Приглашаем посетить сайт

Аполлинер Гийом. В переводах Максима Анкудинова

Гийом Аполлинер

В переводах Максима Анкудинова

Speaking In Tongues
Лавка Языков
http://spintongues.msk.ru/apollinaire.htm

От переводчика:

Гийом Аполлинер (1880-1918), как пишет «Магазин литтерэр» (ноябрь 1996, №348), занимает уникальное место во французской литературной истории: он стоит у истоков, у рождения современного искусства. Он написал «Зону», легендарное стихотворение не менее легендарной книги «Спирты» (или «Алкоголи»), с которого началась современная поэзия. Аполлинером же датируется рождение кубизма -- не только кубизма Пикассо, но и аналитического кубизма Брака, синтетического кубизма Хуана Гри, вообще современной живописи. Поэт и прозаик, французам он известен также как эротический писатель, в частности, написавший два эротических романа; причём сами французы ставят его в один ряд с де Садом и Баффо.

Аполлинер родился в Риме. Историю его жизни достаточно подробно описал Мишель Декодан в том же номере «Магазин литтерэр». Рождение Аполлинера связано с мистической историей. По заявлению неизвестной женщины, нашедшей ребёнка, и двух свидетелей, мальчик родился 26 августа. Произошло это 31 августа. Назвали его Джульемо Альберто Дульчини. Он был крещён 29 сентября. Настоящая его мама, Анжелика Костровицкая, более не скрывалась, она увидела сына впервые 2 ноября. По её словам, он родился 25 августа, эту дату вроде бы и считают верной. Мама назвала сына Гильемус Альбертус Аполлинарис, сама она была дочерью отставного польского офицера русской армии и пользовалась большой свободой... Отцом поэта был итальянец Франческо Флуджи д'Аспермонт, офицер. (Это я всё пересказываю Мишеля Декодана, одного из современных французских мэтров, занимающих во Франции примерно такое же положение в литературе, как в России, например, Гаспаров или Е. Рейн).

В 16 лет Аполлинера выгнали из Коллежа Станислава в Каннах за запрещённые книги, ему пришлось перейти в Лицей Массена в Ницце, который он закончил по классу риторики четвёртым. Мама называла Гийома Вильгельмом, это было его домашнее имя; в 18 лет он шатался без дела по Монако или искал работу журналиста, много читал, забурившись в современную ему поэзию, перевёл Бокаччо, писал стихи и прозу... и так понеслось... В хронологических и биографических справках французских антологий Аполлинер назван критиком, теоретиком и защитником кубизма, журналистом -- последнее вряд ли можно считать определяющим, если учесть то, что место журналиста, по словам «Магазин литтерэр», он нашёл лишь в 1910 году! Наверное, журнал просто слишком резко выразился: работа журналиста была у Аполлинера и раньше, другое дело, что денег он получал не так много. Назван поэт и порнографом, хотя словом «порнограф» литературный язык называет просто эротических писателей; вот некоторые из эротических произведений Аполлинера: «Одиннадцать тысяч палок», «Золото времени», «Режин Дефорж», «Подвиги молодого Дона Жуана», «Любовные черти», «Освобождённые поэзии», «Палки любви», «Монако, 1924» и т. д. Аполлинер принимал участие в войне 1914-1918 и был ранен в 1916 г. Умер от гриппа-испанки. Выглядел Аполлинер фантастически: богатырь с добрым польским лицом и итальянской шевелюрой... Первая публикация у него была, кажется, в 1900 г. в «Матэн»: это был всего-то фельетон «Что делать?» для одного малоизвестного журналиста, чьим литературным негром Аполлинер тогда был, -- не стихи, всего-то навсего маленький фельетон; потом он печатался скорее много, чем мало. За свою жизнь, так резко и странно сгоревшую, Аполлинер, в общем-то, много увидел, так как путешествовал, по своей воле или нет; он видел Италию, Германию, Рейн, Южную Францию, Монако, Париж, Бельгию, Англию, Прагу.

