Светлана Горбовская Милевская
Путешествия на Восток Ламартина и Нерваля, или В поисках "другого"
http://www.proza.ru/2009/12/12/1116
французской литературы и являющиеся неоднократным предметом сопоставлений. Это дневниковые записи А. де Ламартина и сказочные или притчевые впечатления Ж. де Нерваля.
Путешествие в литературе – интереснейший пласт, как художественного, так и научно-популярного текста. Корни жанра лежат в мифологии и фольклоре, где странствие тотемного героя по Эпохе или Стране снов (dreamtimes) становится для него испытанием. Путешествие лежит в основе самых первых сказаний и романов «Песнь о Гильгамеше» (шумеро-аккадский эпос), «Илиада» и «Одиссея» Гомера, «Песнь об Александре», романы Кретьена де Труа и т. д. Путешествие исторически развивается в двух больших направлениях или в двух планах: внешнем и внутреннем. Внешний: странствующий герой активно перемещается в пространстве как наблюдатель чужого мира, о котором он рассказывает читателям: Марко Поло, сын венецианского купца. «Книга о разнообразии мира» (1298) – о путешествии на Восток, в Китай, Афанасий Никитин, тверской купец. «Хождение за три моря» (XV в) — об индийских впечатлениях. Внутренний план. При восприятии читателем литературного путешествия внимание перемещается на чувства и переживания странствующего, внешние элементы перемещения в пространстве уже не имели решающего значения: Карамзин «Письма русского путешественника»; Радищев «Путешествие из Петербурга в Москву»; Байрон. «Паломничество Чайльд Гарольда». Путешествие, все чаще сочетающие в себе оба плана наблюдений, и, более того, заимствующий многое в путевых дневниках и журналах путешественников мореплавателей, ученых, охотников за экзотическими растениями, птицами, животными, зарождается в европейской литературе в XVIII веке, когда в неведомые страны, которые европейцу тогда казались такими же недоступными и сверхреальными, как для нас другие планеты, хлынул поток путешественников-ученых и мореплавателей (Ив-Жозеф Тремарек Керглен, Николя;-Тома; Боде;н, Эмануэль Гамелин, Франсуа Перон, Мари Жозеф Франсис Гарнье, Анри Дюверье и т. д.) Дж. Свифт (1667-1745) в «Путешествиях Лемюэля Гулливера» (1726) отправлял своего героя в морское плавание, как писатели фантасты перемещают протагонистов на космических кораблях в космос на другие планеты. Открытие каких-то далеких стран, заселенных не людьми, а существами - лилипутами, великанами, лошадьми, обладающими разумом, но не похожих на людей, говорит о том же желании открыть другое, но далекие страны для европейца того периода были схожи с другими планетами. И хотя Свифт создавал в иронической форме карикатуры характеров, политических и социальных подгрупп Англии, то, какие именно персонажи вышли из-под его пера, говорит о страхе европейца перед открытиями далеких миров, о страхе перед такими непохожими, дикими, разрисованными, растатуированными людьми, великанами, пигмеями, которых путешественники XVII-XVIII вв. привозили с собой из Африки, Америки, Австралии, Индии. Очевидно, что эти пришельцы, равно как их среда обитания, казалась европейцу – другим. Ярким доказательством служит то, что среди вымышленных стран, где побывал Гулливер (Бробдингнег, Лапута, Бальнибарби, Лаггнегг и др.), он называет Японию, а именно – порт Нагасаки.
Нужно отметить, что многие французские писатели конца XVIII века совершали вынужденные или добровольные поездки по разным странам Европы, России, Скандинавии, интерес к этому был во многом пробужден Лоуэренсом Стерном и его романом «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии», но в далекие, заморские, страны ездили пока лишь единицы, и тем более писали об этом. Одним первых писателей-путешественников, отцом «экзотизма», запечатлевший быт далеких стран, а именно острова св. Маврикия, был Анри Бернарден де Сен-Пьер. Плодами его исследовательско-литературной деятельности в момент трехгодичного пребывания на Иль-де-Франс (так в те годы именовали Маврикий) стали рассказ «Путешествие на Иль-де-Франс», четвертый том «Этюдов о природе» «Поль и Виржиния» и роман «Индийская хижина» 1791. С одной стороны, помимо «Путешествия на Иль де Франс» 1773, все это художественные произведения, но эмпиризм путешествия у него выходит на первый план. Во вступлении к «Полю и Виржинии» он писал: «В этом маленьком сочинении я ставил себе большие цели. Я попытался нарисовать в нем почву и растительность, не похожие на те, что есть в Европе» [1:9]. То есть, прежде всего, он хотел на конкретных примерах показать, что он видел во время путешествия. И читатель впервые для себя открывал новые географические, геологические наименования, названия растений и животных. Ярким примеров служат названия экзотических растений в «Поле и Виржинии», индийская традиция языка цветов, разделение индийского общества на брахманов и парий или неприкасаемых в «Индийской хижине».
