Приглашаем посетить сайт

Ионкис Г. : Придворный поэт Северного моря

Грете Ионкис

«ПРИДВОРНЫЙ ПОЭТ СЕВЕРНОГО МОРЯ»

К 150-летию со дня смерти Генриха Гейне

Partner-Nord №37 02/2006
http://www.nord-inform.de/modules.php?name=News&file=article&sid=197

Гейне и Гамбург

«Придворный поэт Северного моря» – так в шутку величал себя Генрих Гейне. Родившийся в Дюссельдорфе в 1797 году (его колыбель освещали отблески Французской революции), Гейне с пятнадцати лет часто бывал в Гамбурге. Поначалу он гостил у богатого дяди-банкира в особняке и в роскошной вилле на берегу Эльбы, а позже снимал жильё. Став студентом, он, регулярно навещая родителей в Люнебурге (Нижняя Саксония), куда они переехали после банкротства отца, обычно посещал и Гамбург. В надежде исцелиться от мучительных головных болей молодой человек летом уединялся на островах Гельголанд, Нордернай и в рыбачьих селениях на берегу Северного моря. До отъезда в Париж в 1831 году он почти ежегодно появлялся в этих краях. Муза, которая стала являться ему на берегах Рейна, не покинула его и на Cевере.

В Гамбурге впервые Гейне ощутил себя по-настоящему несчастным. В письмах к закадычному другу Христиану Зетте он объясняет причины. Первое – «она меня не любит». Безответное чувство к кузине Амалии отозвалось во множестве стихов, образовавших первый лирический сборник Гейне «Страдания юности» (1821).

Но была и другая причина. Юноша остро ощущал свою чуждость и неуместность не только в семье богатого дяди, но в целом в гамбургском обществе. Об этом он тоже пишет Зетте (письмо от 27. 10. 1816): «Я не могу тебе объяснить всё как следует, ты не знаешь духа, который здесь царит». Он определил Гамбург как «торгашеский город». Поэзию здесь не понимают, поэтов не почитают. Здесь признают и хорошо оплачивают только свадебные, похоронные, крестильные вирши. Неудивительно, что и годы спустя в письме к другу Мозесу Мозеру (от 14. 12. 1825) он обозначает место своего пребывания так: «Проклятый Гамбург». Как тут не вспомнить Пушкина, который тем же эпитетом оценил место своей ссылки: «Проклятый город Кишинёв, тебя бранить перо устанет»...

Хотя главная тема «Страданий юности» – страсть Гейне к Амалии и муки неразделённой любви, сюда вошли такие шедевры, как «Гренадеры» и «Валтасар», написанные на общественно-исторические темы. Показательны признания поэта во «Фресковых сонетах Христиану З.»:

Я ворвался в немецкий маскарад,

Не всем знаком, но знаю эти хари:

Здесь рыцари, монахи, государи.

Картонные мечи меня разят.

Пустая шутка! Скинь я только маску –

И эти франты в страхе бросят пляску.

Перевод В. Левика

Решившись послать свой первый сборник Гёте, Гейне писал: «Моё стихотворство ещё не имеет большой цены». Но в его стихах уже ощущались стремление к самобытности, отказ от салонной поэзии, знание народной песни. Это почувствовал молодой драматург и публицист Карл Иммерман, который в рецензии отметил, что это столь же любовная, сколько и философская лирика. Гейне жаждал признания: ему хотелось, чтобы Амалия увидела, кого она отвергла, предпочитая выйти замуж за сына прусского землевладельца, этого «навозного жука»; чтобы дядюшка Соломон понял, что племянник, который в его глазах был лишь «глупым малым» и приживалом, прославит родовое имя; чтобы его друзья убедились, что не случайно называли его гением.

«Трагедии с лирическим интермеццо»

«Трагедии с лирическим интермеццо» (1823). Помимо стихов туда вошли две трагедии – «Альманзор» и «Вильям Ратклиф». Конфликт между мечтой и реальностью, лежащий в основе романтизма, определил звучание второго сборника. После его появления Гейне стали называть «немецким Байроном». И хотя ему это льстило, ибо он и впрямь чувствовал родство с английским поэтом (он даже назвал его в письме к приятелю своим кузеном), Гейне быстро преодолел период увлечения «мировой скорбью» и мог бы, подобно Лермонтову, утверждать: «Нет, я не Байрон, я другой, / Ещё неведомый избранник...»

