Н. В. Каргашина
САМОУБИЙСТВО В РОМАНАХ «ГОСПОЖА БОВАРИ» И «АННА КАРЕНИНА»
ВЕСТНИК НОВГОРОДСКОГО
ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА №25, 2003
http://www.admin.novsu.ac.ru/uni/vestnik. nsf/all/EA990744CB9CE16DC3256E29005410CD/$file/Каргашина.pdf
Над романом «Госпожа Бовари» Флобер работал в 1851 — 1856 гг. В центре внимания — обычный провинциальный адюльтер, тема, которая до Флобера в литературе затрагивалась много раз. Сюжетная линия проста. Автор повествует о судьбе главной героини — жены скромного провинциального врача Шарля Бовари. Воспитанная на романтической литературе, Эмма полна грез и тешит себя мыслями об идеальном возлюбленном. Однако семейная жизнь героини оказывается совсем непохожей на ее мечтания. Вскоре наступает разочарование.
Эмма начинает страдать той же болезнью, какой страдали все герои молодого Флобера. Ее преследует невыразимое беспокойство, тоска по всему тому, чего она не может найти в окружающей ее действительности. Она сама не понимает, чего хочет, так как тоска ее «меняет свою форму, подобно облакам и проносится, завиваясь, как вихрь». Она переходит от надежды к отчаянию, от отчаяния — к «томлению», ожиданию чего-то: «Она все ждала какого-то события. Подобно морякам, потерпевшим крушение, она полным отчаянья взором окидывала свою одинокую жизнь и все смотрела, не мелькнет ли белый парус на мглистом горизонте» [1]. Тоска Эммы неопределенна, ее мучения не имеют названия: она не знает, чего хочет и чего должна желать: «Ее тянуло путешествовать, тянуло обратно в монастырь. Ей хотелось умереть и в то же время жить в Париже» (74). Она чувствует непреодолимое отвращение к окружающей среде, впадает в полную апатию. Погруженная в свою тоску и отчаяние, она становится черствой, жестокой по отношению к своей семье. Это настоящая романтическая тоска, «фаустовское беспокойство», в различных вариантах культивировавшиеся писателями начала XIX в. Однако в «Госпоже Бовари» эта тоска оказывается не личным переживанием автора, а «предметом социального исследования и характеристики современности» [2].
Флобер одним из первых понял, что нездоровое состояние общества находит свое специфическое отражение в семейной жизни отдельных людей, что кризис семьи является следствием кризиса в обществе. Не случайно в конце XIX в. в западноевропейской литературе именно семейный роман и семейная драма приобретают особую популярность («Будденброки» Т. Манна, «Сага о Форсайтах» Д. Голсуорси, «Ругон-Маккары» Э. Золя, драмы Гауптмана, Чехова, Ибсена, Шоу).
На примере судьбы Эммы Бовари Флобер утверждает равноправие в человеке духовного и плотского начала. По мнению Е. Н. Купреяновой, «духовное здесь не противостоит телесному, а только выражает беспредельность плотского желания» [3]. Сам Флобер говорил об этом так: «Я убежден, самые безудержные материальные притязания бессознательно выражаются в порывах идеализма, так же как самые нечистые плотские вожделения бывают порождены чистым желанием невозможного, неземным устремлением к высшей радости» [4]. Автор писал эти слова, думая о своей героине: так он определил психологическую основу, на которой был построен образ Эммы Бовари.
В финале романа Эмма погибает, совершив самоубийство. Такое завершение «весьма традиционно» [5]. Многие героини, брошенные любовниками или отчаявшиеся в любви, погибали подобным образом. Однако, в отличие от других героинь, чьи судьбы были исключительными, Эмма сводит счеты с жизнью не из-за несчастной любви. Причина самоубийства — что ни на есть прозаическая: недостаток денег.
В рукописях «Госпожи Бовари» сохранилось множество набросков, составлявшихся в разное время, по мере того, как вырисовывались новые детали и менялись первоначальные намерения.
