И. ВАСИЛЬЕВА
"И ОБЕРНУЛАСЬ СМЕРТЬ БЕССМЕРТИЕМ СВОИМ"
http://www.libfl.ru/about/dept/bibliography/display.php?file=books/emma2.html
"Мечта, ты обгоняла нас
В наш ранний, лучезарный час".
Шарлотта Бронте
"Храни меня, о Бог Видений,
..............................
".
Эмили Бронте
Феномен сестер Бронте — действительно уникальное явление в английской литературе, даже в такой изобильно щедрой на большие имена период, каким была середина XIX века. Слава пришла к ним одновременно и, быть может, поэтому была столь ошеломляюще яркой: в 1847 году вышли "Джейн Эйр" Шарлотты, "Грозовой перевал" Эмили и "Агнес Грей" Энн Бронте. Неудивительно, что этот сенсационный факт дал основание для появления всевозможных домыслов: автор — один, утверждала критика, но скрывается под разными псевдонимами (дополнительным поводом стал выход в свет сборника стихов сестер, изданный за год до того под псевдонимами Каррер, Эллис и Эктон Белл); автор — очень известен, но предпочитает скрыть от публики свое истинное имя и т. п.
Сестер Бронте уже при жизни окружали всякого рода загадки и мифы, оказавшиеся столь устойчивыми, что намного пережили их самих — жизнь сестер была трагически краткой: Эмили умерла в тридцать лет, Энн не дожила до тридцати, и лишь Шарлотта прожила тридцать девять лет, познав под конец радости замужества и приближающегося материнства. Всех Бронте сгубил наследственный фамильный недуг — туберкулез, как и их брата Брэнуелла, а еще раньше двух старших сестер, Марию и Элизабет.
Ореол трагической ранней смерти и не менее трагической жизни — в постоянном преодолении подступавших болезней, тягот нелегкого повседневного быта пасторского дома в провинциальном Хоуорте, вынужденная стесненными условиями семьи работа гувернантками — все эти нелегкие жизненные обстоятельства лишь придавали яркость нимбу героичности, таинственности и загадочности, существующему вокруг сестер. Ни критика, ни читающая публика не могли поверить, что эти хрупкие, болезненного вида юные женщины оказались столь невероятно стойкими и сильными духом, а главное, столь неправдоподобно талантливыми.
и переписывалась с Шарлоттой, в ее распоряжении была деловая и семейная корреспонденция Ш. Бронте. Поэтому и по сей день ее работа — источник бесценных сведений о жизни сестер, о том, как принимала их романы критика и литературное общество того времени — У. М. Теккерей, Дж. Г. Льюис; какие отклики печатали ведущие журналы — "Атенеум", "Экзэминер", "Этлас".
Критики разных убеждений вдруг дружно осознали, что именно в произведениях сестер Бронте роман стал способом самораскрытия личности.
В XIX веке произведения сестер Бронте привлекли внимание Дж. Элиот, М. Арнольда, У. Батлера, Э. Троллопа и даже... королевы Виктории. Но особый интерес к романам Бронте выказали прерафаэлиты Д. Г. Россетти, Ч. А. Суинберн, У. Пейтер — их влекло романтическое мировосприятие Эмили и Шарлотты Бронте, ни на что не похожая образность их поэтики.
Очень силен был интерес к жизни сестер, их окружению, однако биографии, писавшиеся в изобилии "по следам" Э. Гаскелл, отличались наивностью, хотя им и был присущ пристальный интерес к малейшим деталям их трудного быта. Книг, посвященных семье Бронте, было так много, что к началу XX века вполне оправданно появился термин "Вгоnteland" (выражение критика У. Тернера, 1913 г.), а к середине века сложилась поистине целая "индустрия бронтоведения" (Дж. Хьюиш) — литература, посвященная сестрам Бронте, уступает в количественном отношение разве что написанному о Шекспире и Диккенсе.
