лирическому герою Мура, характерные заунывные тона (в особенности, в стихотворениях "Вечер жизни", "Молодой девушке", "Уединение"), обращенность к Богу, к небесам в надежде найти нравственную опору для преодоления жизненной несообразности, - все это не могло пройти мимо духовных исканий Лермонтова.
Б. М. Эйхенбаум отметил вероятную перекличку между "Еврейской мелодией" ("Я видал иногда, как ночная звезда...", 1830) Лермонтова и более ранней "ирландской мелодией" Мура "Как иногда блистает луч на поверхности вод..." ("As a Beam o’er the Face of the Waters may glow…"), заключающуюся в повторении характерного образа "луча от звезды, блещущего в воде, когда все остальное пространство покрыто мраком. В 1830 г. Лермонтовым было написано стихотворение "Арфа", перерабатывающее на основе сохранения ключевого образа и привнесения ряда значимых образных элементов тему бессмертия в искусстве, художественно раскрытую в датируемом 1808 г. "The Legacy" ("Завещании") Томаса Мура из цикла "Irish Melodies".
"Странный человек" (1831) придает близкий творчеству Мура лирический фрагмент "Когда одни воспоминанья...". Лирический фрагмент "Когда одни воспоминанья..." также имеет источник в первой тетради “Irish Melodies” Мура, сближаясь своей тематикой со стихотворением "Когда тот, кто обожает тебя..." ("When he who adores thee…"). Мотивы второй строфы стихотворения Мура "Когда мне светятся глаза..." ("Where'er I see those smiling eyes..."), входящего в седьмую тетрадь "Irish Melodies" можно видеть в стихотворении Лермонтова "И скучно и грустно" (1840). Вслед за Муром русский поэт рассуждает об уходе молодости - лучших лет жизни, о разуверении в дружбе и любви.
Как видим, несмотря на очевидные различия в представлениях Мура и Лермонтова о литературном творчестве, русский поэт высоко ценил лирические произведения предшественника, в особенности цикл "Ирландских мелодий". Посредством рецепции художественных находок Мура Лермонтов вносил в свои произведения новые мотивы, предлагал новые трактовки хорошо знакомых тем, расширял возможности языка и стиля. В 1975 г. Ю. Д. Левин обратил внимание на описание любовных похождений Юрия в ХIХ главе лермонтовского романа "<Вадим>" (1832-1834); уподобление героя "плодам, растущим на берегах Мертвого моря", не было творческой находкой юного Лермонтова, а заимствовалось из третьей части поэмы Томаса Мура "Лалла Рук" "Огнепоклонники" ("The Fireworshippers"). Наибольшую близость лермонтовскому "Демону" обнаруживают описанные Муром в поэме "Любовь ангелов" ("The Loves of the Angels") сцены встреч ангелов и их земных возлюбленных; романтический конфликт чувства и разума традиционно решается в пользу в пользу чувства. Влияние характерной для Мура "мистериальной" трактовки темы с чертами ориентальной аллегории" можно усматривать и в ранних поэмах Лермонтова "<Азраил>" (1831) и "Ангел Смерти" (1831), замысел которых непосредственно связан с "Демоном". Таким образом, в работе над многими произведениями больших форм и, в особенности, над поэмой "Демон" Лермонтов обращался к поэтическим открытиям Томаса Мура, некоторым мотивам и символическим образам из его творчества. Отдельные художественные детали, проникая из сочинений Мура, гармонично вписывались в оригинальные авторские произведения Лермонтова, становились частью эстетики русского поэта, помогали ему осмысливать значимые философские проблемы, характеры и духовно-нравственные ориентиры своих героев.
