Г. А. Мухина
Франсуа-Рене де Шатобриан о закате французского дворянства
Вестник Омского университета, 1998, Вып. 2. С. 49-52.
http://www.omsu.omskreg.ru/vestnik/articles/y1998-i2/a049/article.html#begin
Французская революция сокрушила абсолютизм и титулованное дворянство. Крестьянство оказалось сильнее аристократии, и его жакерии снесли сеньориальный порядок. В менталитет французского общества вошла грозная антидворянская струя.
Виконт де Шатобриан (1768-1848), современник Революции, запечатлел это противостояние в обществе как трагическое и несправедливое, когда для осуждения на казнь было достаточно одной сословной принадлежности.
В течение своей долгой жизни Шатобриан-аристократ не переставал размышлять о грандиозных потрясениях, свидетелем которых он был, пытаясь понять их смысл для судеб Европы, Франции, для сословия, к которому принадлежал и от которого не отрекся, осознать и свое собственное предназначение. Будучи глубоким мыслителем-романтиком, он воспринимал угасание своего сословия как часть общего исторического процесса - умирания цивилизации, которая уходила корнями в средневековье. К истории заката дворянства он подходил ретроспективно и потому смог возвыситься над сословными пристрастиями и остаться верным самому себе. Три ;века;, три стадии выделялись им в эволюции дворянства: преобладания, привилегий (начало упадка), тщеславия (связанного с угасанием). Интуитивно и рационально, как поэт и историк-публицист, сознавая, что пробил последний час для французской аристократии, он решил оставить потомкам литературный памятник о нем, вписывая свою жизнь в историю заката дворянства. Так родился замысел ;Замогильных записок;, которые запечатлели образ настоящего дворянина, преданного легитимиста и католика, образ литератора-романтика, осознавшего свою индивидуальную уникальность, воспринимавшего самого себя как свободную личность. Любовь к свободе, которая была тогда у всех на устах, имела для него дворянское происхождение: он считал ее привилегией аристократии. От этого усиливалась его гордость быть ;природным дворянином; [1, т. 2, р. 41].
Даже мрачные воспоминания о детстве из-за деспотического характера его отца, вечно хмурого, нелюдимого, не могли поколебать признания Шатобрианом приоритетов дворянского образа жизни. Он не скрывал подробностей своего детства, прошедшего в старом зловещем замке, где жила только его семья (из десяти детей выжило четверо) с немногочисленной прислугой: кухаркой, горничной, двумя лакеями и кучером. Их одиночество изредка нарушалось приездами помещиков, посещениями храмов во время религиозных праздников и родственников. Однообразный ритм жизни обитателей замка скрашивали также ;готические забавы;. Замок Комбург отличался обилием феодальных прав: его сеньор добился возобновления некоторых забытых прав и оживления вассальных отношений вместе с традиционными турнирами, подношениями ;голов животных;, угощениями, увеселениями и стрельбой из аркебузов. В ;Записках; обращалось внимание на реликвии замка: генеалогическое древо над колпаком камина, большой набор оружия в амбразуре окна, картины великих мастеров в часовне, а в большом зале - история Франции в портретах королей: от Франциска I до Людовика XIV. Галерея монархов начиналась с Франциска I, ибо по его эдикту 1532 г. герцогство Бретань переходило к французской короне с гарантиями свобод и привилегий. Шатобриан гордился бретонским дворянским происхождением, бретонскими традициями, бретонскими штатами и бретонским девизом: ;Лучше умереть, чем обесчестить себя;, который носили на перламутровых ;бутонах;, украшавших дворянское платье. [1, т. 1, р. 42-203].
В мемуарах сообщались доказательства некого высокого происхождения : род Брианов уходил корнями в XI в., чей замок в Бретани стал центром баронии Шатобриана. Родовой герб украшали золотые сосновые шишки и девиз: ;Я сею золото;. За военные доблести барона Жоффруа де Шатобриана король Людовик Святой пожаловал ему герб, усеянный золотыми лилиями [1, т. 1, р. 41-42].
