И. С. Румянцева
Санкт-Петербургский государственный университет
ТЕМА БОГОБОРЧЕСТВА В ДРАМАТИЧЕСКОЙ ПОЭМЕ Н. ЛЕНАУ «ФАУСТ»
Драматическая поэма «Фауст» (1833-1835) занимает центральное место в творчестве австрийского поэта-романтика Н. Ленау, поскольку в ней объединяются все ключевые его темы – это экзистенциальные проблемы человека, размышления о божественности природы и о природе божества, разрушение традиционного образа Спасителя. Тема богоборчества вообще впервые так резко заявлена в творчестве поэта. Здесь следует отметить, что, будучи воспитанным в католической семье, Ленау еще в достаточно юном возрасте перестает следовать догматам официального католицизма. Его интересуют философские учения, непохожие друг на друга, но одинаково отрицающие существование единого Бога – творца Вселенной. В годы работы над поэмой «Фауст» Ленау находится под влиянием пантеистического учения Спинозы и идеалистического учения Гегеля, однако и они не становятся для поэта единственными истинами. В них можно найти отголоски многих философских концепций, которые, в принципе, плохо совмещаются друг с другом (как, например, учение Платона и Лукреция). Это, несомненно, свидетельствует о том, что ни в одном из них поэт не находил ответа на занимающие его вопросы – о том, что представляет собой человек, каково его место в мире и каким силам он подчиняется. Единственное, что ясно для него окончательно и бесповоротно, – что отношения между миром человеческим и миром трансцендентным вовсе не таковы, какими их пытается представить официальная христианская доктрина. Здесь еще нет мысли о смерти Бога, но к ней уже сделан первый шаг: Бог если и есть, то никак не проявляет себя в мире людей, бросив эту когда-то созданную им игрушку на произвол судьбы, а судьба, по мнению романтиков, никогда не бывает благосклонной к человеку.
Уже в самом начале поэмы Ленау судьба Фауста предопределена, он должен будет продать свою душу дьяволу. Автор ясно дает нам понять, что для его героя возможность спасения исключена. Мефистофель спасает Фауста от падения в пропасть, и он – единственный представитель потусторонних сил в поэме. В отличие от гетевского «Фауста», в котором мир духов открыт, а действия Мефистофеля могут приостанавливаться Богом, в «Фаусте» Ленау между человеческим и трансцендентным мирами – непроницаемая стена, и лишь Мефистофель является посредником между ними. Между Богом – творцом и человеком – его творением нет никакой связи, и это безразличие Бога к миру человеческому делает его даже более враждебным Фаусту, чем дьявольские силы – тоже враждебные, но хотя бы проявляющие свой, пусть и корыстный, интерес к людским душам. Бога абсолютно не занимает ни судьба Фауста, ни судьба любого другого человека, ни судьба всего человечества. Ему безразлично, что в мире действуют силы зла, как безразлично и то, что люди гибнут не только за металл, но и в поисках истины. Таким образом, Ленау создает демонизированный образ Бога, закрытого, отделенного от человечества.
Мысль о демонизированном Боге, который отгородился от человека крепостной стеной, целиком и полностью принадлежит Ленау. В одноименной поэме Гете Бог, как и положено Богу, хотя и мыслит в масштабах категории всего человеческого рода, но в его споре с дьяволом об этом самом человеческом роде именно отдельный человек, вернее, его духовная сущность, становится решающим аргументом. У Гете Бог уверен в том, что несмотря на все преграды, которые только может представить дьявольская изобретательность на пути движения человеческого духа к истине, она когда-нибудь будет достигнута, и, таким образом, человеческий род достоин существования:
Он служит мне, и это налицо,
Когда садовник садит деревцо,
Плод наперед известен садоводу. (ГФП)
В поэме Ленау Мефистофель заявляет Фаусту: Dein Schöpfer ist dein Feind (Создатель твой – враг твой); он, в противовес Библии, обвиняет Создателя в том, в чем всегда обвиняли его самого. Фауст стремится к познанию абсолютной истины, к миру трансцендентного, но проникнуть туда не может ни один человек – контакт с божественными силами невозможен. Следовательно, нет мессий пророков, божественных откровений. Деяния апостолов вершились не по воле божьей; христианские мученики погибали неизвестно, во имя чего; религиозные войны были всего лишь борьбой человека против человека. Все это, а вовсе не козни дьявола, становится причиной того, что Фауст сжигает Библию – символический акт, свидетельствующий о его отречении от системы ложных истин, не имеющих ничего общего с божественными. В разговоре с монахом, призывающим Фауста вернуться в лоно церкви (глава “Die Verschreibung”), герой заявляет, что человек может почувствовать себя счастливым, только порвав с этим Богом-демоном, который, созерцая свои творения, видит в них лишь себя самого. Фауст же не хочет ощущать себя божьей тварью, он стремится утвердить свое собственное «Я», полагая себя, таким образом, равным Богу. Мефистофель всего лишь поддерживает в Фаусте эту мысль, к которой последний, в принципе, приходит самостоятельно: если Фауст-человек равен Богу, а Бог прячется от него за крепостными стенами, то человек может штурмом взять эту крепость. Крепость – это метафора скрытого от человека мира абсолютной истины. Эта крепость выстроена Богом, и только через конфликт с ним лежит прямой путь к познанию абсолютной истины:
Du mußt, sol lich dein Feind dir offenbaren,
ötzlich als ein kühner Frager
In sein geheimnisvoll verschanztes Lager,
Mußt angriffsweise gegen ihn verfahren.
