Приглашаем посетить сайт

Лилеева И. : Чрево Парижа

И. Лилеева

ЧРЕВО ПАРИЖА

http://www.rugon-makkara.ru/index.php/dopolnitelniemateriali/4-2009-10-19-16-02-22/152-mnenie

«Чрево Парижа» — третий роман цикла «Ругон-Мак-кары» — вышел отдельным изданием весной 1873 года.

Впервые упоминание о «Чреве Парижа» встречается в третьем перечне романов цикла «Ругон-Маккары», составленном Золя в 1871 году. В этом списке третий роман носит название «Чрево». В письме к своему голландскому издателю и переводчику Ван-Сантен Кольфу от 9 июля 1890 года Золя писал: «Роман «Чрево Парижа» сначала должен был называться «Чрево». Это название казалось мне значительно более широким и выразительным. Но я уступил желанию моего издателя».

Непосредственной работе над романом предшествовал длительный период собирания материала. Золя всесторонне и тщательно изучал Центральный рынок Парижа. Он неоднократно посещал рынок в разное время дня. Провел там однажды целую ночь, наблюдая за ночной жизнью этого района города, за ранним привозом товара.

Под впечатлением своих посещений рынка Золя написал несколько очерков: «Ночь на Центральном рынке», «Павильон живности и дичи», «Рыба», «Колбасная» и др., включенных затем в роман. Он сделал ряд зарисовок, чертежей, планов рынка и прилегающих к нему улиц. Золя интересовался всем: организацией торговли, историей постройки крытого рынка в 1851 году, ценами мест в павильонах, различными статистическими данными, способами и методами фальсификации продуктов и т. д. Он делает многочисленные выписки из книги Максима дю Кана «Париж, его органы, его функции и жизнь во второй половине XIX века»; в префектуре Золя изучает материалы об административном управлении рынком.

Лето и осень 1872 года писатель усиленно работает над романом. 22 октября 1872 года он писал Морису Дрейфусу, компаньону издателя Шарпантье: «... я так погружен в «Чрево Парижа», что, признаюсь Вам, я и не приступал еще к «Карьере Ругонов» (речь идет о работе над переизданием романа «Карьера Ругонов»).

«Наброска», где Золя излагает сюжет романа, подробно раскрывает его замысел, определяет его связь с другими произведениями цикла.

Сохранились планы отдельных глав, развернутые характеристики действующих лиц романа, их внешности, костюма, привычек, взглядов, их роли в сюжете. Ряд персонажей связывает роман «Чрево Парижа» с другими произведениями цикла «Ругон-Маккары». Одно из центральных мест в романе отведено Лизе Маккар, жене колбасника Кеню, — старшей дочери Антуана Маккара («Карьера Ругонов»). Она сестра Жервезы («Западня»). В «Чреве Парижа» упоминается двоюродный брат Лизы — Аристид Саккар, которого читатель встречает в романах «Карьера Ругонов», «Добыча», «Деньги». Дочь Лизы — Полина Кеню станет героиней романа «Радость жизни». В «Чреве Парижа» большую роль играет художник Клод Лантье, сын Жервезы. Прототипом образа Клода послужил друг Золя, художник Поль Сезанн. Впоследствии Клод будет главным героем романа «Творчество».

Однако роман «Чрево Парижа» связан с другими эпизодами Ругон-Маккаров не только повторяющимися персонажами, но прежде всего единством идейно-художественного замысла. Об этом писал сам Золя в «Наброске»: «... особое значение имеет для меня место этого произведения во всей серии. Оно дополняет «Добычу», — это («Чрево Парижа». — И. Л.) добыча среднего класса, похоть к жирной снеди и приятному, спокойному пищеварению». Далее Золя следующим образом определяет замысел романа: «Основная мысль — чрево. Чрево Парижа, Центральный рынок, куда в изобилии прибывает снедь, где она громоздится, растекаясь затем по различным кварталам; чрево людское; говоря обобщенно — буржуазия, переваривающая, жующая, мирно вынашивающая своп посредственные радости и честность... буржуазия, тайно поддерживающая Империю, потому что Империя каждодневно доставляет ей пирог и позволяет счастливо набивать брюхо, лоснящееся на солнышке, пока сама Империя не докатится до груды костей при Седане. В этом обжорстве, в этом набитом брюхе — философский и исторический смысл романа. Художественная сторона его — это современный рынок, гигантский натюрморт восьми павильонов, ежедневный обвал съестного по утрам в самом центре Парижа».

