Приглашаем посетить сайт

Афанасьев А.: Гейне

Александр Афанасьев

Генрих Гейне

Великие поэты и писатели

Великий немецкий поэт. Родился в Дюссельдорфе 13 декабря 1798 года, умер в Париже 17 февраля 1856 года. . Его «Книга песен» - вершина немецкой лирики. Творчество Гейне долго находилось под запретом на родине поэта, что не мешало его всеевропейской славе. На русский язык стихотворения Гейне переводились чуть ли не всеми крупными поэтами: Лермонтовым, Тютчевым, Майковым, Бальмонтом, Блоком.

Он происходил из богатой старинной еврейской семьи. Значительное влияние на умственное и нравственное (но не поэтическое) развитие имела его мать, женщина очень образованная. Разработкой же его поэтических задатков и склонности к умственной работе ребенок Гейне главным образом был обязан своему дяде по матери, Симону Гельдерну, страстному библиоману, который предоставил в полное распоряжение племянника свою богатую библиотеку, а фантастически-романтической обстановкой своего домашнего быта сильно воздействовал на его воображение. Когда Гейне поступил в дюссельдорвский лицей, в нем начали развиваться, несмотря на ранний возраст, семена скептицизма – под влиянием общего тогдашнего духа и религиозного равнодушия родителей. Очень важное место в истории его умственного развития должно быть отведено и французскому влиянию, вследствие господства Наполеона над Германией, « тесному общению с подвижными и смелыми элементами французской национальности». Также рано начал обнаруживаться характер Гейне – его замкнутость, углубленный взгляд в себя, естественная и умышленная двойственность, выражавшаяся в чрезвычайной мягкости души, с одной стороны, и совершенно противоположными свойствами, с другой. К этой поре относится и начало целого ряда его любовных увлечений, важных потому, что они нашли себе высоко-поэтичное отражение в его писательской деятельности.

После выхода из лицея, отец поместил Гейне в одну из своих франкфуртских банкирских контор для изучения вексельного дела, а затем – приказчиком в бакалейный склад. Понятно, что будущий поэт отнесся к этим занятиям с крайней неприязнью и через два месяца бежал домой. Но отец тут же отправил его, с теми же торговыми делами в Гамбург, к дяде, Соломону Гейне, местному финансовому тузу, благодаря которому будущий поэт завел комиссионерскую контору, просуществовавшую недолго.

Первым стимулом поэтической деятельности послужила для Гейне несчастная любовь к кузине Амалии, отразившаяся в его первом поэтическом сборнике. Убедившись в отвращении юноши к торговле, родители решили отдать его в университет, на юридический факультет, и благодаря дяде Соломону, он в 1819 году очутился в Бонне. Мало занимаясь юриспруденции, Гейне с особым внимание прослушивал лекции по истории, истории литературы и эстетике. Лекции эти особенно развили в нем романтическую струю, усилили интерес к Шекспиру и Байрону. Под этими впечатлениями созданы были Гейне многие чисто лирические «песни» и начата трагедия «Альманзор». Пробыв в боннском университете менее года, он перешел в Гетингентский университет, где, за весьма немногими исключениями, господствовал бездушный педантизм, давший богатую пищу сатирической наблюдательности и его мрачным настроениям.

и культурными кружкам, богато представленными в тогдашнем Берлине. Гейне постепенно начал выступать и на литературном поприще. В конце 1821 года появились в печати отдельной книгой стихотворения, в которых автор заявил себя романтиком, певцом любви и поэтом в народном духе. Они встретили восторженный прием у публики и в печати. За ними последовали две трагедии, сборник чисто лирических стихотворений, закрепивших его славу. Ему приходилось, однако, немало терпеть от клевет за смелое отношение ко многим традиционным вопросам религии, морали и нравов. Это тяжело сказывалось на его материальном положении, так как недоброжелатели выставляли поэта в дурном свете перед дядей Соломоном, на деньги которого он жил тогда. Ко всему прочему, присоединилась сильная нервная болезнь. В тяжелом настроении уехал он, для окончательного приготовления к выпускному экзамену и сдачи в ненавистный Геттинген (1824 г.). В тот же год он совершил путешествие по Гарцу и Тюрингии, плодом которого явилась первая часть «Путевых картин». Весной 1825 г. он получил степень доктора юридических наук.

