Ловцова О.В.: Политические и социально-бытовые очерки Бальзака 30-х годов XIX века.

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ им. В. И. ЛЕНИНА ТОМ LXXXVI. 1954 г.
Учен. записки МГПИ им. Ленина, т. 86, каф. Зарубежной литературы, вып. 2. – М., 1954 г

ЛОВЦОВА О. В.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ И СОЦИАЛЬНО-БЫТОВЫЕ ОЧЕРКИ БАЛЬЗАКА 30-х ГОДОВ XIX ВЕКА

http://psujourn.narod.ru/lib/pss_bal.htm

Развитие реализма в искусстве и литературе Франции первой трети XIX века неразрывно связано с политической борьбой передовых сил французского общества против Бурбонов, является отражением этой борьбы.

Общественная жизнь подсказывала демократически настроенным художникам и писателям современные социальные темы. Стремление к правдивому изображению человека с его страданиями, вызванными тяжелыми социальными условиями, характерно для многих писателей и художников этой поры. А правдивый анализ буржуазной действительности в эпоху, когда все полнее обнаруживались ведущие противоречия буржуазного общества, необходимо должен был заключать в себе и критическое отношение к изображаемому миру. Правды не могло быть без критики. Именно так и рождался в 20-е годы XIX века критический реализм во Франции (Беранже, Стендаль, Бальзак, Мериме, Шарле и др.). Реалистический метод в искусстве и литературе таким образом порождается революционными тенденциями, осознанной людьми необходимостью «взглянуть трезвыми глазами на свое жизненное положение и свои взаимные отношения» ^1.

Реалистические же произведения искусства и литературы, правдиво и критически изображая буржуазный мир, учат ненавидеть его и тем, в свою очередь, порождают революционные тенденции. Именно поэтому буржуазия так яростно борется с реализмом.

Творчество Бальзака явилось конденсацией и гениальным выражением ведущей реалистической тенденции во французской литературе 20-х -40-х годов, имевшей глубокие связи с общим революционным подъемом во Франции перед 1830 годом и затем перед революцией 1848 года.

Эти живые и непосредственные связи реалистического метода Бальзака с социальной действительностью очень ярко обнаруживаются не только в гениальной «Человеческой комедии», но и в очерковом наследии Бальзака.

Очерковое наследие Бальзака тесьма обширно (он написал всего 216 очерков и 91 фельетон), тем не менее оно по сей день остается вне поля зрения зарубежной критики. Если отдельные бальзаковеды упоминают вскользь об этой стороне бальзаковского творчества, то подавляющее большинство критиков не считает нужным делать и этого. Очерки Бальзака попросту замалчиваются буржуазной критикой. Их не переиздают; они вошли, и то далеко не все, лишь в два полных собрания сочинений Бальзака: в так называемое «дефинитивное» издание Кальманн-Леви 1868-1879 годов и в два дополнительных тома издания Конар 1935-1938 годов.

Внимание советской критики до сего времени также было направлено преимущественно на исследование романов «Человеческой комедии». Между тем, очерки - обширнейший и в высшей степени интересный и благодарный материал, который дает возможность наблюдать формирование реалистического метода Бальзака, понять, из какого источника питался этот метод, объяснить появление на литературной сцене начала 30-х годов прошлого столетия Бальзака - зрелого реалиста.

Очерки Бальзака, в силу их открытого, страстного и резкого обличения основ буржуазного общества и ярко выраженной глубокой симпатии к народу Франции, чрезвычайно актуальны. Они делают Бальзака нашим живым современником.

Очерки Бальзака - это своеобразные эскизы к большому полотну «Человеческой комедии», в то же время они имеют и самостоятельное художественное значение. Этот жанр представляется нам первичным реалистическим художественным жанром в творчестве Бальзака. Очерки Бальзака дают возможность вскрыть формирование его реализма, обнаружить его самую непосредственную и живую связь с социальной действительностью, наталкивавшей Бальзака на современные темы, которые он и реализовал в своих больших и малых полотнах.

Умный и проницательный Бальзак очень рано понял, что необъяснимых явлений в истории нет. Он же хотел быть историком французского общества. Правда, эту свою задачу он сформулировал лишь в 1842 году в предисловии к «Человеческой комедии». Однако стремление Бальзака дать «историю нравов» французского общества, может быть и неосознанное :в самом начале, заметно даже в самых ранних его очерках 20-х годов. Уже в них, описывая тот или иной тип, то или иное социальное явление, Бальзак стремился объяснить его, найдя социальную причину, породившую это явление, или тип, вскрыть общественные связи и зависимости, то есть, в сущности, раскрыть типические обстоятельства, в которых действует тот или ивой социальный тип. Это стремление не всегда в равной степени реализовалось в его очерках; недостаточная глубина познания жизни, незрелость художественного мастерства, равно как и невольная дань развлекательности, главному требованию, предъявляемому к очерку во времена Бальзака, - мешали этому в 20-е годы.

Очерки 30-х и 40-х годов обнаруживают уже уверенное реалистическое письмо, в них даются выразительные развернутые типические картины. Они говорят о большей смелости и широте в постановке социальных вопросов, о большей силе критицизма, выводы их отличаются глубиной и принципиальностью, по социальной проблематике и идейному диапазону они очень близки «Человеческой комедии». Так, в очерках Бальзака начала 30-х годов («Ростовщик, «Министр», «Банкир», «Месть художника», «Мастерская одного художника», «Филипотен» и др.) типические обстоятельства, в которых действуют выведенные автором, персонажи, уже развернуты до значения исторических процессов, а проблемы, разрабатываемые в них, настолько огромны, что им тесно в пределах маленького очерка, и Бальзак переносит их в свои большие полотна «Человеческой комедии».

Очерки Бальзака в силу их художественной выразительности, обилия тем, глубины и широты социальных обобщений и, особенно, благодаря их социальной заостренности и публицистичности, должны быть выделены как самостоятельный жанр в его творчестве.

Очерки современников Бальзака свидетельствуют о том, что абсолютному большинству их авторов не были свойственны то глубокое проникновение в существо реальных отношений французского буржуазного общества и та острота исторического и социального зрения, которые отличают творчество Бальзака в целом и которые отражены в его очерках, даже самых ранних.

типизации, являлись, таким образом, школой реалистического письма.

I. ПЕРВЫЙ ЭТАП В РАЗВИТИИ РЕАЛИЗМА БАЛЬЗАКА

ОЧЕРКИ 20-х ГОДОВ

Начало литературной деятельности Бальзака приходится на 20-е годы XIX века, то есть на годы Реставрации. История Франции первого двадцатилетия прошлого века отмечена событиями всемирного значения, империя Наполеона I, возникшая на пепле революции, была буржуазным правительством, «которое задушило французскую революцию и сохранило только те результаты революции, которые были выгодны крупной буржуазии» ². Эта империя рухнула.

Наступивший вслед за этим феодально-католический гнет Реставрации во Франции (1814), губительная для страны в целом политика покровительства Бурбонов феодальной аристократии вызывали огромное недовольство в страде. В то же время развитие капитализма, остановить которое Реставрация не могла, формировало новые общественные классы крупной промышленной буржуазии и фабричного пролетариата, обнажало все больше и больше общественные противоречия. Ленин писал, что французское государство во время Реставрации, являлось ".... шагом на пути превращения в буржуазную монархию» ³.

Конституция, «вырванная», по словам Энгельса, из рук Людовика XVIII (4/VI 1814 года), представляла собой компромисс между дворянством и верхушкой буржуазии и не устраняла общественного недовольства. Экономическое положение Франции ухудшалось. Рабочие, угнетаемые безработицей и бесправием, армия, возмущенная массовым увольнением, крестьяне, встревоженные начавшимся покушением на их земли, приобретенные во время революции, начали волноваться. Молниеносный успех Наполеона во время «Ста дней» и объясняется использованием им общественного недовольства Бурбонами. Коалиция почти всех европейских государств раздавила Наполеона вторично и силою штыков восстановила монархию Людовика XVIII. Вторая Реставрация Бурбонов обошлась французскому народу еще дороже, чем первая. Огромная 'контрибуция, содержание оккупационной армии, вплоть до. 1822 года, все убытки от неприятельского вторжения тяжелым бременем легли на плечи французского народа. Гнет оккупации усугублялся разгулом дворянской и клерикальной реакции. Этот белый террор поощрялся Законодательной палатой, «бесподобной» по своему ультрареакционному составу, которая добивалась восстановления привилегий дворянства, возвращения духовенству земель, конфискованных во время революции.

«После падения Наполеона, которое короли и аристократы того времени... вполне отождествляли с поражением французской революции... во всех странах после 1815 года контрреволюционные партии держали в своих руках бразды правления. Феодальные аристократы господствовали во всех кабинетах от Лондона до Неаполя, от Лиссабона до С. -Петербурга»⁴ - писал Энгельс, характеризуя и Реставрацию Бурбонов во Франции, и поддерживавший ее единый фронт реакции в Европе.

Несмотря на восстановление старой знати и возврат ей некоторых старых привилегий, во Франции происходил переворот, формировавший новые общественные классы крупной промышленной буржуазии и фабричного пролетариата.

Обнищание и воняющее бесправие французского народа способствовало нарастанию широкого общественного недовольства и развитию движения за свободу. Развивается рабочее движение, еще незрелое по формам борьбы, возникает стачечная борьба. Репрессии правительства способствуют созданию тайных революционных обществ и их усиленной деятельности в 1820-1822 годах.

Со вступлением на трон Карла. Х (1824 год) реакция еще больше углубляется. Дальнейшая политика Карла Х способствует все большему и большему усилению общественного возмущения.

Правительство предпринимает военную авантюру в Алжире, с целью отвлечения внимания народа от внутренних дел и удовлетворения интересов торговой буржуазии. Но эти временные меры не могли уже сдержать грозного хода истории, не могли остановить назревавшей июльской революции 1830 года.

Франция неуклонно и быстро шла к революции. На протяжении этого исторического десятилетия, подготовившего Июльскую революцию 1830 года, сформировалось мировоззрение Бальзака, и созрели его литературные взгляды. Бурная современность, исполненная стольких общественных событий, властно притягивала внимание юноши Бальзака. Это получило отражение уже в самых ранних его произведениях («Стени» 1820 г. и др.).

В начале 20-х годов неутолимая жажда литературного творчества, дополняемая необходимостью заработка, толкнула Бальзака к единственно доступной для него тогда форме этого творчества, к работе в газете. Эта работа бросила его в самый водоворот общественной жизни, научила более глубокому проникновению в смысл происходящего, развивала его необычайную способность к наблюдению, усиливала его стремление разобраться в социальных явлениях, найти их социальные причины. Бальзак сотрудничает в так называемой «мелкой» прессе, давая, очевидно, всевозможный репортаж, а также различные сценки с натуры. Это раннее газетное творчество Бальзака до нас не дошло.

Сохранился очерковый материал второй половины 20-х годов. Мы имеем в виду его «Кодекс честных людей» (1825) и «Маленький словарь парижских вывесок» (1826).⁵

«Кодекс честных людей или искусство не оставаться в дураках» представляет собой соединение большого количества очерков. Преследуя шутливую цель - предостережения читателей от возможности быть обманутыми - автор выводит целую галерею всевозможных «стяжателей», от мелкого карманного воришки до правительства, наживающегося на аренде игорных домов. Шуточная, юмористическая трактовка материала, очень часто перерастает в сатирическую: в этом раннем произведении уже видны черты будущего Бальзака - реалиста, разоблачителя буржуазного общества, так называемых «честных людей». Очерки эти неравноценны в художественном и идейном отношении, наряду с яркими публицистическими страницами встречаются и поверхностные.

Однако поиски социальных причин движения общества, столь характерные для творчества Бальзака, уже налицо в этих ранних его очерках.

Уже здесь Бальзак хочет не просто нарисовать отдельные типы, он пытается найти связь между различными элементами этого общества и установить общие законы, управляющие ими. Лишь для Бальзака характерно такое стремление глубоко понять и показать действительность, такая серьезность в решении даже шуточной темы. В этом нас убеждает простое сравнение с очерками других авторов. 20-х годов. Другое произведение Бальзака 20-х годов это - «Маленький критический и анекдотический словарь парижских вывесок», вышедший под псевдонимом «Праздношатающийся», заключает в себе небольшие юмористические, а подчас и сатирические описания вывесок, украшающих фасады парижских модных магазинов и всевозможных лавчонок. Эти описания являются, в сущности, зародышевой формой очерка. Произведения в этом роде были очень популярны в 20-е - 30-е годы в парижской прессе, назывались они «физиологиями», что означало описание с натуры. Они отличались краткостью, остроумной и меткой выразительностью, злободневностью. Под пером Бальзака они, кроме того, обретали социальную направленность, памфлетность в отличие от морализирования или пустого зубоскальства многих других современных Бальзаку авторов подобных произведений. Широчайшее общественное недовольство растленной политикой Реставрации, общий предреволюционный подъем этих лет и сообщили страстность и резкость протеста очеркам молодого Бальзака. Главной Ценностью маленьких очерков из «Словаря парижских вывесок» является критика буржуа с его вкусами и претензиями, а также критика дешевых и неправдоподобных эффектов реакционной романтической литературы (д’Арленкур и др.).

Эта критика, а также реалистические страницы из таких ранних романов молодого Бальзака как «Стени» (1820), «Пират Арго» (1824), «Ванн-Хлор» (1825) свидетельствуют о том, что эстетические позиции молодого Бальзака в середине 20-х годов были близки к позициям Стендаля. Стендаль именно в эти годы боролся против классицизма как опоры реакции в искусстве («Расин и Шекспир», I - 1823, II - 1825) и против реакционных романтиков (статьи «О литературных партиях в 1825 году», о д'Арленкуре и др.). Позиции его были, по существу, реалистическими, хотя сам Стендаль и называл себя «романтиком». Середина 20-х годов - время бурных литературных событий наибольшего напряжения борьбы между классиками и прогрессивными романтиками, борьбы за прогрессивные требования свободы и правдивости в искусстве и литературе. Эта борьба, вливаясь в русло общеполитических выступлений против реакционного режима Реставрации, подготовлявших революцию 1830 года, объективно отражала настроения демократических масс. Отражением революционных требований масс и были, в конечном счете, те реалистические тенденции, которые уже улавливал в новой литературе Стендаль, за которые он боролся и которые ближе всего соответствовали позиции молодого Бальзака.

опытами.

Несмотря на художественную незрелость, в них уже можно наблюдать рождение реалистического метода Бальзака. Об этом говорит и современная социальная тема очерков и стремление дать социальные типы в связи с окружающим миром.

Это и дает возможность понять появление на литературной арене Франции начала, 30-х годов такого крупного реалистически зрелого произведения Бальзака как «Сцены частной жизни», в котором он обнаруживает себя уже великим знатоком реальных отношений, французского общества.