Нужно отметить, что многие ученые, совершающие в те годы путешествия в заморские страны, были ботаниками, орнитологами, зоологами, геологами и т. д. Жак-Жюльен Лабилльярдиер (ботаник) «Изображения редких сирийских растений» с таблицами, «Виды растений Новой Голландии», Анри Кудро издал более десяти книг по изучению Французской Гвианы, Филибер Коммерсон – работы по ботанике и описанию растений Африки, Южной Америки, Океании, интересны его письма Карлу Линнею из этих путешествий, Фредерик Кальо – исследовал Египет «Исследования искусств и ремесел, а также социальных и домашних обычаев древних народов Египта, Нубии и Эфиопии» 1831-37). Именно на такие исследования опирались и Шатобриан, и Ламартин, и Нерваль, работая над своими произведениями после возвращений из путешествий. К примеру, Шатобриан, описывая Америку, опирался на работы «История и общее описание Новой Франции» 1744 П. де Шарлевуа, «Обычаи американских дикарей в сопоставлении с обычаями первобытных людей» 1724 П. Лафито, «Путешествия по Северной Америки в 1766, 1767 и 1768 гг» 1778 Дж. Карвера, и особенно «Путешествия по Северной и Южной Каролине, Джорджии, Восточной и Западной Флориде, по стране Чероки и т. д.» В. Бартрама.
Основной формой описания путешествия у Бернардена де Сен-Пьера был роман. Содержание же не носило характера путевых заметок или научного дневника, а передавало остросюжетные детали взаимоотношений между персонажами, внутренний мир героев, терзания, страдания и т. д. Одним словом, какой-то определенной формы, уже введенной учеными-путешественниками, у писателя-путешественника пока не было. (Хотя роман считается одной из форм жанра путешествий.) Рене Шатобриан, один из самых первых последователей Бернардена де Сен-Пьера, описывал Америку как в форме рассказа, так и в форме путевых заметок («Путешествие в Америку», 1827, «Рене», «Атала», «Дорога из Парижа в Иерусалим», 1911)
передачи путешествия и внутренних философско-психологических размышлений, а Нерваль, представил внутреннее путешествие, одновременно реальное и вымышленное, не сопоставимое, пожалуй, ни с каким другим Путешествием своих современников. Ламартин и Нерваль намеренно едут каждый по своему маршруту с целью наблюдений и записей на Ближний Восток, который для европейцев не был таким уж неизведанным и чужим в отличие от Америки, Индии или Африки. Цели, причины и характер поездок были разными, единственное, что объединяло обоих авторов – стремление к другому. Здесь необходимо уточнить, что «другое» в эстетике немецкого и раннего французского романтизма необходимо отличать от понятия перемещения в соседствующую зону или переход в другое состояние «autre», тоски другого, диалоговой позиции Я и Другой, что станет одним из концептуальных акцентов многих эстетических и художественно-литературных тенденций ХХ в, основанных на дуалистических идеях философии Декарта, Гегеля, Бахтина, Делеза и других мыслителей. Это перемещение в другое место – «ailleurs» или «autre part», согласно основным критериям романтизма – возвращение к историческим корням, к мифу, легенде, библейским притчам, к событиям времен Крестовых Походов.