Тогда же Гейне выпустил цикл «Северное море» вместе с несколькими мелкими стихотворениями, имевший громадный успех, но запрещенный в Геттингене и во множестве других городов Германии. Еще более мощный эффект имела вторая часть «Путевых картин», восторженно принятая публикой и частью критики, но запрещенной в Ганновере, Пруссии, Австрии, и большинстве других мелких немецких государств. При чем и лично против автора что-то затевалось, так что Гейне счел благоразумным уехать на время в Лондон. По возвращении он прожил некоторое время в Гамбурге, где выпустил, под общим заглавием «Книги песен», полное собрание своих стихов. Третья часть его «Путевых картин» была тотчас же запрещена в Пруссии и, боясь за свою свободу Гейне, бежал в 1831 году в Париж.

Поэтическое вдохновение как бь покидает поэта в Париже, почти единственным плодом его стал, сборник грубоватых стихов «Парижские женщины». При всей циничности некоторых высказываний о женщинах, Гейне до конца жизни оставался поклонником красоты, и во имя которой, как известно, незадолго до смерти велел отнести себя, разбитого, неподвижного, почти умирающего, в Лувр, чтобы последний раз полюбоваться на уникальную красоту Венеры Милосской. Противоречие между идеалом и действительностью в отношениях с женщинами было для поэта чрезвычайно типично и много яда вливало в его чувствительную душу. Дамы посещали его беспрерывно, но он не всегда отдыхал сердцем в их присутствии. Известен такой анекдот: поэта однажды посетил Мориц Гартман, известный любимец женщин. Гейне ему уныло сказал:

-«Меня сегодня посетила уже одна дама, дорогой Гартман».

-«Кому это пришло в голову тебя тревожить?» – спросил Гартман с участием.

«Единственная дама, которая тебя еще не посещала,» – ответил Гейне.

-«Кто же это?»

-«Муза, мой милый»

Полным противоречий между идеалом и реальностью стало отношение Гейне к Матильде, сделавшейся позднее его женой. Эти отношения обнаружились лишь в 1836 году, когда между ним и его возлюбленной произошла крупная ссора, едва не кончившаяся разрывом. Пылкий, увлекающийся Гейне не мог скрыть своего душевного недуга и всем начал рассказывать о своем горе. Друзья утешали его, кто шуткой, кто всерьез, но поэт действительно страдал, что говорит об искренности его чувства. Напрасно ему припоминали его же собственное стихотворение: «Мотылек не спрашивает у розы: лобзал ли кто тебя? И роза не спрашивает у мотылька: увивался ли ты около другой розы?» Поэт не успокоился до тех пор, пока не произошло примирение.

При такой пламенности чувства можно было подумать, что женщина, его вызвавшая, обладала, кроме красоты, также и высокими умственными качествами. Увы, это было бы ошибкой. Матильда была простая крестьянка, до того простая, что в сравнению с ней Христина Вульпиус, возлюбленная, а потом жена Гёте, могла считаться образованнейшей женщиной. До пятнадцати лет она жила в деревне, а потом поехала в Париж к тетке, башмачнице, у которой ее и встретил Гейне. Матильда была до того необразованна, что даже не умела читать и до того тупа, что за всю жизнь не смогла сколько-нибудь говорить по-немецки. Так она и умерла не прочитав ни одного стихотворения мужа, хотя имелись переводы на французский и выходили отдельными книгами.

– поэзия и однажды по простоте душевной сказала: «Говорят, что Анри умный человек и написал много чудных книг, и я должна верить этому на слово, хотя сама ничего такого не замечаю». Но если Матильда была невежественна, то обладала зато веселым характером, истинно французской бойкостью, была добра, верна и предана мужу до самозабвения. По временам она, правда, показывала когти, так как была вспыльчива, за что Гейне называл ее Везувием; но вспышки проходили быстро, не оставляя никакого следа. Шесть лет прожил с ней Гейне вне брака и, наконец, женился.

Матильда Гейне была хорошенькой брюнеткой, довольно высокого роста, с блестящими глазами. Низким лбом, несколько большим ртом, бойким и веселым характером, настоящая парижанка. Гейне прожил с ней двадцать лет, и трудно сказать, когда он чувствовал больше привязанности к ней – в первые дни их совместной жизни или в последние годы жизни, когда он, больной и разбитый, лежал неподвижной массой, как труп, в котором удивительным образом сохранялись жизненные искры. То что она не имела понятия о его произведениях, не смущало поэта. Наоборот, обладая двойственной натурой, он в этом именно усматривал хорошую сторону ее привязанности, так как она свидетельствовала, что Матильда любила его не как поэта, а как человека.