II. РАСЦВЕТ КРИТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА В ОЧЕРКАХ БАЛЬЗАКА 30-х ГОДОВ

Июльская монархия, сложившаяся в результате июльской революции 1830 года, была, по словам Маркса, «не чем иным, как акционерной компанией для эксплуатации французского национального богатства: дивиденды ее распределялись между министрами, палатами, 240000 избирателей и их прихвостнями»⁶ Луи-Филипп был директором этой компании. Победа революции, одержанная рабочими, ремесленниками, мелкой буржуазией и учащейся молодежью, принесла осязательные плоды отнюдь не им, а буржуазии, точнее - одной ее фракции: банкирам, биржевикам, железнодорожным королям, владельцам угольных копей, железных рудников и лесов и т. д., - то есть финансовой аристократии. Финансовая буржуазия в лице своего ставленника Луи-Филиппа «сидела на троне,... диктовала в палатах законы,... раздавала государственные должности»⁷. Она же держала государство в постоянной финансовой зависимости. Государственная задолженность стала, главным предметом спекуляции и важнейшим источником обогащения финансовых верхов. Каждый новый заем «давал финансовой аристократии новый удобный случай обирать государство»⁸ и способствовал ограблению населения.

Политика июльской монархии непрестанно «вредила торговле, промышленности, земледелию, судоходству»⁹ и самым гибельным образом отражалась на положении трудящихся масс Франции.

Оно резко ухудшилось в первые же годы июльской монархии. Увеличились налоги. Уже в начале 1831 года рабочие говорили: «Мы свергли иго родовой аристократии, чтобы подпасть под иго финансовой аристократии». Условия труда и быта рабочих масс были чрезвычайно тяжелыми (18-часовой рабочий день, детский труд и т. п.).

Не менее тяжелым было положение и широких масс крестьянства. Увеличение налогов вызывало огромное возмущение среди крестьян. Крупные землевладельцы и кулаки беспощадно эксплуатировали и разоряли бедноту. В 40-е годы, когда Бальзак писал своих «Крестьян», пауперизация трудовых слоев деревни прогрессировала уже чрезвычайно быстро. «Парцелла крестьянина, - писал об этом периоде Маркс, - представляет только предлог, позволяющий капиталисту извлекать из земли прибыль, процент и ренту, предоставляя самому земледельцу выколачивать как ему угодно свою заработную плату... Мелкая земельная собственность, порабощенная в такой мере капиталом... превратила большинство французской нации в троглодитов» ¹⁰.

Общественная борьба, во Франции эпохи июльской монархии характеризуется большим количеством революционных рабочих восстаний. На протяжении 1830-1848 годов беспрерывно вспыхивали восстания рабочих. Это были годы формирования пролетариата и роста его классового самосознания.

Рабочих поддерживала республикански настроенная мелкая буржуазия, которая так же, как и они, не обладала никакими политическими правами.

Игра правительства в «демократизм» и республиканизм никого не обманывала, напротив, правительственные репрессии и стремление убедить народ в том, что «революция окончена» и наступает пора «общественного порядка», - вызывали широчайшее недовольство.

Уже в октябре 1830 года происходят серьезные волнения в Париже с угрозами по адресу Луи-Филиппа и возгласами в честь республики. Весь 1831 год также изобиловал политическими волнениями, конец года отмечен революционным восстанием лионских ткачей, свидетельствовавшим о вступлении в общественную борьбу нового класса - пролетариата. Тогда же вспыхивают политические волнения в ряде городов (Страсбург, Марсель, Тулуза, Тулон и др.). Маркс и Энгельс оценивали это восстание как поворотный пункт в истории классовой борьбы в Западной Европе. Последующий 1832 год был не менее бурным, в июне вспыхнуло большое республиканское восстание, организованное тайным «Обществом Друзей народа» с целью свержения монархии. В апреле 1834 года - второе ярко выраженное политическое восстание ткачей в Лионе. Восставшие - рабочие, ремесленники, торговцы, служащие - открыто поднимали красное знамя борьбы за демократическую республику. Это восстание тоже нашло отклик в Париже и в ряде провинциальных городов (Сент-Этьен, Клермон-Ферран, Гренобль и др.). В Париже восстания продолжались два дня и были жестоко подавлены солдатчиной. А 1835 год принес новое свидетельство ненависти к «королю лавочников» - выстрел Фиески в Луи-Филиппа (28/VII),

В этих восстаниях, а также и в восстании 1839 года «французский пролетариат приобрел боевую закалку и значительный политический опыт» ^11, он стал силой, способной совершить революцию.

В 40-е годы волна рабочего движения усиливается. Эти годы во французском рабочем движении знаменуются деятельностью революционеров-коммунистов, участников «Общества времен года».

Бальзак - современник и свидетель этих бурных политических революционных событий не был посторонним их наблюдателем. Его очерки и вся его публицистика этих лет говорят о том, что он активно вмешивался в политическую жизнь Франции. Его очерки рисуют не только нравы, и них бурно вторгается политика. Они свидетельствуют о разочаровании Бальзака и итогах Июльской революции, которые он оценивал с народных позиций. Широта социальной темы сочетается теперь в его очерках с наибольшей художественной выразительностью и реализмом.

следующее десятилетие, последнее в жизни Бальзака, им написано большое количество очерков. Большая часть всех очерков Бальзака приходится именно на 30-е годы, вернее - на их начало. Еще в конце 20-х годов Бальзак начал сотрудничать в журналах «Силуэт», «Мода», «Вор», а с начала 30-х годов он печатается также в еженедельниках «Карикатура» и «Шаривари». В них он помещает очерки, наброски, сценки, рассказы и статья. Только «Карикатура» с октября 18. 30 года до сентября 1832 года поместила свыше 100 очерков Бальзака. Этот еженедельный журнал республиканской оппозиции был создан в знак протеста против законов, ограничивающих прессу; он зло и беспощадно высмеивал весь строй июльской монархии.

К сотрудничеству в «Карикатуре», равно как и в «Шаривари», были привлечены крупнейшие мастера французской графики - Гранвиль, Гаварни, Монье, Домье, Травьес, Шарле и др. Витрины пассажа Веро-Дода, где журнал «Карикатура» выставлял для продажи свои «planches» - едкие цветные карикатуры на правительство и Луи-Филиппа, - пользовались в широких демократических кругах неизменным сочувствием и вниманием. Сатирические карикатуры были своеобразным и мощным оружием политической борьбы. Бальзак был фактически одним из руководителей и вдохновителей «Карикатуры». Несколько первых номеров этого журнала были целиком заполнены очерками и набросками одного Бальзака. Очень часто очерки Бальзака здесь являлись своеобразным литературным сатирическим комментарием к многокрасочным карикатурам («1831», «Лоло-Фифи в суде присяжных», «Разносчик, свободы» и др.). Многие из его очерков иллюстрировались Домье, Монье, Гранвилем и др. художниками. Очерки Бальзака печатались в «Карикатуре» под псевдонимами (Альфред Кудрё, Анри Б., граф Алекс, де Б., Эжен Мориссо и др.), или анонимно. Принадлежность их Бальзаку доказана материалами бальзаковеда Лованжуля.

Очерки Бальзака 40-х годов печатались главным образом в различных альманахах, больших, богато иллюстрированных сборниках, вместе с очерками многих других авторов (Ж. Санд, Мюссе, Готье, А. Карр, Судье, Делор, Гозлан и др.). Так в 40, 41, 44-м годах Бальзаком были опубликованы очерки: «Монография о рантье» (альманах «Французы, изображенные ими самими» 1840, т. III), «Провинциальная женщина» (там же, в т. I, за 1841), «Уходящий Париж» (альманах «Бес в Париже» 1844 год) и др. Очерки Бальзака этих лет очень немногочисленны, но более пространны и развернуты, что определяется расширением общественных интересов автора,. Это зрелые реалистические очерки, некоторые из них Бальзак включал в «Человеческую комедию» лишь с композиционными изменениями (например, очерк «Провинциальная женщина» 1841 года вошел целиком в роман «Провинциальная муза» 1843 год).

Сравнивая очерки 20-х, 30-х и 40-х годов, можно наблюдать развитие этого жанра в творчестве Бальзака, и вызревание его художественного мастерства.

Отличаясь с самого своего возникновения большим стремлением к реализму и социальной направленностью, очерк Бальзака в дальнейшем сохранил и углубил эти черты, прежде всего расширив социальную тему, что стояло в непосредственной связи с углублением познания Бальзаком социальной действительности.

Сатирические тенденции, свойственные очерку Бальзака 20-х годов, особенно усиливаются и развиваются к началу 30-х годов, что является следствием нарастания в стране революционной ситуации.

В сатире очерков Бальзака слышатся отголоски революционных и послереволюционных настроений широких демократических масс, их возмущение складывающимся буржуазным строем. Сатира Бальзака содержит народные оценки июльской монархии, поэтому она имеет глубоко прогрессивный характер. В чисто художественном плане сатирическая манера письма, требующая предельно сжатой и меткой характеристики, следовательно, и широких обобщений, играла очень важную роль в совершенствовании художественного мастерства Бальзака. Она способствовала развитию и расцвету его реалистического метода.

Многие из очерков Бальзака 1830-х годов являются шедеврами социальной сатиры. Они прямо, горячо, язвительно и беспощадно разят антинародность правительства, всеобщую продажность Июльской монархии, как монархии спекулянтов и политических пройдох, обманувших народ и присвоивших все завоевания революции.

Весь этот очерковый материал ярко публицистичен и свидетельствует о чрезвычайно активном интересе Бальзака к вопросам общественной жизни Франции.

Огромное количество очерков Бальзака 30-х годов может быть сведено к трем основным циклам: политических, социально-бытовых и очерков, касающихся проблем искусства и литературы. Можно наметить также несколько основных тем, поставленных или раскрытых в них.

июльской монархии как торгового дома Луи-Филиппа, Лафита, Казимира Перье и Е°. Эту тему раскрывают такие очерки Бальзака, как «Две встречи в один год», «1831», «Министр», «Депутат того времени», «Великие акробаты», «Лоло-Фифи в суде присяжных» и многие другие. Этой теме сопутствует и тема революции и народа Франции.

Тема социальной опоры июльского правительства политических пройдох и спекулянтов, его оплота - банкиров, ростовщиков и лавочников всех мастей также широко развернута в очерках. Эту социальную и моральную опору Луи-Филиппа Бальзак рисует в очерках «Банкир», «Ростовщик», «Бакалейщик», «Гвардия», «Общественный порядок», «Лучший республиканец», «Две человеческие судьбы», "Филипотен", «Мнение моего бакалейщика», «Вот человек!» и др.

В цикле социально-бытовых очерков Бальзак разрабатывает тему пустоты и содержательности светской жизни, аморализма высшего света, вследствие растлевающего влияния праздности и денег (очерки «Высший свет», «Праздный и труженик». «Бедный, богач», «Антракт», «Месть художника», «Что рассказывают перчатки о нравах» и др.).

Второй темой очерков этого же цикла являются вопросы брака, семейных отношений, построенных на денежном интересе, вопросы женского воспитания и судьбы женщины в буржуазном обществе.

Очерки раскрывают также лицемерие и ханжество буржуазной морали («В пансионе молодых девиц», «Семейная картинка», «Образчик беседы на французский лад», «Мадам Всёотбога» и др.).

писателя с буржуазным обществом, литературное маклерство, как вид духовной эксплуатации, богема, как следствие этой эксплуатации, зависимость искусства от соображений капиталистической выгоды, - вот круг вопросов, которые ставит Бальзак в таких своих очерках, как «Мастерская одного художника», «Месть артиста», «Мораль одной бутылки шампанского», «Клакер» и др.

Тема литературной борьбы с романтиками нашла у Бальзака острую трактовку в сатирических жанрах очерка, в его пародиях («Романтические акафисты», «Нож для бумаги» и др.).

Необходимо оговориться, что это деление не является категоричным: не всегда очерки могут быть отнесены только к тому, или иному циклу. Очень часто они содержат характерные черты разных циклов. Так, социально-бытовые очерки, благодаря своей публицистичности, перерастают в политические («Ростовщик») и, наоборот, политические очерки содержат в себе многие черты социально-бытовых («Филипотен»).

Ограниченные размерами статьи, мы остановимся лишь на двух первых циклах очерков Бальзака, совершенно обойдя третий.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОЧЕРКИ 30-х ГОДОВ

1830 года и тема самого июльского восстания получили весьма интересную и важную для "осмысления творчества Бальзака в целом трактовку в таких его очерках, как «Две встречи в один год», «1831», «Министр», «Депутат того времени», «Филипотен» и др.

Очерк «Две встречи в один год» ¹² был помещен в «Карикатуре» 11 августа 1831 года за подписью Henri В. Он вызван только что отпразднованной годовщиной июльской революции. Бальзак вспоминает об июльском восстании и рисует две встречи трех храбрых патриотов, участников июльских баррикад, происшедшие в один год. Одна встреча состоялась в госпитале, вторая - в... тюрьме. Исполненная горячего сочувствия и симпатии к народу картина июльского восстания, данная Бальзаком в очерке как акт величайшей справедливости, героизма, мужества и самопожертвования народа, образы патриотов: юноши-студента, отказавшегося от радостей первой любви ради завоевания свободы, и, особенно, образ рабочего-печатника, оставляющего голодных детей и устремляющегося на баррикады, чтобы там добыть для них хлеба - говорят о том, что именно здесь Бальзак видел положительное начало, героизм своей эпохи. Он оценивает восстание как общенародное дело, восхищается мужеством и стойкостью июльских борцов, их пренебрежением к смерти: «Сколько не отозвались на зов, чтобы никогда уже больше не отозваться, сколько материнских слез, отцовской скорби, которым родина не узнает счета... Тем не менее ни укора... ни жалобы!..

Это было народное дело, это был час опасности, все были здесь. Народ, как ты прекрасен!» - восклицает Бальзак. Двое раненых повстанцев встречаются в госпитале, куда приходит третий, чтобы их навестить и ободрить. Они, «забыв о своих страданиях, думали только с родине», говорили о будущей победе; это по словам автора, были «проекты свободы славы Франции, счастья всех ее детей!».

Истек год. Честные патриоты встречаются вновь не на празднике в честь победы, а в тюрьме, куда бросило их правительство. Эти «три человека приветствуют друг друга взглядом, и в этом сумрачном и молчаливом признании можно прочесть историю всей эпохи, выраженную одним словом: Предательство!» ^13.

Гражданский пафос, глубокая взволнованность, с которой написан очерк «Две встречи», говорят о положительной оценке Бальзаком июльского восстания как справедливой борьбы за свободу Франции, «за счастье всех ее детей». Итог же восстания, - когда «победителей стало вдвое больше, чем сражавшихся», оценивается Бальзаком саркастически. Революция, кончена, народ-победитель загнан в свои подвалы и тюрьмы, а у власти бесстыдно и нагло расположился торговый дом Луи-Филиппа, Лафита, Казимира Перье и К°, - вот что говорит Бальзак этим очерком.

К очерку «Две встречи» примыкает и очерк-сценка «1831» ¹⁴. Он откликается на следующее событие дня: 28 май 1831 года в магазине Обера, где всегда выставлялись для обозрения и продажи цветные сатирические литографии журнала «Карикатура», была выставлена карикатура «Национальная награда». Художник изобразил патриота, участника июльского восстания в железном ошейнике (какие надевались выставленным у позорного столба) символизируя этим подлинную свободу, полученную народом в итоге революции.