Безусловно, Аполлинер очень большой фигурой, сравнимой с нашими Блоком или Маяковским, и принадлежит к числу величайших поэтов ХХ века. Его любили женщины и рисовали художники: Пикассо, «Таможенник» Руссо, он пил с такими литераторами, как Андре Бийи, его друзьями были Макс Жакоб и Андре Рувейр, он пил с поэтом и автором уголовных песен Карко, он знал Альфреда Жарри, автора пьесы «Король Юбю». Его близко знал Блэз Сандрар, личность тоже очень яркая и страстная. В своё время, когда шло следствие по делу о краже «Джоконды» из Лувра (в чём обвиняли Аполлинера и Макса Жакоба), Аполлинер сидел в тюрьме; «Джоконду» удалось вернуть, а дело замять; зато появились замечательные аполлинеровы стихи тюремного периода, одновременно пришла слава авторитета -- не только в литературе, но и в нелёгкой жизни. Аполлинеру посвятила свою знаменитую книгу польская исследовательница Юлия Хартвиг. Замечательно, что польские и французские исследователи по-разному подходят даже к происхождению поэта: так, например, французы подчёркивают, что аполлинеров дед по маме служил при дворе Папы Римского почётным камергером плаща и шпаги, а поляки -- что он был участником восстания 1863 года и бежал в Италию с молодой женой-итальянкой если не из, то от Сибири. Сам поэт, кстати, часто мистифицировал своё происхождение, придумывая то отца-кардинала, то отца-еврея, то легенду о том, что его отец -- некая тайная высокопоставленная особа, чуть ли не князь Монако... Можно ещё отметить, что мама Аполлинера постоянно играла в рулетку и постоянно выигрывала, срывы случались очень и очень редко, что за ней закрепилась слава первой авантюристки Европы. Однажды в Брюсселе она проигралась, и Аполлинеру с братом пришлось бежать из санатория, санатории назывались тогда пансионами...

Смерть поэта, героя войны и мистификатора при жизни, живой загадки, не менее мистическая, чем его рождение, породила множество странных и малообъяснимых явлений, а за ней последовала череда таких же таинственных смертей. Через месяц после смерти Аполлинера умерли в Мексике его брат и мама. Друзьям своим Аполлинер по своей смерти являлся в видениях...

Гийом Аполлинер стал третьим в моей жизни французским поэтом после Элюара и Гюго, чьи стихи я стал читать в подлиннике. Элюара и Гюго в отрывках я читал ещё в школьные годы, причём в Элюара сразу же влюбился; Аполлинера же открыл только сейчас, зато читаю запойно -- на русском и французском. Похоже, что в нашей русской поэзии только Пушкин может сравниться с Аполлинером по открытости, по ясности, по силе воплощения любви к женщине, апполинеровская «Песнь несчастного в любви» как-то незримо, автоматически перекликается с пушкинским «Я Вас любил...». Плюс, Аполлинер -- великий мистик, не менее великий, чем Лермонтов, и так же храбро сражался на войне. Самое же главное -- он революционер в поэзии не меньше, чем Маяковский у нас или Керуак в Штатах: переводы, к сожалению, не передают ни нечёткой флуктуирующей аполлинеровско-маяковской рифмы, ни пульсирующего эластичного размера -- так и хочется записывать его тексты, как стихи Маяковского, «лесенкой»! -- ни вибрирующей стихотворной речи (причём на одном из самых певучих языков в мире!). Так же, как и сорок лет спустя Керуак, Аполлинер отказался от общепринятого синтаксиса -- в силу чего стихи обрели многогранность. Ещё и чувственность, наив, впечатлительность; я, например, не знаю в современной русской поэзии аналогичного поэта, разве что уже умерший Величанский, чьи шесть тонких книг вышли в Москве уже после его смерти, совершенно незнакомый критикам и едва знаемый любителями авторской песни как автор текста песни Т. и С. Никитиных «Под музыку Вивальди» -- хотя вообще-то стихи Величанского -- стихия гораздо более полная, острая, пряная, нежная и сложная. (Вообще говоря, хорошее для Величанского и очень необычное сравнение: хотел бы я, чтобы после смерти меня сравнивали с Пушкиным, Маяковским или Аполлинером!)