После смерти Гейне Матильда была верна его памяти так же, как верна была ему при жизни. Она вела себя скромно. Развлечениями ее были цирк или бульварные театры, когда там ставились веселые пьесы. Кроме того, кухня доставляла ей немало удовольствия, и если кто-нибудь был у нее в гостях, она непременно заказывала какое-либо блюдо, которое особенно любил ее «дорогой Анри», веря по простоте души, что этим обнаруживает уважение к памяти поэта. Трогательно было слушать ее рассказы о покойном муже. С особенной таинственностью сообщала она, что ей не раз предлагали руку, но она отказывала, не желая забыть мужа и носить другое имя.

Между тем, к 1840 году заметно ухудшилось и финансовое положение, и здоровье поэта, появились зловещие нервные припадки. Под давлением таких настроений появились «Новые стихотворения», окрашенные крайней мрачностью, и поэма «Зимняя сказка», в которой с беспощадным, часто даже циничным остроумием заклеймена господствовавшая тогда в Германии смесь средневекового феодального порядка и «квасного» патриотизма. Понятно, что она была подвергнута строгому запрету во всех городах Пруссии, причем, начальству всех пограничных городов было предписано арестовать автора, где бы он не появился.

Жестоким ударом для Гейне явилось то, что умерший его дядя Соломон завещал ему всего 8 тысяч франков, а единственный наследник старика отказался выплачивать ту пенсию, которую покойный устно обещал выдавать поэту пожизненно. Позднее наследник старика все-таки согласился выплачивать пенсию, получив от поэта письменное обязательство за себя и своих наследников никогда не выпускать в печать ни одной строки, оскорбительной для семьи Гейне, что оказало на здоровье поэта самое тяжелое воздействие, открыв собой последний и самый страшный период в его жизни.

«матрацной могиле», как называл он те 12 матрацев, на которых лежал. Ужасные страдания не мешали ему, однако, сохранять удивительную мощь духа, необычайную ясность и крепость мышления, нашедших свое воплощение в нескольких поэтических циклах, названных автором «Жалобой, выходящей как бы из гроба». Тоска и отчаяние дошли здесь до последнего предела. К этому времени относится и окончание его «Мемуаров», из которых была напечатана после смерти вдовы лишь ничтожная часть. Окруженный вниманием жены, согретый незадолго до смерти внезапно вспыхнувшей в нем любовью к Камилле Сельден, которую он обессмертил в нескольких стихотворениях под именем «Мушки», поэт мучительно доживал последние дни.

Появление Камиллы Селден - «Мушки» (Гейне назвал ее так по изображению мухи на ее печати) произвело на безнадежно больного Гейне, страдавшего размягчением спинного мозга, сильное впечатление. Ее веселый характер, ясный ум, привлекательная наружность, звонкий голос, большие способности и, конечно, любимый немецкий язык, на котором она превосходно говорила, пробудили в нем прежние романтические струны. Между ними скоро завязался своеобразный роман, единственный в своем роде, начавшийся в первый же день ее появления в доме Гейне. Поэт не мог пробыть без нее и дня. Она сделалась его секретарем, доверенным лицом и преданной подругой, с которой можно было почти сразу перейти на «ты». Когда он уставал от чтения (читала, конечно, Мушка), Гейне вытягивался во всю длину кровати и, лежа с полузакрытыми глазами, просил ее положить в его руку свою, которую он крепко сжимал, как бы желая вечного соединения. Письма, которые он ей писал в те дни, когда она не приходила, становились все нежнее. Он называл ее «лотосом», «возлюбленной», «восхитительной кошечкой», целовал ей ножки, выражал страстное желание ее увидеть, так как она – последний цветок его печальной осени. Камилла была к нему искренне привязана, искренне любила, несмотря на то, что Гейне был уже труп. Его тело лежало косной массой, руки беспомощно барахтались, язык не всегда слушался, глаза почти не видели.

Матильда не ревновала. Первое время она относилась к Мушке враждебно, называла ее прусской шпионкой, едва отвечала на ее поклоны и энергично протестовала против того, чтобы Камилла сидела за их столом. Для предупреждения ссор Генриху приходилось выбирать для свидания с Мушкой дни, когда Матильда куда-нибудь уезжала. Но вскоре недружелюбное чувство у жены поэта отступило на задний план. Матильда знала, что как ни пламенна привязанность разбитого телом мужа к Мушке, любовь его волей-неволей должна была оставаться платонической.

Страшные, почти нечеловеческие страдания Гейне, впрочем, не мешали ему работать и изливать свои чувства к Камилле в звонких стихах, подобных которым Германия не знала со дня кончины Гёте. Трогательная сцена произошла между ними незадолго до смерти Гейне. Она не приходила некоторое время после случайной размолвки, а когда, наконец, пришла ей показалось, что он встретил ее не так дружелюбно, как всегда, и она расплакалась.