Очерк Бальзака «1831» рисует толпу зрителей перед окном магазина Обера. Один из зрителей, человек умеренных воззрений, громко негодует, расценивая эту литографию как злостную карикатуру на правительство, как «карандашную революцию». Через 10 дней тот же зритель видит на площади выставленного у позорного столба юношу и осведомляется о его преступлении. Ему отвечают, что «это патриот, он сражался в великую неделю и был трижды ранен, завоевывая свободу».

здесь очень интересный прием привлечения художественной сатиры журнала «Карикатура» для того, чтобы усилить сатирическую силу своего разоблачения. К подобному приему он прибегает довольно часто в своих очерках. Так, очерки «Разносчик свободы», «Лоло-Фифи в суде присяжных», «Вакханалии 1831» являются своеобразным литературно-художественным комментарием к соответствующим литографиям «Карикатуры».

Революционные волнения народа и подавления их с помощью национальной гвардии запечатлены во многих очерках Бальзака. Таковы, например, очерки «Лучший республиканец», «Вот человек!», «Знакомство», «Как случается, что шпоры комиссара мешают торговле» и др. Во всех них мощно звучит тема народа, восставшего и побежденного, обманутого, подавленного и вновь восстающего, тема разрешаемая с неизменной симпатией Бальзака к народу.

Разоблачение буржуазного парламентаризма июльской монархии, обеспечивающей себе парламентское большинство путем двойного подкупа избирателей и депутатов, т. е. путем превращения выборов в спекуляцию голосами, проходит во многих очерках Бальзака, например, в очерке «Депутат того времени» ¹⁵. Здесь Бальзак говорит о выборах, как о системе подкупов и выводит одного такого депутата, который перед избранием обнаруживал оппозиционные взгляды (читал «Националь», «делал» оппозицию в департаментской газете), но с избранием круто повернул вправо. «Добравшись до Палаты, где он обещал заседать слева, он садится на скамьи, расположенные слева от входа, то есть на те, которые являются правыми от трибуны. Это не его вина, что там две левых стороны. В следующую сессию, чтобы избежать всяческих заблуждений, он усядется в центре», - иронически комментирует Бальзак поведение этого «члена правительства», которому глубоко безразлично - сидит ли он справа или слева; ему нужны лишь те деньги, которые ему за это платят. Эпиграфом к этому очерку Бальзак взял строфу из стихотворения Беранже «Пузан или отчет депутата г-на X. о сессии палаты в 1818»:

«Я дела свои поправил

Братьям службу предоставил,
Трех пристроил сыновей,
И останусь на виду
Также в будущем году.

Пировал, пировал,
С ними вместе пировал!»¹⁶

Это обращение к стихотворению Беранже, относящемуся к эпохе реставрации, не случайно. Бальзак подчеркивает, что с той поры, несмотря на революцию, ничего не изменилось в избирательной системе Франции: продажность царит здесь по-прежнему.

С помощью купленных голосов и купленных депутатов создается правительство. Одного из представителей такого продажного правительства выводит Бальзак в сатирическом очерке «Министр» ¹⁷

«То был человек маленького роста, иначе его бы не назначили министром»; его трудно заметить за ворохом бумаг на столе, - говорит Бальзак, подчеркивая незначительность и физическое ничтожество этого члена правительства. Так же ничтожен и его моральный облик. Вместо властного и твердого человека, способного противостоять различным мнениям и руководить ими, каким должно быть министру, по мнению автора, - перед нами предстает жалкий человечек, который является игрушкой в руках различных фракций. Так, легитимист требует от него политики, направленной на укрепление королевских прав; июльский республиканец-промышленник настаивает на том, что нужно «дать революции развиться вполне», введя ее в рамки законности, и создать «правительство, не требующее больших расходов» и т. д..; представитель партии существующего порядка, напротив, говорит о необходимости «укрепляться». «Бейте по мятежникам, по рабочим. Национальная гвардия вам поможет, также и Палата. Мы получили свободу... теперь необходимы порядок и охранительные меры. Если вы не окажете поддержки существующему порядку, то не будет устойчивости. Всякая перемена вас погубит», - говорит он. Его поддерживает национальный гвардеец, он советует оказать помощь Бельгии (только что отложившейся от Голландии и превратившейся в самостоятельное государство. - 0. Л.).

«Предприняв войну, вы добьетесь мира внутри страны», - кричит он. Наконец, они, все четверо, «схватили бедного человечка, встряхнули его так основательно, что первый вырвал у него из рук. том его лекций, второй - портфель, третий оторвал рукав его фрака, а последний лишил его популярности». «... Управляйтесь сами! - закричал министр» и все отправились на обед, где, надо полагать, и пришли к общему решению.

Нельзя не поражаться точности и тонкости бальзаковского сатирического изображения этих четырех представителей разных партий в парламенте. Эти образы из очерка Бальзака могут служить художественной иллюстрацией к той характеристике парламентских партий Франции эпохи июльской монархии, которая дана Марксом в «Классовой борьбе во Франции». Требования этих депутатов к министру даются Бальзаком как конденсированные программы их партий. Выраженные в предельно краткой и неприкрытой форме, они обнажают циническую антинародную сущность этих программ. В самом деле: республиканцу-промышленнику нужна дальнейшая «легализованная» революция, совершаемая все же с помощью народных организаций, то есть руками и кровью народа, но в его - промышленника - интересах; партии существующего «порядка», то есть крупной финансовой буржуазии необходимо «избавиться от недовольных», отвлечь внимание революционного народа от внутренних дел Франции, хотя бы оказанием военной помощи Бельгии.

Сатирический прием Бальзака и состоит здесь в этом обнажении политического лица буржуазных партий; он ничего не преувеличивает при этом, а лишь снимает тот покров «республиканизма» и «демократизма», которым парламентарии прикрывались, выступая перед массами, и который стал ненужным в деловом разговоре прожженных политиканов.

«дельцов», Бальзак показывает, как далеки они, в сущности, от истинных интересов Франции, интересов народа. Позже, в 1840 пуду Бальзак скажет об этом правительстве то же самое: «У двора Луи-Филиппа нет ничего национального, он вполне безразличен к массам».

Бальзак делает и наброски портретов этих политиканов. Они ярко индивидуальны, хотя и даны в предельно краткой форме сатирического портрета. Небольшой по объему очерк «Министр» поражает силой обобщения, с которой выписан как главный персонаж, так и все остальные. Обращает на себя внимание язык этого очерка - до предела краткий, точный, меткий. Очерк «Министр» - зрелая реалистическая сатира огромной выразительности.

В очерках Бальзака впервые в его творчестве появляются образы банкира и ростовщика, развернутые им затем в «Человеческой комедии» до значения символов буржуазного общества эпохи реставрации и июльской монархии. Это - социальная опора монархии Луи-Филиппа, среда, ее питающая: фактически ростовщики и банкиры правили Францией. Энгельс говорил: «Подлинные министры - это не гг. Гизо и Дюшатель, а гг. Ротшильд, Фульд и прочие крупные парижские банкиры. Они правят министерствами и министерства заботятся о том, чтобы на выборах проходили исключительно люди, преданные нынешней системе и тем, кто извлекает из нее прибыль». Очерк «Банкир» появился впервые в «Карикатуре» 4-го августа 1831 г. за подписью Henri B… Портрет персонажа (он не носит какого-либо имени) дан уже в двух эпиграфах к этому очерку: «Банкир подобен луидору: тверд, кругл, тяжел и плосок», он «обоими серыми глазками выслеживает барыш». Затем следует развернутая характеристика финансиста. Прежде всего, это не прежний неповоротливый, грубый откупщик. Напротив, современный банкир - учтивый светский человек. «Нет ничего изящнее и по языку и по манерам, чем современный финансист» - говорит автор. Он изысканно одет, ему совсем не чужды размышления о бантике галстука, например. Несмотря на легкомысленный светский вид, этот человек, «способен к серьезным расчетам и крупным спекуляциям». Он руководствуется в жизни «мудрым правилом», согласно которому ручейки становятся «полноводными реками» и при расчетах «он никогда не скинет самой малой разницы» даже лучшему другу. Он крупно играет на бирже, распространяя ложные слухи и наживаясь на этом. Он настолько осведомлен в вопросах повышения и понижения экспорта и импорта, что его рассуждения на эту тему автор называет «учеными диссертациями». В остальном он ведет элегантную светскую жизнь, посещает театры, игорные дома, волочится за танцовщицами, так как очень часто это еще молодой человек.

Банкир является средоточием парижского общества: он вездесущ - его деятельность проникает всюду, и в то же время все нити деловой жизни ведут к нему.

В этом реалистическом образе банкира уже можно видеть черты будущих, банкиров «Человеческой комедии» - Нюсинжена, Тилье, Келлера, Тайфера, Вовине и др. Общими для них всех являются черты «loup-cervier» хищника, биржевого волка, которые характеризуют и этот очерковый образ банкира.

«Шагреневой кожи», т. к. очерк «Оргия» вошедший в «Шагреневую кожу» и рисующий кутеж в доме Тайфера, был помещен в «Revue des Deux Mondes» еще в мае 1831 года, а «Красная гостиница» и вся «Шагреневая кожа» вышли в августе 1831 года, как и очерк «Банкир» ¹⁸. Однако, несмотря на это, оба эти типа ярко индивидуальны. Облик банкира из очерка отмечается даже большей широтой и ясностью реалистического рисунка, в то время как Тайфер не свободен от известного романтического отблеска, который бросает на него тайное злодеяние. Преступления банкира из очерка совершенно явные- и, так, сказать «законные» - он крупно спекулирует на бирже с помощью ложных слухов и скаредно сдирает проценты даже с лучших своих приятелей.

Этот тип родственен другому представителю финансовой корпорации, которая цепко и властно держит в своих руках всю государственную, деловую и частную жизнь парижского общества - типу ростовщика. Бальзак дал несколько образов ростовщика в своих очерках, самым ранним из них является ростовщик Гобсек в очерке «Ростовщик».

Очерк «Ростовщик» был помещен им 6. III. 1830 года в журнале «Мода», а в апреле этого же года был без изменений включен в «Сцены частной жизни», в качестве первой части повести, носившей название «Опасности порочной жизни». Затем в издании 1835 года эта повесть, подвергнувшись переработке, приняла имя «Папаши Гобсека», а в первом издании «Человеческой комедии» в 1842 году стала называться так, как называется теперь - «Гобсек» ¹⁹.

Ввиду невозможности ознакомиться непосредственно по журналу «Мода» с самим очерком, мы вынуждены были обратиться к работе Лаланда, который располагал этим очерком.

«Опасностей порочной жизни» (1830), «Папаши Гобсека» (1835) и «Гобсека» (1842), Лаланд устанавливает текстуальные соответствия и композиционные изменения этого произведения в целом ²⁰.

Построенная на позитивистских принципах работа Лаланда содержит лишь одно ценное указание: точное определение границ очерка «Ростовщик» в повести «Опасности порочной жизни», в первую часть которой он вошел целиком. Кроме этого, Лаланд приводит несколько фраз из очерка, не вошедших в «Опасности». Иными словами, с помощью этих указаний Лаланда, мы смогли восстановить очерк «Ростовщик» в том виде, в каком он был помещен в «Моде», пользуясь для этого первым изданием «Опасностей порочной жизни»²¹

Рассмотрим этот очерк. Бальзак сохраняет даже его заглавие в тексте нового произведения. Так, после слов поверенного Дервиля: «Я хочу вам рассказать о персонаже, которого вы не можете даже представить: это Ростовщик», - сначала читаем название очерка «Ростовщик», после чего следует весь очерк^22.

В очерке дается очень подробный портрет ростовщика, он нам знаком: лицо его «бледно и тускло, оно походит на стертое позолоченное серебро, и я бы хотел, чтобы Академия позволила мне назвать его лунным ликом, - говорит автор. - Плоские волосы, тщательно причесанные и как будто посыпанные пеплом. Лицо бесстрастное, как у Талейрана: черты словно отлиты из бронзы. Желтый, как у куницы, глаз, почти лишенный ресниц. Заостренный нос и тонкие губы.

Этот человек всегда говорит тихо, мягким тоном и никогда не выходит из себя. Его маленькие глазки всегда защищены от света каскеткой, подбитой зеленым. Одет он в черное. Его возраст - загадка. Неизвестно, то ли он состарился прежде времени, то ли сохранил свою молодость, чтобы она ему служила всегда»²³.

«Гобсеке».

Далее следовало описание комнаты ростовщика, чистой, как жилище англичанина, где все изношено, начиная с коврика у кровати, до зеленого сукна на бюро. Комната напоминает келью старой девы, целыми днями вытирающей свою мебель. Камин никогда не горел, а зимой дрова, погребенные под пеплом, дымили без пламени. Изношенность вещей, холодный камин - все это характеризует основную черту ростовщика - скупость. Он экономит даже свои движения, и его жизнь размерена, как действия автомата, - говорит автор. Он неумолим со своими клиентами. «Иногда его жертвы громко кричат и выходят из себя, затем у него воцаряется глубокая тишина, как на кухне, где только что зарезали утку», - говорит автор, как нельзя лучше определяя словом «зарезали» истинный характер отношений ростовщика с его жертвами. «С 8 часов вечера этот человек-вексель превращается в обыкновенного человека: это - загадка превращения металлов в человеческое сердце. Тогда он потирает руки, и его веселость похожа на пустой смех «Кожаного чулка» но и при наибольших приступах радости разговор его всегда односложен. Таков сосед, которым наградил меня случай в доме по улице Гре, где я живу»²⁴, говорит автор.

Бальзак дает описание этого дома: «Дом этот - темный и сырой, без двора. Окна выходят только на улицу. Расположение комнат равной величины с одной дверью, выходящей в длинный, слабо освещенный, коридор, выдает, что дом когда-то был частью монастыря. Вид его так уныл, что веселость какого-нибудь папенькина сынка улетучивается прежде, чем он войдет к моему соседу. Дом и он походят друг на друга. Эта ракушка и ее скала»²⁵. Скудость и бесцветность жилища подчеркивают еще раз скупость самого ростовщика и его внешнюю незначительность. Он скуп настолько, что сам бегает пешком через весь Париж получать по своим векселям и вычитает при этом с клиентов по 2 франка в уплату извозчику. Он сам готовит себе кофе. У него нет слуги: старая привратница в определенный час убирает его комнату. «Наконец, по случайности, которую Стерн называл бы предназначением, этот человек называется г-н Гобсек («сухая глотка»)», - говорит Бальзак и заканчивает: «Теперь вы знаете предмет, который я кладу на операционный стол» ²⁶«Ростовщик», в «Опасностях» же они отсутствуют. Это вполне закономерно: они определяли творческое задание очерка как портрета ростовщика и стали лишними в большом произведении, где описывается не только ростовщик.

На этом кончается статическое описание типа ростовщика. Следующая часть очерка показывает этот персонаж в действии. Бальзак рассказывает о том, как однажды вечером он зашел к старому ростовщику и нашел его сидящим в кресле неподвижно; тот «развлекался», вспоминая свои утренние визиты за платежами к графине Эмилии Ресто (таково ее имя в очерке) и Фанни Мальво - белошвейке.

