Приглашаем посетить сайт

Иванова Н. Ю. : Традиции народной волшебной сказки в творчестве Ш. Нодье («Фея Крошек») и А. Гамильтона («Тернинка»)

Иванова Н. Ю. :


Традиции народной волшебной сказки в творчестве Ш. Нодье («Фея Крошек») и А. Гамильтона («Тернинка»)

«Восьмые Лафонтеновские чтения». Серия “Symposium”, выпуск 26. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. С. 101-104

Ш. Нодье, романтик, апологет вымысла, и А. Гамильтон, человек Просвещения, относящийся к жанру сказки как к приятной забаве, обнаруживают, на наш взгляд, немало сходных черт. Существует особая близость мировоззренческой установки двух писателей: оставаться в стороне от прямых, магистральных течений, сохранять свою независимость и, говоря языком XX в., «неангажированность», ценой известной «маргинальности» и «пребывания в тени». Думается, что близость эта объясняется чертами сходства общей эстетической установки течения рококо, в русле которого держался А. Гамильтон, и личной художественной позиции Ш. Нодье, — всегда ненавязчиво и как бы полушутя, полусерьезно слагать свои творения, неизменно под защитой легкой и тонкой иронии.

В обоих случаях опорой в творческой работе названных авторов оказывается народно-сказочная основа. Она играет огромнейшую роль в творчестве Ш. Нодье, ценителя древних преданий и простой и естественной народной культуры. Если же говорить в этой связи об А. Гамильтоне, то надо заметить, что из всего многообразия сказок XVII-XVIII вв. лишь очень немногие из них развертывают схему исконной народной волшебной сказки — имеются в виду выделенные В. Я. Проппом сюжетные опоры (начальная беда, вызвавшийся ее исправить герой, его путешествие в иной мир к так называемому антагонисту с целью добыть искомое волшебное средство, способное исправить беду, и конечная победа над антагонистом и воцарение героя) (Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. М., 1998. 512 с.). Одним из немногих, по-видимому, исключений и является сказка Гамильтона «Тернинка», может быть, потому, что автор создал безупречную пародию, в которой (в силу особенностей жанра, «обязанного» концентрировать в себе главнейшие особенности пародируемого текста) словно сгущены те элементы, что были прихотливо рассеяны по сказкам того времени.

«у Гамильтона Нодье бесконечно любил «Тернинку» и другие его сказки и считал, что «превосходят их лишь сказки Перро», бывшие для автора «Феи Крошек» непререкаемым авторитетом (Larat J. La tradition et l’exotisme dans l’oeuvre de Ch. Nodier. Paris, 1923. P. 338). Если сопоставить сказки разных авторов XVII-XVIII вв., то можно заметить, что стиль А. Гамильтона отчетливо выделяется среди них, по нашему мнению, большей близостью к романному повествованию XIX в. с его интересом к оригинальности и исключительности героя, его (героя) романтической идеализации, тонкой обрисовкой психологических деталей, общей целостностью, продуманностью сюжета, характеризующей роман, в отличие от прихотливого и зачастую внутренне никак не обоснованного течения сказок многих авторов рококо. Все эти особенности сближают Гамильтона и Нодье и поэтому наталкивают на внимательное сопоставление авторов.

