О. Горобчик.
Творческий эксперимент Эмиля Золя
http://www.emilezola.ru/lib-ar-aname-1018/
«Всякому, кто хочет быть в жизни деятельной личностью, а не страдательным материалом... надо укрепить свою мысль чтением гениальнейших мыслителей, изучавших природу вообще и человека в особенности, – не тех мыслителей, которые старались выдумать из себя весь мир, а тех, которые подмечали и открывали путем наблюдения и опыта вечные законы живых явлений. И надо... постоянно поддерживать серьезным чтением живую связь между своей собственной мыслью и теми великими умами, которые из года в год своими постоянными трудами расширяют по разным направлениям всемирную область человеческого знания».
Д. И. Писарев
Слабые, дряхлые, бесцветные и бездарные писатели расплодились и подчинили сегодня свою деятельность прихотям общественного вкуса и капризам умственной моды, которая диктует развлечения –эту прихоть обывателей, в том числе обывательских правящих классов. Сильные талантом, знанием и любовью к идее художники всегда шли своей дорогой и не обращали внимания на мимолетные фантазии общества. «Есть годы урожайные и неурожайные для рождения великих людей, совсем как для сбора хлебов»,– писала в своем очерке «М. Е. Салтыков-Щедрин» С. В. Ковалевская. Так, в России в периоде после 1825 года благодаря творчеству Гоголя, Белинского, Некрасова, Тургенева, Достоевского, Добролюбова, Репина, Крамского, Зорянко, Комиссаржевской и других представителей критического реализма в искусстве стена между книжной мыслью и действительной жизнью , по выражению Писарева, «была пробита навсегда». В этот же период и Франция подготовила почву, взрастившую крупных художников -реалистов–В. Гюго, Бальзака, Доде, Мопассана, Флобера, Золя, импрессионистов. «В России очень изощренно и сочувственно воспринимают все красоты, все тонкости французской литературы, – замечает Ковалевская. – Не однажды у нас прозревали исключительность французского писателя раньше, чем он был признан у себя». Так случилось и с Эмилем Золя.
Он родился в Париже 2 апреля 1840 года. «В горькие дни моей юности я жил на чердаках на окраине, откуда открывался весь Париж. Этот великий Париж, неподвижный и безразличный, который всегда был здесь, в рамке моего окна, казался мне трагическим поверенным моих радостей и печалей. Я голодал и плакал перед ним; перед ним я любил и пережил самое большое счастье»., – так банально начал Э. Золя свой университет самостоятельной жизни. Он лакомился воробьями, которых по утрам ловил в силки, расставленные на крыше, и жарил их, нанизав на прут от занавески, а рядом с ним был томик мудреца Мишеля Монтеня: «Мне хорошо было с ним. Он многому научил меня, вселяя мужество, помогая переносить невзгоды». Но главным учителем Эмиля Золя всегда оставалась реальная действительность.
Вторая половина Х1Х века – время обострения социальных противоречий в обществе, выдающихся научных открытий, невиданного индустриально-технического прогресса. Естественные науки особенно привлекают внимание молодого исследователя человеческой природы, на столе которого лежат томики «Человеческой комедии» Бальзака. Едва расставшись с нищетой, оставив попытки получить систематическое образование в университете, Золя первые свои литературные опыты сочетает с самообразованием: он становится завсегдатаем Парижской национальной библиотеки, где знакомится с работой Ч. Дарвина «Происхождение видов», изучает «Введение в экспериментальную медицину» Клода Бернара, «Трактат о наследственности» доктора Люка, «Психологию страсти» Летурно. Итак, желая со временем полностью посвятить себя избранному поприщу – литературе, он изучает человека, чтобы давать наиболее полное и точное отражение жизни общества.
«наш век поистине чересчур занятый, чтобы остановить внимание на лепете двух безвестных влюбленных». Золя выбирает реализм как метод изображения действительности. Следующий важный шаг в творческом развитии писателя Эмиля Золя – дать научное объяснение поведению своих героев. Но чем шире и глубже его литературные замыслы, чем больше созданного – а Золя весьма кропотливо собирал материалы для своих литературных произведений, в особенности документальные – тем более он убеждается в том, что социальные законы правят обществом, а не биологические, тем чаще изменяет он своей концепции натурализма, некогда изложенной им самим: «Романист, изучающий нравы, дополняет физиолога, изучающего организм... Расширьте роль экспериментальной науки, доведите ее до изучения страстей и описания нравов, и вы получите наши романы, которые исследуют причины, объясняют их, собирают человеческие документы, чтобы иметь возможность властвовать над средой и человеком, чтобы развить хорошие задатки и подавить плохие».
