Микушевич, В. Б.
"Голубой цветок и дьявол"
Голубой цветок и дьявол: Новалис. Генрих фон Офтердинген; Новалис. Гимны к ночи; Новалис. Духовные песни; Бонавентура. Ночные бдения; Гофман Эрнст Теодор Амадей. Эликсиры дьявола. - М.: Терра - Книжный клуб, 1998. - (Серия "Готический роман").
Казалось бы, проще простого: в романе Новалиса "Генрих фон Офтердинген" голубой цветок символизирует возлюбленную. На это нечего возразить; спрашивается только, что означает для Новалиса возлюбленная, и ответ на этот вопрос неисчерпаем. Все написанное Новалисом - ответ на этот вопрос. Как известно, Новалис начал писать свой роман, чтобы опровергнуть роман Гёте "Годы учения Вильгельма Мейстера". Новалис полагал, что Гёте в своем романе развенчивает поэзию, и вот молодой поэт, так и не доживший до тридцати лет, признанный лишь узким кругом своих друзей, отваживается на дерзкое состязание с титаном немецкой поэзии, решив написать апологию поэта. Но, как ни странно, полемика двух гениев разворачивается, главным образом, вокруг голубого цветка. В своем научном труде "Учение о цветах" Гёте называет чистую голубизну "прелестное ничто" (Goethes Werke in zwölf Bänden, zwölfter Band, Aufbau-Verlag, 1988, p. 108). Новалис согласился бы с тем, что голубизна прелестна, но для поэта-романтика она, так сказать, "прелестное всё".
Голубой цветок заимствован Новалисом из народных тюрингских поверий, согласно которым папоротник цветет голубым цветом в Иванову ночь. Голубой цветок - цветок папоротника, цветок, которого не бывает. Строго говоря, что же это, если не "прелестное ничто", как сказал Гёте. Но, в отличие от Гёте, для Новалиса все существующее так же невероятно, как голубой цветок папоротника. Провозвестником этого невероятного бытия является поэт, истинный творец мира. Бог - тоже поэт, а поэт - бог в своем роде. Вот почему роман Новалиса превращается в апологию Поэта.
цветку начинает отчетливо сопутствовать золото, провозвестником которого выступает старый горняк, но и его к посвящению в тайны золота приводят голубые глаза возлюбленной, чей отец становится его учителем. Согласно Новалису, золото открывается лишь тому, кто совершенно бескорыстен, ибо золото - таинственная стихия, связывающая этот мир с потусторонним, где нет смерти. Вот почему золото - король металлов, властитель мира: "Известен замок тихий мне, таится там король поныне". Власть короля Золота понимается неправильно, извращается корыстным непониманием. От этой извращенной власти стараются избавить человечество алхимики: "На свет выводят короля; как духи, духов изгоняют". Великое деланье алхимиков заключается в том, чтобы синтезировать золото из всего или превратить все в золото. Золотом, таящимся во всем, обозначается в романе всеединство, в котором исчезает все. С таким всеединством соотносится и одновременно не совпадает с ним голубой цветок, обозначающий многообразие мира через другого или другую, ибо голубой цветок символизирует любовь, а любви не бывает без одного и другой или, наоборот, без одной и другого. Так золото в романе - это идеал всеединства, а голубой цветок - его символ. Всеединство и многообразие, идеал и символ, голубой цветок и золото в романе неразлучны и несовместимы в своих причудливейших сопоставлениях. Как такое сопоставление идеала и символа Новалис воспринимает безвременную смерть своей юной невесты Софи фон Кюн и даже собственную смерть, которую он заранее воспевает как блаженное единение с голубым цветком. Роман остается незаконченным из-за смерти своего автора, но незаконченность заложена в него изначально, ибо невозможно совместить всеединство с многообразием, как невозможно отказаться ни от того, ни от другого. Смерть автора вписывается в роман, предполагая его незавершенность и одновременно предвосхищая бесконечное продолжение: бессмертие.
Существеннейшее значение для Новалиса приобретает само имя умершей (бессмертной!) возлюбленной: Софи, то есть, София Премудрость Божия, которая в Книге Притчей Соломоновых говорит о себе: "Плоды мои лучше золота и золота самого чистого... Господь имел меня началом пути Своего... Тогда я была при Нем художницею, и была радостию всякий день, веселясь пред лицем Его во все время" (Притчи, 8, 19-30). Сама София сопоставляет свои плоды с чистым золотом, а древняя традиция приписывает ее одеянию голубизну. Золото и лазурь - два преобладающих цвета на православной иконе, где их соотнесение удается, о чем Новалис лишь мечтает, жертвуя собой своей мечте. Первая часть романа заканчивается строкой: "София - жрица в скинии сердечной". Этой строкой Новалис возвещает невероятное единение золота и голубизны в существе Софии, то, что Андрей Белый назовет "Золото в лазури". Для Новалиса такое единение остается недоступным и неизбежным.