Созданное в 1893 году "Общество сестер Бронте", превратившее скромный домик в Хоуорте в широко посещаемый музей, в котором бережно хранятся рукописи, рисунки, личные вещи членов семьи Бронте, весьма способствовало изучению произведений сестер в самых разных аспектах, вплоть до второстепенных, но выразительных деталей, которые читатель, а тем более искушенный исследователь обнаруживает в романах Бронте (книги, упоминаемые в романах, домашние работы, особенно вышивание, употребление латыни в "Грозовом перевале", описание животных в "Агнес Грей" и т. п.) Характерны названия некоторых недавних работ, к примеру: "Могла ли быть счастлива Джейн Эйр?", "Хитклиф — убийца?"
"яркий факел биографов вряд ли оставил в покое хоть один темный угол старого йоркширского дома".
От многочисленных наивных биографий критика пришла к подробным жизнеописаниям и творческим исследованиям духовного и художественного мира сестер Бронте, понятия специфического, уникального. Исследования подчинены духу и принципам того или иного критического метода: фрейдистского (работы Ч. Буркхарта, Р. Лэнгбридж), феминистского (П. Бир, Дж Мейнарда), постмодернистского (Д. Лоджа), психосоциального (М. Петерс, У. Джерин, Т. Дж. Уиннифрит). Каждая очередная литературоведческая школа обращалась к наследию сестер Бронте, исследуя его на свой лад.
Поток работ заметно усилился к надвигавшемуся и бурно отмеченному в литературоведении и критике 150-летию выхода в свет первых — и основных — романов сестер Бронте. При этом существенно возросло внимание к поэтике романов, их языку, своеобразию художественного мира Бронте, его оригинальным, неповторимым особенностям (работы 90-х годов Ст. Дейвиса, Л. Гордон, Э. Макнилз, В. Г. Майер, К. Тиллотсон, К. Александер, Дж. Селлерс).
Кстати, в 80-90-е годы в критике ясно обозначилась тенденция рассматривать творчество сестер Бронте в целом, как единый литературный феномен, обладающий внутренней органичной цельностью (исследования У. Джерин, Т. Дж. Уиннифрит, И. С. Юбэнк, М. Эллот, Э. Читхейма, Дж. Баркер).
Даже беглый взгляд на литературу о сестрах Бронте, вышедшую в XX веке, показывает, что в критических предпочтениях на первое место вышла Эмили Бронте (1818-1848). И это очевидно: "высоковольтная аура" (М. Спарк) ее мрачных, наделенных "безграничностью страстей" (Л. Стивен) героев, ее стремление проникнуть в "тайну бессмертия души" (Д. Сесил) все это оказалось как нельзя более созвучно поэтическим и психологическим исканиям художников XX века. Напрасно Эмили писала с душевным надрывом:
"Ни любопытства, ни тоски
" -
ее время пришло. Недооцененность при жизни с лихвой окупилась безграничной посмертной славой. Это в благопристойном и уравновешенном — по крайней мере, на уровне декларируемой общественной морали — XIX веке ее необычные, наделенные способностью переживать неистовые страсти герои могли вызывать у критики и читателей оторопь, подчас отторжение. И вызывали: даже Э. Гаскелл считала героев "Грозового перевала" "зловещими и ужасающими преступниками", "порочными людьми". Даже Шарлотта Бронте полагала, что от романа любимой Эмили исходит "ужас великой тьмы". Да и сама Эмили в своих стихах проницательно заметила, что ее удел — "искры прозрений над теменью ада".
Но в XX веке, сполна изведавшем "тьму человеческой души" и "кошмар истории", роман Эмили Бронте, "не имеющий ничего общего с литературой своей эпохи" (С. Моэм), стал восприниматься как роман-пророчество. Эмили Бронте была удостоена причисления к "великой традиции" английского классического романа (Ф. Р. Ливис), С. Моэм назвал "Грозовой перевал" в числе десяти самых ярких произведений мировой литературы.
Биографов привлекает редкая незаурядность личности Эмили, слабо очерченная, почти бессобытийная внешняя жизнь — и эмоциональная бездна в душе. Напряженность чувств, интенсивность мысли, ярко и необычайно смело выраженная в "Грозовом перевале" природа исступленной, обреченной любовной страсти — все это не перестает привлекать исследователей.