Путешествия на Ближний Восток и Северо-Восточную Африку – возможность соприкоснуться с этим «ailleurs», с самой древностью, с прошлым, которое в связи с возникновением и развитием в XIX в археологии, буквально выходило наружу из земных недр. Ведь раскопки в первой половине и середине XIX в. очень интенсивно велись именно в Египте, Месопотамии, Греции, куда так стремились европейские путешественники-писатели, как будто во второй раз массово открывающих для себя эти места, но уже не как воины, а как исследователи и наблюдатели. (Конечно, в период XV-XVIII века были неединичные случаи поездок на Ближний Восток, но в XIX веке это приобретает массовый характер, схожий с тем бесконечным потоком немцев, англичан, итальянцев и французов, которые стремились в Палестину в XII-XIV веках с христианской миссией. И нужно отметить, что во многом этот интерес был пробужден именно произведениями писателей-экзотистов рубежа веков). Таким образом – это «ailleure» для романтиков соединяет в себе понятие места и времени – в другое место и другое время.
откуда он на всю жизнь запомнил имена патриархов и описание удивительного мира природы, которая окружала первых людей. С детства же он решил совершить путешествия в эти удивительные древнейшие места, и главное – увидеть природу этих мест [2] И нужно отметить, что у Ламартина именно описание растений, природы в целом стоит на первом месте.
Ламартин, как Шатобриан, проповедует христианство в своем творчестве, особенно в «Медитациях», но, несмотря на то, что многие исследователи творчества Ламартина (Ришар Аликс «L`Univers aquatique de Lamartine» 1991, Анри Гийман «Lamartine, l`homme et l`oeuvre»1940, 1987, Эдуард Род «Ламартин» 1883, Пьер Мишель «Lamartine, reconnaissance et m;moire 2006» и др.) указывают на то, что поэт отправился на Восток как христианский миссионер и паломник, создается впечатление, что в «Путешествие на Восток» Ламартин как бы самоустраняется от идеи паломничества и художественного миссионерства. Об этом он сам отмечает во вступлении к «Путешествию на Восток», написанном уже во Франции, после всех предыдущих записей: « Он (Шатобриан) отправился в Иерусалим как паломник и рыцарь с библией, Евангелие и хрониками о крестовых походах в руках. Я же поехал туда лишь как поэт и философ; и привез оттуда впечатления, глубоко затронувшие мое сердце; а также высочайшие и страшные уроки, закалившие мой разум» [3: 23].
На протяжении всего поэтического творчества у Ламартина происходит внутренняя борьба, особенно в передаче образа природы, между христианским и пантеистическим, даже порой деистическим, восприятием мира, свойственным раннему французскому романтизму. Притом что, христианство в нем – это память о матери, в Путешествии он так и отмечает, что все втроем они совершают паломничество в память о ней, или вместо нее, так как она не могла себе это позволить. Пантеизм же, восприятие внешнего мира, природы как Творца исходит уже из его соприкосновения с творчеством Руссо, Бернардена де Сен-Пьера, Шатобриана, с эстетикой немецкого романтизма. Поездка на восток, а именно в Иерусалим и в Палестину, первоначально и правда должна была стать не только путешествием внимательного наблюдателя, но, прежде всего, паломничеством, которое стало бы венцом его христианского самоутверждения. Но трагические обстоятельства помешали его планам, таким образом, итогом этого путешествия стала лишь интереснейшая книга, подробно рассказывающая об особенностях быта, флоры, фауны, культуры тех стран, где он побывал. Вторым итогом путешествия, как известно, стало, если не разочарование, то переосмысление отношения поэта к вере и религии. Причиной тому стала смерть (7. 12. 1832) в Бейруте его маленькой дочери, Юлии, о чем он пишет в главе «Guethsemani или Смерть Юлии», датированной декабрем 1832 года. Следующая же запись им сделана только в марте 1833, видимо долгий перерыв говорит о мучительных переживаниях поэта и о размышлениях над тем – нужно ли продолжать? И он продолжил, обстоятельно описал пребывание в Сирии, путешествие в Бальбек, к руинам храма Солнца, в Дамаск, возвращение в Бейрут, дорогу домой. Последние слова Путешествия на восток написаны в духе основной христианско-пантеистической мысли «Медитаций» - все, что есть прекрасного в сердцах тех, кто сопровождал поэта во время этого нелегкого путешествия и прощался с ним перед отъездом - «все начертано разными шрифтами рукой Господа», то есть, другими словами, он смиренно соглашается – наша судьба предрешена, написана заранее, на все воля Божья. Хотя, читая записи, легко сделать вывод о том, что пятилетний ребенок подвергался неизбежной опасности с того самого момента, когда вместе с родителями сел на корабль в Марселе, ехал на верблюде и лошадях через города Сирии, и тем более, когда вся семья прибыла в Иерусалим, где бушевала эпидемия чумы.