Именно Лермонтов блестяще перевёл стихотворение из «Лирического интермеццо».

Лермонтов сумел передать простоту и высокую художественность гейневского стиха.

«Опять на родине»

Третий стихотворный цикл – «Опять на родине» – Гейне включил поначалу в первый том «Путевых картин» (1826). Когда он начал писать «Путешествие по Гарцу», он ещё не предполагал, что к 1830 году его путевые заметки вырастут в книгу о Европе конца Реставрации. В новом поэтическом цикле поэт преодолевает тему несчастной любви, а с нею исчезают из его стихов и атрибуты кладбищенской поэзии (все эти призраки, могилы, оживающие в полночь мертвецы и т. п.). Кроме написанных в народном духе песен («Лорелея», «Красавица-рыбачка», «Ты – как цветок весенний»), цикл включает много бытовых зарисовок, некоторые из которых подчеркнуто прозаичны.

Впервые в немецкой поэзии в стихах Гейне появляются образы морской стихии, которые станут доминировать в поэтическом цикле «Северное море». Буйная и изменчивая морская стихия была созвучна душевному состоянию поэта. Разрабатывая морскую тему, он обращается к вольным ритмам. Это было смелое новаторство, которое далеко не все смогли сразу оценить.

Гейне не только явился певцом морской стихии, у стихов был второй план: морской простор – символ большой жизни, открытое море – это поле великих социальных битв, которых Германии, по мнению поэта, не избегнуть.

Пропуск в общество

По-прежнему донимали Гейне размышления о его нескладной судьбе. Он получил университетский диплом, стал доктором права, крестился, чтобы, по собственному признанию, получить пропуск в общество. Но гильдия адвокатов Гамбурга отклонила его кандидатуру под предлогом, что он – не коренной гамбуржец, а всесильный дядюшка не захотел помочь. Старания берлинских и мюнхенских друзей (среди которых русский дипломат Ф. И. Тютчев) добиться для Гейне места на кафедре оказались безрезультатными. Он уже начал подумывать об отъезде во Францию, но любовь к Германии удержала. В этом чувстве не было ничего от официального, казённого патриотизма. И здесь он предвосхитил Лермонтова с его: «Люблю отчизну я, но странною любовью». Признания в любви к родине звучат в стихотворении «Морская болезнь» в высшей степени странно:

Измучен морскою болезнью,

Сижу подле мачты

И предаюсь размышлениям...

Напрасно взор мой в тумане ищет

Немецкий берег. Увы! Лишь волны,

Как в зимний вечер усталый путник

Жаждет горячей, радушной чашки чая,

Так жаждет сердце моё тебя,

Немецкая родина!

Пусть вечно пребудут надменны и праздны

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Пусть вечно несправедливость и глупость

Я и такой тебя жажду сердцем:

Ты всё-таки твёрдая почва!

Перевод В. Левика

Тончайший лирик и язвительный сатирик в одном лице! Такой симбиоз удивлял, поражал, раздражал. Тевтономаны усматривали в этом симбиозе нечто противное немецкой натуре, намекая на еврейство Гейне. Он не скрывал своего происхождения, но не был равнодушен к нападкам подобного рода. Поэт сознавал себя немцем и жил проблемами Германии, а недруги всё пытались отлучить его от родины, запихнуть в стены гетто. Впоследствии, будучи в добровольной эмиграции в Париже, Гейне признаётся: «Мне воздух Германии нужно вдохнуть/ Иль я погибну, тоскуя».

Поэт провёл здесь четверть века (1831-56), большую часть своей творческой жизни. Дышалось в столице Франции, сказать по правде, было куда легче, чем в Германии. А вот, поди ж ты, задыхался!

Тебя, Германию родную,

Почти в слезах мечта зовёт!