В первом наброске героиня целиком во власти физиологии. Чувственный характер носит ее любовь к мужу. Любовники меняются с невероятной быстротой. Так и не обретя счастья, Эмма умирает от расстройства нервной системы.
Во втором наброске уже подчеркнут момент, почти отсутствующий в первом плане и сохраненный в окончательной редакции: Родольф порывает с Эммой, она в отчаянье помышляет о самоубийстве: «Почему она не покончит с жизнью все счеты? Ведь она свободна!.. Свет, исходивший снизу, тянул в пропасть ее тело… Эмма стояла на самом краю…» (212). Но в это время она услышала голос мужа, зовущего ее. Она остановилась. Здесь уместно еще раз провести аналогию с гетевским Фаустом. В тот миг, когда тот подносит к губам чашу с ядом, раздается пасхальное песнопение из ближнего храма. Фауст отстраняет чашу, ощутив возрождение инстинкта жизни и душевных сил.
первом месте все же мотивы любовные.
Б. Г. Реизов считал, что «физиологичность» первой редакции по сравнению с окончательной соответствовала философской установке Флобера [6]. Между тем, взгляды Флобера менялись. Физиологическая основа этого характера остается та же, но появляется огромная психологическая надстройка, которая в корне меняет весь ранее задуманный образ. Автор наделяет Эмму душевными качествами: появляются угрызения совести, нравственная борьба. Любовники меняются не с такой быстротой, смерть наступает не от нервного перевозбуждения, а от самоубийства, причиной которого является не только финансовое банкротство (хотя оно, несомненно, играет решающую роль), но и мысли о муже, осознание своей вины и, как следствие, страх быть разоблаченной Шарлем: «Как бы то ни было, сознается она или не сознается, все равно, он узнает о катастрофе. Значит, мучительного разговора не избежать» (308).
Любовь г-жи Бовари к Родольфу превращается в страдание не только потому, что вызывает отвращение к мужу и домашнему очагу, но главным образом потому, что требует максимальной отдачи. А это сопряжено для Эммы, в соответствии с ее романтическими представлениями о любви, с новыми материальными затратами, заключающимися в покупке подарков возлюбленному. Почти то же повторяется и с Леоном. Слишком требовательная любовь пугает и раздражает Леона. Эмма лжет и влезает в долги, поскольку жажда счастья разгорается все сильнее. Наконец, и сама любовь исчезает, так как любовник не соответствует идеалу. Ведь, с точки зрения Флобера, никакая страсть, никакое желание не могут быть удовлетворены: «Все на свете обман! За каждой улыбкой кроется зевок от скуки, за каждой радостью — горе, за наслаждением — пресыщение» (287).
Сцена смерти Эммы написана в подчеркнуто натуралистической манере. Не случайно писатели-натуралисты считали именно Флобера родоначальником натурализма. Однако известно, что сам он настороженно относился к этому литературному направлению и отвергал любые попытки причислить себя к нему. Флобер не случайно вдается во все подробности этой весьма непоэтической смерти от мышьяка, с физиологическими подробностями описывает последние мучения Эммы, агонию, сопровождающуюся, к тому же, звуками непристойной песни слепого нищего. Здесь достигает своего апогея прозаичность, депоэтизация смерти Эммы, которая воспринимается как горькая ирония автора над своей героиней: она столько читала в романах о поэтических кончинах героинь, ее же собственная смерть была такой отталкивающей. В самих физиологических деталях, с которыми Флобер описывает действие яда, может быть, и не было иронического смысла. Но тот вздор, который го-ворят у гроба Эммы аптекарь и священник, новая деревянная нога конюха, позы и лица ионвильцев — все это щедро сдобрено иронией. Эмма умерла, но даже после смерти ее окружает та же пошлая действительность, из которой она так хотела вырваться. Символический образ страшного нищего, поющего одну и ту же пошлую песенку, появляется не только в сцене смерти Эммы, он проходит через весь роман. Это — символ фатальной уродливости, горькой иронии и «слепоты» человеческого существования вообще.