Теоретики литературы и философы могут бесконечно анализировать образ времени и модель его хода в поэзии Аполлинера, образ Христа, образ обожествлённого и уничиженного человека, образ страсти и так без конца; кстати, я считаю, что Аполлинер вообще самый тонкий и безусловно лучший певец времени в современной литературе. Ход -- или исход -- времени -- в «Песни несчастного в любви», безусловно христианский, аналогично -- в «Зоне», а среди «Каллиграмм» одна из самых известных -- каллиграмма с часами и галстуком.

Аполлинер наиболее известен как автор стихов о любви. История сохранила имена и отчасти судьбы его любимых: Линда Молина да Сильва, Анни Плейден, талантливая художница Мари Лоренсан, женщина королевской крови Луиза де Шатийон-Колиньи, причём любила она его, когда он был всего-то простым солдатом, оранская (такой город в Алжире) учительница Мадлен Пажес, наконец, Жаклин, Жаклин Аполлинер, единственный человек на земле, сохранивший эту фамилию. Наиболее существенными, яркими или характерными произведениями поэта критики считают книги «Алкоголи» (стихи «Зона», «Мост Мирабо» и др.), «Гниющий чародей», книгу «Каллиграммы», стихи из разных книг «Эмигрант на Ландор-Роуд», «Музыкант Сент-Мерри-Стрит», «Рыжая красотка», «Песню несчастного в любви», стихи тюремного периода, когда Аполлинер сидел в тюрьме Сантэ, стихи фронтового периода кровавой, отравленной газами, Шампани, «Иересиарха», последние стихи, «Достаточную женщину», рейнские стихи, критические «Заметки поэта» о современном искусстве, космическую по силе своей вещь «Смерть Поэта» (параллели излишни), вещь пророческую и почти автобиографичную. Ещё одну параллель можно провести между аполлинеровой «Песнью несчастного в любви» и есенинским «Чёрным человеком»...

Влияние критика и поэта Аполлинера на европейскую поэзию, литературу, теорию искусства огромно и, пожалуй, даже неоценимо: так, например, практически вся (великая!) немецкая (Целан не в счёт) поэзия середины века повторяет мотивы и частично формы французского поэта Пьера Реверди, что в какой-то мере можно объяснить, в частности, близостью культурных точек зрения Франции и Германии, существованием в Германии группы художников «Синие всадники» (с участием Кандинского) и других парижеориентированых субмиров, близких французам, французскому (американскому, русскому) кругу людей искусства -- а ведь того же Реверди Юлия Хартвиг называет всего-навсего учеником Аполлинера (что, вообще говоря, является преувеличением и верно лишь отчасти), ныне почти забытым! Увы, это ждёт почти всех нас, и поэтов, и нет, только вот Аполлинеру, похоже, выпал другой удел -- бессмертие.

Из книги «Алкоголи»

Мост Мирабо


И наши любови
напоминают
Что радость приходит к тем кто страдает

К часу полночному ночь подходит
Я здесь живу а дни уходят

Взяться за руки стать друг против друга
Тогда как под
мостом замкнутого круга
Наших рук проходят вечные павшие
Взгляды шёпоты волны уставшей

К часу полночному ночь подходит
Я здесь живу а дни уходят

Любовь уходит как вода проточная
Любовь уходит
Как жизнь бессрочная
И как Надежда страстная сиренево-цветочная