Гравюры известного нидерландского художника XVI века Питера Брейгеля Старшего, изображающие «тучных» и «тощих» («Пиршество тучных». «Праздник тощих» и др.), натолкнули Золя на мысль показать вражду разжиревшего мещанства к людям республиканских идеалов как борьбу толстых и тощих. В «Наброске» Золя писал: «В конце концов я изображаю борьбу Тощих и Толстых... к Толстым относится большинство персонажей романа. Тощие — это прежде всего Флораy, затем Клод, некоторые из завсегдатаев Лебигра, горбун Везинье, старый наборщик».

Неприязнь Золя к Толстым отчетливее всего проявилась в сатирически-гротескном изображении торговок Центрального рынка.

— Лизы. «У меня будет честная женщина в ветви Маккаров, — писал он. — Честная, нужно оговориться. Я хочу наделить свою героиню честностью ее класса и показать, какая бездна трусости и жестокости скрывается в спокойной плоти буржуазной женщины...» Золя добавлял, что Лиза относится к числу тех эгоистических обывателей, которые «рассматривают честность как мягкое перо, на котором удобно спать в свое удовольствие».

Сытому, тупому, самодовольному Рынку — царству Толстых — в романе противопоставлен республиканец Флоран. Золя писал: «Флоран—этот Тощий, этот голодный изгнанник, воплощающий верность высоким принципам, бунт идеального, мечту о справедливости и братстве, попадает в самое раздолье обжорства Второй Империи, в торжествующую среду удовлетворенных аппетитов брюха» (статья Золя «Народная драма»).

В нарушение общей схемы цикла центральный персонаж романа — Флоран связан с Ругон-Маккарами лишь косвенно. Он старший брат Кеню, мужа Лизы. Создавая образ «пылкого республиканца-идеалиста», Золя использовал несколько книг о жизни сосланных политзаключенных, в частности воспоминания республиканца Делеклюза, арестованного после государственного переворота Луи-Бонапарта 2 декабря 1851 года и сосланного на каторгу в Кайенну, впоследствии погибшего на одной из баррикад Коммуны (Delecluse, De Paris a Cayenne, journal d'un transports;, P. 1869.).

В процессе работы над романом Золя значительно изменил первоначальный план развития сюжета: так он не включил эпизоды, связанные с Жервезой, сестрой Лизы. О ней в романе только упоминается. Золя значительно расширяет роль мадемуазель Саже и ее интриг в развитии действия, усложняет историю соперничества Лизы и Луизы, он вводит в текст романа многочисленные высказывания Клода Лантье об искусстве.

В общем замысле и в композиции романа «Чрево Парижа» чрезвычайно большую роль играют многочисленные описания рынка. Если в одной из своих ранних новелл «Фиалка», сюжет которой также связан с Центральным рынком, Золя подчеркивал грубость и антиэстетичность рынка, то в романе «Чрево Парижа» писатель стремится показать особую красоту гигантских натюрмортов, состоящих из нагромождения рыб, дичи, сыров, мясных туш, сосисок, колбас и т. д. Писатель Поль Алексис, один из друзей и учеников Золя, останавливаясь на этой стороне романа, отмечал: «Чрево Парижа» является громадным натюрмортом... книга вся от начала до конца — симфония: симфония жратвы, пищеварения столицы» (P.A1exis, E. Zola, P. 1882.)

