Олег Астапович
Есть ли историческая правда в романах Александра Дюма?
Ежедневный познавательный журнал "ШколаЖизни. ру"
http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-8373/
Не узнать его очень трудно. Каждая строка не оставляет сомнений в том, чей роман перед тобой. Отнюдь не обязательно его любить. Можно просто уважать. И понимать, что авторов, близких к нему по уровню своих креативности, плодовитости незаурядного ума и умению удержать читателя у раскрытой один раз книги, не так и много, как кому-то могло показаться…
В случае с Александром Дюма вопрос, вынесенный в заголовок данной статьи, решается не так уж и сложно. Правда, и не совсем просто. С одной стороны, как утверждают люди, истории как науке вовсе не чуждые, о фактологической достоверности в произведениях Дюма можно говорить или не делать этого, но суть (читай: приговор) следующая: ее как таковой в них просто нет. В чистом виде. Просматриваться она просматривается, однако исключительно благодаря тому, что историческая правда в той мере, в которой она фигурирует в творениях французского писателя, не мешает достижению тех целей, которые он перед собой ставил, давая своим творениям право на жизнь.
Искаженная действительность давно минувших веков находит пристанище на страницах книг, подписанных именем и фамилией автора «Трех мушкетеров», «Графиня де Монсоро» и других не менее замечательных плодов французского писателя, причем (не покидает такое ощущение, уж извините!) порой кажется, что писать свои лучшие романы Дюма и брался, словно бы желая воплотить на бумаге принцип «Реальным фактам вопреки». Ведь все равно должны были в конечном счете сработать законы экономики в той их части, которая гласит: за родившимся спросом непременно последует адекватное ему предложение. И законы действительно работали, а вместе с ними – неутомимый создатель новых персонажей, судеб и их всевозможных пересечений на дороге жизни. Эпоха и ее запросы рождают тех, кто эти запросы может и готов удовлетворить.
В начале своей писательской карьеры А. Дюма отдавал предпочтение пьесам для театра, которые и дали парижскому обществу первую возможность знакомства с впоследствии одним из самых читаемых писателей мира. Но в конце 20-х гг. XIX в. переключение интереса популярных на то время парижских журналов (которое шло за соответствующим сдвигом в интересах публики) к труду писателей иного, теперь все более и более развлекательного, направления подвигло этих самых авторов перестраиваться под влиянием меняющихся вкусов и вектора духовных порывов их современников, результатом чего стал выход на историческую и культурную сцену нового жанра – исторического романа.
«вручную», желание удержать читателя у книги брало верх, и победа оставалась за тем, кого впоследствии уже не судят (в данном случае речь о гении А. Дюма).
Здесь бы и высказать несколько замечаний. С одной стороны, увлечение парижской публики тех времен историями, которые обычно выходили по частям, т. е. фактически сериями, очень уж напоминает наше время, под которым в данном контексте будем понимать период с начала 90-х гг. прошлого столетия. Отличительной чертой этого времени по сей день остается удивительная тяга к раздутости, рождаемой на пустом месте, сюжету, рассредоточенному вплоть до его исчезновения, а также эпизодам, дарящим нам искреннюю радость благодаря своей простоте и удобоваримости. Здесь бы еще упомянуть отсутствие сцен, способных заставить зрителя предпринять попытку к распутыванию хоть самого незначительного по масштабу и закрученности логико-смыслового клубка, и картина выйдет близкая к завершенной. Так вот, сериалы полюбились парижанам уже тогда.
«Граф Монте-Кристо» – осознанно ли, подсознательно ли – признавались самим себе в невозможности осуществления всего сказанного Дюма в реальной жизни («Не верю!»). А теперь представьте себе, что жизнь самого писателя частенько заставляла его современников усомниться в том, что такое можно увидеть хотя бы во сне. Особняки, друзья, женщины – Дюма-отец умел и любил (а может, любил и не умел?) тратить деньги не менее активно, чем работать ради обладания ими.
И еще об истории. А. Дюма принимал участие в революции, вспыхнувшей во Франции в начале 1830-х, а также лично помогал Гарибальди в национально-освободительной борьбе в Италии. Вот он – контакт с живой историей? Которую хотя бы поэтому он, есть основания полагать, наверняка любил.
Правда, не больше, чем писать…