К часу полночному ночь подходит
Я здесь живу а дни уходят

Дни бегут и недели пролетают

Ни любовь никакая
Не возвращаются никогда
Под мостом Мирабо городская вода

К часу полночному ночь подходит
Я здесь живу а дни уходят

Песнь несчастного в любви

И я пою этот романс
Без надежды что Провидение
Ещё подарит мне шанс
(Как Фениксово возрождение
Наутро после сожжения
Вернётся Любовь ещё раз)

Вечером в Лондоне полутуманном
встретил однажды прохожего странно
Похожего на двадцатилетнюю
любовь мою встречу мою прошлелетнюю
От взгляда что бросил он мне стало стыдно
Но слёз и стыда в этой дымке не видно

Я преследовал пацанёнка этого

Бежать сквозь дома в этом блекнущем свете
Открытой волной биться в Чермное море
Фараон за Евреями в Священной Истории

Кто вызвал наплыв этот чермный кирпичный
И если ты тоже едва ли любимая
То я повелитель Египта отлично!
Сестра твоя замужняя защита мнимая
(И если ты только не любовь единая)

Вокруг этих улиц сверкающих
Огнями фасадов фасадов
Ранами кровь изливающими
В тумане где плачут фасады
О женщинах их теряющих
Средь смога тумана смрада

Нечеловеческим взглядом
Петлёю на шее голой
Бродягой упавшим рядом
-- из кабака -- на волю --
-- В самый момент когда я узнал

Так же наверно вернулся
На родину Улисс мудрейший
Разве что пёс лизнулся
Может быть самый вернейший
Пред ложем высоким когда б не ждала
Жена что ткала и ткала

Царственный муж Пенелопы
Уставший от светлых побед
Прошедший все войны и тропы
Нашёл свой серебряный свет
Седой с сединою в глазах наконец
Пришёл к своей самке-газели самец

Я думал об этих царях счастливнейших
Насколько любовь слепая и так
как я находился в такой же любви ещё
И призраки их рассказали мне как
Я всё же несчастен их тени увидевший

Раскаяние для которого ада глубины
То же что забытое солнце для моих глаз

После поцелуя их облик погас
Я так хочу чтобы она пришла ещё раз

Я мёрз о собственном прошлом
О солнце Пасхи вернись
Пальцы и сердце замёрзшие
Как моя постная жизнь
Мёртвая и даже больше

О пароход моей памяти странной
Хватит поплавали далее вредно
В море спиртном плыть сиречь разливанном
Блуждали достаточно вышли бесследно
В бледный закат паутину нетканую
Вечерней зари в небе облачно медном

Прощай обманная любовь смешная
Наивная к той что ушла
Кого любил в прошлом году в Германии
и потерял любовь что истекла
выпала из надежд мечтаний чаяний

О млечный путь о сестрёнка светоточная

Умерших завтра звёздною ночью
Ветер унесёт к дальним туманам
Мы полетим этой белой дорогой
Нагие влюблённые в небе пологом

Время другое я вспоминаю
Такой же закат одного дня в апреле
И я пою о радость земная
Крепким голосом о любовном деле
Мужские песни о пора иная
Заря любви твои крылья алели

[Заря.

Пропетая Летарю Песня Ушедшего Года.]

Весна катилась к Страстной Неделе
Ты шатался в лесах цветущих
И куры пели на самом деле
О зорьках вечерних розах колючих
Во всех дворах и любовь собиралась
Тебя захватить так она улыбалась

Марс и Венера лучики длинные

Перед просторами цветущими невинными
Где розы распускаются красными листами
Скрывая богов танцующих нагими

Нежность моя стала проводником
В цветочном саду каким казалась
Природа царственная Пан тайком
Свистел в лесу а ещё развлекались
Лягушки влажные так далеко

~

Многие из богинь настоящие пери
Прочти это в глазах ивы плакучей
Пан Иисус Христос Любовь в нашей эре
Все они умерли и так даже лучше
Рыдаю по Парижу а кошки мяучат

