Арзуманян С.
ЕГЛУ им. В. Я. Брюсова
ЛИЧНОСТЬ ЛЮДОВИКА XI В ИСТОРИИ
И В ТВОРЧЕСТВЕ В. СКОТТА И В. ГЮГО.
Вопросы филологии. ВЫПУСК 1.
“Лингва”. ЕРЕВАН – 2003
http://www.brusov. am/docs/Ban-harcer-Final.pdf
Король Франции Людовик XI, правивший с 1461 по 1483 год, – одна из самых интересных личностей как в истории, так и в литературе. В данном небольшом исследовании мы предпримем попытку рассмотреть различные подходы в изображении Людовика в «Мемуарах» Филиппа де Коммина (I-V книги, 1489-1490гг.) и в романах Скотта «Квентин Дорвард»(1823) и Гюго « Собор Парижской Богоматери» (1828, изд. 1831).
прекративший феодальные распри. При этом он был хитер, жесток, суеверен, подозрителен и непостоянен в своих привязанностях. Людовика XI называли “ лисом”, в подтверждение чего он любил говоить: “Кто не умеет притворяться, тот не умеет царствовать”. Дальновидность политики Людовика, его политическая прозорливость помогли королю не только усилить монархию, но и превратить Францию в централизованное государство. Филипп де Коммин начал писать свои « Мемуары» по просьбе архиепископа Вьеннского Анджело Като. Людовику XI отведено в них одно из главных мест. Это было связано с тем, что в 1472 году де Коммин перешел на сторону Людовика от Карла Смелого и вплоть до 1477 года, до смерти Карла, был камергером и первым советником короля и имел большое влияние при дворе. После этого влияние Коммина пошло на убыль, он впал в немилость. Людовик отправляет его сначала во Фландрию, затем во Флоренцию. По сути, это была ссылка. После смерти Людовика среди рекомендованных для королевского совета лиц, указанных в его завещании, Коммин назван не был.
Из всего этого можно сделать вывод, что Коммин на себе испытал все проявления характера короля. Но в «Мемуарах» он старается сохранить объективность. «Я видел государей двух типов: одни столь неуравновешенные и подозрительные, что не знаешь, как с ними обходиться, так как им все время мерещится, что их обманывают; другие же вполне доверяют своим слугам, но столь мало смыслят в своих обязанностях, что не понимают, кто им приносит добро, а кто зло. Причем первые постоянно переходят от любви к ненависти и от ненависти к любви. И поскольку среди государей обоих типов редко встречаются добрые, то положение при них не слишком надежно и прочно. Я, однако, предпочел бы жить при мудром государе, нежели при глупом, поскольку при нем легче найти средства и способы избежать его гнева и заслужить его милость»1. Под мудрым государем Коммин, естественно, подразумевал Людовика XI, по его словам, «достойного самой доброй памяти»2.
Людовик был деятельным человеком, несмотря на то, что по природе своей был «довольно-таки боязливым». В неспокойное время он становился мудрым и настойчивым в достижении цели. В спокойное время, которое, по словам Коммина, он переносил с трудом, король наживал себе врагов, ибо часто обижал тех, чьими услугами пользовался до этого. Мемуарист называет Людовика «смиреннейшим в своих речах»3 «его болтливость приносила ему одни неприятности»4. Непостоянство короля он называет заблуждением, и, несмотря на все, что Людовик «безрассудно натворил», Коммин считает, что король «больше следует добру, чем злу». Коммин прощает королю все его несправедливости, оправдывая его как мудрого, образованного и сильного политика. Он подчеркивает, что «не знал ни одного государя, у которого было бы меньше пороков, чем у него»5.