"стремление к максимальной реализации собственного личностного начала" (Д. Лодж). Измученная, исступленная душа Эмили, которой она наделяет своих героев, ее бездонные бездны по-прежнему влекут критиков. Равно как восхищает и ее безграничная, оригинальная фантазия, и безудержный полет ее воображения, что придает частным судьбам ее героев вселенский масштаб мифа. Особый, ни с чем не сравнимый характер фантазии Эмили отмечают многие критики. Именно сила воображения выводит происходящее с ее героями "высоко над обыденностью человеческой жизни" (В. Вулф). Сосредоточившись на "скрытых грозных страстях" (М. Спарк), Эмили нисколько при этом не нарушает, но лишь обобщает жизненную достоверность. "Великое, святое уважение к правде", характерное для творчества всех сестер Бронте и подмеченное еще У. Теккереем, сегодня акцентируют многие критики и писатели, в частности, — пишущие об Эмили: дар воплощать "безудержность страстей" (Л. П. Хартли) делает ее персонажи "правдоподобнее правды" (М. Спарк); "это роман, рожденный фантазией поэта, и все же трудно создать более реалистически достоверные описания" (В. С. Притчетт).
Потому-то "Грозовой перевал", в котором изощренные мастера современной прозы иной раз усматривают "неуклюжесть композиции" (С. Моэм), привлекает и всегда будет привлекать читателей: в нем чувствуется "стремление к абсолюту" (Л. П. Хартли), "единение с Бесконечным" (С. Моэм) — качества, даже на долю истинного таланта редко выпадающие.
Конечно, в наши дни внимание прозаиков и критиков именно к Э. Бронте и ее роману, "одной из самых необычайных книг, когда-либо созданных человеческим гением" (Р. Фокс) — бесспорный факт.
Но и Шарлотта Бронте (1816-1855), благодаря таланту и силе духа которой и стал известен миру "феномен сестер Бронте", не обойдена вниманием исследователей литературы (из писавших о Шарлотте назовем работы Р. Фрейзер, М. Петерс, У. Джерин, Т. Дж. Уиннифрит). Ей так же, как и Эмили, больше свойствен пристальный интерес к миру души, чувствам, а уж затем к воссозданию жизненных реалий. "Наше воображение, — писала Шарлотта в письме к Э. Гаскелл, — великий дар, настоятельно требующий воплощения". Это особенно относится к "Джейн Эйр", роману, неизменно, вот уже сто пятьдесят лет пользующемуся читательским предпочтением: как критика выбирает своим преимущественным объектом изучения "Грозовой перевал", так читатели разных стран, возрастов, социального положения неизменно отдают свои симпатии "Джейн Эйр", суммарные переиздания которой исчисляются астрономическими числами.
Талант нраво- и бытописателя обнаружился в более поздних романах Шарлотты Бронте "Шерли" (1849) и "Городок" (1853), но и в них заметен диктат фантазии, приоритетное внимание к внутреннему миру героев. Это и понятно. Замкнутые в узком мирке Хоуорта с его трудной, изолированной от большого мира жизнью, сестры обращались прежде всего к своему воображению (что отразилось еще в их детских играх и мечтах, позже нашедших воплощение в сказаниях о волшебных Ангрии и Гондале) и, что еще естественнее, — к собственной душе. В этом плане все романы сестер Бронте, можно сказать, автобиографичны, и тем самым так близки нашему времени. Кстати, некоторые, условно говоря, политические взгляды Шарлотты Бронте словно обращены к нашему времени впрямую: "Мятежи и сражения — тяжелая болезнь наций, — пишет она все той же Гаскелл, — и они имеют тенденцию истощать своим неистовством жизненную силу стран, в которых это происходит".
"готические" мотивы), и реалистического взгляда на жизнь, на психологию героев — особенность, оказавшаяся притягательной для современных авторов многочисленных подражаний, объектом которых особенно часто становится "Джейн Эйр" (из наиболее известных назовем, к примеру, роман Джоан Райз "Широкое Саргассово море" (1966) о сумасшедшей жене Рочестера).