В. В. Набоков увидел в романе несколько других символов, предвещающих неприглядный финал жизни героини: сюртук Родольфа из зеленого бархата в день его первой встречи с Эммой — такой же тканью будет обит гроб героини; темно-синяя вуаль Эммы во время свиданий — такого же цвета банка с мышьяком [7].
— героиня во многом близкая самому Флоберу. Не случайно Флобер часто говорил: «Госпожа Бовари — это я». Психология главной героини включает в себя элементы самоанализа автора [8]. Вот как говорил об этом сам Флобер: «Что ж до любви, она всю жизнь была для меня важным предметом размышлений. То, что я не отдал чистому искусству... было там; и сердце, которое я изучил, было мое сердце. <...> «Бовари»... будет в этом отношении итогом моих психологических исследований» [9]. Да и сам автор высказывал порой мысли о самоубийстве, предвосхищая, таким образом, некоторые положения современного психоанализа: «Хочется покончить с собой, раз не можешь прикончить других; всякое самоубийство — это, пожалуй, убийство кого-то другого, обращенное на себя» (курсив мой. — Н. К.) [10].
Роман Л. Н. Толстого «Анна Каренина» был задуман и написан в переломную эпоху, в 1870-е гг., когда русская жизнь преображалась на глазах. Десятилетие, прошедшее после крестьянской реформы 1861 г., показало, что крепостничество успешно уживается с новыми формами буржуазного стяжания. Появилась новая черта общественного сознания, которую А. Блок метко определил как «семидесятническое недоверие и неверие» [11]. Разорение, семейные драмы, крахи банков, катастрофы на железных дорогах — все это были признаки какого-то нового времени, поражавшие воображение человека 70-х гг. XIX в. и определявшие его тревожное мироощущение. Самоубийство как реакция на кризис в общественной жизни также являлось «признаком времени». И. Паперно приводит цитату из газеты «Неделя» за 1876 г.: «Самоубийства давно уже сделались обычным явлением нашей жизни. Никто теперь не удивляется, встречая в каждом номере газеты несколько известий о том, что такой-то или такая-то пустили себе пулю в череп, приняли какого-нибудь яду, бросились под поезд или иным путем покончили свои счеты с жизнью» [12].
измеряется в конечном счете степенью их влияния на семейные отношения. Не случайно Т. Манн назвал «Анну Каренину» «величайшим социальным романом во всей мировой литературе» [13]. Разочаровавшись в общественных преобразованиях, сам Толстой мучительно ощущал свою опустошенность: «Мысль о самоубийстве пришла мне так же естественно, как прежде приходили мысли об улучшении жизни» [14]. Вот почему в романе тема самоубийства заняла такое большое место (имеется в виду не только самоубийство главной героини, но и попытка самоубийства Вронского, а также суицидные настроения Левина).
Весьма загадочен эпиграф, предпосланный к роману «Мне отмщение и Аз воздам!». При всем нежелании судить свою героиню Толстой все же оставался моралистом, полагая, что всякое зло, независимо от того, чем оно порождено, должно быть наказано. Автор относился к героине как к «воспитаннице», которая оказалась «дурного характера» [15]. По мнению Б. М. Эйхенбаума, Анна ведет ненастоящую жизнь, так как руководствуется только своим эгоистическим желанием, не задумываясь о смысле жизни [16]: «Если бы я могла быть чем-нибудь, кроме любовницы, но я не могу и не хочу быть ничем другим» [17]. Чувство любви к другому превращается у нее в болезненное и раздражительное чувство любви к самой себе: «Моя любовь все делается страстнее и себялюбивее, а его все гаснет, и вот отчего мы расходимся» (390). Анна начинает страдать от ревности, которая потом перерастает в желание мести, наказания: «И смерть, как единственное средство восстановить в его сердце любовь к ней, наказать его и одержать победу, ясно и живо представилась ей» (428).