Клода Лантье Золя утверждает эстетическую ценность новой индустриальной архитектуры — огромных и легких конструкций из чугуна, железа и стекла. В романе Рынок становится воплощением новых форм искусства, противопоставленных старинной архитектуре церкви св. Евстафия.

Поль Алексис вспоминает: «Сколько раз... он уводил меня на Центральный рынок. — Какую прекрасную книгу можно написать об этом подлом памятнике. — повторял он мне, — и какая действительно современная тема!_ Мне грезится колоссаль-ный натюрморт».

Указывая на особые творческие задачи, которые ставил себе Золя, работая над романом «Чрево Парижа», критик Ле-пеллетье, знавший Золя, пишет: «Мы часто говорили с ним о непривычной еще красоте рождающегося нового искусства, которую наши современники, казалось, не замечали. Большинство из них не признавали двойную, утилитарную и эстетиче-скую, ценность новой архитектуры. У Золя возникло намерение, вначале еще не вполне ясное, но к которому он часто возвращался в наших разговорах, — написать книгу, действие которой развертывалось бы на фоне и в пределах Центрального рынка. Он чрезвычайно увлекся этим замыслом. Его стремление создавать развернутые описания, являющиеся частью действия, вливающиеся в него, обретало в этом замысле возможность своего воплощения. «Чрево Парижа» — первый роман Золя, в котором центром сюжета, его движущим моментом являются описания «среды»(Lepelletier, Е. Zola, P. 1SS3.).

Появление романа «Чрево Парижа», как и предшествующих произведений цикла «Ругон-Маккары», не вызвало большого интереса французской критики. Авторы многочисленных рецензий отзывались об этом романе холодно, а иногда и просто враждебно. Часто критики обращались к роману лишь для того, чтобы на его примере показать крайности натуралистической школы, многие из них возмущались многочисленными пространными описаниями, особенно «симфонией сыров». В июльском номере 1873 года журнала «Ревю де Де Монд» была помещена статья Поля Бурже, который очень низко оценивал художественные достоинства романа Золя и сожалел, что для писателя будто бы совершенно недоступно изображение внутреннего мира героев, он упрекал Золя в «извращенной манере письма». Отрицательным был и отзыв критика Ф. Брю-нетьера, который писал в своем обзоре «Реалистический роман в 1875 году», что Золя создал произведение «поразительное своей грубостью и резкостью» («Ревю де Де Монд», 1875, апрель).

«Мы все становимся колбасниками, и это именуется реализмом». Д'Оревильи видел в романе проявление двух чудовищных явлений современности: Материализма и Демократизма (Barbey d'Aurevilly, Le roman contemporain. P. 1902.). В этих словах д'Оревильи раскрыта одна из истинных причин резких отрицательных отзывов о «Чреве Парижа» официальной буржуазной критики.

«Чрево Парижа» — это апофеоз рывка овощей, рыбы, мяса. Эта книга пахнет рыбой, как возвращающееся в порт рыбацкое судно; от нее веет свежестью огородной зелени и тяжелым дыханием прелой земли. А из глубоких погребов громадного пищевого склада на страницы книги поднимается тошнотворный запах лежалого мяса, отвратительный аромат сваленной в груды дичи, зловоние сыров; все эти испарения смешиваются, как в реальной жизни, и, читая книгу, вы испытываете те же ощущения, какие испытали, проходя мимо этого дворца пищеварения, подлинного чрева Парижа»(Мопассан, Полн. собр. соч., т. XIII, Гослитиздат, М. 1950, стр. 124.).

Интерес к роману «Чрево Парижа» несколько усилился во Франции после успеха инсценировки романа, сделанной В. Бюзнахом и представленной в феврале 1887 года на сцено «Парижского театра». Ряд газет выступили с благожелательными отзывами о спектакле.

«Дневники директора театра», 17 марта 1887 г.).