появляясь в общественных местах в странной одежде, не узнавал никого, хотя разум к нему периодически возвращался, репутация была испорчена. Единственным способом реабилитироваться в своих собственных глазах и в общественном мнении было путешествие на Восток и записи, которые могли бы превратиться в замечательную книгу, о которой он мечтал. Но от той достаточно большой суммы, которую он некогда получил по наследству, практически ничего не осталось, и Нервалю пришлось ехать на Восток в сопровождении египтолога Жозефа де Фонфреда практически с пустыми карманами.
на осле. Как отмечает Жан Рише в книге «Жерар де Нерваль», трудно судить о пребывании Нерваля на Востоке, так как новеллы из этого цикла достаточно туманные, передают, скорее, внутренний мир писателя, а не конкретные факты. Единственным источником в этом отношении служит переписка Нерваля с отцом и друзьями, где он описывает свой маршрут и все те тяготы, которые ему приходилось переносить. То есть, чтобы создалось полное впечатление о Путешествиях Нерваля, необходимо изучить не только его новеллы, но и корреспонденцию, отправленную им из Египта, Ливана и Греции. Так как Нерваль нуждался в деньгах, ему приходилось отправлять в журналы свои путевые заметки и публиковать частями, хотя он мечтал создать цельный большой труд.( Журналы «L`Artiste», «La revue des deux mondes», «La Silhouette», «La revue de Paris», «La Presse», «Le National», опубликовали с 1844 по 1850 – «Женщины Каира», «Марониты», «Друзы», «Сцены из восточной жизни», «Ночи Рамадана», «Ливанские женщины» и т. д.).
Нужно отметить, что если в дневнике Ламартина, записанного, пусть красиво, пусть очень точно, не оставалось, на наш взгляд и следа от автора «Медитаций», за исключением некоторых эпизодов, посвященных описаниям природы, его Путешествия стилистически близки к письмам Нерваля с Востока, то «Коптские свадьбы», «Подземный мир», «Рамадан», «Женщины Каира», «Невольницы», «Гарем», «Пирамиды» Нерваля все это было частью «El Desdichado», частью всех остальных «Химер», перевода «Фауста», «Аурелии» то есть – это был сам Нерваль. Тот Восток, со всей его древней историей, с деталями быта, который описывал Нерваль, был скорее внутренней реальностью автора, это был Восток через Нерваля. Хотя он давал интересные описания камней, птиц, географических, архитектурных достопримечательностей, все же, как Лондон превращался у Нерваля в Китай или Пекин, так и города Египта и других стран, как пишет в статье Режин Бордери «Путешествие на Восток: к эстетике странного», также Нагиб Арсель в «Галлюцинаторный Египет Ж. де Нерваля» [6] - превращались у него во что-то другое – сновидения, фантасмагории, личные ассоциации. В статье «L`ailleurs de l`Orient» Ги Бартелеми [7] так и пишет, что Нерваль ехал на Восток в поисках другого, в поисках далекого, нереального мира, мира легенд, мифов, библейских притч.
