Грете Ионкис
Загадочный и многоликий Гофман
Partner-Nord №53 7/2007
http://www.nord-inform.de/modules.php?name=News&file=article&sid=622
С приближением Нового года в театрах и по телевидению часто показывают балет «Щелкунчик». Музыка Чайковского у всех на слуху, но лишь единицы знают, что балет написан по сказке Гофмана «Щелкунчик и мышиный король». Как истинный романтик, Гофман отдал дань сказке, но это лишь одна из его ипостасей.
Великий совместитель
Эрнст Теодор Амадей Гофман (1776-1822) сыграл в своей недолгой жизни множество ролей: он был прилежным, здравомыслящим и неподкупным судьей (в 1795 году он окончил юридический факультет в своем родном Кенигсберге), был одаренным рисовальщиком (карикатуры, декорации), дирижером и композитором (автор первой романтической оперы «Ундина»). Он известен как музыкальный критик, раньше других и в полной мере оценивший «могучий дух Бетховена» и Моцарта, «вводящего нас в глубины царства духов». Именно в честь Моцарта Гофман добавил к своему имени еще одно – Амадей. У Эрнста Теодора был певческий дар, ему довелось руководить школой пения. Но главным его инструментом оказалось слово.
«По будням я юрист и разве только чуточку музыкант, днем в воскресенье я рисую, а вечерами до поздней ночи я – весьма остроумный сочинитель», – писал двадцатилетний Гофман другу юности. Почти всю жизнь он – великий совместитель.
Страницы биографии
Удары судьбы сопровождали Гофмана от рождения до смерти. Родители быстро разошлись, и с 4-х лет вплоть до университета он жил в доме дяди, успешного чиновника, человека глупого, чванливого и педантичного. Сирота при живых родителях! Мальчик рос замкнутым, чему способствовал его малый рост и облик уродца. При внешней расхлябанности и шутовстве натура его была уязвима до чрезвычайности. Природа наделила его острейшим умом и наблюдательностью. Душа ребенка, подростка, тщетно жаждавшая любви и ласки, не ожесточилась, но, израненная, страдала. Показательно признание: «Юность моя подобна иссушенной пустыне, без цветов и тени».
Университетские занятия он рассматривал как досадную повинность, ибо по-настоящему любил только музыку. Чиновничья служба в Глогау, Берлине, Познани и особенно в захолустном Плоцке тяготила. В Берлине была предпринята попытка прорваться на сцену с зингшпилем «Маска», не получилось. Но все же в Познани счастье улыбнулось: обвенчался с очаровательной полькой Михалиной. Мишка, хоть и чуждая его творческим исканиям и духовным запросам, станет его верным другом и опорой до конца. Влюбляться он будет не раз, но всегда без взаимности. Муки неразделенной любви запечатлеет он во многих произведениях.
В 28 лет Гофман – правительственный чиновник в занятой пруссаками Варшаве. Здесь раскрылись и композиторские способности, и певческий дар, и талант дирижера. С успехом поставлены два его зингшпиля. «Музы все еще ведут меня по жизни как святые заступницы и покровительницы; им предаюсь целиком», – пишет он другу. Но и службой Эрнст Теодор не пренебрегает.
Вторжение Наполеона в Пруссию, хаос и нескладица военных лет положили конец недолгому благополучию. Началась скитальческая, материально неустроенная, порой голодная жизнь: Бамберг, Лейпциг, Дрезден... Умерла двухлетняя дочь, тяжко занемогла жена, сам Гофман заболел нервной горячкой. Он брался за любую работу: домашний учитель музыки и пения, торговец нотами, капельмейстер, художник-декоратор, директор театра, рецензент «Всеобщей музыкальной газеты»... А в глазах обывателей-филистеров этот маленький, невзрачный, нищий и бесправный человечек – попрошайка у дверей бюргерских салонов. Между тем в Бамберге он стал вполне человеком театра, предвосхитив принципы и Станиславского, и Мейерхольда. Здесь он сложился как универсальный художник, о котором мечтали романтики-йенцы.