Willst du in deines Feinds Entwürfe dringen,
So mußt du ihn durch tapfern Angriff zwingen,
ß er die stumme, starre Stellung bricht,
Und, aufgereizt, sich endlich rührt und spricht. (LF, p. 521)
Таким образом, мифологизированное зло не отделяется от Бога, а приписывается ему сознанием героя. Бог становится для Фауста проблемой сознания, которое отбрасывает теодицею и идентифицирует Бога с его творением, миром, где правит равнодушие и зло.
Развивая тему богоборчества, Ленау обращается и к непосредственной критике церкви, его основным средством при этом становится сатира. В главе “Das arme Pfäfflein” на сельскую свадьбу приходит неизвестный путник в сопровождении женщины. Парочка сразу же подчиняется настроению дионисийского веселья, царящего на свадьбе, которая, кстати, неслучайно напоминает вакханалию. Влюбленные жадно пьют вино и обмениваются нежностями, когда черный пудель Фауста вцепляется в волосы мужчине. В зубах у пуделя оказывается парик, прикрывавший тонзуру монаха. Парочку с позором выгоняют со свадьбы. Наряду с целибатом Фауст высмеивает и освященное церковью таинство брака, исполняя на королевской свадьбе песню, оскорбляющую жениха и невесту (глава “Das Lied”). В песне поется о том, что вновь испеченные супруги идеально подходят друг другу: муж настолько ослаблен физически, что у него практически нет тела; у «глупой бабы» нет души. Так, вдвоем, они составят целого человека: на двоих – одно тело и одна душа. Это пародированное платоновское представление об андрогине, в котором существует единство мужского и женского начал. В этой сцене Ленау добивается очень сильного эффекта, показывая, что именно освящается церковью вместо традиционного союза мужчины и женщины.
“Das Waldgespräch” («Разговор в лесу») Ленау выражает собственные взгляды. Устами Мефистофеля он объявляет природу – главный жизненный принцип – абсолютной ценностью. Следование ее законам – единственно истинная религия. Все, что направлено против природы, особенно ветхозаветное мессианство, рассматривается как преступление против человека:
öchsten sich erkoren,
Wer jenseits Götter sucht, der ist verloren. (LF, p. 596)
Мефистофель пытается освободить человека от стремления к трансцендентному, обратить его внимание на собственное «Я» и таким образом вернуть ему индивидуальную свободу. Фауст эти попытки отвергает, он не верит ни в возможность духовного развития всего человечества, ни в особую роль крупной индивидуальности. Он не признает ни отделенного от природы христианского бога, ни бога-природы Спинозы:
Es gilt, daß ich die Seele
Aus Christus und Natur heraus mir schäle.
Umkreist mich unentrinnbar eine Schlange.
So bin ich, sei es auch auf Himmelspfaden,
Der Schub nur, den sein Fuß erfüllt und tritt,
äß nur seinen Gnaden.
’s die Natur – bin ich ein Durchgang nur,
Den sie genommen fürs Gesamtgeschlecht,
Bin ohne eigen Zweck, Bestand und Recht,
Und bald bin ich verschwunden ohne Spur. (LF, p. 597)
Behaupten will ich fest mein stares Ich,
Mir selbst genug und unerschütterlich,
Niemandem hömehr und untertan,
ärts meine Bahn. (LF, p. 598)
сущности или, выражаясь языком Новалиса, “Weg nach innen” совершенно противоположен тому, к чему стремились йенцы, в частности Новалис, в своей идее «магического идеализма». Открытие мира внутреннего означает для ранних романтиков открытие глубинных, неподвластных логическому мышлению связей с природой, а через нее – с Богом. У Ленау это полное отпадение от Бога, и оно – результат богоборчества. Герой стал подобен Богу, нарисованному Мефистофелем, существом, отделенным от мира, замкнутым во Вселенной своей души, живущей уже только по предписанным сознанием героя-богоборца импульсам. Это уже путь от отчаяния к отчаянию. Фауст вступает на этот путь уже в детстве.
Герой рассказывает, что уже в детстве, принимая участие в церковной службе, он сожалел, что сам не является богом (глава “Fausts Tod”). Гордость, одна из черт ренессансного сознания, полагающего человека центром Космоса, характерна и для зрелого Фауста. Он не может примириться с мыслью о том, что тоже является творением Бога, и поэтому вступает в конфликт с ним. Но именно в тот момент, когда противоречия между богоподобной индивидуальностью и метафизическим принципом достигают апогея, Фауст развивает монистическую концепцию: он признает Богом единую одушевленную субстанцию, которая является началом и концом всех вещей. Моральные категории добра и зла, вины, греха растворяются в ней, даже дьявол – только ее порождение: все – лишь мутное видение, сумбурный сон Бога. Таким образом, и договор с дьяволом теряет свою силу, Фауст отрицает все ограничения и пытается обрести абсолютную свободу, перешагнув границу между жизнью и смертью. И сразу же после самоубийства Фауста появляется Мефистофель, провозглашающий, что бегство героя в Абсолютное – лишь иллюзия, которая никогда не могла бы стать реальностью. путь героя от отрицания традиционного, христианского образа божества до создания нового образа Бога как начальной и конечной субстанции всего сущего, в который включены некоторые положения философского учения Спинозы, завершен. Это трагический путь поисков, сомнений и, наконец, полного отрицания Бога, ибо если он и существует, то мир его человеку все равно недоступен.
Фаусту суждено познать то, что отвергали многие философы – абсолютное небытие, ничто, поэтому можно с полной уверенностью сказать, что драматическая поэма Ленау – одно из самых трагических произведений немецкоязычной литературы.
ГФП – Гете Й. -В. Фауст / Перевод Б. Пастернака. М., 2002 С. 297.
– Lenau Nikolaus. Sämtliche Werke und Briefe. In 2 Bdn. Bd. 1. Faust. Leipzig, 1970.