Почему же любовь Анны и Вронского обречена? Дело здесь не в том, что они виновны в разрушении святыни семьи, и потому их любовь не может быть счастливой (хотя Толстой одинаково осуждал и безлюбовные семьи, и разрывы семей). Главная же проблема заключается в том, что настоящая любовь не может вписаться в ненастоящее, фальшивое общество, поскольку это чувство, если оно подлинно и глубоко, подрывает все его устои, раскрывает его ложь. Неудивительно, что до тех пор, пока «свет» видит в связи Анны и Вронского обычный светский адюльтер, считающийся в обществе признаком хорошего тона, окружение не выражает своего возмущения. Но когда Анна открыто бросает вызов этому обществу (сцена в театре), оно начинает травить и преследовать ее. Кроме того, Анна и Вронский, при всех их достоинствах, все же плоть от плоти своей среды. Отсюда эгоизм Анны, дилетантизм, узость и ограниченность Вронского для настоящей любви.
«Мужичок, приговаривая что-то, работал над железом» (434). Железо издавна считается символом жестокого рокового начала. В романе формируется так называемая «железная» символика — предзнаменование гибели героини. Это, прежде всего, образ железной дороги, воспринимаемый как символ жестокости, механического бездушия людей, всеобщей катастрофичности жизни и нравственного мира. Не случайно уже первое знакомство Анны с Вронским на вокзале осенено смертью, когда под колесами поезда гибнет человек. Ей уже тогда это кажется «дурным предзнаменованием», она подсознательно запоминает слова о том, что такая смерть — «самая легкая». В решающий момент именно эта мысль выплывет из ее подсознания и станет определяющей в намерении свести таким образом счеты с жизнью. Сцена сближения Анны и Вронского также во многом символична. Близость, установившуюся между ними, Толстой изображает, как убийство: «Это тело, лишенное им жизни, была их любовь, первый период их любви» [18]. В словах о том, что тело Анны было лишено жизни, проводится прямая нить от наступившей близости к предстоящей гибели Анны. В финале романа Вронскому придется увидеть это «бесстыдно растянутое, посреди чужих, окровавленное тело» (449).
Таким образом, интерес и внимание к проблеме самоубийства мотивирован личным опытом обоих писателей.
Самоубийство Эммы Бовари обусловлено сложным сплетением социальных, общественных и индивидуальных причин. Оно выразило конфликт героини с мещанской средой, из которой она происходила, но с которой не могла примириться.
Самоубийство героини Толстого носит экзистенциальный характер: осознание самой Анной безнравственности того, что составляло единственный смысл ее существования, утрата всех жизненных ценностей в конечном счете приводят ее к намерению «избавиться от всех и от себя». Только в момент самоубийства Анна осознает свои ошибки, прозревает истину, состоящую в том, что не жизнь виновата во всех ее страданиях, а ложное понимание смысла жизни. Именно это и хотел выразить Толстой, для которого жизнь — великое благо, в служении которому состоит смысл и счастье каждого человека.
Судьбы обеих героинь ярко иллюстрируют мысль о вырождении любви в обществе, утратившем все свои духовные ценности и нравственные ориентиры, а также об извечной трагедии человеческих чувств.
2. Реизов Б. Г. Творчество Флобера. М., 1955. С. 211.
3. Купреянова Е. Н. Социальный смысл нравственной философии романов «Мадам Бовари» и «Анна Каренина» // Русская литература. 1976. №1. С. 43.
4. Флобер Г. О литературе, искусстве, писательском труде: В 2 т. М.,1984. Т. 1. С. 423.
5. Реизов Б. Г. Указ. соч. С. 239.
7. Набоков В. Лекции по зарубежной литературе. М., 1998. C. 203.
8. Реизов Б. Г. Указ. соч. С. 206.
9. Флобер Г. О литературе... Т. 1. С. 197.
10. Там же. С. 282.
12. Паперно И. Самоубийство как культурный институт. М., 1999. C. 101.
13. Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. М., 1961. Т. 10. С. 264.
14. Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. М., 1984. Т. 18. С. 643.
17. Толстой Л. Н. Указ. Собр. соч. Т. 9. С. 398. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием страниц в круглых скобках.
18. Там же. Т. 8. C. 167.