«Золотой горшок» определились литературные планы Гофмана. Реализовались они уже в Берлине, где он с помощью друга получил осенью 1814 года место в уголовном суде. Впервые за многие годы скитаний у него появилась надежда обрести постоянное пристанище. В Берлине Гофмана оказался в центре литературной жизни. Здесь завязались знакомства с Людвигом Тиком, Адeльбертом фон Шамиссо, К. Брентано, Фуке де ла Мотт, автором повести «Ундина», художником Филиппом Фейтом (сыном Доротеи Мендельсон). Раз в неделю друзья собирались в кофейне на Унтер-ден-Линден (Serapionsabende), здесь Гофман читал им свои новейшие произведения. Они образуют сборники «Фантастические рассказы в манере Калло» (1814-15), «Ночные рассказы» (1817), четырехтомник новелл «Серапионовы братья» (1819-20) – своеобразный романтический «Декамерон». Помимо этого Гофман написал ряд больших повестей и два романа – так называемый «черный», или готический роман «Эликсиры сатаны» (1815-16) о монахе Медарде, в котором сидят два существа, одно из них – злой гений, и незавершенные «Житейские воззрения кота Мурра» (1820-22).
Занятия музыкой отошли в Берлине на второй план, хотя именно здесь он увидел на сцене в 1816 г. свою «Ундину». Свое музыкальное призвание он как бы передает любимому персонажу Иоганну Крейслеру, который из произведения в произведение несет с собой высокую музыкальную тему. Гофман был энтузиастом музыки, называя ее «санскритом природы», подразумевая под стихией музыки слитность и целостность мировой жизни.
Будучи в высшей степени Homo Ludens (человеком играющим), Гофман по-шекспировски воспринимал весь мир как театр. Его близким другом был знаменитый актер Людвиг Девриент, с которым он встречался в кабачке Люттера и Вегнера. Они проводили бурные вечера, предаваясь как возлияниям, так и вдохновенным юмористическим импровизациям. Эти посиделки закрепили за ним славу полубезумного алкоголика. Увы, он и в самом деле под конец стал пьяницей и держался эксцентрично и манерно, но чем дальше, тем яснее становилось, что в июне 1822 года в Берлине от сухотки спинного мозга в муках и безденежьe скончался величайший маг и чародей немецкой литературы.
Особенности творческой манеры
В отличие от большинства романтиков, которые отдалялись от действительности и уносились в сферу утопической мечты, Гофман, подобно любимому им Клейсту, писал о трагическом единоборстве мечты и действительности. Известно, что он поделил все человечество на «истинных музыкантов» и «просто хороших людей». Эпитет «хороший» звучит иронически. Это люди обычные, будничные, это обыватели, живущие лишь прозаическими интересами, бережливые и скупые на чувство, люди «брюха», а не духа. Они не понимают истинных музыкантов, людей, беззаветно преданных искусству, смеются над ними. Их противостояние составляет основу многих его произведений.
характерный для Гофмана. Мир неустойчив, и человеческая личность распадается. Борьба между отчаянием и надеждой, между мраком и светом ведется почти во всех его произведениях. Не дать темным силам места в своей душе – вот что волнует писателя.
При внимательном чтении даже в самых фантастических вещах Гофмана, таких, как «Золотой горшок», «Песочный человек», можно обнаружить весьма глубокие наблюдения над реальной жизнью. Он сам признался: «Во мне слишком сильно чувство реальности». В его произведениях полным-полно всяческих духов и призраков, происходят вещи невероятные: кот сочиняет стихи, министр тонет в ночном горшке, у дрезденского архивариуса брат – дракон, а дочери – змейки и прочее и прочее, тем не менее он писал о современности, о последствиях революции, об эпохе наполеоновских смут, которые многое перевернули в сонном укладе трехсот немецких государств-княжеств.