О я кто когда-то умел царевнам
Петь грустные песни о годах моих
Рабьи песни рыбам муренам
Пою песню несчастной любви
И тысячу песен русалкам сиренам

Любовь и смерть я от вас в трепете

Я обожаю идолов этих
и как жена Мавзола умираю -
-щего я остался верен и я страдаю

Я остался верен как верен пёс
Хозяину у которого рос
И как запорожские казаки воры
Набожные пьяницы верны просторам
Родных степей и заповедям Христовым

Примите ярмо Полумесяца лучики
Что предсказали вам маги продажные
Я же султан почти всемогущий
Гей запорожцы казаки отважные
Я повелитель Ваш светлый зовущий

[Ответ запорожских казаков константинопольскому султану]

Сука хуже Барабаса
Ты рогатый ангел падший
Вельзевул тебе воздаст
В будущем и настоящем
Нечистоты На твой глас


-ского рынка рыбного вонючий
как и мать твоя и вони
Мир ещё не слышал гуще
Да подохнешь ты от колик

и поноса! палач Подолии искатель
Рубцов запёкшихся в крови
Кобылий хвост дерьмокопатель
и золотых холмов твоих
Тебе хрен на лекарства хватит

~

О млечный путь о сестра светоточная
Белых речушек рек Ханаана
Умерших завтра звёздною ночью
Ветер унесёт к дальним туманам
Мы полетим этой белой дорогой
Нагие влюблённые в небе пологом

Взгляни скорбь в глазах одалиски
Шлюхи бляди прекрасной пантеры
Любовь ваши поцелуи флорентийские
Спасение горькое с привкусом веры

Такие же взгляды заброшены цепочкой
В звёздное небо дрожжащего вечера
В поплывшие глаза сирены уголёчки
И наши поцелуи кровью отмечены
Заставили плакать фей хохота вечного

Я наверное и вправду верю
В сердце своём и душе моей
Жду на Мосту Мечты и Веры
Что ты вернёшься в один из дней
А если нет что поделать верно

Сердце и голова пусты на вид
Небо свернулось в моих глазах
и вытекло бочками Данаид
Как можно счастливым быть можно сказать
Что это ребёнок ревёт и вопит

Я не хочу ни за что забывать
Мою сизую птицу белую гавань
А маргариткам судьба увядать
На остров Желания выплыть по травам

Эти сатиры и эти пиросты
Эти эгипаны дикие безумцы
Хватаются за концы каната те рвутся
Как в Кале где любовь сожжена в холокосте
Боли моей все концы перетрутся

Любовь что отражает скверны
Единорог и козерог
Душа моя тело моё неверно
Тянется-тянется к тебе каждый цветок
Каждая астра утренняя нервная

Несчастье бог в глазах слоновой кости
Твои жрецы тебя раззолотят
Жертвы твои чёрные платья носят
Ревут напрасно их не простят
Несчастье бог не кричит а просит

Требует новых жертв пресмыкаюсь
Перед тобою бог богов осенних
Мёртвых в безверие веры кидаюсь
В землю что дал ты мне и мои тени

А солнце потому что ты его так любишь
Я приносил тебе неужели не помнишь
Мрачная невеста которую любишь
Ты ничего не ответила скромно
Печалится тень моя бледная сонная

Смерть и любовь заснежили запорошили
Зимними уборами сверкают нарядные
Сады и ветки на серьги похожие
Птицы поют на ветвях прохладно
О светлой весне апреле хорошем

Смерть бессмертных сереброзмей
Снег лежит как серебрянный вызов
Бунт побег дендрофор бледней
Белой весны о бедняги сизые
Те кто смешит остальных людей

И я чьё сердце такое же толстое
Как жопа прекрасной дамы дамасской
О любовь моя зона безумного роста
Я тобою полон из синей сказки

