Капитан Майн Рид
http://www.forsfortuna.com/people/335-majjn-rid.html
сал о Майн Риде, начинал с того, что его биография стоит самой увлекательной из его книг. Удивительно, что они совсем не устаревают с течением времени. Даже напротив: кажется, что время, скрадывая детали и подробности, все ярче высвечивает их главную суть. Они давным-давно утратили актуальный интерес: эпоха работорговли и войн с индейцами канула в прошлое. А что касается исторической ценности, то романы, скажем, Фенимора Купера или Марка Твена трактуют те же сюжеты с гораздо большей глубиной. Обаяние книг Майн Рида другой природы. Пожалуй, можно сказать, что они и сегодня пленяют и очаровывают нас заключенной в них энергией повествовательности: своим стремительным темпом; выпуклой картинностью сцен и жестов; полной ясностью представлений о добре и зле, которой нам зачастую недостает в повседневности; наконец, бравурным ощущением праздника жизни, которое само по себе драгоценно и достойно зависти.
Ирландец по национальности, Томас Майн Рид родился в 1818 году в семье священника, юношей наотрез отказался следовать по стопам отца и в результате какой-то бурной семейной сцены (подробности ее неизвестны) отправился в 1840 году в Америку, подобно другим искателям счастья. Он пробовал стать торговцем, но быстро прогорел; служил на плантациях под Новым Орлеаном, и горькая участь негров-невольников преисполнила его сочувствием к ним и стыдом за белую расу; выступал (без успеха) на театральных подмостках; был школьным учителем, но и тут не преуспел. «К этим годам, — по замечанию биографа, — относятся его далекие путешествия по великим рекам, пустыням и плоскогорьям Южных штатов и Мексики». За этой короткой фразой как раз и скрывается большая часть приключений, испытанных Майн Ридом. Великие американские реки были порожисты и бурливы; в пустынях и на плоскогорьях обитали дикие звери, с хриплым ржанием носились стада мустангов, да и люди встречались» всякие. Нравы в Америке царили тогда простые и грубые, редкий спор не приводил к выстрелам, и все, о чем рассказано в книгах Майн Рида, сам он узнал отнюдь не с чужих слов...
В 1843 году Майн Рид обосновался в Филадельфии, занялся журналистикой и близко сошелся с Эдгаром По. Позднее он написал отцу: «Три или четыре года вел я жизнь литератора, полную борьбы. Я не сковал себе крыльев из золота, но зато поднялся к вершинам Парнаса». Вероятно, это преувеличение было продиктовано желанием доказать, что он не обманулся в выборе жизненного пути. На самом-то деле Майн Рид вовсе не достигал парнасских вершин - он оставался в те годы всего-навсего заурядным газетчиком, правда, умелым и наблюдательным.
до капитанского чина и, тяжко раненный в одном из боев, был всеми сочтён погибшим. Тогда-то, прикованный к постели, медленно оправляясь после ранения, Майн. Рид и начал свой первый роман «Вольные стрелки». Но время окончательно стать писателем еще не наступило для него.
В 1848 году по Европе прокатилась волна революций, и как только вести о ней достигли его слуха, он отложил перо в сторону, быстро снарядил отряд таких же, как и сам, смельчаков и двинулся в Европу сражаться на баррикадах. Но сразу понял, что опоздал: как раз подавлялись последние вспышки восстания в Венгрии. Это был сильный удар, пережитый Майн Ридом очень болезненно.
«Квартеронку», «Белого вождя», «Оцеолу, вождя семинолов». Но все еще не мог примириться с мыслью, что время приключений и подвигов прошло. В Лондоне он подружился с вождем венгерской революции Лайошем Кошу-том, жившим в изгнании, и помогал ему в конспиративных делах. Позднее с нескрываемым восторгом следил за борьбой Джузеппе Гарибальди и всей душой стремился в Италию — стать под знамена гарибальдийцев, что почему-то не удавалось ему. Позднее Майн Рид снова отправился в Америку, словно собирался догнать свою молодость и заново пережить ее. Ничего не получилось из этой погони за прошлым — он вынужден был вскоре вернуться, осознав, что уже не юноша; к тому же старая рана давала о себе знать. В 1870 году Майн Рид навсегда осел в Англии. С годами «неутомимый ездок и странник, Майн Рид превратился в калеку: он не мог передвигаться без помощи костыля». Его жена Элизабет была ему другом, сиделкой и ангелом-хранителем; он говорил, что пропал бы без нее. Писательство стало единственной доступной ему формой самовыражения. Майн Рид писал не переставая, и еще после его смерти в 1883 году какое-то время продолжали выходить в свет его книги — те, что он не успел или не захотел опубликовать сам.