Гобсек рассказывает об этих своих посещениях особняка графини и мансарды гризетки. Давая попутно портреты и обстановку этих двух представительниц разных ступеней социальной лестницы, Бальзак рисует их также и как носительниц противоположных качеств - порока и добродетели. Их образы выразительны и законченны, это - яркие реалистические типы, живущие в очерке самостоятельной жизнью, несмотря на то, что они призваны лишь дополнить образ ростовщика. Именно здесь Бальзак дал свою первую развернутую реалистическую картину светских развращенных нравов, наметил тему распада аристократической семьи. Кроме Гобсека, здесь появляются все основные участники драмы - граф и графиня Ресто, ее любовник, пока что безымянный, получивший позже имя Максима дю Траля. Бальзак постепенно прибавляет к рисунку Гобсека все новые и новые штрихи. Вот Гобсек у графики. Он с удовольствием оставляет грязные следы на пышном ковре, в этом нельзя не видеть сознания им своей власти. Он рисует портрет графини, описывает ее великолепную спальню (этот пассаж нам знаком по «Гобсеку» 0. Л.) и, с осуждением глядя на графиню, думает: «Оплачивай твою роскошь, оплачивай твое имя, твою честь, исключительные права, которыми ты обладаешь. Есть трибуналы, суды, эшафоты для несчастных, не имеющих хлеба, но для вас, спящих в шелках, есть угрызения совести и скрежет зубовный, спрятанные под улыбкой, есть стальные когти, которые хватают вас за сердце»²⁷

Эти слова Гобсека звучали демократически и свидетельствовали скорее о демократических симпатиях самого автора, чем персонажа очерка.

Эти же демократические симпатии автора обнаруживаются и в сцене посещения Гобсеком белошвейки Фанни Мальво. Чистенькая комнатка, 'в которой она живет, трудится и героически борется с нуждою, гармонирует с ее духовно чистым обликом и дана как резкий контраст роскошной спальне развращенной графини.

«Мне показалось, что я находился в атмосфере искренности и простосердечия. Я дышал легко. Я заметил простую кушетку из дерева, увенчанную крестом, украшенным двумя ветками самшита. Я был тронут. Я почувствовал себя расположенным оставить ей и деньги, которые я взыскивал, и бриллиант графини; но я подумал, что этот подарок мог бы стать для нее роковым и, размыслив, оставил все по-прежнему, тем более, что за бриллиант могла заплатить более полутора тысяч франков какая-нибудь актриса или новобрачная. И потом, - сказал я себе, - у нее может быть есть кузенчик, который сделает себе из бриллианта булавку и скушает тысячу франков»²⁸. Бальзак здесь пытался изобразить борьбу двух начал - добра и зла, щедрости и жадности. - в душе ростовщика, не замечая фальшивости) этой ситуации. Ведь борьбу в душе Гобсека вызвали искренность и наивная сера Фанни, давно утраченные им самим, Это придавало образу ростовщика сентиментальные черты и позже Бальзак исправил эту погрешность против реализма. К этому мы еще вернемся.

Возвратясь от своих плательщиц, Гобсек философствует. Необходимо отметить, что все основные черты философии Гобсека, которые мы находим в последней редакции этого образа, уже заложены в очерке, точнее - в последнем, заключительном рассуждении Гобсека. Он говорит о своем ремесле, позволяющем ему «проникать... в самые глубокие изгибы человеческого сердца», видеть обнаженной чужую жизнь.

Он говорит о разнообразных зрелищах, преходящих при этом перед ним: «Об отвратительных язвах, смертельном горе, любви, нищете, которую поджидают воды Сены, радостях молодого человека, которые ведут его на эшафот, о смехе отчаяния и пышных праздниках. Вчера трагедия... завтра комедия» ²⁹. Его не волновали никогда прославленные ораторы, но жертвы его расчетов «потрясали его иногда могуществом своих слов». «Возвышенные актеры, они играли для меня одного, - говорит ростовщик. - Но меня нельзя обмануть. Я читаю в сердцах. Нет ничего скрытого для меня». Он говорит о том, что деньги дают ему власть над всеми: «ни в чем не отказывают тому, кто развязывает и завязывает кошелек. С его помощью покупают министров, совесть и власть, покупают женщин и их нежнейшие ласки… покупают все. Мы - молчаливые и неведомые короли жизни, потому что деньги, это - жизнь. Но если я обладаю всем, то я пресыщен всем. Нас в Париже тридцать. Связанные одними и теми же интересами, мы собираемся в известный день в кафе... Там мы разоблачаем все тайны финансов. Никакое состояние не может нас обмануть , потому что мы владеем всеми тайнами всех семей, и у нас есть черная книга, куда вписываются наиболее важные заметки об общественном кредите, банке и торговле... Как и я, все мы пришли к тому, чтобы, подобно иезуитам, любить власть и деньги ради самой власти и самих денег» ³⁰«Думаете ли вы теперь, что нет радостей под этой белой маской, неподвижность которой вас так часто удивляла?». Рассказчик возвращался ошеломленный домой. «Этот сухой старичок вырос. На моих глазах он превратился в фантастический образ: я видел воплощенную власть золота.

Жизнь, люди внушали мне ужас. Неужели деньги решают все? - спрашивал я себя»³¹. Этим кончался очерк «Ростовщик». Таков, был первоначальный образ Гобсека. Ясно, что все наиболее характерные черты Гобсека, известного по повести, выступают здесь четко. В частности, физический портрет Гобсека не претерпел никаких принципиальных изменений, ничего не изменено и в описаниях его жилища, достаточно характерного для подобного обитателя. Даже его философия власти денег в основном раскрыта в этом очерке. Власть денег рисуется не как мистическая, самодовлеющая, стоящая над жизнью общества, а как власть вполне конкретная, имеющая социальные корни: мы покупаем министров, совесть и власть, - говорит Гобсек. Этим определены место и рель ростовщика в буржуазном французском обществе. Бальзак дает образ скупца-ростовщика не как интересную только с психологической стороны парижскую «особь», а именно это и пытается доказать Лаланд, который называет этот очерк Бальзака «зоологическим этюдом в манере Бюффона», «историей страсти» и т. п.³²,а как фигуру социальную прежде всего.

Но все же некоторые взгляды Гобсека и черты его психологического склада претерпели в последующих редакциях весьма существенные изменения.

«эшафотах для бедняков», звучавшие слишком демократически в устах ростовщика, для которого, в сущности, не было ни богатых, ни бедных, а были лишь «должники». Это изменило образ Гобсека в сторону большего реализма. Эти слова звучали слишком по-авторски; позже Бальзак придал этому рассуждению гобсековский охранительный характер:

«Чтобы охранить свое имущество, богатые выдумали судей, а также гильотину - эту своеобразную свечу, о которую суждено обжигаться невеждам», - читаем мы в окончательном тексте «Гобсека» ³³. Эта последняя формулировка умерила резкость социальной критики очерка, но явилась более типической для рассуждении ростовщика.

Из экспозиции очерка ясен образ этого жестокого, неумолимого ростовщика, жертвы которого то кричат, то умоляют, равно безрезультатно. И сам он называет себя «неумолимым». Но этот образ не выдерживался Бальзаком в очерке до конца. Его ростовщик вдруг оказывается иным, способным на проявление сентиментальных чувств. Вспомним его посещения Фанни Мальво. Гобсек размягчается, сентиментальничает, восхищаясь Фанни, этой девушкой-труженицей. Он видит крест в ее изголовье. Он настолько расчувствовался (!), что готов не только простить ей долг в тысячу франков, но еще добавить к этому драгоценный камень, только что с трудом полученный в уплату долга от графини. Правда, скаредность все-таки побеждает, но этот пассаж все же снижает реалистический образ ростовщика и делает его ханжой. А ханжой Гобсек не был, он был откровенным, циничным хищником.

Этот сентиментальный пассаж был без изменения, как и весь очерк вообще, включен Бальзаком в повесть «Опасности порочной жизни» (очерк составлял первую ее часть «Ростовщик») и здесь он не расходился с общим идейным заданием повести, показывавшей, куда ведут дурные пути. Две других части повести - «Поверенный» и «Смерть мужа» - развертывали и дополняли образ Гобсека. Наряду с подлинно реалистическими, типическими чертами, которыми наделялся Гобсек (мертвая хватка хищника, неустанная погоня за наживой и т. д.), здесь можно было обнаружить и черты нетипичные, снижающие жестокий реализм этого образа.

«Он жаждет получить титул барона и крест», что ему и обещает виконтесса Гранье. Гобсек характеризовался, как человек, который теперь развлекается тем, что делает добро, как когда-то занимался ростовщичеством. «Он презирал людей, потому что читал в их душе, как в книге, и ему нравится изливать на них добро и зло поочередно, таков он представляется мне в виде фантастического образа Судьбы»³⁴,- заключал автор.

Итак, мы здесь видим раскаявшегося Гобсека, творящего добро, перешедшего на «стезю добродетели», в пример всем своим великосветским клиентам. Бальзак-реалист очень скоро увидел нетипичность такого конца карьеры своего ростовщика. Он переделывает «Опасности порочной жизни», меняет заглавие и в 1835 году в повести «Папаша Гобсек» ³⁵ дает более типический, более обобщенный образ парижского ростовщика. Художественное полотно повести развертывается здесь еще шире, вводится причудливая и жестокая биография Гобсека, рисующая его человеком, прошедшим сквозь большие испытания. Эту биографию мы читаем и теперь в окончательном тексте «Гобсека»³⁶. Двадцатилетняя скитальческая жизнь, испытания, опасности и наслаждения, Перечисленные утраты и удачи привели Гобсека к полному безразличию ко всему тому, что не являлось золотом.

«Бедная простушка! Она во что-то верила», - скептически восклицает Гобсек, видя буксовую веточку и крест в изголовье Фанни.

Философия Гобсека развертывается еще шире и глубже в другом, новом отрывке, который появляется впервые тоже лишь в «Папаше Гобсек». Этот отрывок также сохранен в окончательной редакции «Гобсека» . Гобсек говорит о том, что он ни во что не верит: «кто вынужден против воли броситься во все житейские водовороты, для того убеждения и моральные предписания - пустые слова». В жизни следует руководствоваться только одним чувством личного интереса, ибо есть только одно достоверное материальное благо - это золото «... ПОЕСЮДУ, - говорит он, - борьба между бедным и богатым, везде она неизбежна. Так уж лучше быть эксплуататором, чем эксплуатируемым».

Такова эта законченная циническая философия приобретателя и эксплуататора. В соответствии с этой философией чертит Бальзак и дальнейший контур Гобсека. Прежде всего коренным образом изменяется конец Гобсека. В "Папаше Гобсек" уже нет того раскаявшегося ростовщика, ставшего добродетельным, какой был выведен в «Опасностях порочной жизни». Здесь также нет ни одного слова о том, что Гобсек отказался от ростовщичества, что он ищет титула барона и крест, что он живет как барин и ездит только в карете. Все это слишком мелко и ничтожно для того, кто покупает самое Власть, и поэтому все это убирается Бальзаком из нового текста.

Последняя редакция «Гобсека» (1842) мало чем отличается от "Папаши Гобсека". Здесь убраны все детали, которые лишали четкости реалистический рисунок этого образа, все подчинен» единой цели - дать обобщенный и в то же время развернутый реалистический тип. Именно поэтому Бальзак освобождает образ Гобсека от остатков сентиментальности, которые в нем еще были. Так, Гобсек уже не собирается прощать долг Фанни Мальво, он чувствует себя способным лишь «предложить ей взаймы (всего только из двенадцати на сто!) чтобы облегчить ей покупку какого-нибудь доходного предприятия» ³⁷. И уже не чистота и наивная вера Фанни внушают ему эту мысль, а ее трудолюбие, в котором он видит залог возврата своих денег. Именно такое «движение души», более присущее ростовщику, более характерное для всего его морального облика, рисует теперь Бальзак.

строгость. Дальнейшая работа Бальзака над этим образом говорит о настойчивой, упорной и последовательной борьбе за реализм. Образ становился от редакции к редакции реалистичнее, суше, черствее, освобождаясь от малейшего налета сентиментальности, столь обильно приданной ему в «Опасностях порочной жизни». Одновременно он приобретал эпичность, становился олицетворением эпохи, так как подчеркивалась все сильнее социальная, даже государственная роль Гобсека: «После того, как Франция признала Гаити... Гобсек был назначен членом комиссии по ликвидации имущественных претензий и распределению взносов, следуемых с Гаити. Гобсек был ненасытным удавом этого большого дела»³⁸, - говорит Бальзак.

Облик Гобсека чрезвычайно дален от романтического преувеличения, какое есть, например, в образе Тайфера. («Шагреневая кожа»). Власть Гобсека освящена законами буржуазного общества, отсюда цельность и эпичность этого образа.

В последней редакции, то есть в повести «Гобсек» (1842 год) Бальзак нарисовал принципиально иной, 6олее закономерный, чем в «Опасностях порочной жизни», конец Гобсека. Его страсть к обогащению вела ко все большему и большему накоплению и закончилась вполне логически - патологией. Маркс так характеризует этот конец: «... у Бальзака, который основательно изучил все оттенки скупости, старый ростовщик Гобсек рисуется уже впавшим в детство в тот период, когда он начинает создавать сокровища, нагромождая товары» ³⁹.

Очерк «Ростовщик» представляет двойной интерес для исследования очеркового наследия Бальзака.

а обстоятельства, в которых оси живут и действуют, настолько типичны для Франции той эпохи, что приобретают значение исторических.

Кроме того, с помощью этого очерка можно наблюдать последовательное развитие одного из основных реалистических характеров «Человеческой комедии» - ростовщика Гобсека - в величайшее обобщение эпохи, созданное Бальзаком; можно увидеть, как Бальзак приходил от очеркового типа к развернутому художественному образу - обобщению.

Наблюдение над созданием образа Гобсека от ростовщика из очерка до героя повести позволяют поставить вопрос о том новом качестве, которое приобретает типизация в романах «Человеческой комедии».

Очерковые персонажи даются Бальзаком эскизно, хотя содержат в потенции все типические черты. В повестях «Человеческой комедии» они обретают широкий жизненный разворот, необходимый для всестороннего проявления их личности, типические обстоятельства здесь разрастаются до значения исторических, философия социальной личности приобретает черты философии эпохи. Все это и превращает очерковые персонажи в живые многогранные образы «Человеческой комедии».

Из анализа очерка «Ростовщик» особенно ясно видно значение в творчестве Бальзака очерка, вообще, как этюда для большого художественного полотна. Очень многие из очерков Бальзака, вначале изданные отдельно, включались им потом в те или иные произведения «Человеческой комедии».

Бальзаком, как социальная и моральная опора июльской монархии. Если банкиры и ростовщики стояли у власти и являлись таким образом ее непосредственной социальной опорой, то средняя и мелкая торговая буржуазия поддерживала режим Луи-Филиппа довольно, своеобразно. Усиленно пропагандируемая Луи-Филиппом умеренная философия буржуазной «золотой середины», стремлений к сохранению «порядка» находила в ее сознании самый живой отклик. Трусливое, мещанское тяготение собственника к «порядку», забота о своей «лавочке» заставляли эту среднюю и мелкую буржуазию всемерно поддерживать режим июльской монархии. Именно «лавочка» поставляла рядовых в Национальную гвардию.