Семья Франсуа-Рене де Шатобриана поднялась на морской торговле. Отец писателя - Рене-Огюст де Шатобриан, граф Комбургский, принадлежал к боковой ветви де Бофор - Шатобрианов, сеньоров Геранды. Две ветви древа угасли, а третья обеднела. В пятнадцать лет он нанялся на военную шхуну, которая принимала участие в битве под Данцигом (1734) против русских во время войны за Польское наследство. Потом он отправился в колонии на Антильские острова, разбогател и в тридцать пять лет женился на дочери графа де Беде - Аполинне Жанне Сюзанне [1, т. 1, р. 46-51].
В 1761 г. он купил сеньорию Комбург у маршала де Дюраса, женатого на урожденной де Шатобриан, у него было желание откупить и другие владения предков, но барония находилась в руках у дома де Конде. Замок Комбург был построен епископом Дольским в 1016 г. [1, т. 1, р. 54]. Поэтому исследователи бретонского дворянства относят его семью к крупному земельному дворянству Бретани, к богатым негоциантам Нанта [6, р. 470-472].
Революция превратила замок Комбург в казенную крепость, казнила его сеньора - графа Жана-Батиста де Шатобриана, отправив его вместе с женой на эшафот. Видимо, еще не зная об этом, младший брат, находившийся в Лондоне в эмиграции (1792-1800), взял его имя Комбург. В ;Записках; он объяснил это тем, что ;ни один англичанин не мог выговорить его фамилию; и что само слово Комбург вызывало воспоминания об ушедшей юности [1, т. 1, р. 422, 423]. Но можно предположить и другое: ему было дорого это имя и хотелось ощутить себя наследником знатного бретонского рода, уберечь его от забвения. Вероятно, это помогало ему самоутвердиться и выстоять на чужбине.
Он вел ;жизнь странствующего рыцаря;, пока не купил в 1807 г. ;малый клочок земли; в Волчьей долине, недалеко от Шатнэ, где заложил сад, мечтая по возвращении Бурбонов ;в награду за верность; попросить денег для приобретения нескольких арпанов леса рядом с ;вотчиной;, чтобы удлинить дорожку для прогулок [1, т. 1, р. 40]. За романтическими восторгами любителя природы, рощи, сада были не призраки, а живые интересы эмиграции, потерявшей состояния из-за своих роялистских пристрастий или из-за страха преследований. По мнению Шатобриана, продажа имущества эмигрантов была ;одной из самых больших несправедливостей; революции, которую необходимо было исправить [2, т. 24, р. 126, 130].
виконт де Монморанси ;опрокинули здание;. ;Патриции начали революцию, плебеи ее завершили: как старая Франция обязана своей славой французскому дворянству, так молодая Франция - ему своей свободой...; [1, т. 1, р. 221]. В революции, которая отделяла современность от средневековья, он видел глубокий социальный смысл: ;родилась собственность капиталов, мобильная и прогрессивная, пришедшая на смену ограниченной , фиксированной и деспотической земельной собственности, но это большое благо смешивалось с большим злом; [3, т. 2, р. 119]. Примат собственности был для него гарантом стабильности политической системы, отсюда - отрицательное отношение к ;допущению несобственников в законодательный корпус; [2, т. 1, р. 202-203].
Революция, по наблюдению Шатобриана, разлагала, развращала аристократию, и много было тому свидетельств. Среди них выделялся феномен Мирабо. Этот главный герой начальной фазы революции поражал автора своей двойственностью: он был и ;трибуном аристократии;, и ;депутатом демократии;. Претила неразборчивость графа, который записался в торговцы сукном, потому что был не в почете у дворянства; в итоге превратился в защитника массы, которую презирал, и тем самым ;предал свое сословие;. Правда, он не утратил расположения дворянской касты и сохранил общие с ней интересы. В замкнутости знати Шатобриан находил особые преимущества. ;Если плебею случится стать адептом привилегированных - он неизбежно потеряет поддержку своей партии, не приобретя союзников у аристократии;. Из чего следовало: аристократизм не доступен для тех, кто не принадлежит к нему по рождению. ;Невозможно сделать человека дворянином, потому что благородство - это продукт долговременной истории;. А граф Мирабо был продажен: его купил двор. Однако Шатобриану импонировало его пристрастие к дворянским реликвиям: Мирабо гордился графским титулом (и не порывал с ним), своим гербом (и не скрывал этого), одевал своих лакеев в ливреи, когда никто этого уже не делал.
Мирабо для Шатобриана являлся воплощением аристократии, как Робеспьер - демократии, а Бонапарт - деспотизма [1, т. 1, р. 224-228], то есть эти три имени олицетворяли собой три великие революционные эпохи.