Еще перед отъездом из Женевы он писал: " O; vais-je? O; peut-on souhaiter d'aller en hiver? Je vais au-devant du printemps, je vais au-devant du soleil.... il flamboie ; mes yeux dans les brumes colorées de l'Orient " [4:54-66] (Куда я еду? Куда еще ехать зимой? Я еду в весну, еду к солнцу. Оно полыхает в моих глазах разноцветными туманами Востока»). Но был разочарован, так как осознал, что тот мир востока, который он нашел когда-то в книгах не шел ни в какое сравнение с реальностью, переполненной уродливой обыденностью, грубостью, неустроенностью, элементарной опасностью для здоровья. " Aussi bien, c'est une impression douloureuse, ; mesure que l'on va plus loin, de perdre, ville ; ville et pays ; pays, tout ce bel univers qu'on s'est créé jeune, par les lectures, par les tableaux et par les rêves (..) Si admirables que soient certaines contrées, il n'en est point dont l'imagination s' éonne complètement, et qui lui présentent quelque chose de stupéfiant et d'inouï " [4:54-66](Какое тягостное впечатление. По мере того, как мы переходим из одного города в другой, из одной страны в другую, какими бы прекрасными ни были некоторые места, они не способны так же поразить мое воображение, как та вселенная Востока, которую я создал себе, читая книги, рассматривая картины, предаваясь мечтам…») . Таким образом, в то время как Ламартин описывал реальность того мира, который был когда-то заложен в Ветхом Завете, брал реальность, как скульптор камень, и просто оттачивал ее, Нерваль решает создать свой Восток «le mirage d'un Ailleurs oriental et d'une Altérité orientale», он не нашел тех, кого так хотел встретить в хорошо известном краю – ни Адама, ни Еву, ни Ноя, ни Авраама, ни Давида. Как пишет Ги Бартелеми [6] Нерваль решил написать свою «Тысячу и одну ночь», мы бы предположили, что он, скорее, создал свое видение тех далеких древнееврейских, египетских, греческих, мифов, легенд и притч, заселенных как известными персонажами (Адонай, Адам, Элохим, Енох, Прометей, царь Соломон), так и собственными, так сказать псевдо-мифами востока или мифами Нерваля: Адонирамом, Королевой Саба Балкис, Солеманом, предком Адонирама – Тубал-Кайном и др. Удивительной по красоте является глава «Подземный мир», куда уводит Адонирама Тубал-Кайн, (Нерваль сопоставлял это подземное путешествие Адонирама со схождением в Ад Энея) мир каменных и металлических цветов, деревьев, рек, садов, мир, заселенный душами мифологических предков. Но нужно отметить, что Нерваль не просто придумывал свой мир легенд, а символически соединял его с франкмасонской и розенкрейцеровской символикой – подземными каменными розами, образами короля и королевы, зашифрованные в Адонираме (скульпторе-архитекторе, то есть мастере-короле в масонской символике) и Балкис, а также в самом Нервале и Салейме, дочери друзского шейха, на которой писатель чуть было ни женился. Ги Бартелеми в своей работе последовательно разбирает эту сложную символику.
Мода на поездки на восток ( “orientophilie”) во Франции тогда была очень распространена, ехали все, кто мог, оставляли сотни дневников и заметок. В 2005 году Жан Клод Берше опубликовал книгу «Путешествие на восток» (антологию французских путешественников XIX в), к такому общему потоку орьянтофилов и орьянтофобов близки заметки Ламартина, Нерваль же стоит особняком. Его новеллистические маршруты в корне отличаются от остальных – он тесно, жизненно соприкоснулся с бытом Востока, но передал его через себя. Его Восток, то, что называется, - не для всех, а лишь для избранных. В конце путешествия, возвращаясь домой, в одном из писем Жюлю Жанану он, с еще большим разочарованием, отметил, как будто вторя известной морали сказок о поисках счастья: «В общем, Восток не имеет ничего общего с той мечтой, которую я лелеял два года назад… с меня хватит хождения по следам поэзии; создается впечатления, что она здесь, у вашего порога, а то и спит прямо в вашей постели» [4:54-66]. Последние слова, видимо, относятся к девушке Зейнаб, в которую Нерваль влюбился и выкупил у одного торговца, и которая, в итоге, до того ему надоела, что ему пришлось отдать ее во французскую школу в Бейруте и заплатить за ее обучение, лишь бы она не ехала за ним следом.
«другого» привели Ламартина и Нерваля лишь к острому желанию вернуться обратно – одного личное горе, другого тяготы, нищета и усталость. А Путешествия на Ближний Восток, которые не принесли в XI-XIII веках практически ни одной прочной победы крестоносцам, и которые должны были для обоих писателей стать жемчужинами в коронах творчества, так и не смогли, при всех своих заслугах, затмить поэтического величия «Медитаций», таинственной глубины «El Desdichado» и гениального сумасшествия «Аврелии».
Литература.
1. Бернарден де Сен-Пьер А. Поль и Вирджиния. М.,1937
2. Philippe A. R;ver les paysages: topographie et imaginaire chez Chateaubriand,Lamartine,Nerval /http://www.crlv.org/swm/Page_Conference.php?P1=258/
5. Harzel N. L`Egypte hallucin;e de G.de Nerval
/http //www.afrik.com/article799.html/
7. Barthelemy G. L`Ailleures de l`Orient
© Copyright: Светлана Горбовская Милевская, 2009