мучительно для него, но никогда не враждебно. Новалис угадывает тайну некоего невозможного сочетания. По его замыслу роман должен был завершаться (но не заканчиваться) бракосочетанием времен года; продолжение все равно должно было следовать: "Соединим времена рода людского затем". Другие романтики переживали эту проблему острее и болезненнее. Цветок папоротника указывает, где лежит клад, а где клад, там дьявол, нечистая сила. В анонимном романе "Ночные бдения", подписанном именем средневекового католического святого "Бонавентура", что означает "Благая Участь", мать героя рассказывает ему, что он был зачат в ночь, когда отец его алхимик решает заклясть дьявола. Дьявол является и объявляет себя крестным будущего ребенка, который, по свидетельству матери, удивительно похож на своего крестного. Мнимый Бонавентура зачат алхимиком и подкинут кладоискателю. Воспроизводится или пародируется сокровенная изнанка романа "Генрих фон Офтердинген". Алхимик синтезирует золото ("на свет выводит короля"), кладоискатель ищет его, ищет цветок папоротника, обозначающий местонахождение клада, но в "Ночных бдениях" то и другое происходит в присутствии и при участии дьявола. Дьявол в романе - лицо вполне определенное, насколько может быть определенным Ничто. Именно вокруг Ничто вращаются "Ночные бдения". Так в девятом бдении сумасшедший, воображающий себя творцом мира, произносит монолог о том, что мир сотворен им по ошибке, а, следовательно, мир и, прежде всего, человек - в сущности, ошибка. Ничто истиннее, реальнее и совершеннее, чем какое бы то ни было нечто. Немудрено, что поиски клада превращаются в раскапывание могилы, где похоронен алхимик, отец героя. Кажется, он цел в своем гробу, но стоит прикоснуться к нему, и он рассыпается в прах. Остается ничто. Тут же на кладбище верный возлюбленный обнимает свою умершую возлюбленную, то есть опять-таки Ничто (явная пародия на "Гимны к ночи" Новалиса и на того же "Генриха фон Офтердингена"). Ядовито высмеивается и разоблачается синтез, пророчески возвещаемый Новалисом. Всеединство и многообразие, идеал и символ, золото и голубой цветок, сопутствующий кладу, совпадают... в небытии. Роль, маска реальнее того, кто носит маску или играет роль. Настоящее имя автора, написавшего роман, - Ничто, прикрытое маской, псевдонимом "Благая Участь". Анонимность романа - его внутреннее свойство, а не литературоведческая загадка.
Та же линия получает уже совершенно запредельное преломление в романе Эрнста Теодора Амадея Гофмана "Эликсиры дьявола". Это своего рода житие великого грешника, которое впоследствии намеревался написать Ф. М. Достоевский. Кстати, среди возможных авторов "Ночных бдений" упоминают иногда и Гофмана, хотя его авторство более чем сомнительно. В "Эликсирах дьявола" голубой цветок берет верх над кладом, о котором он свидетельствует. Золото затмевается голубым цветком. Самое странное и страшное в романе - двусмысленность голубого цветка, зловещего и целительного одновременно.
"Lumen Coelum, sancta Rosa!" Lumen Coelum, свет небес, не что иное, как золото, воспетое Новалисом, а святая Роза вполне может быть и голубой. Эзотерической традиции хорошо знакома голубая роза, спутница и противоположность сверхсущего золота. Святая Розалия и Дева Мария вместе являются гибнущему герою романа, и в храме при их явлении слышится благоухание розы и лилии. Герой романа, художник, пишет образ Святой Розалии и влюбляется то ли в этот образ, то ли в нее самое, приписывая ей к тому же облик языческой богини Венеры. Так появляются "первые" двойники, определяющие дальнейшее течение романа: святая Розалия - двойник Венеры, или Венера - двойник святой Розалии, да еще картина - кощунственный двойник их обеих. Но и у картины появляется двойник (именно двойник, а не оригинал) - якобы живая женщина, которая даже родит художнику ребенка и, родив его, сразу же превращается в разлагающийся труп старухи. Двойник образа оказался дьявольским наваждением, явлением Ничто, но от Ничто родился ребенок, и от него произошло множество потомков, не знающих или не узнающих друг друга, но всегда влекомых один к другому преступной страстью, любовью-ненавистью. Это череда двойников, которые в кровном родстве друг с другом, хотя все они происходят от наваждения, от Ничто, и должны искупить этот первородный грех. Но во все попытки искупления вмешивается дьявол, и напрашивается мысль, что он сам - один из этих двойников, двойник Бога, за которого и выдает себя это вездесущее Ничто. Жертвой лукавого Ничто обречен стать монах Медардус, двойник своего предка-художника, чувствующий себя двойником Святого Антония, смертельно влюбленный в святую Розалию или в ее двойника: в свою сестру. Медардус нарушает монашеский обет целомудрия с другой своей сестрой, которая принимает Медардуса опять-таки за его двойника. Медардус, он же Франциск, убивает одну свою возлюбленную и посягает на жизнь другой, истинной и единственной. Но происходит чудо: сама святая Розалия, голубой цветок, торжествует над дьявольским кладом и дарует Медардусу истинное золото вечного спасения, которого Медардус достигает безудержным покаянием и сам ужасается: оказывается, его, отпетого преступника, считают святым. Ни Новалис, ни анонимный автор "Ночных бдений", ни Гофман, автор "Эликсиров дьявола" не подозревали, что пишут трилогию о голубом цветке, изгоняющем дьявола, как бы дьявол ни пытался присвоить себе голубой цветок и золото, сопутствующее ему.