В главе третьей рассматриваются переводы произведений Томаса Мура на русский язык, осуществленные в 1820-1830-х гг. Параграф первый содержит целостные сведения сведения о Томасе Муре и его русских переводчиках 1820-1830-х гг. В 1820-е гг. произошло знакомство российских читателей с циклом "Ирландских мелодий" ("Irish Melodies") Томаса Мура, привлекшим внимание многих русских поэтов и переводчиков. П. А. Вяземский, который внимательно следил за творчеством Мура осуществил перевод "ирландской мелодии" Мура "Whene’er I see those smiling eyes…", входившей в седьмой выпуск "Irish Melodies". Перевод под названием "Когда мне светятся глаза, зерцало счастья…" был опубликован в "Северных цветах" на 1829 год. С творчеством Т. Мура опосредованно связано стихотворение П. А. Вяземского “Слеза” (1829). А. Н. Гиривенко обратил внимание на то, что появление этого произведения обусловлено переводом В. Н. Олина "К плачущей Юлии" (1824) из цикла "Юношеских стихотворений" Мура, причем у Вяземского “не только творчески осмыслен образно-тематический план, но и появляется характерный ориентальный колорит (связанный с бытованием эмблематики “слезы” в русской романтической поэзии)”. Относя Мура к числу "первоклассных поэтов современных", Вяземский, однако, осуждал его как "истребителя" записок Байрона, которые помогли бы решить множество психологических загадок, связанных с именем великого поэта. Из письма А. И. Тургенева В. А. Жуковскому от 17 марта 1829 г. известно, что А. И. Тургенев уговаривал Вяземского переводить по корректурным листам книгу Томаса Мура "Письма и дневники лорда Байрона с замечаниями о его жизни" ("Letters and Journals of Lord Byron with Notes of His Life"). Однако замыслу А. И. Тургенева было не суждено реализоваться, поскольку русская цензура признала книгу Мура о Байроне нежелательной для распространения.
"Remember thee? yes, while there's life in this heart..." из VII части "Ирландских мелодий" обратился в период пребывания в Читинском остроге поэт-декабрист А. И. Одоевский. В исповедальном лирическом размышлении "Тебя ли не помнить? Пока я дышу... " (между 1827 и 1829) Одоевский говорил о негасимой любви к отчизне, придающей смысл человеческой жизни, побуждающей к возвышенным размышлениям, великим свершениям. Ему удалось точно передать авторское настроение и основные чувства, выраженные Муром, трепетно отзывавшимся о родной Ирландии.
стихотворений из цикла "Ирландских мелодий" Томаса Мура - "Oh! banquet not in those shining bowers..." ("He пируй с молодежью средь пышных садов..."), "Sail on, sail on, thou fearless bark..." ("Лети, мой корабль, пернатой стрелой..."), "Oh! breathe not his name..." ("Умолчим его имя, пусть там оно спит..."), "How dear to me the hour when daylight dies..." ("Мне дорог час, когда бледнеет пламя дня..."), "As a beam o'er the face of the waters may glow..." ("Может в зеркале вод отражаться луна..."), "Whene'er I see those smiling eyes..." ("Когда я зрю сей взор прекрасный...").
Поэтический перевод "мелодии" Томаса Мура "Oh! breathe not his name..." был также осуществлен Д. П. Ознобишиным. В тетрадях Д. П. Ознобишина, хранящихся в ИРЛИ, М. П. Алексеев и Т. М. Гольц обнаружили в разные годы еще пять переводов из Томаса Мура. Датированный 1 сентября 1826 г. перевод "ирландской мелодии" "The Minstrel-Boy" уступал по художественным достоинствам более раннему, относящемуся к 1823 г. переводу И. И. Козлова "Молодой певец", однако при этом являлся вполне завершенным, композиционно целостным, что побудило Ознобишина к его публикации под названием "Юноша-певец" в журнале "Атеней" и в "Литературных прибавлениях к "Русскому инвалиду". В июне 1828 г. Ознобишин обратился к переводу стихотворения "Though the last glimpse of Erin with sorrow I see..." из первой части "Ирландских мелодий" Т. Мура, однако этот перевод, включающий три строфы-четверостишия, по-видимому нуждался в дополнительной обработке, а потому не был предложен автором для печати.
Как видим, к переводам из Томаса Мура в 1820-1830 гг. обращались не только М. Ю. Лермонтов, П. А. Вяземский, но и талантливые русские писатели "второго ряда" (А. И. Одоевский, Д. П. Ознобишин), а также профессиональный переводчик М. П. Вронченко. Наиболее удачные из переводов точно передавали музыкально-мелодическую основу стиха Томаса Мура, характерную рассудочность, склонность к исповедальности, патриотические настроения, нашедшие отражение в английских оригиналах. Русским поэтам оказывались близки свободолюбие Мура, бунтарские и тираноборческие мотивы его творчества, признание естественности процессов изменения жизни, ведущих к преображению духовной сущности человека.