Так, работая в течение 25 лет над самым крупным своим произведением – социальной эпопеей «Ругон-Маккары», состоящей из 20 романов, Э. Золя с обычной для него добросовестностью собирает документальные сведения в архивах, в биржевых конторах, следит за судебными процессами, за политическими событиями, за курсом ценных бумаг, за светской жизнью и светскими сплетнями, чтобы оживить весь этот « неинтересный материал» на страницах своего грандиозного произведения. Порой он и сам участвует в судебных разбирательствах, чтобы защитить незаконно осужденного человека. Он выезжает на места недавних военных событий, изучает записные книжки и дневники участников войны Франции с Пруссией 1870 года, чтобы в романе «Разгром» точнее изобразить позорное, но закономерное поражение своей нации, управляемой кучкой спекулянтов, за которым логично последовал первый в истории опыт взятия пролетариатом власти в свои руки – Парижская коммуна. Чтобы достовернее изобразить «борьбу между трудом и капиталом» в романе «Жерминаль», он пользуется материалом, собранным им во время грандиозной Анзенской стачки шахтеров 1884 года, на которой он побывал лично в самый разгар событий. Жизнь рабочего люда была ему знакома со времен бесприютной молодости, когда он жил в рабочем квартале, что и обеспечило успех его роману «Западня». В романе «Земля», как писала большевистская «Правда» в 1912 году, жизнь «более похожа на скотный двор, чем на истинно человеческую жизнь. Это не потому, что такова уж природа человеческая, а потому, что не устроено человеческое общество». В романах «Накипь», «Деньги», «Дамское счастье» Золя, согласно рукописным заметкам, ставил цель «показать буржуазию без покровов, отвратительной, хотя бы она и считала себя воплощением порядка». Но если в «Дамском счастье» процесс уничтожения более крупным предпринимателем более мелких Золя находит закономерным для империализма и не оплакивает гибель мелких лавочников, то в романе «Жерминаль», написанном всего через два года после «Дамского счастья», в 1885 году, он размышлениями своего героя, вождя взбунтовавшихся шахтеров Этьена Лантье словно подводит итог: «Решительно все разваливается, когда каждый тянет в свою сторону и хочет властвовать. А неужели Дарвин прав, и все в мире – борьба, в которой сильные пожирают слабых, что обеспечивает красоту и сохранение рода?
свои силы. Для созидания нового общества понадобится обновление крови. Произойдет своего рода нашествие варваров, возрождавшее старые, одряхлевшие нации. Словом, вновь заговорила его несокрушимая вера в недалекую революцию – революцию трудящихся, пожар которой запылает в конце столетия и озарит землю...».
В 1885 году Золя не понимал, что одряхлевший мир преобразует сила сознательной, организованной борьбы, а не страшная сила стихии. Тем не менее в набросках к «Жерминалю» художник-реалист берет в Золя верх над теоретиком: «Роман – возмущение рабочих. Обществу нанесен удар, от которого оно трещит; словом, борьба труда и капитала. В этом – все значение книги; она предсказывает будущее, выдвигает вопрос, который станет наиболее важным в ХХ веке». А начиная с середины 80-х годов вопросы социализма волнуют Э. Золя все больше: он присутствует на собраниях, организованных рабочей партией в Париже, встречается с Жюлем Гедом и ведет с ним беседы об аграрном социализме. К июню 1886 года относится его высказывание: «За какое исследование я теперь ни берусь, я неизменно наталкиваюсь на социализм». О его симпатиях к социализму свидетельствует предложение, сделанное им редактору брюссельской социалистической газеты «Ле Пепль» о бесплатном печатании в ней романа «Жерминаль». Именно к марксизму после долгих блужданий приходит ставший на путь революционной борьбы Этьен: «... в путаных его рассуждениях оставили свой след все теории, которыми он по очереди увлекался и от которых затем отказался. Но надо всем главенствовала незыблемая идея Карла Маркс: «Капитал есть результат ограбления труда, труд имеет право и обязан отвоевать украденное у него добро».
путь исканий один из потомков четы Ругон-Маккар, отягощенной наследственностью: психической неуравновешенностью женщины по фамилии Ругон и алкоголизмом мужчины по фамилии Маккар, которая, по первоначальному замыслу художника, должна была проявлять себя в потомках и влиять на их поступки.
«Элита и политика» Эмиль Золя признается: «В начале своей литературной карьеры я испытал крайнее презрение к политике... В то время я наивно верил, что только люди образованные и представители искусства – настоящие люди, а прочих смертных считал бессмысленным стадом, презренной толпой, недостойной внимания; но с годами жизнь меня многому научила, и я отбросил это заблуждение».