Н. Пахсарьян
«Искусство для искусства» – в массы: Эдгар По и Теофиль Готье
Тезисы доклада на международной конференции “Приключения Эдгара Аллана По во времени и культурном пространстве” (к 200-летию со дня рождения). МГУ 23 – 25 апреля 2009.
http://natapa.org/biblio/articles/poegautier
В докладе сопоставлены прозаические сочинения американского и французского писателей, каждый из которых признан сторонником принципа «искусства для искусства» и одновременно – участником формирования массовой литературы XIX в.
С новеллистикой Э. По сравнивали прозу разных французских писателей – Ж. Верна, Э. Сю, Г. Флобера. Имя Готье также достаточно часто появлялось в компаративных исследованиях об Э. По, но, насколько известно, ни одно из них не было посвящено именно этому вопросу специально.
Между тем не могут не бросаться в глаза многочисленные параллели между писателями, их творческой судьбой – и творческой манерой. Оба писателя занимают особое место в истории романтизма, отличаясь от романтического канона художника и его творчества; у обоих обнаруживают рационализм и своего рода «материализм» – удивительную вещность, плотность описаний – даже фантастико-онирических; оба, будучи сторонниками искусства для искусства слывут маргиналами и сумасбродами в эстетической области; оба – видели единственную цель в служении Красоте, отворачивались от идеи любой пользы искусства – в том числе и моральной, но при этом оба были связаны с работой в журналах и публиковали в периодике как свои статьи, так и художественные сочинения. – и т. д., и т. п. Правда, в отличие от Т. Готье, Э. По – один из популярнейших персонажей литературы, театра и кино. Трагизм судьбы, сложные взаимоотношения с родными, женщинами, загадочность смерти – все это составляющие легенды об Э. По. Жизнь Готье – гораздо менее благодатный материал для сотворения легенды, не говоря уже о репутации его как «бесстрастного» сочинителя, любителя красивых форм. Эту репутацию стремились разрушить еще в XIX в., но судя по всему – безуспешно, поскольку и сегодня литературоведам приходится подчеркивать, что Т. Готье бывает разным – в том числе внутренне взволнованным, встревоженным темой смерти, бегства времени, зачарованного разрушением красоты и т. д.
Очевидно и удивительное сходство тем новеллистики Э. По и Т. Готье – смерть, мертвецы, мумии, метемпсихоз, маска, театр, двойничество, зеркало, безумие – тем, не просто характерных для романтизма, а можно сказать – романтических общих мест. Варьирование, «переутверждение романтических клише»[1] становилось у обоих писателей основой мастерской игры читательскими ожиданиями, позволяющей говорить о новых принципах взаимоотношениях между сочинителем и его аудиторией.
большей частью проходят мимо тех утверждений писателя, какие мешали бы целостному представлению о нем как о жреце изысканной и незаинтересованной красоты. Любопытно, например, что вскоре после создания знаменитого манифеста «искусства для искусства» (предисловия к роману «Мадемуазель де Мопен», 1835) 27 декабря 1836 г. в «Пресс» Готье заявлял: «Лучше иметь красивые ходики, которые чему-то служат, чем плохую статую, которая не служит ничему; боясь прослыть ремесленниками, художники ничем не занимаются; и я спрашиваю, для чего нужны скульпторы и художники, если не для того, чтобы проектировать нам здания, делать нам столовое серебро, мебель, писать наши портреты и расписывать наши дома. Конечно, я бы предпочел свободное и одинокое искусство, искусство, подобно Нарциссу, влюбленное в себя самого. Но как бы он ни был очарователен, Нарцисс умер, склонившись в печали над своим отражением в источнике, изойдя слезами, напрасно простирая к нему свои исхудавшие беломраморные руки; и если искусство будет продолжать изолировать себя от всего подобно печальному подростку, боюсь, что его постигнет та же участь».
Творчество как служение Красоте, рафинированный эстетизм и в то же время ориентация на читательский успех, публикация новелл и романов в периодической печати как у Э. По, так и у Т. Готье отнюдь не находятся между собой в непримиримом эстетическом конфликте, их антиномия снимается иронической рефлексией о литературе и обращенностью к своего рода избранной аудитории.
– отнюдь не только те, что до сих пор были обозначены специалистами по массовому: «сделайте мне красиво» – не менее страстное желание, чем «сделайте мне трогательно, нравственно, поучительно»; «сделайте мне страшно, таинственно» – не менее мощный призыв, чем «сделайте мне понятно и просто», и. т. д. Иными словами: массовым может быть не только лубок, но и гламур.
Если возвратиться к Э. По и Т. Готье, то необходимо подчеркнуть: эти писатели позволяют, во-первых, понять многоликость не только (может быть, даже не столько) национальных, сколько эстетико-социальных вариантов романтизма, обнаружить отсутствие антиномии между «искусством для искусства» и желанием быть популярным у публики, по-новому поставить проблему массовой литературы, выйдя из дихотомии элитарного-массового модусов, трактуемых как статическое абсолюты.
[1] Harvey C. Thйophile Gautier, romancier romantique. Quйbec : Nota Bene, 2007. P. 196.