Вальтер Скотт обращается к образу Людовика XI в 1823 году во время работы над романом «Квентин Дорвард». О том, как шотланд- ский романист характеризовал французского короля, можно судить по изображению Людовика в экспозиции, предшествующей роману. Ха- рактеристика эта, несмотря на понимание политических заслуг короля, резко отрицательная: «Монарх этот, наделенный характером в высшей степени эгоистичным, не способным предпринять что-либо, не связан- ное с его честолюбием, алчностью или тягой к наслаждениям, кажется чуть ли не воплощением самого дьявола, которому дозволено все, что способно загрязнить самый источник наших представлений о чести. При этом нельзя забывать, что Людовик в высокой степени обладал язвительным остроумием, способным осмеять все, что предпринимает человек для блага других, без выгоды для себя. Таким образом, король был превосходно подготовлен к тому, чтобы играть роль бессердечного и глумливого друга»6. Вальтер Скотт, конечно, признавал прогрессивность политики государя. «Людовик хорошо понимал интересы Франции и усердно защищал их,- пишет Скотт, но при этом добавляет,-покуда они совпадали с его личными интересами»7. Судя по историческим данным о роли Людовика в истории Франции, личные интересы короля в большинстве случаев совпадали с интересами государства. Честолюбивые планы расширить границы Франции и укрепить монархию соответственно усиливали позиции государства. Стремление ослабить рыцарство тоже было прогрессивным. Даже Скотт, этот певец рыцарской эпохи, понимает, что «эта система отживала свой век, да и в пору своего расцвета она была слишком вымученной и фантастической в своих основах...»8.
«Квентин Дорвард». Скотт описывает события 1468 года, когда конфликт между Людовиком и Карлом Смелым достиг своей кульминации и король должен был предпринять определенные шаги, чтобы не потерять окончательно Бургундию, где правил Карл. Основные события развернулись на территории города Льеж. Судя по «Мемуарам» Коммина, Скотт довольно точно описывает сами события. Людовик изъявил желание встретиться с Карлом, чтобы укрепить установленное между ними перемирие, но не предупредил своих людей, которых отправил в Льеж поднять среди горожан мятеж против герцога. Король оказался в ловушке, которую сам себе подстроил. Но благодаря вероломству и бесчестности, этим непривлекательным чертам его характера, государь сумел исправить положение, предав льежцев, но примирившись с герцогом. Интересно, что Коммин обвиняет короля и герцога не в предательстве и жестокости, а скорее в том, что те не предупредили этих событий. «Вы понимаете, как много надо учитывать, чтобы завершить миром распрю, начавшуюся между столь могущественными государями, и сколь велика ошибка, которую оба они совершили, не предупредив своих слуг, занимавшихся их делами вдалеке от них, и представляете, что могло бы из этого произойти»9.
Скотт не дает своей оценки поступков Людовика. Он старается сохранить объективность, и может показаться, что и он считает, что цель оправдывает средства, то есть единство Франции – цель, может достигаться даже предательством по отношению к своим подданным.
Шотландский романист создает цельный образ, вводя ситуации, в которых отражались различные черты характера Людовика: дипломатичность и нежелание идти на конфликт (столкновение с Кревкером, герцогом), актерство (переодевание в дядюшку Пьера), суеверие, поддерживаемое астрологом Галеотти, жестокость (попытка убить Галеотти, даже находясь взаперти, предательство по отношению к льежцам), презрение к рыцарским нравам (переодевание Гайраддина герольдом), непостоянство в своих привязанностях (Галеотти, Гайраддин, Дорвард), лицемерие и так далее. Таким образом, Вальтер Скотт на примере одной ситуации дает полное представление о Людовике XI.
Сразу после выхода в свет романа «Квентин Дорвард» в 1823 году Гюго пишет статью «О Вальтере Скотте (по поводу Квентина Дорварда)», откуда мы можем получить первое представление о восприятии писателем образа Людовика. Верный своим гуманистическим принципам, Гюго ни словом не обмолвился о положительной роли короля в развитии Франции, о его политической мудрости. Если Скотт, изображая «распутного монарха», не обходит стороной этих проблем, то Гюго видит в первую очередь человека, личность, не отвечающую по своему характеру его эстетическим и этическим воззрениям. «Вторая роль поручена Людовику XI, - пишет Гюго, - монарху более ловкому, чем самый ловкий царедворец, старому лису с львиными когтями, могущественному и проницательному, которому слуги помогают и при свете дня, и под покровом ночи, которого всегда прикрывают, словно щит, его телохранители и, словно меч, сопровождают палачи»10«... Глаз короля проникает дальше, чем рука герцога»11.