«Фея Крошек» во многом наследует традиционную и устойчивую схему народной волшебной сказки, описанную В. Я. Проппом. Именно эта древнейшая и простая основа оказалась способной помочь французскому сказочнику XIX в. воплотить свои сокровенные и глубоко оригинальные размышления о человеке идеала, о мире идеала и о том, что ему противостоит в мире обыденном. Народно-сказочная основа становится прекрасным «проводником» романтической поэтики. Сюжет истории Мишеля, главного героя сказки Нодье, с поразительной точностью следует фольклорной сказочной основе. Так, по неписаному канону волшебной сказки, один из членов семьи для начала действия должен отлучиться из дома (В. Я. Пропп). Усиленной формой отлучки является при этом смерть старшего члена семьи. В «Фее Крошек» сообщается о смерти матери Мишеля, и об отлучке его отца в морское плавание и его дальнейшем полном исчезновении во время самого раннего детства героя. Далее в народной сказке следует запрет, либо обращенная его форма — приказание или предложение. В сказке Нодье дядюшка Андре, собирающийся в долгое путешествие на поиски пропавшего брата, отца Мишеля, высказывает своему племяннику Мишелю совет научиться ремеслу, чтобы всегда иметь работу. Исполненное приказание в сказке соответствует нарушенному запрещению (Пропп). Мишель, послушный воле дяди, становится ремесленником. Однако следование народно-сказочной традиции проявляется не только в прямом заимствовании сюжетных опор (которое можно выявить в ходе сказки Нодье от начала ее и до конца), но и в своеобразном их преломлении. Например, интереснейшей особенностью является то, что образ Феи Крошек совмещает в себе функции дарителя, волшебного помощника и искомой царевны, в результате чего и сам этот многоплановый образ, и неразрывно связанный с ним сюжет получают возможность уплотниться. Далее, испытания героя, после которых он должен получить волшебное средство или волшебного помощника, в «Фее Крошек» проходят до периода нападения антагониста (враждебной среды), а не после, как того требует сказочный канон. Лишь трижды испытанный Феей Крошек на бескорыстие и доброту (трижды он отдает ей все, что имеет, — каждый раз по 20 гиней), он, наконец, входит в настоящее суровое море скучной житейской повседневности и неразумия, встреченное им в городе Гриноке (т. е. подвергается действию антагониста). При этом литературная сказка остается верна своей древнейшей основе, отступая от нее в частностях. Например, как в народной сказке герой не подчиняется всему тому, что несет на себе печать стремления к обыденному спокойствию и сохранению энтропии, и поэтому герой «взрывает» начальное «разумное» благополучие, так и Мишель создает вокруг себя атмосферу, отличную от обыкновенного течения жизни. В этом заключается мотив «сказочного» непослушания в характере Мишеля. Герой Нодье нарушает не какой-либо буквально кем-либо данный запрет, а негласный, царящий в современном ему мире людей запрет быть «безумцем», быть «не от мира сего».

героев (Нуину, Тернинки, Волшебницы Серены), которой не мешает добрая насмешка над некоторыми их действиями или эмоциями. Сама установка на пародию, кстати, — знак следования французской народно-сказочной традиции (Лопырева Е. А. Французская народная сказка // Французские народные сказки. М., 1992. С. 352-362). Гамильтон и Нодье сходны в сюжетном следовании народной основе, в склонности к атмосфере шутки и пародии. Сходство прослеживается и в образной системе. Образ неугасимой любви дан в обеих сказках и имеет фольклорную основу. Некоторым народным сказкам знаком, этот мотив верности даже некрасивой суженой, не обещающей герою никаких мирских благ и удовольствий (высокого социального положения и т. п.). Имеются в виду распространенные сказки о принцессе-мышке и т. п. Сходны образы главных героев двух изучаемых нами сказок и сказки народной. Народно-сказочный герой — это обычно чудак для других людей, неординарно мыслящий и обладающий высокой чувствительностью к необычным явлениям, поэтому и супругой его становится не обычная девушка, а таинственная царевна, встреченная в ином мире. Так и в сказке Нодье Мишель — сумасшедший для большинства людей, лишен их обыденных интересов. Нуину верен Тернинке, даже когда она становится безобразной, что непонятно остальным. Роднят обе сказки со специфически французской сказочной традицией и следующие особенности: особая атмосфера иронии, умение героев шутить и смеяться, и вследствие этого разоружение зла посредством смеха; герои обеих сказок смотрят на «хтонические» ужасы как бы сквозь пальцы, словно смотря дивное и несуразное сновидение (Мишель) или вообще играя со злом в веселую игру (Нуину); эстетическое и артистическое начала (немаловажное значение придается таким качествам героев, как ловкость, изящество, легкость). Утонченность эстетической реакции, характерная для французской народной сказки, также характеризует главных героев «Феи Крошек» и «Тернинки» и сам характер повествования. Так, контрастное описание Лучезары и Тернинки сравнимо с образами Билкис и Фолли Герлфри в сказке Нодье.

Выявление общности между сказками и их принадлежности к древнейшим истокам помогает найти ту неизменную основу, от рассмотрения которой должно отталкиваться изучение поэтики литературной сказки.