Во рассматривается деятельность В. А. Жуковского как переводчика произведений Томаса Мура. Современники высоко ценили Жуковского как талантливого переводчика западноевропейской литературы, в том числе произведений Томаса Мура, проводили параллели между художественными оригиналами и их русскими переводами, при этом неизменно подчеркивалась творческая близость Жуковского и Мура, проявлявшаяся и в образной системе произведений, и в их стилистике, эмоциональной тональности. Театрализованное действо в Берлине в 1821 г., глубоко затронув чувства Жуковского, нашло непосредственные отзвуки в его литературном творчестве, в частности, в посвящении к индийской повести "Наль и Дамаянти", представляющей собой вольное переложение фрагмента древнеиндийской поэмы "Махабхарата", осуществленное Жуковским по двум немецким переводам – прозаическому, выполненному Францем Боппом, и вольному стихотворному, который принадлежал перу Фридриха Рюккерта. Благодаря памятному событию "Лалла Рук" Мура получила опосредованные отклики не только в индийской повести "Наль и Дамаянти", но и в многочисленных письмах Жуковского.
"восточной повести" Мура, – до сих пор остается непревзойденным сделанный им в 1821 г. перевод второй части "Лалла Рук". Признавая, что перевод Жуковского весьма вольно отражал содержание английского подлинника, нельзя, однако, не отметить той роли, которую сыграл именно этот перевод в популяризации "Лалла Рук" в России, а также в распространении в русской поэзии символического образа изгнанной из рая пери. Русский поэт не просто переводил "Рай и пери" Мура, но как бы "пропускал" через собственное восприятие произведение английской литературы, несколько изменяя трактовку образа пери, ослабляя восточный колорит повествования. Жуковский целенаправленно изменял трактовку образа древнеиранской мифологии, придавая ему особую бесплотную воздушность, свойственную христианским ангелам. Сблизив пери с ангелом, русский поэт лишил ее свойственных человеку интимных чувств и плотских желаний и при этом даже не счел возможным указать на то, что пери была изгнана из рая за свою любовь к обыкновенному смертному, за грех, нуждавшийся в искуплении. Жуковский не только ослаблял в переводе восточный колорит, но и убирал из текста описания, казавшиеся ему излишне чувственными, в частности, значительно уменьшил откровенность сцены прощания невесты со своим умирающим возлюбленным: "То, увлекаемый душою,// Невольно к ней он грудь прижмет;// То вдруг уста он оторвет// От жадных уст, едва украдкой// На поцелуй стыдливо-сладкий// Дотоле смевших отвечать".
Сохранившиеся свидетельства современников позволяют говорить о том, что Жуковскому удалось успешно решить поставленную задачу, а его перевод "Пери и ангел" стал заметным явлением в литературной жизни России начала 1820-х гг. Перевод второй части "Лалла Рук", осуществленный Жуковским, был доброжелательно встречен в литературных кругах, пользовался заслуженной репутацией одного из лучших переложений на русский язык сочинений Томаса Мура. Бесспорно, что именно с этого перевода началась подлинная известность Мура в России, подкрепленная в дальнейшем различными переложениями "Ирландских мелодий". События берлинского праздника нашли отражение в двух стихотворениях Жуковского, посвященных великой княгине Александре Федоровне, – "Лалла Рук" и "Явление поэзии в виде Лалла Рук". По наблюдению А. С. Янушкевича, стихотворения ''Лалла Рук'' и ''Явление поэзии в виде Лалла Рук'' относятся к числу произведений, обусловливающих ключевые этапы эволюции поэтического творчества Жуковского, поскольку концентрируют в себе ''его эстетические принципы, являются своеобразной лирической философией''. Оригинальность Жуковского проявилась также в использовании в стихотворениях философского содержания четырехстопного хорея, тяготевшего к анакреонтике и иным легким жанрам, а также к произведениям, предполагавшим музыкальное исполнение. "Лалла Рук" и "Явление поэзии в виде Лалла Рук" создавались Жуковским под впечатлением не только берлинского праздника, но и общения с великой княгиней Александрой Федоровной, выведенной под условным именем Лалла Рук. Видимо, Жуковский был увлечен великой княгиней, что отразилось и в создании им знаменитого впоследствии образа "гения чистой красоты" (стихотворение "Лалла Рук").
"Лалла Рук" остается единственным произведением Томаса Мура, к которому с завидной регулярностью обращался Жуковский-переводчик. Внимание к "Лалле Рук" со стороны Жуковского было обусловлено яркими событиями берлинского праздника, на протяжении многих лет сохранявшимися в памяти поэта. Жуковский был первым, кто сделал творчество Мура широко известным в России, создав талантливую переводную поэму "Пери и ангел", а также стихотворения, испытавшие несомненное влияние мотивов и образов "Лалла Рук". Томас Мур знал о творчестве Жуковского несколько больше, чем о литературной деятельности большинства других русских писателей-современников, слышал от А. И. Тургенева и Н. И. Греча фрагменты из переводной поэмы "Пери и ангел" на русском языке, вслед за Байроном высоко отзывался о стихотворении "Певец во стане русских воинов", соответствовавшем настроениям эпохи.