Правда, национальная гвардия в июльские дни 1830 года стояла «Между инсургентами и войсками» и то переходила на сторону первых, то колебалась, что тоже было на руку восставшим , но с воцарением «короля лавочников» - Луи-Филиппа, она все больше и больше становилась стражем его монархии. Национальная гвардия активно помогала войскам в подавлении революционных восстаний и рабочих волнений, закономерно придя к решительному выступлению против рабочих баррикад в июне 1848 года. «В июньские дни никто с таким фанатизмом не боролся за спасение собственности и восстановление кредита, как парижская мелкая буржуазия - содержатели кафе и ресторанов, виноторговцы, мелкие купцы, лавочники, ремесленники и прочие. Лавочка всполошилась и двинулась против баррикады, чтобы восстановить движение, ведущее с улицы в лавочку», - говорит Маркс. Таков был конец «вольномыслия» национальной гвардии. Однако на протяжении июльский монархия не все было ясным для мелкой и средней буржуазии, а стало быть, и для национальной гвардии. Колеблясь и сомневаясь, будучи очень часто недовольной господством крупной финансовой буржуазии, будучи ущемленной этой последней, не выдерживая с ней конкуренции, недовольная своим политическим бесправием, мелкая и средняя буржуазия вставала подчас в оппозицию к июльскому режиму.

Это чередование оппозиционных и верноподданнических настроений мелкой буржуазии очень выразительно показано Бальзаком в его серии очерков, рисующих лавочников, всех мастей, бакалейщиков, национальную гвардию, рантье (очерки «Бакалейщик», «Мнение моего бакалейщика», «Лучший республиканец», «Филипотен», «Монография о рантье», «Гвардия», «Общественный порядок», «Продавец бюстов», «Вот человек!» и др.).

Очерк «Бакалейщик» появился впервые в «Силуэте» 22. IV. 1830 года ⁴⁰. В этом раннем очерке ярко видна реалистическая манера Бальзака. Беглому, но чрезвычайно выразительному и верно схваченному в деталях портрету бакалейщика сопутствует, дополняя его, также детальное, хотя и очень краткое, описание бытового антуража. Дав своего бакалейщика как тип наиболее ярко представляющий мещанскую среду, культивируемую июльской монархией, Бальзак показывает узость его духовных интересов и его косность. Бакалейщик «читает» Вольтера так, что смерть застает его на. 17-й странице предисловия. В гостиной у него висят гравюры: солдат - земледелец и «Атака на заставу Клиши» ⁴¹«что ему не чужды поэзия и изящные искусства, - говорит автор. - Он восхищается Поль-де-Коком и Виктором Дюканж, плачет на представлении мелодрамы... и понимает Эрнани. Много ли найдется французских граждан, достигших такой высоты?!»⁴², - иронизирует Бальзак.

Бальзак говорит о социальном значении этого типа, определяя его как «самую крепкую из всех социальных связей».

«Нами держится все» - говорят бакалейщики, и автор ставит вопрос: кто же более монарх, - король бакалейщика или бакалейщик короля? ⁴³. Этот очерковый образ еще не развернут, это - портрет, данный почти статически, но разносторонность характеристики дает возможность представить этот образ в действии.

Стиль первого варианта очерка "Бакалейщик" представляет историко-литературный интерес, как свидетельство становления реалистической эстетики Бальзака, его борьбы за реализм. Очерк написан в пародийном стиле. Бальзак высмеивает здесь надутость, ложную приподнятость, фразерство стиля романтиков и эклектической философской школы Виктора Кузена. Образцом пародии на стиль романтиков может служить начало очерка: «Существо возвышенное, существо непостижимое, источник жизни и отрады, света и наслаждения, образец безропотности! Все это совмещаешь ты в себе, о бакалейщик, и, в довершение своих достоинств, сам о том не подозреваешь!» ⁴⁴.

Лекции Кузена, которые Бальзак сам слушал в свое время, пародируются в следующем пассаже: «Из его (то есть бакалейщика. - 0. Л.) лавки проистекает, сказал бы Виктор Кузен, изумительная феноменологическая тройственность, или говоря языком новой школы, небесная трилогия; эта трилогия, эта тройственность, этот треугольник состоит из чая, кофе и шоколада, тройной сущности нынешних завтраков, источника всех дообеденных наслаждений» ⁴⁵.

Второй вариант очерка «Бакалейщик» Бальзак поместил в 1840 году в альманахе «Французы, изображенные ими самими»⁴⁶. Очерк расширен больше, чем вдвое. Пародийность стиля, как элемент злободневный, устранена. Бальзак вдумчиво и серьезно дает углубленный социальный образ бакалейщика. «В моих глазах, - говорит он, - бакалейщик... наилучшим образом выражает современное общество». Прежнюю социальную характеристику бакалейщика: "В моих глазах, - говорит он, - бакалейщик… наилучшим образом выражает современное общество". Прежнюю социальную характеристику бакалейщика: «Нами все держится» углубляет и дополняет новая: "Мы за все держимся". Эта формула придает образу уже исторические черты. Она подчеркивает основную черту, характерную для мелкой буржуазии, - мещанскую боязнь за существующий порядок и отсюда неустойчивость ее политических взглядов. Армия бакалейщиков, говорит Бальзак, поддержит все. "Быть может, она поддержит и то, и другое, и республику, и империю, и легитимистов, и новую династию, но поддержит несомненно. Поддерживать – ее девиз. Если она не станет за нынешний социальный строй, какой бы он ни был, кому она будет продавать?" ^47.

"избиратель, солдат национальной гвардии и присяжный заседатель» ⁴⁸. Это определяет общий облик лавочника, иным он быть не может. «Сограждане, всмотритесь же в него! Что вы видите? Вообще говоря человека низенького, толстощекого, с животиком, хорошего отца, хорошего супруга, хорошего хозяина. Этим все сказано»⁴⁹, - заканчивает Бальзак портрет бакалейщика.

Последний вариант очерка, осложнен появлением новых образов - жены бакалейщика, его сына, преемника, что значительно расширяет характеристику главного персонажа, делает ее более разносторонней и раскрывает обстановку, в которой действует герой. Бальзак прослеживает возможный жизненный путь бакалейщика, который заканчивается паразитическим существованием рантье. Если в первом варианте очерка образ бакалейщика походил на легкую карикатуру, нанесенную тонким карандашом, то во втором варианте этот образ уже не только живописный портрет со всяческими аксессуарами (бытовыми и социальными), это - социальный тип, помещенный и действующий в типических обстоятельствах.

Очерк «Мнение моего бакалейщика», помещенный в «Карикатуре» (7. IV. 1831 г.), рисует политические взгляды бакалейщика Бакалейщик недоволен застоем в делах конкуренцией и войной, которые сводят его к бедственной роли украшения прилавка, так как никто ничего не покупает. На вопрос автора о лучшей форме правления бакалейщик высказался за «республику без войны и привилегий, где все граждане были бы совершенно свободны и необычайно равны во всем, за исключением права, становиться лавочниками». Из этого политического идеала бакалейщика видно, что в своей основе он очень мало в чем «расходился» с режимом Луи-Филиппа.

«Как случается, что шпоры комиссара полиции мешают торговле»,помещенном в «Карикатуре» 29. XII. 1831 г. под псевдонимом Эжен Мориссо. Увидев полицейского комиссара в шпорах и сделав из этого вывод о готовящемся подавлении восстания, владелец табачной лавочки Мушине в испуге прибегает домой, спешно прячет дорогие сорта табаку (чем и лишает себя возможности продавать его) и просит жену приготовить ему форму национального гвардейца. На вопрос перепуганной жены, «на какой улице восстание», табачник отвечает, что восстания пока нет, но если Допустить, чтобы оно началось, хотя бы после полудня, «то при фонарях могут уже объявить республику». Если учесть, что это событие происходило вслед за польским восстанием, когда, как говорит автор, император Николай преследовал кое-какие остатки поляков (то есть повстанцев, нашедших убежище во Франции – О. Л.), с помощью услужливого министерства Жискэ вплоть до Бержера» (Жискэ - префект позиции), то станет ясным происхождение слепого страха обывателя перед якобы надвигающейся со всех сторон угрозой восстания.

Стремление пробиться поближе к трону, добиться наград, верноподданническая услужливость лавочников является предметом насмешек Бальзака в таких его очерках, как «Особое затруднение», «Вот человек!» ⁵⁰. Реакционная роль национальной гвардии, как душителя народных, рабочих восстаний ярко и сатирически беспощадно заклеймена очерками «Лучший республиканец», «Вот человек!», «Знакомство»⁵¹ и др. В очерке «Лучший республиканец» выведен один такой «ревностный защитник трона, окруженного республиканскими учреждениями»⁵², торговец ночными колпаками Боннишон, «добровольный ополченец», «гражданин земли обетованной... наследник блеска Луи Великого», как иронически называет его Бальзак. Он живет в «республике», скроенной точно по его мерке», и ставит на визитных карточках:

«Боннишон, торговец ночными колпаками, гражданин лучшей из республик»⁵³. Как известно, в июле 1830 года. в ответ на народные требования республики, Лафайет вывел Луи-Филиппа на балкон ратуши и представил народу со словами: «Вот лучшая из республик!» Этот исторический эпизод и является объектом сарказма Бальзака. Бальзак едко называет июльскую монархию республикой, скроенной по мерке лавочников.

Боннишону, командующему ротой национальных гвардейцев, во время восстания на улице Сен-Дени проломили голову цветочным горшком, сброшенным с верхнего этажа, и, кроме того, разгромили его лавку с ночными колпаками. Побитый Боннишон горько сетует на повстанцев, не оценивших его заслуг перед родиной.

Но если этот комический персонаж жалуется на подобную оценку его верноподданнических чувств, то другой лавочник, фабрикант позолоченных вещей Делатт из очерка «Вот человек!» добивается орденов за проявленную инициативу в подавлении «политического мятежа в ночь с 18 на 19 октября 1830 года на площади Пале-Рояль»^54.

Карательные меры Казимира Перье и национальной гвардии против рабочих выступлений чрезвычайно остро, сатирически высмеяны в очерке «Знакомстве». Как известно, К. Перье применял для разгона народных демонстраций водяные насосы, помпы, за что и был прозван Казимиром Помпье, то есть пожарником⁵⁵«Общественный порядок» и др. Очерк «Знакомство»⁵⁶ рассказывает как раз об одном таком инциденте на площади Пале-Рояль. Очерк рисует эту площадь, заполненную обеспокоенным народом, и «пожарников», разгоняющих его с помощью помп. Сочувствие Бальзака всецело на стороне народа, он говорит о том, что «гася» таким образом общественные беспорядки, эта правительственная пожарная машина разжигает народную ненависть. Он с величайшим удовольствием рисует народную «реакцию» на эти правительственные меры: кто-то из толпы, подкравшись незаметно сзади к офицеру, командующему отрядом «пожарников», надевает ему на голову ведро с водой. Мокрый офицер, тщетно пытается освободиться от этого нового головного убора, вертится, как безумный и изрыгает дикие проклятия, а народ одобрительно хохочет.

История неудавшегося свидания франта и гризетки, составляющего главный сюжетный узел очерка, образы их, выписанные, хотя и бегло, но чрезвычайно реалистически заслоняются картиной народного волнения которое и превращается в главное событие очерка. Необходимо отметить особенности художественного мастерства Бальзака в этом очерке. Здесь нет описания восставших масс, Бальзак лишь упоминает о толпе обеспокоенного народа, заливавшей мостовую. Однако мы слышим голоса этого народа. Этот эффект достигается воспроизведением живых восклицаний народной массы. Так, в ответ на проклятия злополучного офицера-«пожарника» со всех сторон несутся поощрительные возгласы и смех народа: «Ах! Ха-ха-ха! Браво! Ore! Знатно! Хо-хо-хо!».

Образом-символом, величайшим обобщением эпохи июльской монархии является сатирический образ бакалейщика Филипотена из очерка того же названия⁵⁷. В нем как бы слились все многочисленные очерковые образы бакалейщиков Бальзака, всех этих Боннишонов, Митуфле, Мушине, Делаттов, и создали яркий развернутый типический образ лавочника, образ, олицетворяющий целую эпоху в истории Франции. Все наиболее характерные черты представителей среднего торгашеского мира воспроизведены в образе Филипотена. Рисуя его внешний и внутренний облик, бытовую обстановку, Бальзак шаг за шагом описывает его политическую жизнь на фоне исторических событий Франции. В сатирическом и реалистическом образе этого баи лепщика, как в зеркале, отражены колебания и политическая неустойчивость мелкой и средней буржуазии этого периода. Ill первой реставрации Филипотен - «либерал», то есть бонапартист, но кричать «виват» Наполеону он отваживается, лишь. спрятавшись меж двух матрацев, чтобы его никто не мог услышать...

«jnste-milieu». Его «участие» в июльской революции 1830 года Бальзак иронически описывает так: «Дожив до 27 июля, Филипотен не знал, что делать; «Конституционалист» не выходил, он воздержался тоже. 28 июля он обошел свои погреба, чтобы проверить состояние сыров и устриц. В продолжении вечера 29-го (то есть, когда революция уже закончились - 0. Л.) его негодование разразилось по всем направлениям, и. ему помешали идти брать Лувр, только уверив, что патриоты там хозяйничают уже с утра»^58.

Итак, революция произошла без участия этого лавочника. Но по окончании ее и началась политическая карьера Филипотена. В уплату старых долгов и за новые ссуды правительству ему предлагают сначала парламентское кресло, потом орден. «Он пришел простым бакалейщиком, а ушел награжденным за июль». Филипотен настолько польщен тем, что сам король жал ему при награждении руку, что не может в течение 15 дней решиться вымыть свою руку, к которой прикасалась королевская длань. Вот настоящий король лавочников!»⁵⁹, - восклицает он. Он становится верноподданным, национальным гвардейцем, командует ротой «в блестящей атаке против нескольких беззащитных» (так называет Бальзак повстанцев 1831-1832 годов). Он убивает «врагов трона и прилавка». Он жертвует режиму Луи-Филиппа всем своим имуществом в надежде на блестящее назначение, бранит республику и кричит: «Да здравствует «juste-milieu!» «вот обязательный защитник системы, которой он не понимает.

В доме Филипотена «все дышит теми чувствами, которые его воодушевляют. Длинная вереница портретов украшает его столовую... это портреты монарха и его августейшей семьи»⁶⁰. Известно, что у Луи-Филиппа была чрезвычайно многочисленная семья, что являлось источником насмешек для сатирических, оппозиционных журналов и карикатуристов. «Карикатура» издевалась также и над демагогическим хвастовством Луи-Филиппа участием в битвах при Жемаппе и Вальми в 1792 году на стороне революционных французских войск. Он так часто об этом напоминал, что «Карикатура» изобразила, его в виде трехцветного попугая, выкрикивающего лишь один отрет на все вопросы: «Вальми! Жемапп!»^61.