Новизна темы и персонажей вызвала резкое осуждение усердного хранителя старых традиций французской сцепы — Франциска Сарсэ — театрального обозревателя газеты «Тан». Золя ответил на нападки Ф. Сарсэ большой статьей «Народная драма» (газета «Фигаро», 2 марта 1887 г.), в которой он отстаивал необходимость создания нового репертуара, порывающего с традицией салонной, любовно-психологической драмы, со скрибовскими канонами «хорошо сделанной пьесы».

«Парижская жизнь» напечатала либретто пародийного балета — «Чрево Парижа», большой муниципальный балет в двух актах и пяти картинах. Поэма и музыка Э. Золя*. Кордебалет составляла различная рыночная снедь, пытающаяся соблазнить Флорана.

В России переводы «Чрева Парижа» появились в 1873 году почти одновременно в шести журналах: «Дело». «Искра» «Вестник Европы», «Отечественные записки», «Русский вестник». «Библиотека дешевая и общедоступная». Правда, как правило, это были сокращенные переводы, а порою и пересказы. Но в том же 1873 году роман вышел двумя отдельными изданиями. Роман был высоко оценен многими русскими журналами, которые прежде всего подчеркивали социальное звучание произведения. В. Чуйка писал в радикальном журнале «Искра» («Современный французский роман», 1873, март), что «в романе дана необыкновенно талантливо написанная картина парижского брюха при Второй Империи». Чуйко подчеркивал враждебное отношение писателя к лавочникам, к «Толстым», и этим он объяснял нелюбовь французского буржуазного читателя к Золя: «У Эмиля Золя буржуа оскорблен вовсе не слишком откровенными сценами и положениями, а именно тем, что этими сценами и положениями нельзя спокойно наслаждаться, что в них автор преследует совершенно другие цели и описывает нравственные и физические уклонения с отвращением я злобой, которые доказывают, как страстно и глубоко он ненавидит буржуазный мир». Сатирическое изображение буржуазии, «думающей только о своем брюхе», отмечал также и анонимный критик журнала «Дело». Положительную оценку получил роман и на страницах «Вестника Европы», где также подчеркивалась антибуржуазность романа (1873, июль).

«в осуждении тупой, бессердечной, своекорыстной буржуазной «честности» и заключается ключ к основной идее романа» (газета «Биржевые ведомости», 8 июля 1873 г.).

В реакционном журнале «Русский вестник» рецензент журнала с раздражением отмечал, что русский читатель ценит роман Золя «за заключающуюся в нем сатиру против «растлевающего влияния царизма» (1873. ноябрь), однако и в статье «Русского вестника» все же говорилось, хотя и с оговорками, «о блестящем таланте Золя». В журнале «Отечественные записки» (1873, июль) был помещен подробный анализ романа, сделанный А. Плещеевым. Плещеев отмечал республиканизм Золя, правдивость созданных им картин жизни лавочников, где «все поглощено одной страстью к обогащению, все попрано и принесено в жертву мамоне», он рассматривал роман «Чрево Парижа», как «одно из весьма крупных явлений французской беллетристики». Плещеев особенно подчеркивал художественную удачу Золя в создании образа Лизы: «Создание одного такого типа может сделать писателю репутацию художника... свидетельствует об умении Золя заглянуть в самую глубь человеческой природы, о значительной силе анализа». Журнал «Отечественные записки» вновь возвращается к оценке романа Золя в 1876 году. П. Д. Боборыкин в статье «Реалистический роман во Франции» (1876, июль) высоко оценивает живописное мастерство Золя, правдивое изображение действительности: «Перед вами мечутся целые ряды картин, не уступающих в мастерстве живописным изображением фламандских мастеров».

«Чрева Парижа». Он писал Анненкову в декабре 1875 года: «Теперь в моих глазах из всех произведений Золя только «Ventre de Paris» существует» (Письма Салтыкова-Щедрина, 1845—1889, Л. 1924, стр. 110).

«Чрево Парижа» способствовал быстрому росту популярности Золя у русского читателя. Именно с 1873 года, с момента выхода в русском переводе «Чр,ева Парижа», Золя становится писателем, широко известным в России.