Семь светлых шпаг задумчивой грусти
Клинки без зазубрин о светлая боль
В сердце безумном моём ну и пусть
Разум проявит несчастье посколь-
ку я забыл свою чёрную роль

[Семь шпаг]

Серебряной первая шпага казалась
На имя Бледнянка она отзывалась
И снежной холодной зимою казалось
Её остриё и всегда сокрушал
Врагов закалённый вулканом металл

Зрелянкою шпага вторая звалась
И в радужный цвет она вся облеклась
Прославилась в битвах богов и царей
Сразила не менее богатырей
Чем тридцать и три и однажды на спор
Её остриём был убит Черномор

Красавицей синею третья была
Светлянкой средь страшной семёрки слыла

Языческих оживших идолов главы

Четвёртая шпага Губильня цвела
Зелёной рекой золотая стрела
Текла вдоль клинка берегами заката

Пятая шпага прекраснее прочих
Свято-Делянкой звалась между прочим
Как кипарис над могилой растёт
Так и она устремлялась вперёд

Всех сторон света ночная пора
Факелом блики на ней зажигала
Пламя играло в оттенках металла

Славный и страшный металл шестой шпаги

Приятелем славы вершителем кары
И в схватках звенел и звучал как фанфары
Он нас Утешал если нас выгоняли
Любимые и Утешение звали

Великий в печали и страсти клинок!

Последняя шпага -- Прости и Прощай!
Закрой за мной дверь роза смерти и в рай
И если клинок своё слово сказал

Прощай же любимая! меч мой исход
Я просто ушёл куда ветер цветёт

~

О млечный путь о сестрёнка светоточная
Белых речушек рек Ханаана

Ветер унесёт к дальним туманам
Мы полетим этой белой дорогой
Нагие влюблённые в небе пологом

Демоны искушений липких

Нас проведут мимо дьявольской скрипки
Под которую пляшет весь род человечий
Падая ниц раком в адские печи

Участи участи непостижимые

Звёзды дрожжащие ветром гонимые
Жирные женщины толстые мумии
В ваших постелях пустыни незримые

Вот Луитпольд временщик и правитель

Плачущух ныне заоблачных жителей
Призрачных призраков звёздных полей
Жалких как светлячок пред Крестителем

Вот перед замком без Дамы Прекрасной

Белое озеро ветер ужасный
Лебедь бродячий сиренам поёт
Смертную песню весенних дыханий
Небо растает в светлеющей рани


Косточка выпавшая изо рта
Круги от неё на поверности чистой
Пойди удержись за лицом чернота
а как переменчиво небо лучистое


Пальцы мои выжгло огненным златом
Белой горячки печально и сыро
На сердце прошёл сквозь Париж благим матом
Без всякой надежды любовь без возврата


Пьянки оргии варварские пиры
В нежные цветы обулись
Облеклись глаза дворы
пыль парижские балконы

башенки цветов уронят
серые дворы и страшно

Парижские вечера с водкой и джином
Пылают огнём переменного тока

И звоны по рельсам далёким-далёким
Таинственных музык ночные истоки

Ночные кафешки пропитаны дымом
Любовь свою дарят цыганам вопящим

От рома гарсонов меня к тебе тащит
Так долго и страстно когда-то любимая

О я кто когда-то умел царевнам
Петь грустные песни о годах моих

Спел песню несчастной любви и
Тысячу песен русалкам сиренам

Из книги «Каллиграммы»

Вот что наделала симфоническая песнь любви

Есть песнь любви былых времён, старинная песнь любви
Звук ошалелых поцелуев покрасневших любовников
Любовный вызов преступных смертных богам

Сладкий и манерный трёп Язона
Лебединая смертная песня
И победный гимн первых лучей солнца
во имя Мемнона неподвижного