Обстановка у Филипотена тоже свидетельствует о его политических склонностях; у него полосатые, трехцветные, как национальный флаг, обои, его мебель также украшена трехцветной тканью. Филипотен настолько боится оскорбить его величество короля, что у него за обедом никогда не подаются груши. Это потому, что карикатуристы того времени очень часто изображали Луи-Филиппа в виде груши из-за сходства его головы и чрезмерно тучного тела с этим плодом. «Груша», равно как и «зонтик» (Луи-Филипп любил гулять по Парижу одетым, как простой буржуа, с зонтиком в руках), "стали сатирическими символами «короля-буржуа» во французской карикатуре и оппозиционной сатирической прессе. Бальзак многократно обыгрывает в своих очерках эти «признаки» королевской особы. Так в «Монографии о рантье» он говорит, что задержанному на улице во время рабочих волнений добропорядочному буржуа достаточно показать свой зонтик как свидетельство благонамеренности, чтобы быть отпущенным.

Бальзак настолько сближает образ Филипотена с образом самого Луи-Филиппа, что они как бы сливаются. Порой трудно понять, кого из них Бальзак имеет в виду. Даже имена Филипотена и его сына Пулотена, являясь уменьшительными от имени Луи-Филиппа и сатирической клички его старшего сына - Пуло (Grand Poulot), свидетельствует о духовном родстве этих очерковых персонажей с их повелителем. Образ Филипотена - воплощение морального ничтожества - является двойником Луи-Филиппа. Однако, стремясь быть историком, Бальзак разделяет образы лавочника и его монарха, рисуя характерный конец своего героя. Он показывает, как Филипотен, связав все свои чаяния с режимом Луи-Филиппа и принеся ему в жертву свою «лавочку», разочаровывается в июльском режиме, ибо получает вместо ожидаемой префектуры всего лишь должность привратника в одном из королевских замков. Филипотен негодует, покупает красную шапку, идет на баррикаду, где и гибнет, собственно, сам не зная во имя чего. Он гибнет на рабочей баррикаде, борясь за лавочку. Этот внешне парадоксальный конец Филипотена, его внезапное «полевение», как следствие провала всех его. надежд на блестящее будущее при июльском режиме, в сущности, чрезвычайно характерно для мелкой буржуазии, отличительными чертами которой и были постоянные колебания и политическая неустойчивость, вытекающие из ее социальной роли.

Сатирический образ Филипотена приобретает широкое и обобщающее значение. В этом образе отразилось как нравственное убожество и меркантилизм, так и исторический, стихийный протест мелкой буржуазии против засилья крупных финансовых хищников. Собранный, как мозаика, из многочисленных и разносторонних очерковых, публицистических, подчас сатирических зарисовок 1830-1832 годов, образ Филипотена приобрел чрезвычайную жизненную выразительность и реалистическую законченность. Внутренний мир и поступки персонажа поставлены Бальзаком в зависимость не от биологической среды, как это делало большинство его современников-очеркистов, а от социально-исторической обстановки, от хода истории, который автор смог увидеть так глубоко только благодаря публицистическому подходу к оценке общественных явлении и типов.

Типические обстоятельства, в которые поставлен этот персонаж - это события французской истории эпохи июльской монархии. Показ исторической перспективы в этом замечательном сатирическом очерке Бальзака поистине поражает своей широтой. По силе обобщения и художественным достоинствам этот очерк близок к большим полотнам «Человеческой комедии».

«Две человеческие судьбы, или новое средство выйти в люди»⁶2. Выведенные здесь авантюристы Рипопет и Маклу, не найдя иного заработка, нанимаются в торжественные дни «поднимать общественный энтузиазм, вмешиваясь в толпу, кричать как безумные: «Да здравствует такой-то!» ⁶³ Их нанимают также «в числе других друзей... общественного порядка и королевства, основанного в июле», подавлять восстания, убивать повстанцев. «К несчастью, они убили всего только 52 республиканца, из которых было 25 женщин, 13 детей и 12 стариков»^64, - иронизирует Бальзак, - я их прогнали. Лишившись и этого заработка и побывав в тюрьме, они стали шуанами на вандейской дороге. И здесь один из них, Рипопет, нашел себя. Он составил себе с помощью грабежей, убийств, поджогов и насилий ужасное имя.

«Власть, не имея возможности схватить, ласкала его, задабривала, простила и наградила очень щедро… Теперь Рипопет счастлив, у него есть место... и он хлопочет о почетном кресле» ⁶⁵

Этот очерк свидетельствует о том, что Бальзак уже в начале 30-х годов мог наблюдать нарождающуюся политическую ориентацию правительства Луи-Филиппа на уголовные элементы французского общества Роль люмпенпролетариата как одной из опор правительства французской буржуазии, как известно, особенно сильно возрастет позже, при Луи Бонапарте, о чем говорят Маркс и Энгельс в своих работах по истории Франции этого периода. Весьма любопытен образ Рипопета, предваряющего позднейший образ Вотрена, его последнее воплощение. Отметим кстати, что черты Вотрена и факт привлечения уголовного преступника на государственную службу описаны Бальзаком также в очерке «Рассказ солдата»⁶⁶.

Очерк «Две судьбы» интересен и как иллюстрация политических взглядов Бальзака этого периода. Здесь он разделывается и с монархией Карла Х (при поддержке которого процветают контрабандисты Рипопет и Маклу) и с монархией Луи-Филиппа, показывая ту и другую в настоящем свете. Бальзак допускает здесь резкие выпады и против легитимизма и его опоры - аристократии. Так, рисуя «деятельность» Рипопета на вандейской дороге, Бальзак говорит: «Он не ограничился тем, чтобы убивать прохожих, присваивать их кошелек и внушать им любовь к легитимизму. Он всегда был честолюбив...» 3 и стал почетным членом общества. «Кто знает? - вопрошает Бальзак. - Не так ли начался знаменитый род Монморанси?», то есть одной из самых знатных аристократических фамилий Франции, кровно связанных с королевской династией.

Так Бальзак подвергает сомнению законность происхождения богатства и власти старой аристократии, опоры легитимизма.

Из анализа политических очерков Бальзака видна оплодотворяющая роль публицистической деятельности в становлении его реализма и в общем направлении его творчества. Публицистика, как род общественной деятельности, помогла Бальзаку найти ту основную социальную пружину, которая приводит общество в движение, направила внимание Бальзака на большие социальные темы. В плане совершенствования художественного мастерства публицистика, особенно сатирическая форма ее, способствовала выработке приемов типизации, широкого обобщения, так как сатира требовала наибольшей выразительности при наибольшей краткости.

них почти отсутствует и интрига. Они не содержат развитого действия, и сюжет их в большинстве случаев несложен. Этими чертами прежде всего они и отличаются от «Человеческой комедии»,

Политические очерки свидетельствуют также о подъемах и спадах в политических воззрениях Бальзака и как нельзя лучше отражают его противоречия в этой области.

Очерки начала 30-х годов говорят о том, что легитимистские взгляды Бальзака, развиваемые им еще в «Праве первородства» (1824 год), в период Июльской революции 1830 года претерпели существенные изменения.

В очерках с яркой антироялистской окраской («Тайное собрание карлистов», 1831 год, «О карикатурах», 1830 год) он позволяет себе резкие оценки трона и алтаря.

Он оценивает роялистов, как честолюбцев, которые, захватив власть, «вскоре сами разрушили бы ее, желая обладать ею каждый отдельно» ⁶⁷«благе и счастьи Франции». Он смеется над усилиями Карла Х восстановить феодальную монархию. Он видит, как «старый трон и старый алтарь, изношенные, источенные червями, заплатанные и разбитые пытаются опереться друг на друга и падают оба»⁶⁸.

Вместе с тем, существует ряд очерков, этой же поры, в которых демократические симпатии Бальзака, в частности, его сочувствие к рабочему, выражены чрезвычайно ярко, а защита прав народа на его долю в завоеваниях революции звучит сильно и убедительно. Таковы очерки «Две встречи в один год», «1831» или очерк 1844 года «Уходящий Париж». В последнем Бальзак называет лионских ткачей «жертвами», говорит о том, что «в любой отрасли промышленности есть свои собственные лионские ткачи» ⁶⁹. В то же время ряд очерков и статей 1832 года говорят о роялистских взглядах Бальзака («Отказ», 1832).

Все это свидетельствует о борьбе противоречий в политических взглядах Бальзака, о сто поисках какого-то решения политических вопросов. Очерки, а также обращение к положительному герою-республиканцу в романах «Человеческой комедии» 30-х-40-х годов, убеждают в том, что, независимо от монархических взглядов Бальзака, его симпатии к народу, к рабочему были постоянными и направляющими во всех его исканиях. В основе его монархических заблуждений всегда лежало не своекорыстие, а стремление к благу Франции, к благу французского народа, к установлению такой формы правления, при которой нация, народ был бы устроен наилучшим образом.

Однако необходимо учитывать, что народное благо Бальзак понимал ошибочно и связывал его возможность лишь с абсолютной монархией. Сочувственное изображение революции как всенародного дела и резкая, непримиримая критика монархии Луи-Филиппа как итога июльской революции в очерках Бальзака свидетельствуют о наличии, а затем о разрушении иллюзий Бальзака, связанных с этой революцией, о крушении надежд на лучшее будущее для Франции при таком правительстве, как монархия Луи-Филиппа.

«О положении роялистской партии»)⁷⁰ и его вступление в реакционную партию роялистов.

Принято считать монархизм Бальзака неизменной политической позицией. В этот взгляд следует внести некоторую поправку.

Горячее сочувствие в изображении июльского восстания 1830 года как акта величайшего самопожертвования трудовых касс, как движения народа, восставшего за свои права, резкое разоблачение последующего за ним обмана народа буржуазией, предательства ею интересов народа и захвата всех завоеваний революции, пронизывают очерки Бальзака начала 30-х годов («Две встречи в один год», «1831», «Министр», «Великие акробаты» и др.).

30-е годы ознаменованы появлением в творчестве Бальзака героя из народа (Людовик Верньо - «Полковник Шабер», 1832, Буржа - «Обедня атеиста», 1836), затем положительного героя-республиканца (Мишель Кретьен - «Утраченные иллюзии», 1837-1839-1843, «Тайна княгини Кадиньян», 1839).

«Пармская обитель», сравнивает своего Мишеля Кретьена с персонажем «Пармской обители» - суровым итальянским республиканцем Ферранте Палла Бальзак восхищен духовным величием этого человека, бескорыстием, преданностью, силой его убежденности:

«Палла Феранте... приковывает ваш взгляд вызывает ваше восхищение. Вопреки вашим убеждениям, конституционным монархическим или религиозным, он покоряет вас. Великий в своей нищете, он прославляет Италию». В этой же статье, в последующих словах Бальзака о нивелировке всех характеров и страстей во Франции под давлением буржуазных законов и под влиянием «мундира национальной гвардии», то есть общего строя июльской монархии, звучит не только острое сожаление художника, не видящего сильных характеров и страстей, как объектов для изображения, но и протест гуманиста против засилия удручающей тупости, тусклой ограниченности или отвратительного авантюризма биржевиков и лавочников, опоры июльской монархии, пытающихся сформовать лицо Франции по своему подобию.

Итак, поиски истинно положительного героя могут пойти только в направлении, указанном образами народных героев из очерков и Мишеля Кретьена, подтверждение этого мы видим в образе республиканца Низерона («Крестьяне», 1844 год), «твердого, как железо и чистого, как золото». Рисуя этого защитника народных прав, настолько честного, что он являлся совестью местечка, убежденного республиканца, отдавшего на защиту республики своего единственного сына, Бальзак замечает: «республика могла бы показаться приемлемой, если бы она руководилась его принципами», (подчеркнуто мною. - 0. Л.). "Если бы она руководилась его принципами" - от этих слов уже не так далеко до "Политического исповедания веры", которое Бальзак написал 17 апреля 1848 года. Это были те дни, когда по словам Маркса после февральской революции «на всех стенах Парижа красовались исторические исполинские слова: Французская республика! Свобода, Равенство, Братство». «Как раз в это время, немедленно вслед за февральской революцией, восстали немцы, поляки, австрийцы, венгры, итальянцы, - каждый народ сообразно с особыми условиями своего положения. Россия и Англия, последняя сама захваченная движением, первая запуганная им, не были подготовлены к вмешательству. Таким образом, республика не встретила на своем пути ни одного национального врага»⁷¹, - говорит Маркс. Бальзак, конечно, не мог пройти мимо такого широкого распространения революции в Европе, свидетельствовавшего о ее назревшей исторической необходимости.

«Политическое исповедание веры» яркое доказательство того, что революционные события и мощный исторический реализм Бальзака, то необычайное понимание им реальных отношений, которое отмечают Маркс и Энгельс, толкали его к пересмотру своих монархических позиций и привели к признанию республики как формы правления. Эта тенденция, наметившаяся еще с 1830 года, зрела где-то в глубине сознания Бальзака, под грузом его роялистских воззрений. «Пусть новая республика будет могучей и мудрой... Вот мое пожелание, и оно равносильно всем исповеданиям веры!»⁷²«идеальная» монархия невозможна (а Бальзак уже видел, что она невозможна), то пусть республика будет могущественной и мудрой!

Бальзак был в это время уже тяжело болен, ничего не писал, он умер через два года после того, как высказался за республику. Он не успел реализовать это свое последнее слово в художественной практике. Но как бы то ни было, можно с уверенностью сказать, что ни буржуазная республика 1848 года, омытая в крови июньских инсургентов, ни, тем более, вторая империя Луи Бонапарта не смогли бы удовлетворить его требованию «мудрого и могущественного правительства», именно вследствие их антинародной, ярко выраженной буржуазной хищнической сущности, которую Бальзак так страстно обличал в лице июльской монархии.

Таким образом, очерки Бальзака 30-х годов намечают ту эволюцию в политических взглядах Бальзака, о которой свидетельствуют образы положительных героев-республиканцев в 30-40-е годы в «Человеческой комедии» и «Политическое исповедание веры» 1848 года.

СОЦИАЛЬНО-БЫТОВЫЕ ОЧЕРКИ 30-х ГОДОВ

В очерках этого цикла разрабатывается также ряд тем. Прежде всего, - тема обличения фальши, пустоты и бессодержательности аристократической светской жизни, а также праздности, аморализма и разложения высшего света. Именно об этом говорят очерки «Высший свет», «Праздный и труженик», «Бедный богач», «Антракт», «Что рассказывают перчатки о нравах», «Булонский лес и сад Люксембург» и др.

«Высший свет»)⁷³, Бальзак показывает целую галерею его участников всех рангов, состояний и возрастов, раскрывая внутренний мир каждого из них. Высший свет представлен Бальзаком как скопление эгоистических, корыстных и хищных устремлений, скрываемых за притворными светскими улыбками и блестящими манерами. Здесь все лживо и искусственно: и веселье, и улыбки, и танцы. «Я предпочитаю шабаш каторжников, когда их заковывают или выпускают на прогулку. Это ужасно, но истинно!.. Вот там веселье без задних мыслей... Я предпочитаю приводу», - говорит Бальзак ⁷⁴, вынося свой суровый приговор высшему свету.