В третьем параграфе рассмотрена деятельность И. И. Козлова как переводчика произведений Томаса Мура. Козлов, принадлежавший к числу наиболее значительных представителей поэзии русского романтизма, мастерски пользовался выразительной силой поэтической интонации, создавал особое настроение посредством нескольких стихов или даже одной строки-рефрена. Разделяя точку зрения В. А. Жуковского о том, что переводчик стихотворения является соперником поэта, Козлов нередко изменял стихотворную форму переводимых произведений, их ритмико-интонационный строй, привносил в чужие тексты собственные мысли и чувства.
"Стихотворений" (1828) Козлова, - "Романс" ("Есть тихая роща у быстрых ключей…", 1823), "Молодой певец" (1823), "Ирландская мелодия" ("Когда пробьет печальный час…", 1824), "Ирландская мелодия" ("Луч ясный играет на светлых водах…", 1824), "Бессонница" (1827), "Вечерний звон" (1827). Романсная лирика Козлова, в определенной мере предвосхитившая появление романсов А. А. Фета и Я. П. Полонского, отличалась проникновенной музыкальностью, искренностью эмоций и теплотой интонаций, воодушевленностью светлого чувства.
"Романс" ("Есть тихая роща у быстрых ключей…") Козлова, представляющий собой стихотворный перевод фрагмента из первой части "восточной повести" Т. Мура "Лалла Рук" "Хорасанский пророк под покрывалом" ("The Veiled Prophet of Khorassan"). Передав характерную меланхолию произведения Мура, воссоздав наиболее существенные особенности английского подлинника, Козлов вместе с тем значительно отклонился от переводимого текста, увеличил его с четырех четверостиший до четырех восьмистиший, убрал характерные упоминания реки Бендемир (у Мура она названа трижды) и беседки из роз, перенес события в "тихую рощу у быстрых ключей", ставшую для лирической героини крохотным земным раем.
Наряду с "Романсом" ("Есть тихая роща у быстрых ключей…") Козлов в 1823 г. опубликовал под названием "Молодой певец" в "Новостях литературы" свой перевод стихотворения "The Minstrel-Boy" из пятой тетради "Irish Melodies", созданного Муром в 1813 г. Внимание к "Молодому певцу" со стороны Козлова во многом обусловлено ассоциациями между национально-освободительной борьбой ирландского народа и освободительным движением в Греции, стремившейся избавиться от турецкого господства. Внимание к "Молодому певцу" со стороны Козлова во многом обусловлено ассоциациями между национально-освободительной борьбой ирландского народа и освободительным движением в Греции, стремившейся избавиться от турецкого господства. Козлову удалось не только воссоздать балладное описание, в котором возникает образ поэта-воина, но и точно передать художественную форму оригинала, состоявшего, как и перевод, из двух восьмистиший. Козлов в 1824 г. перевел еще два произведения Томаса Мура, относящиеся, как и "The Minstrel-Boy", к циклу "Ирландских мелодий". Перевод "Луч ясный играет на светлых волнах…", достаточно точно передающий содержание "ирландской мелодии" "As a Beam o’er the Face of the Waters may glow…", увидел свет в изданном А. А. Дельвигом альманахе "Северные цветы" на 1825 год. Стихотворение "At the Mid hour of Night…", переведенное прежде А. Н. Очкиным, П. Г. Ободовским и, вероятно, В. Н. Олиным, получило известность именно в интерпретации Козлова "Когда пробьет печальный час…".
В 1827 г. в журнале "Славянин" с подзаголовком "вольное подражание" увидело свет стихотворение Козлова "Бессонница", оригинал которого под названием "Oft, in the stilly Night…" можно найти в первом цикле "Национальных песен" - "Scotch airs". Отталкиваясь от оригинала, Козлов с трагической стороны раскрывал в переводном произведении тему духовного одиночества творца, перед которым бессонными ночами, исполненными тоскливых дум, вставали лица друзей, навсегда оставшихся в прошлом.