Он заметил, что жизнь механизируется, вещи, автоматы и бездушные куклы берут верх над человеком, индивидуальное тонет в стандартном. Гофман задумывался над таинственным феноменом претворения всех ценностей в меновую стоимость, прозревал новую силу денег. Что позволяет ничтожному Цахесу превратиться в могущественного министра Циннобера? Три золотых волоска, которыми наделила его сострадательная фея, имеют чудодейственную силу. Это отнюдь еще не бальзаковское понимание беспощадных законов нового времени. Бальзак был доктором социальных наук, а Гофман – провидец, которому фантастика помогала обнажать прозу жизни и строить гениальные догадки о будущем. Показательно, что сказки, где он давал волю безудержной фантазии, имеют подзаголовки – «Сказки из новых времен». Он не просто судил современную действительность как бездуховное царство «прозы», он сделал ее предметом изображения.
Выражая не столько гармонию мира, сколько жизненный диссонанс, Гофман передавал его с помощью романтической иронии и гротеска.
«Крошка Цахес, по прозванию Циннобер» (1819) -
достойней всех. Он с молниеносной быстротой становится первым министром, получает руку прекрасной Кандиды, пока волшебник не разоблачает мерзкого уродца.
«Безумная сказка», «самая юмористическая из всех написанных мною», - так говорил о ней автор. Такова его манера - облекать в покровы юмора серьезнейшие вещи. Речь ведь идет об ослепленном, оглупленном обществе, принимающем «сосульку, тряпку за важного человека» и творящем из него кумира. Гофман создает великолепную сатиру на «просвещенную деспотию» князя Пафнутия. «Это не только чисто романтическая притча об извечной филистерской враждебности поэзии («Всех фей гнать!»), но и сатирическая квинтэссенция немецкого убожества с его претензиями на великодержавность и неискоренимыми мелкопоместными замашками, с его полицейским просвещением, с раболепием и подавленностью подданных» (А. Карельский).
Сказка заканчивается хэппи-эндом. С помощью театральных эффектов, подобных фейерверку, Гофман позволяет «одаренному внутренней музыкой» студенту Бальтазару, влюбленному в Кандиду, победить Цахеса. Спаситель-волшебник, который научил Бальтазара вырвать три золотых волоска у Цахеса, после чего у всех спала пелена с глаз, делает молодоженам свадебный подарок. Это домик с участком, где произрастает отменная капуста, в кухне «горшки никогда не перекипают», в столовой не бьется фарфор, в гостиной не пачкаются ковры, иначе говоря, здесь царит вполне мещанский уют. Так вступает в права романтическая ирония. С ней мы встречались в сказке «Золотой горшок», где золотой горшок получали под занавес влюбленные. Этот знаковый сосуд-символ пришел на смену голубому цветку Новалиса, в свете этого сравнения беспощадность иронии Гофмана становилась еще очевиднее.
Известный художник Михаил Шемякин обе вышеназванные сказки решил превратить в мультфильм, он работает над проектом уже 5 лет. Узнав о том, что один из московских театров готовит к постановке «Крошку Цахеса», давайте порадуемся за Гофмана, написавшего свою сказку на века и не только для немцев.
О «Житейских воззрениях кота Мурра»
биографические записки ученого кота прослаиваются страницами из дневника гениального композитора Иоганна Крейслера, которые Мурр использовал вместо промокашек. Так и напечатал рукопись незадачливый издатель, помечая «вкрапления» Крейслера как макулатурные листы. Кому нужны страдания и печали любимца Гофмана, его alter ego? На что они годятся? Разве что на просушку графоманских упражнений ученого кота!
Перед нами не просто двухярусная книга: «Крейслериана» и животный эпос «Мурриана».
– линия Мурра. Мурр не просто филистер. Он пытается предстать энтузиастом, мечтателем. Романтический гений в образе кота – смешная идея. Писатель создал грандиозную пародию на само романтическое мировоззрение, зафиксировав симптомы кризиса романтизма.
«Что за истинно зрелый юмор, какая сила действительности, какая злость, какие типы и портреты и рядом – какая жажда красоты, какой светлый идеал!» Достоевский так оценил «Кота Мурра», но это достойная оценка творчества Гофмана в целом.
Прекрасным памятником гению-чудаку мог бы стать фильм Андрея Тарковского, который он намеревался снять после «Жертвоприношения». Не успел. Остался лишь его дивный сценарий – «Гофманиада».