За внешним блеском высшего света скрывается аморализм и преступность. Это Бальзак с большим реализмом показывает в очень коротком, прекрасно завершенном и композиционно слаженном очерке «Антракт». Этот очерк появился впервые в «Карикатуре» (Октябрь 1830 года). Герой очерка, светский молодой человек Станислав Б... убивает ударом молотка в переносицу своего старого богатого родственника, ловко доказывает алиби и получает наследство. Хотя рее убеждены в его виновности, он принят в обществе и слывет порядочным человеком, на том основании, что у него шестьдесят тысяч годового дохода, восхитительный экипаж и огромное влияние. «Разве не приходится видеть каждый день, каким почетом окружены злостные банкроты, подделыватели и веры? Почему же закрывать доступ в свет убийце?» ⁷⁵ - спрашивает Бальзак, обобщая и типизируя героя и его преступление, Этот очерк любопытен еще и тем, что образ Станислава Б... предваряет такие типы позднейших произведений Бальзака, как «принц богемы» Пальферин и Максим дю Трайль.

«Принц богемы», 25. П. 1840 года, опубликованном в "Review parisienne" под названием «Фантазий Кладины», то есть почти через 10 лет после очерка «Антракт». Станислав Б... из очерка «Антракт», предшественник Пальферина, и был именно таким представителем богемы из обедневшей аристократии, который вырвался из круга материальных невзгод лишь с помощью преступления. Таков же и другой великосветский «разбойник в желтых перчатках» - Максим дю Трайль, образ которого был намечен в очерке «Ростовщик» (1830) и развит в повести «Гобсек» (1842). В повести «Тайна княгини Кадиньян» (1839) Максим дю Трайль выведен как «браво высшего полета, не веривший ни в бога, ни в черта, способный на все...». Он обладает очаровательными манерами и сатанинским умом, «он всем внушал в равной степени страх и презрение», но никто не осмеливался высказывать ему это презрение. Образ Станислава Б... из очерка «Антракт» особенно близок Максиму дю Трайль. Если у Пальферина еще остается кое-что от живости и искренности чувств, пусть очень неустойчивых, то у М. дю Трайль, как и у Станислава Б... над всем господствует холодный расчет. Дю Трайль, прослывший «самым ловким, самым хитрым, самым образованным, самым смелым, самым тонким, самым предусмотрительным из всех пиратов в желтых перчатках, с кабриолетом и прекрасными манерами. У него нет ни совести, ни чести...», - этот М. дю Трайль многими чертами обязан Станиславу Б... из очерка «Антракт». Так ранний очерковый персонаж, содержа в себе характернейшие черты эпохи, дал жизнь одному из наиболее колоритных типов «Человеческой комедии».

Лаконичный язык, живой типический образ, стремительность темпа и драматичность действия, поразительная общая слаженность этого очень маленького очерка свидетельствует о том, что реализм Бальзака проявился здесь в полной мере. Тема убийства, так часто разрабатываемая "Неистовыми романтиками", получила в этом очерке Бальзака предельно реалистическую трактовку, свидетельствуя о критическом восприятии и осмыслении автором явлений действительности.

Тот же суровый приговор высшему свету выносит Бальзак и в очерках «Праздный и труженик», «Бедный богач», «О панталонах из козьей шерсти», «Булонский лес и сад Люксембург» ⁷⁶. В этих очерках отчетливо звучит тема труда и творчества, которые Бальзак противопоставляет праздной и пустой жизни обеспеченных классов. В очерке «Булонский лес и сад Люксембург» эта тема приобретает полемическую заостренность. Здесь в противоположность писателям, которые, рисуя французскую молодежь, имеют в виду лишь моральное различие между отдельными ее представителями, Бальзак выдвигает другой принцип характеристики: сословный, классовый. Он призывает ко всестороннему описанию картин жизни, которые проносятся перед художником, то есть к подлинному типизированию, а не морализированию. Светской, фешенебельной молодежи, гарцующей на великолепных лошадях в Булонском лесу, Бальзак противопоставляет другую французскую молодежь, трудовую, учащуюся, живущую не в аристократических кварталах, а в предместьях, «... эти молодые люди менее грациозны, менее элегантны..., но именно среди них рекрутируются все знаменитости эпохи: юстиция, адвокатура, наука, искусства принадлежат им; их дни, иногда и ночи, посвящены труду, и именно так создаются в тиши публицисты, поэты, ораторы»⁷⁷.

Симпатии Бальзака явно на стороне этой последней молодежи, с которой он связывает будущее Франции. Можно назвать ряд образов «Человеческой комедии», в которых Бальзак прославляет бескорыстное творчество; таковы - ученый Клаэс, изобретатель Сешар, писатель д'Артез, талантливый политический деятель Зефирин Марка, врач Бьяншон и др.

«Булонский лес и сад Люксембург». Этот очерк был впервые опубликован Бальзаком 12. VI. 1830 года в «Моде». Через четыре года с некоторыми несущественными изменениями он был помещен в IV томе издания «Новых картин Парижа в XIX веке» (1834-1835) под названием «Парижская молодежь». Одновременно Бальзак включает его и в повесть «Златоокая девушка» (III и IV том «Сцен парижской жизни», 1834-1835), где мы можем прочесть его и теперь.

Еще в «Физиологии брака» (1829) Бальзак писал о том, что грубый материальный расчет характеризует буржуазное общество и все его институты, в том числе и институт брака. В социально-бытовых очерках 30-х годов он снова возвращается к вопросам семьи, построенной на денежных интересах, к вопросам воспитания детей. Он дает яркие картины из жизни мещанской обывательской семьи с неизбежным адюльтером, рисует ханжество, лицемерие буржуазной морали. Круг этих вопросов составляет тему очерков: «В пансионате молодых девиц», «Мастерская одного художника», «Борьба», «Семейная картинка», «Образчик разговора на французский лад», «Непоследовательность», «Мадам Всёотбога» и др.

Бальзак осуждает буржуазную систему женского воспитания, которая сводится к тому, что из девушки готовят лишь «живое украшение салона», послушную, увенчанную цветами рабыню будущего мужа, безропотно надевающую брачные цепи, неважно чьей рукой протянутые, «лишь бы они были позолоченными». Изломанные таким воспитанием женщины растрачивают свою молодость на пустяки (очерки «В пансионате молодых девиц», «Мастерская одного художника»).

Часто, вопреки их воле, отданные родителями более выгодному жениху, они бросаются в адюльтер или гибнут безмолвными жертвами (очерки «Образчик беседы на французский лад» - «Аборт», «Борьба», «Семейная картинка» и др.). Так н очерках снова звучат та же критика и те же требования правильного воспитания женщин и устроения браков по личной склонности, что и в «Физиологии брака».

Лицемерие, доведенное до своего высшего выражения - ханжества, жестоко высмеивается Бальзаком в сатирическом очерке «Мадам Всёотбога» ⁷⁸ По разящей силе антикатолического обличения этот очерк может сравниться с повестью «Герцогиня Ланже» (1833). Но если тема извращающего влияния католицизма на человеческую природу и психику разрешена в последней в зловещих, трагических тонах, то в очерке она разработана в тоне язвительной насмешки.

Богомолка и сплетница, мадам Всёотбога дает напрокат стулья в одной из церквей аристократического квартала. Она настолько увлечена миссией спасения души своих прихожан, что переносит свое рвение даже на спасение душ... собак! Отдавая своего песика Тоби на излечение к ветеринару, она убедительно просит не давать ему мяса по пятницам. Очерк этот дает художественно выразительный сатирический образ ханжи и является интересным свидетельством антикатолического), антицерковного вольномыслия Бальзака. Трудно поверить после «Мадам Всёотбога» и «Герцогини Ланже» в возможность радикальной перемены взглядов Бальзака в этой области, в его католическую ортодоксальность.

Не удивительно, что католики так и не верили ему до конца, видя, что художественная практика Бальзака противоречит его теории католицизма.

Множество очерков, ранее опубликованных самостоятельно, включено Бальзаком в романы. Кроме уже упоминавшихся нами, таковы очерки «Мелкий торговец», помещенный впервые в «Карикатуре» 16/ХП 1830 года и «Парижская молодежь» («Мода» 12/VI 1830 года), включенные Бальзаком в «Златоокую девушку» (1834-1835); очерки «Последний наполеондор» («Карикатура» 16/ХП 1830 года, «Оргия» («Revue des Deux Mondes», Mai. 1831) и «Самоубийство одного поэта» («Revue de Paris» 27/V 1831 года), как уже упоминалось, вошедшие в «Шагреневую кожу»; очерки «Туреньский пейзаж» и «Последний смотр войск при Наполеоне» («Карикатура» 25/XI 1830 года), целиком включенные в «Тридцатилетнюю женщину» (1831-1844) и очень многие другие. Мы не анализируем этих вошедших в «Человеческую комедию» и утративших самостоятельное значение очерков; это не входит в наши задачи. Мы коснемся лишь некоторых очерков 30-х годов, хотя и вошедших в «Человеческую комедию», но не утративших самостоятельного значения, и очерков использованных Бальзаком частично в позднейших романах «Человеческой комедии».

Таков очерк «Провинциал»⁷⁹«Карикатуре» 12/V 1831 года и использованный через 15 лет в повести «Комедианты неведомо для себя» (1846), а также очерк «Провинциальная женщина» (1841), включенный в роман «Провинциальная муза» (1843).

Очерк «Провинциал» рисует приехавшего в Париж провинциала. Он преисполнен уважения к собственной персоне, и на том основании, что дома он - лицо заметное, первый остряк и кавалер, он и в столице держится развязно и критикует Париж с невежеством дикаря. Он путает цирк Франкони с Оперой, знаменитую Тальони с канатной плясуньей М-м Саки, приходит в восторг от восковых манекенов в витринах парикмахерских и зевает, слушая Паганини. Он самоуверен и самодоволен: «Мне бояться нечего, разве только черт меня вокруг пальца обведет. Я столько читал, столько себя образовывал перед отъездом, со столькими советовался, да и сам я малый не промах!» - говорит он⁸⁰. Провинциал по-деревенски расчетлив: не будучи бедным, ходит только пешком, в буфетах театров покупает самые дешевые лакомства (ячменный сахар), «торгуется в театральной кассе» и т. п. Костюм его до предела безвкусен: «при волосах морковного цвета он носит туфли начищенные желтком, а серьги и перчатки зеленые!»⁸¹ При всем своем чванстве провинциал обнаруживает истинно патриархальное простодушие: «зовет официанта сударем», «раскланивается с капельдинершами, беседует с клакерами». Доверчивость его граничит с глупостью, в результате чего он остается кругом обманутым: его обворовывают, у него берут взаймы, «женщины, с виду чувствительные, а на деле дьявольски жестокие» обирают его.

Через 15 лет, создавая своего Газоналя («Комедианты, неведомо для себя»)⁸² костюма - повторены в Газонале.

Он так же расчетлив и ходит только пешком; богатый фабрикант, он жалуется на недостаточную длину 4-фунтового хлеба и дороговизну извозчиков. Газональ так же невежественен и самодоволен, так же простодушен и доверчив. О всех своих несчастьях он рассказывает лакею, а ловкая куртизанка Женни Кадин выманивает у него вексель на сумму, большую, чем все его состояние. С ним происходит ряд тех же приключений, что и с очерковым персонажам, с тою разницей, что они не просто перечисляются автором, как в очерке, а развернуты в ряд весьма ярких и живых картин парижской жизни, политической, деловой и частной.

Образ Газоналя - простодушного провинциала - использован Бальзаком также в качестве «свежего глаза» для разоблачения министерской и парламентской закулисной механики.

Расширение сферы действия персонажа от бытовой до государственной дало Бальзаку возможность наиболее полно и всесторонне изобразить характер героя, дать тип. Именно эта широта показа действительности и отличает повесть Бальзака «Комедианты неведомо для себя» от очерка «Провинциал», задача которого была все же узкой и сводилась к характеристике одного персонажа. Здесь мы можем наблюдать, в сущности, тот же процесс усиления типизации героя и действительности, что в очерке «Ростовщик» и повести «Гобсек». Образ провинциала дан в очерке эскизно, хотя и содержит все типические черты; в повести же он получает необходимый развернутый фон - парижскую действительность в ее типических явлениях.

Широкое использование очеркового материала в романах имело у Бальзака различные формы. Иногда содержание очерка служило как бы канвой, планом для нового произведения, так было с очерками «Гобсек» и «Провинциал». Иногда очерк переносился в художественную ткань нового произведения целиком, претерпевая лишь композиционные изменения или вовсе без изменений («Булонский лес и сад Люксембург», «Туреньский пейзаж», «Провинциальная женщина» и др.).

как бы беглыми эскизами с натуры.

Очерками во времена Бальзака назывались описания с натуры, например, пейзажи или небольшие наброски, взятые из живой уличной жизни, а также отвлеченные этюды - «физиологии». Эти последние представляли собой попытки дать обобщенные описания различных явлений, профессий, занятий, характеристики их представителей и т. п. В начале 30-х годов Бальзак писал такие шуточные «физиологии» (например, «физиологии» костюма, завтрака, сигары и др.). В «Кодексе честных людей» он также использовал форму «физиологии».

В «Человеческой комедии» на родство с подобными «физиологиями» указывают прежде всего обширные описания различных занятий и промыслов, характеристики отдельных эпизодических лиц и пейзажи. Таковы, например, «физиологии» извозчичьего промысла (дилижансы Лиль-Адана) и профессии клерков в романе «Первый шаг», или страницы, рисующие добычу соли близ Геранды («Беатриса»). Беглый портрет кредитора («Евгения Гранде») и характеристика порядочной женщины («Банкирский дом Нюсинжен», 1838) также напоминают «физиологии»! в то же время значительно отличаясь от них своим реализмом. Заметим кстати, что эскиз порядочной женщины Бальзак позже (1841) переиздал отдельно в качестве самостоятельного очерка.

Наличие подобных «физиологии» в художественной ткани «Человеческой комедии» говорит о сохранении Бальзаком очерковой манеры письма в больших его полотнах, хотя и сама эта манера и форма очерка претерпевали у Бальзака существенные изменения на протяжении его творчества.

Обращение Бальзака к большим социальным темам предопределило и радикальную перестройку очерка и его формы. Стремясь дать обобщенный тип на. развернутом социальном фоне, Бальзак отказался от формы «физиологии», - поверхностных, статичных, бессюжетных и абстрактных описаний явлений, лишенных связей с социальным конкретным миром, и пришел к новой форме этого жанра - подлинно реалистическому очерку. Некоторые произведения «Человеческой комедии» написаны целиком в очерковой манере. Таковы, например, «Комедианты неведомо для себя», оба «Годиссара», «Пьер Грасу» и др. «Комедианты» - не что иное, как цепь очерков, объединенных с помощью главных лиц и интриги.

«Человеческой комедии». Не все из написанных им очерков включались в романы, суть не в этом, не только это определяет их близость к «Человеческой комедии». Метод, которым создавались очерки, в основе которого лежит четкий рисунок типических явлений жизни и социальный их анализ, этот реалистический метод стал ведущим методом Бальзака - автора «Человеческой комедии».