Одним из самых значительных произведений Козлова, получившим непосредственные отклики в творчестве Е. П. Ростопчиной, Д. В. Давыдова, А. А. Фета, Я. П. Полонского, А. А. Блока, В. Я. Брюсова, А. А. Ахматовой и др., является романс "Вечерний звон", написанный, по-видимому, в 1827 г., впервые опубликованный в альманахе "Северные цветы" на 1828 год и представляющий собой перевод стихотворения Томаса Мура "Those evening Bells" из первого сборника "National Airs", выпущенного издателем В. Пауэром в Лондоне и в Дублине в 1818 г. "Вечерний звон" обрел популярность на рубеже 1820-1830-х гг. во многом благодаря музыке, написанной А. А. Алябьевым в самом начале тобольской ссылки, вскоре после появления стихотворения Козлова в печати. На "Вечернем звоне", равно как и на других лучших произведениях Козлова, формировались эстетические вкусы нескольких поколений читателей, ценивших языковое чутье поэта, разнообразие используемых им изобразительно-выразительных средств. Заслугой Козлова как переводчика "Those evening Bells" было усиление в произведении лирико-драматических акцентов, чему способствовало пристальное внимание к изобразительно-выразительным средствам языка, подчеркивавшим элегичность содержания.
"Озеро мертвой невесты". Долгое время данная баллада считалась оригинальным произведением Козлова, пока в 1984 г. А. Н. Гиривенко не было установлено, что ее первоисточником является "A Ballad. The Lake of the Dismal Swamp" из цикла "Стихотворения", относящиеся к Америке Томаса Мура.
Внимание Козлова к английской литературе и культуре было в целом многоаспектным, однако - в числе наиболее существенных, определяющих черт его творчества можно назвать обращение к произведениям Томаса Мура с их характерными мотивами и образами. Переводы из Мура, составившие у Козлова целый поэтический цикл, создали ему заслуженную репутацию "русского Мура", причем лучшие произведения привлекли внимание не только современников, но и потомков, стали ориентирами в деятельности русских переводчиков с английского языка. Томас Мур знал Козлова как своего русского переводчика, помнил его имя, что стало возможным благодаря посреднической деятельности А. И. Тургенева, рассказавшего Муру о Козлове, подарившего ему сборник "Стихотворений" русского поэта. Козлов также пробовал создавать на английском языке оригинальные тексты, о чем свидетельствует дошедшее до наших дней послание "To Countess Ficquelmont", и предпринимал успешные попытки перевода с русского на английский язык поэмы А. С. Пушкина "Бахчисарайский фонтан".
В заключении отмечается, что идейно-эстетические представления Томаса Мура оказались созвучны духовной ауре русского романтизма, что отразилось на уровне мотивов, образов, художественного языка и др. Проведенное исследование свидетельствует о многообразии форм восприятия творчества Томаса Мура русской литературой эпохи романтизма, – это и переводы, и реминисценции из произведений Мура, и традиции его творчества, и литературно-критические отклики в периодической печати. Детальный анализ большого фактического материала, относящегося к 1820-1830-м гг., позволил не только вписать творчество инонационального писателя в контекст развития отечественной романтической литературы, но и отчасти уточнить представления о "золотом веке" русской поэзии.
"Томас Мур в России". В перспективе видится целесообразным проведение системной работы по детальному изучению рецепции наследия Томаса Мура русскими писателями второй половины XIX в., рубежа XIX-XX вв. Особого внимания также заслуживает восприятие произведений Мура в их русских переводах отечественными композиторами, в частности, А. Г. Рубинштейном, С. И. Танеевым. Большой интерес представляет и вопрос об использовании характерного образа-символа пери в русской поэзии XIX – начала XX в., выявление причин его долговременной популярности.
:
1. Яшина Т. А. П. А. Вяземский – переводчик Томаса Мура// Языковые и культурные контакты различных народов: Сборник статей Международной научно-методической конференции / Пензенский государственный университет им. В. Г. Белинского, Общество "Знание" России, Приволжский дом знаний. – Пенза, 2006. – С. 95-99.
2. Яшина Т. А., Жаткин Д. Н. "Ирландские мелодии" Томаса Мура и их русские переводчики 1820-1830-х гг.// Литература в диалоге культур – 4: Материалы Международной научной конференции / Ростовский государственный университет. – Ростов-на-Дону, 2006. – С. 400-403.
– Пенза, 2006. – Вып. 7. – С. 137-143.
4. Жаткин Д. Н., Яшина Т. А. Томас Мур и М. Ю. Лермонтов // Сура (Пенза). – 2006. - №3. – С. 97-110.
педагогический институт им. А. П. Гайдара. – Арзамас, 2006. – С. 72-91.
6. Жаткин Д. Н., Яшина Т. А. В. А. Жуковский – переводчик произведений Томаса Мура // Интеграция образования (Саранск). – 2006. - №3. – С. 167-171. – В соавт. с Д. Н. Жаткиным.