Когда настанет час испытаний
перь. Напротив, лучшие романы Майн Рида читаются широко и повсеместно и оставляют цельное и яркое впечатление.
Прежде всего, это книги героические. В них говорится обычно о молодом человеке, попавшем в водоворот грозных, стремительных, часто зловеще-загадочных (Майн Рид недаром дружил с Эдгаром По) событий, перед лицом которых герой ведет себя самым достойным образом. Могут заметить, что такова универсальная формула приключенческого романа. Разумеется. Однако Майн Рида отличают неукоснительное упорство и физически ощутимая дрожь волнения, с которыми он воплощал эту формулу из книги в книгу, не боясь показаться однообразным. Вероятно, для него самого она была не столько условием жанра, сколько способом воспринимать жизнь, которая казалась ему главным из приключенческих романов, и потому он так заинтересованно и серьезно подходил к делу.
Майн Рид неисчерпаемо щедр, сообщая всякого рода полезные сведения из области ботаники, зоологии, этнографии, военного и морского дела; он любит советовать, как поступать в тех или иных опасных ситуациях. Все это пригодится, когда настанет час,— грозный и вожделенный час испытаний. Вот, очевидно, пафос, воодушевлявший его. Он не популяризатор, а путешественник, мореход, солдат. Не любовь к знанию, а страсть к приключениям водила его пером. Естественно, это не умаляет познавательного значения его романов, но хотя бы из уважения к истине стоит правильно оценить источник этой эрудиции. Нечего и говорить, как близко подобное мироощущение любому нормальному подростку, который в романах Майн Рида с легкостью распознает приметы родной души. Тут и объяснение того факта, что романы Майн Рида вот уже более ста лет являются самой чтд ни на есть классикой детского чтения, тут и залог того, что они останутся ею еще долго.
тил на страницах журнала «Дело» большую статью о Майн Риде под названием «Детский романист», которую и сегодня еще прочесть поучительно. Мы отнюдь не всегда соглашаемся с его оценками, нам кажется, что подчас он излишне суров к Майн Риду, но вместе с тем он высказывал ясное мнение, что всегда достойно внимания, да и многие его замечания остры и верны. «Перед вами развертывается, — писал Шелгунов о книгах Майн Рида, — блестящая панорама, по-видимому, разнообразных и эффективных картин, вам как бы дают действительную жизнь, а между тем от майн-ридовской действительности веет мечтательностью и вы чувствуете себя в нарисованной природе и среди нарисованных людей. У Майн Рида никто не держит себя запросто... У него даже бананы и пальмы являются в необыкновенных положениях и желают быть исключением, а не правилом. Искренность и простота героям и природе Майн Рида неизвестны». Майн Рид, утверждал Шелгунов далее, «стоит постоянно на той опасной точке зрения, которая приводит к фантазии и вымыслу...»
Строгий шестидесятник, Шелгунов не оставлял в своей эстетике места фантазии — она казалась ему величиной заведомо отрицательной. Оговорив это, можно сказать, что общий характер прозы Майн Рида был схвачен им весьма верно.
сел чистейшей воды. Он не был ни мастером характеров, ни психологом. Душевные переживания героев возникали у него как по мановению волшебной палочки — такие, какие были нужны для вящей наглядности и эффекта, а потом сменялись другими, нужными для следующей сцены, возможно, он даже не замечал, что они не связываются. Майн Рид целиком отдавался описанию конкретного эпизода, пластика и динамика эпизода заслоняли для него все. Зато он и переживал эпизод со всей полнотой, волнуясь, кажется, не меньше своих героев, испытывающих смертельные опасности. Он и смеялся, и плакал вместе с ними. Есть что-то детское в писательской манере Майн Рида, в его писательском чистосердечии и неискушенности. Его описания природы часто оставляют двойственное впечатление: трудно решить, чего в них больше — дотошной пристальности натуралиста или отроческого упоения звучанием красивых и непривычных слов: саванна, иксия, эвкалипт... Майн Рид самозабвенно увлекался словами, любил их терпкую звуковую плоть; экзотические слова и названия вызывали у него трепет восторга... Целые каталоги тропической флоры и фауны бытуют на страницах его романов. Это, так сказать, опознавательный знак писательской манеры Майн Рида. Отметил его в своей статье и Шелгунов, похвалив Майн Рида за то, что тот посредством своих перечислений и описаний учит детей воспринимать природу конкретно: «научает детей понимать явления природы без фантазии и учит их простому, реальному отношению к фактам действительности». Шелгунов серьезно подходил к вопросу о воспитательном значении творчества Майн Рида. Он пенял Майн Риду на то, что обилие бурных страстей в его романах способно, распалив воображение, дать вредное направление уму подростка. Напротив, он видел безусловную заслугу писателя в том, что тот «редко морализирует и обращается со своими читателями как с равными». Он требовал от него «не только верных фактов и верных идей, Но и таких фактов и идей, которые бы имели полезное воспитательное влияние», и сетовал, что «Майн Рид не воспитатель и не педагог, его задача дать занимательное чтение, а насчет каких влияний создается эта занимательность — Майн Рид, по-видимому, вовсе и не думает...»