***********************************************************************************

Мы произвели обзор наиболее характерных в идейном и художественном отношениях очерков Бальзака. Главными чертами очерков Бальзака следует считать публицистический социальный характер типизации, а также их историзм. В них содержатся отклики на ряд революционных, политических событий, разыгравшихся в 30-40-е годы во Франции и в Европе, причем очень ярко выражено сочувственное отношение автора к этим событиям.

Очерки Бальзака откликаются на явления ежедневной политической жизни Франции (заседания парламента, парламентские выборы, народные волнения и правительственные репрессии и т. д.).

Будучи своеобразной литературно-художественной реакцией на июльскую революцию и последующее утверждение монархии Луи-Филиппа, очерки Бальзака одновременно являются зеркалом этой эпохи. Бальзак не ограничивается живым воспроизведением отдельных явлений общественно-политической жизни и картин нравов общества своего времени; он дает не изолированные зарисовки фактов. Его очерк описывает общественное явление, дает тип на широком социальном историческом фоне, показывает закономерность описываемого явления, его историческую обусловленность. Такой метод творчества позволяет Бальзаку достичь в очерках большой силы типизации, широких социальных обобщений, что резко отличает его очерки от очерков современников.

общества эпохи Реставрации и июльской монархии, данная Энгельсом и основанная на анализе романов Бальзака, может быть отнесена также к Бальзаку-очеркисту.

Ставя перед собой в очерках 20-х годов еще ограниченную цель художественной зарисовки того или иного типа или общественного явления, Бальзак очень быстро перерос эти задачи, стремясь уже тогда найти какие-то общие законы, управляющие жизнью изображаемого им социального типа.

Очерки 30-40-х годов дают не только развернутую картину жизни социальных типов; изображаемые в них явления или типы всегда даны в связи с жизнью общества, в зависимости от него. Кроме этого, и - это главное, - очерки этого периода говорят о расширении творческого диапазона автора, он рисует не только нравы, в его очерк бурно вторгается политика.

Очерки 30-40-х годов рисуют представителей самых различных слоев современного французского общества. Здесь мы встречаем колоритнейшие фигуры, олицетворявшие эпоху - банкиров и лавочников, ростовщиков и рантье, министров и нотариусов; очерки рассказывают нам о провинциалах и провинциалках, о помещичьей, светской и политической жизни Франции, о святошах и куртизанках, о нравах национальной гвардии, о солдатах и рабочих, о писателях, ученых и художниках, о литературных спорах и богеме, в очерках знакомимся мы с парижскими детьми и парижским люмпенпролетариатом. Таким образом, очерки Бальзака описывают французское общество с самых различных сторон.

Описаниями отдельных социальных, в частности, парижских типов были наполнены современные Бальзаку журналы, альманахи и другие разнообразные издания; жанр очерка тогда был чрезвычайно популярен. Однако эти очерки не давали реалистической картины социальной жизни. Лишь в очерках Бальзака, даже в тех, где он просто описывал Париж и его бульвары, всегда видно стремление автора дать не изолированное явление, а изобразить его вместе с живым фоном французской жизни. В очерках Бальзака перед нами встает обширный пестрый мир Франции эпохи Реставрации и июльской монархии, мир, в котором, как в зеркале, отражена история Франции. Очерки Бальзака дают такое живое, конкретное и широкое представление о Франции того времени, какого не дают все современные ему очерки, взятые вместе.

значение, их связь с обществом, эпохой и воспроизвести все это в художественной форме. Он хочет выразить ими философию эпохи и, таким образом, сделать очерковые типы полным отображением своего времени. Об этом Бальзак говорил еще в предисловии к 1-му изданию романа «Шуаны» (15 января 1829 года)⁸³. Позже эти принципы были полно и законченно сформулированы им в «Предисловии» к «Человеческой комедии» (июль 1842 года). Он пишет в нем: «Придерживаясь тщательного воспроизведения, писатель может стать более или менее точным, более или менее удачливым, терпеливым или смелым изобразителем человеческих типов, рассказчиком драм домашней жизни, археологом общественного быта, счетчиком профессий, летописцем добра и зла, но чтобы заслужить похвал, которых должен добиваться всякий художник, не должен ли я был изучить основы или одну общую основу этих социальных явлений, охватить скрытый смысл огромного скопища типов, страстей и событий?.. Изображенное так общество должно включать в себя основу своего движения» ^84.

Очерки Бальзака обнаруживают неуклонное стремление автора к художественному воплощению этих тезисов. Пристальный и активный интерес Бальзака к явлениям действительности, стремление глубоко познать ее вовлекали его в самую гущу социальной жизни. Французская действительность, насыщенная бурными революционными событиями, непрестанно изменяемая этими событиями, будила творческую мысль Бальзака, наталкивала его на разработку социальных тем, подсказывала эти темы. Социальная современная тема впервые пришла в творчество Бальзака с очерком, зазвучала здесь со все возрастающей силой и получила подлинно реалистическое освещение.

Очерки были для Бальзака школой реалистического письма. Глубокий анализ социальных явлений и вопиющих противоречий в общественной жизни Франции закономерно подводил Бальзака к критическому художественному изображению действительности. Поэтому социальная тема в очерках Бальзака была прежде всего темой разоблачительной. Современное французское общество представало взору Бальзака как общество, в котором буржуазия «не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного «чистогана» ⁸⁵; таким же оно, в основном, и отражено в его очерках 30- 40-х годов.

рисуя исторические события Франции 30-х годов и их отголоски в Европе, в то же время дают картины социальной жизни и рисуют социальные типы, обобщающие не только июльскую монархию, но буржуазное общество в целом

Очерки 30-40-х годов отличаются высокой степенью художественного мастерства, большой реалистической выразительностью. Вместо легкого очеркового наброска - силуэта 20-х годов, здесь мы видим законченный портрет, подлинный реалистический тип, действующий в типических обстоятельствах. Обращение к большим вопросам социальной жизни определило и форму очерков, их больший объем, сюжетность и большую типичность их образов. Благодаря этому, очерковые типы приближаются к полнокровным художественным образам «Человеческой комедии». Они отличаются от последних более узкой сферой действия, что и ограничивает возможность их разностороннего показа.

Темы очерков 30-40-х годов, не производят впечатления разрозненности и случайности, как это было иногда в 20-е годы; они обнаруживают идейное родство между собой. Очерки 30-40-х годов составляют ряд тематических циклов, которые говорят нам об идеях и темах, получивших свое полное раскрытие в «Человеческой комедии».

Очерки Бальзака свидетельствуют об идейной и художественной связи со всей «Человеческой комедией». В них можно найти не только сходные ситуации, текстуальные и образные соответствия с «Человеческой комедией», - в них налицо уже тот круг идей и тем, которые Бальзак поставил и широко развил в «Человеческой комедии». Часто очерки Бальзака являют собой пример того, как большая тема, позже развитая им в романах, воплощалась в краткой и потому особенно сгущенной, выразительной и действенной форме очерка (ср. очерк «Ростовщик» и повесть «Гобсек», очерк «Ателье одного художника» и «Неведомый шедевр», «Антракт» и «Красную гостиницу», «Банкир» и «Банкирский дом Нюснижена» и др.).

Боевой, острый характер реализма очерков Бальзака делает их близкими нашей современности. Его разоблачения алчной, торгашеской природы буржуазного общества, бесчестия и своекорыстия правительств, обманывающих и ограбляющих народ Франции, лживости и продажности буржуазного парламентаризма приобретают особо актуальное значение в наши дни, когда продажные буржуазные правительства современной Франции предают американскому империализму интересы французского народа.

очерки Бальзака свидетельствуют против них.

Очерки Бальзака, как и все творчество великого реалиста, уже в середине прошлого века выступавшего разоблачителем и обвинителем бесчеловечного, хищнического буржуазного общества, являются острым оружием прогрессивного человечества в борьбе за мир, против всёвозрастающей империалистической агрессии.

Примечания.

1 К. Маркс, Ф. Энгельс. Избранные произведения в 2 томах. Т. I, 1948. М., Госполитиздат, стр. 12.

2 И. В. Сталин. О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников. Госполитиздат 1954. стр. 7.

4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. V, стр. 18-19. Статья Ф. Энгельса из «Полярной Звезды», апрель 1. 846 г.

5 Balzac H. de. Oeuvres complètes. P. Conard. 1935. Oeuvres diverses. t. I, pp. 64- 141; 150-201.

6 К. Маркс, Ф. Энгельс. Классовая борьба во Франции. Избранные произведения в 2 тт. М. Госполитиздат, т. I, 1948, стр. 114.

7 Там же, стр. 112.

9 Там же, стр. 114.

10 К. Маркс, Ф. Энгельс. Восемнадцатое Брюмера Луи Бонапарта. Избранные произведения в 2 тт., т. I, 1948. М. Госполитиздат, стр. 296.

11 Ф. Энгельс. Движение за реформу во Франции. Жури. «Пролетарская революция», № 4, 1940. стр. 139.

12 Н. de Balzac. Oeuvres complètes. Conard. Paris. 1938. Oeuvres diverses, t. 2, p. 413-414.

14 ibid, p. 391-392. «1831» Henri B. «La Caricature». 16. VI. 1831.

15 Н. de Balzac. Oeuvres diverses. P. Conard. 1938, t. 2. р. 325-327. Un deputé d'alors. «La Caricature» 24. III. 1831. Alfred Coudreux.

16 П. Ж. Беранже. Избр. песни, 1950, стр. 137. М. Гослитиздат.

17 Н. de Balzac. Oeuvres compl. Oeuvres diverses. P. Conrad. 1938, t. 2, p. 147-148. То же, по-русски, в собр. соч. Бальзака п/ред. Луначарского. М. 1947, т. XX, стр. 14-16.

19 Ibid.

20 В. Lalande, Les états successifs d'une nouvelle de Balzac: «Gobseck» RHLF № 2, 1939, p. 180-200.

21 Balzac H. «Les dangers de 1'inconduite», «Scènes de la vie privée». P. 1830, éd Mame et Delaunay. v I, p. 177-197.

22 ibid. p. 178.

24 Ibid. p. 178-180.

25 ibid. p. 180.

26 В. Lalande. Les états successits d'une nouvelle de Balzac: «Gobseck» KHLF № 2. 1939, p. 184.

27 Balzac Н. Scènes de la vie privée. P. 1830. éd Mame et Delaunay. v. I, p. l89.

29 и 30 Там же, стр. 194-196.

31 Та м же, стр. 197.

32 На этом основании Лаланд проводит параллель между бальзаковским «научным» методом и методом романистов-натуралистов XIX века (стр. 190).

33 Бальзак О. Собр. соч. п/ред. Луначарского, т, I. «Гобсек», стр. 129. М. Л. 1933. ГИХЛ.

ènes de la vie privée P. 1830. Mame et Delaunay. «Dangers de 1'inconduite», t. I, p. 267-269.

35 Вa1zас H. Études de moeurs au XIX siècle. 1835. P. Bechet, t. IX. v. I. «Le Papa Gobseck».

36 Taм же, стр. 235-240; Бальзак О. Собр. соч. М. ГИХЛ, 1933, т. 1. «Гобсек», стр. 121-122.

37 Бальзак О. Собр. соч. п/ред. Луначарского, М. ГИХЛ. 1933, т. I. «Гобсек», стр. 129.

38 Там же, стр. 163.

«Капитал», т. 1, стр. 594. Примеч. 28-а. Госполитиздат. 1949 г.

40 H. de Balzac. Oeuvres diverses. Paris. Conrad, t. II. 1938. p. 11-14. L'Epicier.

41 «Атака на заставу Клиши» - литография с картины О. Верке, изображавшая один из эпизодов защиты Парижа национальной гвардией в 1814 г.

42 О. Бальзак, Собр. соч., т. XX, 1947. М. Гослитиздат, стр. 6, Пер. Б. Грифцова.

43 Там же стр. 6, 7, 8.

45 Там же, стр. б.

46 Les Français peints par eux-mêmes. P. Curmer. 1840, t. I, p. 1-7.

47 О. Бальзак. Собр. соч., т. XX, М. Гослитиздат, 1947, стр. 34-35.

48 Там же, стр. 36.

50 ibid. p. -44-446, р. 503-504.

51 ibid. p. 375-377, р. 392-394.

52 ib. p. 394.

53 ib. p. 393.

55 «Карикатура» выпускала много цветных карикатур, на которых изображались К. Перье (Помпье) и маршал Лобо в виде слонов, поливающих толпу из хобота, или в виде пожарников. Эти карикатуры часто комментировались Бальзаком.

56 Н. de Balzac. Oeuvres diverses. P. l938, t. II, р. 375-377.

57 Н. de Balzac. Oeuvres diverges Р. 1938. Conard. ,11. р. . 505-510.

58 Там же, стр. 506

60 Там же, стр. 507

61 «La Caricature» № 43, 25. VII. 1831. (Planche 86).

62 Н. de Balzac. Oeuvres diverses. P. 1938. Conard t. II, p. 474-476.

63 ib. p. 475.

65 Там же, стр. 476.

66 О. Де Бальзак. Соч., т. XX. – М., Гослитиздат. 1947 г. "Рассказ солдата", стр. 176.

67 Н. de Balzac, ib. p. 368-370.

68 H. de Balzac. Oeuvres. Calmann-Levy. P. 1863-76, t. XXI, p. 492.

«Уходящий Париж», стр. 82.

70 Н. de Balzac. Oeuvres. Calmann. Levy P. 1868-76, t. XXIII, p. 368.

71 К. Маркс. Классовая борьба во Франции, К. Маркс, Ф. Энгельс. Избранные произведения в 2 тт. М. Госполитиздат. 1948, т. 1, стр. 117, 122.

72 Н. de Balzac. Oeuvres. Calmann-Levy. P. 1868, t. XXIII, p. 788.

73 Н. de Balzac. Oeuvres diverses. Conard. P. 1938, t. II, p. 149-150.

75 ibid., то же по-русски: Бальзак, О. де. Собр. соч., п/ред. Луначарского, т. XX М. ГИХЛ. 1947, стр. 105.

76H. de Balzac. Oeuvres diverses. Paris. 1938. Conard, t. II, p. 28-30; p. 343- 344; р. 382-383; р. 53-56.

77 ib. p. 56.

78 ib. p. 30-32. «Madame Toutendieu». 13. V. 1830. «Lа Silhouette».

«Провинциал», стр. 25-27.

80 О. Бальзак. Собр. соч., т. XX. М. Гослитиздат, 1947. «Провинциал», стр. 26.

81 Там же, стр. 27.

82 О. Бальзак. Собр. соч., т. IX. М. ГИХЛ, 1Q. 36. «Комедианты, неведомо для себя».

83 Н. de Balzac. Oeuvres complètes. Paris. Calmann-Levy. 1863-1879, t. XXIII, p. 372.

«Бальзак об искусстве». М. -Л., «Искусство». 1941, стр. 8. Предисловие к «Человеческой комедии».

85 К. Маркс, ф. Энгельс. Избранные произв. в 2 томах, М., Госполитиздат, 1948, т. 1. стр. 11.