И любовные крики бродячих кошек
Глухой гул текущего сока деревьев
Пушечный гром -- если любят народы
Волны открытого моря, раждающего

И во всём этом -- вселенская любовь

Страшный боксёр

 Б
  О
   К        С
    С      ТРА
     Ё      Ш
      Р    НЫЙ
     Л      ДО
    И       К
   Б        О
  О       СТЕЙ
 П       ТЫ И ТЫ
        ЩУ     ЩУ
      КОВ       ГОС
    ПОДАР        ТЕЙ

Страшный боксёр

 Б
  О
   К        С
    С      ТРА
     Ё      Ш
      Р    НЫЙ
     Л      ДО
    И       ЧЕ
   Б        РЕП
  О         КОВ
 П        ТЫ И ТЫ
         ЩУ     ЩУ
       КОВ       ГОС
     ПОДАР        ТЕЙ

Певец

Единой бечевой морские трубы

Певец

(вариант)

Дерево

                      Д
                    ЕРЕВО 
                 ЧТО ВЫРОСЛО 
                 ИЗ САЖЕНЦА
                      В
                      И
                      К
                      Т
                      О
                      Р
                      А
                      Г
                      Ю
                      Г
                      О

Последний из могикан

(у меня получился очень «вольный» вариант перевода этого стихотворения -- М. А.)

                
   УШЁЛ                    СТАВИТЬ ФИНГАЛ 

Голубка на листе бумаги, приколотая над фонтаном

             КИ    ПОД 
           Р       КОЛО
          ГУ          ТЫ 
         ФИ        ПРИКОЛОТЫ 
      НЕЖНЫЕ  НЕЖНЫЕ        МИ
       МИЛ          ЛЫЕ  ГУБЫ ЦВЕТУТ 
        ЙЕТТ И ТЫ      МАРЕЙ
           АННИ     ЛОРИ 
               МАРИ 
           КОГДА-ТО ВЫ
             БЫЛИ ТУТ 
        МАЛЕНЬКИМИ ДЕВОЧКАМИ
           ПЕРЕД ФОНТАНОМ 
        ПЛАЧУЩИМ И ПРИЮТИВШИМ
        ЭТУ ГОЛУБКУ СТРАННУЮ
      нания             Рейналь
   воспоми свежие    же вы  Дализ
  Все       пришли где        Бийи

      друзья     что     имена о
    мои       на войну  и     мра
  О           ушли и чь         чи

      гами   взле        ной ра
    сь брыз   тая к    бес    ме 
  ли          своду в не       рас 
                                   
      ясь          тая   ме  и
    па        словно  хра     на
  сы           шаги в           ши
  
         в  
      ды   по             в ней
   зглы      токе       вещей  же
  в            воды спящей      и
        
          до
       ниц   броволь     гаснут
     ем        цем  дший  грустно
   Кр           уше       быть может
                          вы погибли
                             уже 
       
        Брак и          о вас ду
      вы   Макс        ю       ша
    где     Жакоб память       полна
       
        глаз            ном бьёт
     серых   зари   фонта   грусти
    из         робких          волна
             
            война  и кто
       поглотила      уехал
     кого             сражаться
   Те                         на
   север    вечер упал    В море кровавое
                            величавым
   садов                    воинственно
     где                    цветом
       розовый          воточит
          лавр обильно кро
 

Зрелая дебелая тётка

                   з
                   р
                   е
                   л 
                   а
                   я
          мон              пошла    
            матрская  тётка
                   п
                     л
                       я
                        с
                        а
                      ть
                   впри
                  сяд
                 ку
              весь    вос
            чет         кре
         верг             сень
           суб            е
              бртв 


                     С
        транный    дом  без  дверей  и
        и                       придут
        б Ги                   на лест
        е   йо                  ницы и
        з     м               этажи по
        о      А              эты и ху
        к       полли          дожники
        о          нер            000)
        н            кто       (их 100
        прославил  Монпарнас где живут