«Собор Парижской Богоматери». В произведении Гюго нет экспозиции, как говорит Б. Г. Реизов, «образ Людовика возникает дважды, - в первый раз в келье монаха, чтобы присутствовать при ученом споре, затем в конце романа, чтобы отдать приказ, никакими документами не оправданный и исторически невозможный. Все остальное – чистый вымысел и, вместе с тем, чистая история, но не событий, а нравов»12. Реизов совершенно прав, говоря о том, что Гюго изобразил не историю событий. Конечно, в романе говорится о том, что в Париж прибыли послы из Гента и в том числе башмачник (по Коммину), или чулочник (по Гюго) Копеноль, чтобы заключить брак между дофином и Маргаритой Фландрской, но Гюго не дает объяснений тому, что стало причиной этого брака, так же, как ничего не говорит о политической цели этого союза, который Людовик, будучи тяжело больным, стремился заключить уже давно. «Король, наш повелитель, был очень мудр и хорошо понимал, что такое Фландрия»,-пишет Коммин. Однако Гюго не фиксирует свое внимание и внимание читателей на этих событиях. В единственной главе, где действует король, а рядом с ним находятся фламандцы Рим и Копеноль, Людовика беспокоят совсем другие проблемы, хотя, по свидетельству Коммина, «король был очень болен... и не хотел, чтобы его видели»13. Людовик у Гюго – жестокий, скупой, лживый, лицемерный, не суеверный, а издевающийся над верой, над Богоматерью. Он жалеет денег на придворный штат, но не жалеет на палача и орудия пыток и убийств. Используя прием Скотта и показывая встречу короля с одним из героев – Пьером Гренгуаром, Гюго разоблачает всю низость Людовика- человека. Заключительным штрихом этого образа становится речь короля, обращенная к Парижской Богоматери: «Тебе известно, владычица, что многие очень набожные государи нарушали привилегии церкви во славу божию и в силу государственной необходимости...»14. Далее следует приказ, полный противоречий: «Раздавите чернь. Повесьте колдунью»15, - то есть накажите народ, а затем выполните его же волю (трагическое непонимание королем своего народа): казните Эсмеральду.
Филипп де Коммин пишет, что видел многих государей, а кого не видел сам, о том много слышал. Однако, как человек Средневековья, он не может представить себе другого отношения к своему королю и к любому другому правителю, кроме повиновения: «Тем не менее им (государям – С. А.) все равно следует служить и подчиняться, если живешь там, где они правят, ибо таковы обязанность и долг»16.
Естественна и позиция В. Скотта. Англия не видела таких королей, как Людовик, английская монархия почти никогда не была так сильна. Несмотря на многочисленные экономические революции, в Англии к тому же не было такого количества политических переворотов и кровопролития, как во Франции. Скотт стремился к объективности во всех своих романах, он объективен и в «Квентине Дорварде».
Гюго сложнее всего было придерживаться объективности. Франция XIX века была центром политических катаклизмов. Писатель видел последствия Великой Французской революции, Реставрации, империи. Он знал историю. Гюго никак не мог примириться с жесто- костями как монархии, так и революции, и потому его позиция понятна и объяснима.
Подводя итоги, можно сказать, что наиболее объективным в изображении Людовика XI был Вальтер Скотт. Коммин оправдывает короля, сглаживая все его безобразные поступки. Он представляет короля-дипломата, мудрого политика. Субъективизм Гюго прямо противоположен субъективизму Коммина. Он создает образ Людовика- человека, не делая ему никаких поблажек, не принимая во внимание его политической мощи. И в этом сказалась эстетическая концепция Гюго-гуманиста.
1. Коммин Филипп де. Мемуары. М. 1986, стр. 46.
2. Там же, стр. 5.
3. Там же, стр. 34.
4. Там же, стр. 35.
6. Скотт Вальтер. Собрание сочинений в двадцати томах, т. 15, М. -Л. 1964, стр. 7-8.
7. Там же, стр. 9.
8. Там же, стр. 10.
9. Коммин Филипп де. Мемуары. М. 1986, стр. 66.
11. Там же, стр. 10.
12. Реизов Б. Г. Французский роман XIX века, М. 1969, стр. 24.
14. Гюго В. Собрание сочинений в шести томах, т. 1, М. 1988, стр. 602.
16. Коммин Филипп де. Мемуары. М. 1986, стр. 46.