Но тут Шелгунов определенно ошибался. Конечно же, Майн Рид думал над тем, какова, так сказать, нравственная цена его авантюрных сюжетов и не влечет ли за собой нравственных издержек безоглядное погружение в океан вымысла, к которому он приглашал своих читателей. Он бы немедленно бросил писать, если бы увидел, что его книги питают дурные инстинкты подростков. Майн Рид был исключительно чистым человеком.
горически ясном различении добра и зла. В ущерб не морали, а жизненной достоверности он окрашивал людей и обстоятельства только в две краски — черную и белую. Он не признавал полутонов, и если изредка и пытался воспользоваться ими, всегда терпел жестокое поражение... Видимо, Шелгунов и сам чувствовал, что в жесткие рамки его требований не укладывается живая ткань майнридовской прозы и что-то существенно важное в ней остается за бортом его статьи. Поэтому он заканчивает статью несколько неожиданно: «Чтобы составить о Майн Риде точное понятие, нужно прочесть его всего, от первого до последнего тома, нужно взвесить его pro и contra, вычесть минусы из плюсов; но даже и при таком математическом... приеме не совсем легко решить, какое Майн Рид оставит господствующее впечатление в детской душе...».
«Всадник без головы»
Этот роман, написанный в 1866 году,— вероятно, самый известный и читаемый теперь роман Майн Рида. Пожалуй, он заслужил свою известность, потому что лучше любого другого позволяет оценить приемы письма Майн Рида и нравственную доброкачественность его прозы. Во-первых, роман до последней строки держит читателя в неослабевающем напряжении и отпускает его с зарядом бодрости — кажется, будто ты сам носился по прерии на резвой лошади, полной грудью вдыхал грозовой воздух и напрягал последние силы в борьбе за восстановление попранной справедливости — борьбе, под конец увенчавшейся успехом, благодаря чему испытываешь удовлетворение и глубокий покой... Такого эффекта соучастия в действии достигал далеко не каждый писатель из более умелых и крупных, чем Майн Рид, и объяснить его только и можно тем особенным комплексом писательских и человеческих свойств, присущих Майн Риду, о котором в самых общих чертах мы пытались сказать выше. Во-вторых, это удивительно гуманный роман. Рисуя картину ужасного преступления, Майи Рид не оставлял у читателя и тени сомнения в том, что преступлению нет места в человеческой жизни, потому что люди, пока они остаются людьми, поднимаются против него единодушно и безоглядно. И наконец, это в своем роде роман-притча — роман об испытаниях, которые претерпевает чистая душа в суровых обстоятельствах. Главный его герой, Морис Джеральд, выступающий в образе мустангера — охотника за дикими лошадьми, чтобы на последних страницах оказаться ирландским баронетом, ведет среди хитросплетений головоломного сюжета ясную и чистую линию — никакая тень не ложится на него. Даже подозрение в убийстве ни на минуту не пятнает его в глазах читателя. Любимая Джеральда, Луиза Пойндекстер, тоже безупречна; прекрасная, как ангел, она проносит через весь роман непоколебленную веру в своего избранника, и этим, собственно говоря, исчерпывается ее роль в романе. Майн Рид так ревниво оберегает душевную чистоту и безупречность своих героев, что даже избавляет их от борьбы за свое счастье: кошмарный клубок интриги, опутавшей их по рукам и ногам, распутывают другие. В первую очередь — Зебулон Стумп, старый охотник и следопыт: он-то и докопался в конце концов до правды, оправдал Джеральда и указал преступника. Он олицетворяет у Майн Рида деятельное добро, соединяя в себе опытность и сердечность, мудрость и догадливость. Это самый полнокровный и богатый образ романа. А вот преступнику — капитану Кассию Кольхауну, негодяю с черной и завистливой душой, в романе предуказан один путь: от своекорыстных помыслов он стремительно движется к страшному преступлению. Майи Рид не знает полутонов: злодей у него на то и злодей, чтобы дойти до вершин злодейства... И по-человечески Майн Рид был, конечно, прав, когда вот так распределял свет и тени в своем романе. Он ясно видел, что добро под угрозой, а зло страшно, что мира между ними нет и быть не может, и потому резко противопоставлял их друг другу, не оставляя, однако, сомнения, что добро победит.
В. Жуков