Из политиков-долгожителей знатного происхождения автор ;Записок; остановил свой выбор на двух знаменитых примерах: Талейрана и Лафайета, князя и маркиза, двух противоположностях. Князь Беневентский ;с двойным отступничеством;, ;поп-растрига;, ;проходимец;, ;лгун;, предававший все правительства и интересы Франции, чтобы обогатиться, являл собой воплощение порока.
Шатобриан пытался постичь этот ;необычайный феномен;, чтобы развенчать мнимое величие знаменитости. И пришел к выводу, что лишь стечение обстоятельств придало этому имени ;случайное величие;: на него попадали лучи наполеоновской славы, когда он занимал важный пост, успехам он был обязан своими пороками; вводили всех в заблуждение его аристократические манеры, значительность внешнего облика и бесконечная цепь обманов; наконец, само неаристократическое окружение было причастно к созданию вымышленного героя [1,т. 3, р. 693-701].
с ее превращениями, когда результаты оказывались противоположны намерениям [1, т. 3, р. 670-673; т. 2, р. 370].
Крушение старого мира изменяло самих дворян и девальвировало сословные ценности. Воспоминания автора о разорившихся аристократах, потерявших свои земли и привилегии, а подчас и собственное имя, были столь унизительны, что вырывалось признание: ;прежде я был шевалье или виконтом.., а теперь я предпочитаю имя титулу;. Горькое откровение являлось откликом на безостановочное разложение знати, из нее выходили ;предатели трона;, революционеры: сначала революции потребовались их пороки, а потом - их головы.
Изгнанники распадались у него на два ряда: высший свет, что торопился спасти остатки богатств, и бедствующее провинциальное дворянство, среди которого только и остались верноподданные [1, т. 1, р. 46, 235, 366, 492]. Еще больше задевали его тогда новые превращения: разбогатевшие революционеры становились собственниками роскошных особняков в аристократическом Сен-Жерменском квартале, почуяв возможность сделаться баронами и графами. Вот и Наполеона, которого только одного из всех современников почитал за великого человека, Шатобриан возненавидел за то, что тот ;возвысил чернь до знати;, ;усадил народ рядом с собой на трон; и тем развратил общество и приучил его к бесприкословному подчинению. Так же при Реставрации продолжались ;отвратительные метаморфозы;: возвращение Бурбонов подготовлялось при участии продавшихся дворян (де Талейрана, де Коленкура), и роялисты не смогли обойтись без преступного Фуше, который из санкюлота превратился в герцога и у которого ;под лентой Почетного легиона скрывалась веревка виселицы; [1, т. 1, р. 506; т. 2, р. 408, 411, 344, 343, 387]. Даже возвращение Франции к ;свободной монархии;, как Шатобриан называл Реставрацию Бурбонов, не меняло лица общества: то было ;унылое время всеобщего лицемерия;. ;После заката великого светила; (;зашло солнце;, - писал Шатобриан, имея в виду Наполеона), ;пробил последний час личности;, хотя только ;с его исчезновением французы поняли: достоинство есть у каждого из них;.
Так ;Реставрация положила конец эпохе, когда чувством собственного достоинства обладал во Франции только один человек;. Наступало торжество отдельного человека (то есть индивидуализма), но к молодому поколению 1830 г. легитимист относился скептически: оно было ;искалеченным, заносчивым, изверившимся;; ;букашками; называл он его представителей (;Мы были гигантами;!) [1, т. 2, р. 321, 442, 443, 433].
Но более всего его, пэра, возмутило поведение верхней палаты во время революции 1830 г., когда она отреклась от свергнутых Бурбонов. Преданный легитимист, Шатобриан высоко оценивал роль французской монархии - ;за ней стоит вся наша история;, она - почти ровесница нации, которая обязана ей цивилизацией и просвещением, свободами и бессмертием. В последней своей речи перед пэрами (7 августа 1830 г.), верный присяге и свободе убеждений, он призывал их сохранить наследственную монархию Бурбонов, оставить престол за герцогом Бордоским - сыном наследника герцога Беррийского, убитого террористом в 1820 г., и протестовал против передачи трона боковой ветви династии - герцогу Орлеанскому. Ничего не добившись, он отказался от пэрства (и пенсии, и всех пэрских льгот) и покинул дворец навсегда, предрекая недолгое правление нового короля [1, т. 2, р. 573; т. 3, р. 237-244].
