Воробьёв В. П.: О раннем стихотворении Байрона «Перевод из Горация»

О раннем стихотворении Байрона «Перевод из Горация»

Проблемы лексико-семантической системы языка, сравнительно-типологических исследований и литературоведения. Сборник материалов. Изд.: [Текст] / а Бухара: Изд. «SadriddinSalimBuxoriy» Durdona, БухГУ, 2019. – C. 209 – 212.

Статья посвящена одному никогда не переводившемуся на русский язык раннему стихотворению Байрона. Я предлагаю свой стихотворный перевод и комментирую некоторые технические моменты перевода. Я стараюсь максимально точно передать ощущение и словесное выражение стихотворения и показываю, какими приёмами стихосложения можно этого достичь. Я указываю на необоснованность невнимания со стороны переводчиков и литературоведов к данному произведению, приводя как свои, так и иные доводы.

Некоторые ранние стихотворения Джорджа Байрона никогда не переводились и не публиковались на русском языке. Это – его переводы из древнегреческой и древнеримской литературы, выполненные в период учёбы в школе в Харроу. Стихотворения воспринимались переводами, и поэтому на них не обращали внимания. Однако стихотворения, написанные рукою Байрона вряд ли можно назвать только переводами. Они, всё равно, несут отпечаток его самобытности. Вот как отзывается о самых ранних стихах Байрона периода обучения в школе Харроу современный исследователь: «Байроновское собрание из Школы Харроу – это богатый, очаровательный, разнообразный и относительно неизвестный архив»[1]. Одним из таких стихотворений является «Перевод из Горация», опубликованный в январе 1807 года в «В стихах по разным случаям» («Poems on Various Occasions»). Вот это стихотворение:

(Justum et tenacem propositi virum.
HOR Odes, iii. 3. 1) [2]
1.
The man of firm and noble soul	Человеком твёрдой и благородной души
No factious clamours can controul;	Никакие интриганские пересуды не могут управлять,
No threat'ning tyrant's darkling brow	Никакой угрожающий, мрачнеющий лоб тирана
Can swerve him from his just intent:	Не может сбить его с его справедливого намерения.
Gales the warring waves which plough,	Бури, что распахивают бьющиеся волны
By Auster on the billows spent,	Ветром Юга, расходуются на лавину,
To curb the Adriatic main,	Чтобы смирить Адриатическое море,
Would awe his fix'd determined mind in vain.
2.
Aye, and the red right arm of Jove,	Да и красная праведная рука Юпитера,
Hurtling his lightnings from above,	Бросающая молнии сверху
With all his terrors there unfurl'd,	Со всеми его ужасами в них раскрытыми –
He would, unmov'd, unaw'd, behold;	Он бы недвижимым, неустрашимым наблюдал –
The flames of an expiring world,	Огни исчезающего мира,
Again in crashing chaos roll'd,	Снова в рушащемся хаосе кружимые,
In vast promiscuous ruin hurl'd,	В огромные беспорядочные развалины кидаемые,
Might light his glorious funeral pile:	Могли бы поджечь его славный погребальный костёр,
Still dauntless 'midst the wreck of earth he'd smile.	Всё же, бесстрашный среди краха мира, он бы улыбнулся.

Я выполнил перевод данного стихотворения Байрона в 2009 году (2 и 3 октября) и опубликовал его на моих сайтах в 2011[3].

Я пишу стихотворение четырёхстопным ямбом, то есть, так же как и у Байрона. В 8 заключительной строке первой строфы у меня ямб шестистопный, в отличии от пятистопного ямба у Байрона. Это вполне оправдано, так как русское высказывание длиннее английского, где-то на одну треть. Поэтому можно было бы добавить ещё одну стопу (два слога) без всякого ущерба для ритмического восприятия. В 9 заключительной строке второй строфы у меня ямб также шестистопный, в отличии от пятистопного ямба у Байрона. В 5 строке первой строфы у Байрона ямб трёхстопный, служащий для выделения этой строки вместе с ещё одним средством. Здесь я не сохраняю эту особенность по той же причине большей длинны русского высказывания, нежели английского. Поэтому у меня – четырёхстопный ямб, тот, которым написана основная масса строк стихотворения.

В своём переводе я сохраняю рифмовку Байрона. У первых двух строк первой строфы рифмовка парная. У 4 и 6 строки – рифмовка перекрёстная. У 3 и 5 строки – также перекрёстная. У заключительных 7 и 8 – парная. Особенностью моего перевода является то, что рифма первых двух строк и 3 и 5 строки совпадает. Надо заметить, что рифма первых двух строк и рифма 3 и 5 строки у Байрона очень близки по звучанию.

В первых двух строках второй строфы – рифмовка парная. Здесь у меня рифма неточная (в ночи – с плеча). Таким образом я передаю неточную зрительную (Jove – above), а не звуковую рифму Байрона, характерную для английской поэзии. С 3 по 7 строки у Байрона рифма перекрёстная. Но рифмы соседних строк так близки (behold – world), что их можно посчитать одной рифмой. Таким образом, у меня с 3 по 7 строки – рифма парная. Каждая строка рифмуется с любой другой.

В заключительных 8 и 9 строке второй строфы у меня рифма парная, как и у Байрона. Здесь я добавляю лишние полстопы (безударный слог). У меня получается женская (безударная) рифма, характерная для русской поэзии. На восприятие это не влияет, но позволяет более по-русски выразить все смыслы.

Переводы некоторых стихотворений Байрона – «Тьма» (1816), «Сон» (1816) – превышают 26 вариантов[4]. Хотелось бы, чтобы из наследия поэта не упускалось никакое произведение. И каждое из них имеет право быть знакомым российскому читателю в русском переводе. Тем более что, произведения, писавшиеся в то же время, давно опубликованы и известны, а произведения непереводившиеся не менее ценны и значимы. Сейчас это важно и потому, как указывает ещё один современный исследователь, что: «В наши дни Байрон появился, возвратился как фигура больших последствий. <…> Глаза Байрона были здесь раньше. Видели всё это»[5]. Говоря о причинах возвращения, исследователь указывает: «Как жить в таком мире и с таким лишённым иллюзий взглядом на него, существовать в нём? Стихи Байрона ставят этот вопрос снова и снова – это одна из его ведущих тенденций ставить этот вопрос и продолжать ставить его»[6]. Исследователь продолжает: «Байроновское культурное возвращение в конце двадцатого столетия есть, таким образом, историческая судьба, которую следует приветствовать. Кто ещё мог так авторитетно избавить романтическое самовыражение от его же собственных иллюзий? Лирический стиль Байрона – это тёмный ангел романтизма»[7].

произведение или его часть может всё что угодно. А далее имеет значение воплощение и его последствия.

– Cambridge University Press, New York, 2004. P. 220 – 221. Перевод мой здесь и далее.