Я в резвой Франции тоскую,

Перевод М. Лозинского

И это пишет человек, снискавший репутацию повесы, ветреника, насмешника, даже циника, а главное – явного французофила! С такой репутацией добиться любви немцев невозможно, а за Гейне числились и другие «грехи» (ведь он был прирождённым возбудителем и нарушителем спокойствия), так что его любовь к Германии осталась неразделённой, а потому и несчастной. Но это особая тема, как и вопрос о его самоидентификации. Мы же вернёмся в Гамбург, где печатались «Путевые картины».

«Книга песен»

Второй том своей прозы Гейне назвал «Северное море» и включил в него поэтический цикл под этим же названием. В дальнейшем он разъединил поэзию и прозу, и третий и четвёртый поэтические циклы заняли своё место в «Книге песен», которая вышла отдельным изданием в 1827 году в гамбургском издательстве Юлиуса Кампе.

по-новому. На это указал дружественный Гейне берлинский критик Фарнхаген фон Энзе: «Букет ведь есть нечто большее, чем цветы, из которых он составлен».

«Книга песен» переиздавалась при жизни Гейне 13 раз. Она пользовалась большим успехом у музыкантов. Среди композиторов, вдохновлявшихся ею, – Шуберт и Шуман, Мендельсон, Лист и Вагнер, Чайковский и Римский-Корсаков.

Однако сам Гейне всё больше убеждался в том, что эстетический период пришёл к концу, «наступила эпоха энтузиазма и действия». Больше чем когда-либо он сосредоточен на публицистике. Продолжая работать над «Путевыми картинами», он обращает свои стрелы в первую очередь против дворянства и церкви. Заканчивая книгу, он пишет: «Если в тупо религиозной Германии книга моя сможет способствовать эмансипации чувства от религии, я буду так этому рад, что охотно перенесу все страдания, которые причиняют мне вопли святош. Увы! Я ведь переношу и нечто гораздо горшее».

Ему суждено было везде оставаться чужаком, аутсайдером: в Германии он был евреем, во Франции – немцем. Даже век назад оценка Гейне на его родине не была свободна от горечи оскорблённых им когда-то патриотов и фарисеев. Похоже, соотечественники навсегда обиделись на выходки Гейне против орла Гогенцоллернов и знамени Барбароссы. К злопамятности бюргеров прибавилась ненависть нацистов к поэту-неарийцу. Немцы пели его «Лореляй» и во времена Гитлера, но в песенниках стояло: «слова народные». Видимо, им было неведомо, что это – высшая похвала для поэта.

«незнакомец» к середине ХIХ века радикально обновил язык поэзии и прозы, демократизировал немецкую литературу, преодолев разрыв между искусством и действительностью, между поэзией и жизнью. Фридрих Ницше незадолго до кончины писал: «Высшее понятие о лирическом поэте дал мне Генрих Гейне. Тщетно ищу я во всех царствах тысячелетий столь сладкой и страстной музыки. …И как он владел немецким языком! Когда-нибудь скажут, что Гейне и я были лучшими артистами немецкого языка – в неизмеримом отдалении от всего, что сделали с ним просто немцы».

А ведь еврей Гейне стал не только великим немецким поэтом европейского масштаба, он был и глубоким мыслителем. Если бы до нас не дошли его стихи и поэмы и мы были знакомы только с прозой, публицистикой и письмами, то и этого материала было бы достаточно, чтобы признать Гейне замечательным умом ХIХ столетия.

В Гамбурге, с которым был тесно связан первый, немецкий период творчества Гейне, сегодня чтут поэта. Вместо прежнего памятника работы Хуго Ледерера, который был уничтожен нацистами, изготовлен новый. Он установлен в 1982 году на центральной площади, рядом с ратушей. По инициативе гейневского Общества на пожертвования граждан и государственные средства скульптор Вальдемар Отто изваял бронзовую фигуру поэта. Она высится на гранитном постаменте с четырьмя бронзовыми рельефами, которые напоминают о том, как был разрушен прежний памятник, как сжигали книги поэта. Гейне стоит, кутаясь в плащ, ссутулившись, понурив голову, пребывая в глубокой задумчивости. Внутренним трагизмом он мне напомнил памятник Гоголю работы скульптора Андреева, который власти упрятали в один из арбатских дворов. Они были современниками, и у каждого была своя Голгофа.