приоритетах: монархии и свободе. Для современной ему Франции наследственная и конституционная монархия являлась самой подходящей формой правления, потому что она лучше всего примиряла ;порядок со свободой;, и был убежден, что монархия бывает во много раз свободнее, чем республика [1, т. 3, р. 239, 242]. Он искренне оплакивал расставание с легитимной монархией: ;Настоящему нынче недостает лишь прошлого... Без Бурбонов, за которыми стоит тысячелетняя история, жизнь наша опустела...;. ;Мы вернулись к материальному языческому обществу; [1, т. 3, р. 264, 265, 702].
Но главное заключалось в другом - в крушении всех надежд Шатобриана на преобладание аристократии и сохранение легитимной монархии. Ведь он принадлежал к старой знати, которую хотел бы через палату пэров сделать ;доминирующей сердцевиной; правящего режима, потому что не доверял среднему классу и находился в изоляции от главных либеральных сил [7, р. 288]. Тем не менее настаивал на двухпалатной системе, чтобы достичь баланса интересов дворянства и буржуазии и предотвратить повторение раскола элиты, что случилось во время революции [ 4, р. 271]. Вопреки пониманию того, что дворянство пребывало в состоянии упадка, Шатобриан вплоть до падения Бурбонов не расставался с мыслью о реванше аристократии, о монархии в ореоле либеральных институций, но с дворянами из старых фамилий, о возможности французского варианта торизма [5, р. 240]. Английский исторический опыт давал ему на этот счет некоторые основания. Вслед за французскими просветителями-англофилами, которые считали британскую политическую систему образцовой, так как она утверждалась на равновесии трех структур власти: королевской, аристократической и народной, Шатобриан восхищался ;просвещенной аристократией;. Англия стала примером, где суверенитет народа осуществлялся посредством аристократического правления [1, т. 1, р. 489, 488; 3, т. 2, р. 221].
Как ни мила ему была Англия, он понимал невозможность подражать ее выбору и сознавал своеобразие французского пути. Речь его в палате пэров в мае 1823 г. тому свидетельство: он заявил тогда, что во Франции монархия служит барьером против воли демократии и тем самым ставит аристократию под защиту [2, т. 24, р. 355], то есть признавал слабость французского дворянства по сравнению с английским - по влиянию на общество - и потому отстаивал примат королевской власти.
Впрочем, почитаемая им Англия стала тоже вызывать тревожные чувства: ностальгию по ее прошлому, ибо индустриальной стране XIX в. он предпочитал аграрное общество XVIII [1, т. 2, р. 547], в котором преобладала аристократия.
С неприязнью он относился к США. Побывав в Новом Свете в 1790 г., Шатобриан не нашел здесь равенства граждан: янки из высшего общества жили не так, как ;истинный джентльмен; Франклин, поражала огромная разница состояний, предвещавшая появление ;хризогенной аристократии;, аристократии богатства, охочей до отличий и титулов [1, т. 1, р. 330, 331]. И приходило прозрение: не может существовать государство, где одни имеют миллионные доходы, а другие умирают от голода. Разложение современной ему цивилизации связывалось также с утратой религиозного чувства, с развращенностью духа. ;Старая Европа умерла;, - сокрушался консерватор [1, т. 3, р. 714-715, 717, 718, 724].
быть преданы забвению, как и ценности, которые оно отстаивало, если даже ;революционеры и безнравственные поколения;, не жалующие аристократические фамилии, ;питают к аристократии тайную слабость... и желают научиться у нее благородным манерам;. А для себя самого он оставлял одну надежду - надежду на спасение: умереть христианином [1, т. 3, р. 694, 737].
--------------------------------------------------------------------------------
Литература
[1] Chateaubriand. Memoires d'outre-tombe. P., 1973. T. 1-3.
[2] Сhateaubriand. Oeuvres completes. Ladvocat. P., 1826-1831. T. 1-28.
[4] Сhateaubriand. De la monarchie selon la charte. P., 1816.
[6] Meyer J. Сhateaubriand et la noblesse //Annales de Bretagne. Rennes, 1968. N 3. T. LXXX.
[7] Furet F. Revolution francaise de Turgot `a Jules Ferry. 1770-1880. P., 1986.