«Вдруг, - пишет она в своих мемуарах, - как будто чувствуя мое горе, хотя лицо мое он видеть не мог, он подозвал меня к себе, и я должна была сесть на край его постели. Слезы, которые текли по моим щекам, видимо, его тронули.

«Сними шляпку, чтобы я мог тебя лучше видеть,» – сказал он. И ласковым жестом он указал на мою шляпку. Охваченная сильным волнением, я отбросила шляпку и стала на колени перед его кроватью. Взволновало ли меня горькое воспоминание о пережитых им страданиях или оно было вызвано еще худшим предчувствием приближающегося несчастья? Словом, я напрасно старалась подавить свои слезы. Я больше не владела собой и думала, что умру от волнения. Ни одного слова мы ни сказали друг другу, но рука друга, лежавшая на моей голове, казалось, благословляла меня».

«Генрих Гейне».

С высоким нравственным достоинством совмещалось много суетного и мелочного. В общем, однако, Гейне остался непоколебимо до конца жизни благородным человеком и гражданином. Что касается Гейне как писателя, то центр тяжести его дарования находился, очевидно, в поэзии. Выросший и развившийся под влиянием романтической школы, поэт вступил на сцену в пору «бабьего лета» романтизма и это обстоятельство наложило определенную печать на ранние его произведения. Однако на первых же порах Гейне проявил и свое отличие от романтиков. В то время как они совсем уходили из реальной жизни в созданный их воображением фантастический мир, он только убаюкивал себя им, «точно пел колыбельную песню своим страданиям». В противоположность романтической поэзии, которая состояла из двух элементов: рыцарства и монашества, Гейне внес в свою поэзию единственный элемент – человечность. Отсюда до открытой борьбы с романтизмом, с болезненными его устремлениями было всего один шаг – Гейне скоро сделал его, пойдя затем быстро и победоносно по новому пути. Первые серьезные произведения Гейне знаменуют собой конец немецкого романтизма и начало новой эры в немецкой поэзии.

Взятая сама по себе, без отношения к разным литературным направлениям, поэзия Гейне явственно делится на два заметно отличных течения. К одному из них относятся стихотворения, делающие Гейне одним из величайших лириков всех времен и народов, - произведения чистого искусства, те «жемчужины лирики, которые в своей чистоте и своей хрустальной шлифовке составляют вечное украшение его поэтического венца и принадлежат к лирическим сокровищам немецкой национальной литературы». Это – песни, разрабатывающие народные мотивы, песни любви в их бесконечном и обаятельном разнообразии, при видимом однообразии основного мотива, а так же чудные звуки, вызываемые у поэта природой и особенно морем, полеты фантазии в поразительной шири и грандиозности. Но наряду с этими произведениями, где все – эфир, чистый аромат, волшебная грёза, идут произведения отрицания, «мировой скорби», получающие у Гейне совершенно самостоятельный, индивидуальный характер и почти с хронологической последовательностью проходящие через три фазы. Вначале – ирония или, вернее, юмор, который сам Гейне характеризовал как «смеющиеся слезы», как то, без чего « колоссальные скорби и страдания были бы невыносимы», и орудие его « прекрасный звонкий смех», поражающий других и дающий своего рода отраду, хотя и мучительную, для того, кто может так смеяться. Под влиянием современной поэту действительности совершается переход этого юмора в жгучую сатиру, на которую Гейне смотрел как на своего рода историческую миссию, придавая карающей силе поэзии великое значение. Самое яркое проявление его мы находим в поэме «Зимняя сказка». И, наконец, апогеем пессимистического отношения к жизни, когда выступает во всей своей наготе, полное, беспредельное, доходящее иногда до цинизма, отрицание всего, когда из сердца поэта вылетают один за другим звуки, в которых «все желчь, горькая желчь в красиво шлифованных сосудах, предсмертные проклятия умирающих, язвительный хохот духов тьмы над жалким миром, обреченным на смерть, зараженным внутренним гниением и ложью…» Но сквозь все написанное Гейне проходит красной нитью одна главная, основная идея – человечности, гуманности в самом обширном и благородном смысле этого слова. Эпитеты «рыцаря духа», «лихого барабанщика», которыми он сам себя наградил, как нельзя лучше характеризуют его поэтическую жизнь во всей ее совокупности, точно так же, как другие вполне применимы к Гейне и такие его слова: «Я право не знаю, заслужил ли я, чтобы после моей смерти мой гроб украсили лавровым венком. Но на этот гроб вы должны положить меч, потому что я был храбрым солдатом в войне за освобождение человечества.»