Романам Шарлотты Бронте — всем, но особенно "Джейн Эйр" — присуща так интересующая современных критиков дихотомия страсти и разума, конкретного и мифологического, чем в частности, объясняются постоянно используемые ею описания стихий — не только с целью воссоздания картин природы, но и как способ метафорического отражения эмоционального мира героев (см. статью Д. Лоджа, помещенную в данном сборнике).
Быть может, именно в романах Энн Бронте "Агнес Грей" и "Незнакомка из Уайлдфелл-Холла" (1848) больше внешней жизненной фактуры, ей менее присуща романтизация жизни души, а мятежность не свойственна вовсе. Ее взгляд направлен на происходящее вовне. Оттого Энн так удается воссоздать атмосферу быта и нравов провинциального английского дворянства, которую она наблюдала, принадлежа к нему по рождению; пригодился также и опыт гувернантки. Ее незаурядная наблюдательность и непосредственность манеры в воссоздании картин жизни этого слоя английского общества придают романам Энн Бронте черты документальности. Роман "Незнакомка из Уайлдфелл-Холла" в большой степени воплощает черты семейно-психологического романа, жанра, столь характерного для середины XIX века.
В триптихе сестер Бронте место Энн, возможно, и более скромное, чем у Эмили и Шарлотты, но безусловно не менее достойное, и неудивительно, что к ее книгам все чаще обращен пристальный взгляд литературоведов (ее жизни и творчеству посвящены солидные исследования Ф. Бентли, У. Джерин, Т. Дж. Уиннифрит).
Слава знаменитых книг сестер Бронте оказалась на редкость устойчивой и многообразной. К ним снова и снова обращается заинтересованное внимание потомков. Небольшое наследие сестер оказывается на самом деле неисчерпаемым. К стопятидесятилетнему юбилею вышел четырехтомник критической библиографии о творчестве Бронте (составитель Э. Макнилз) — трудно обозримый компендиум, из которого очевидно одно: посмертная слава сестер Бронте — удивительное явление в мировой культуре.
событий, романы сестер Бронте, в особенности, разумеется, "Джейн Эйр" и "Грозовой перевал", вызвали к жизни множество самых разнообразных кино-, теле- и театральных версий. Впрочем, пальма первенства, конечно же, принадлежит "Джейн Эйр": ее первые экранизации появляются еще в "немой период", причем, чуть ли не ежегодно (1910, два фильма в 1914 году, следующие версии — 1915, 1918, 1921 гг.). Звуковое кино начинает осваивать эту "ниву" в 1934 году (фильм, снятый режиссером Кристи Кабанном, с Вирджинией Брюс и Колином Клайвом в главных ролях). Экранизация 1944 года (режиссер Роберт Стивенсон, в главных ролях Джоан Фонтейн и тогда еще молодой, но уже вполне прославившийся и как актер, и как режиссер, Орсон Уэллс) примечательна тем, что сценарий фильма был написан Олдосом Хаксли, к тому моменту создавшему все те романы, что принесли ему при жизни мировую славу: утомленный, весьма вероятно, собственным мрачным экспериментаторством, происходящим словно бы под знаком Апокалипсиса, он обращается в поисках устойчивости к "надежной" классике викторианской поры. В 1970 году телефильм, снятый по роману "Джейн Эйр", выпускает американский режиссер Делберт Манн, известный своей тягой к экранизации именно английской и именно викторианской классики (в том же году он выпустил еще один телефильм: диккенсовского "Дэвида Копперфильда"). Вообще телефильмов (а в последние годы — и целых телесериалов) было очень много, причем первый появился на самой заре телевидения — в 1939 году. С огромным успехом прошел фильм, поставленный по роману "Джейн Эйр" знаменитым итальянским режиссером Франко Дзеффирелли (1994).
Среди многочисленных театральных версий, созданных по мотивам романа Шарлотты Бронте (примечательно, что первая из них была опубликована в 1856 году — через год после кончины писательницы), небезынтересна одна из последних, принадлежащая известной современной английской романистке Фей Уэлдон.
Кинолетопись "Грозового перевала" значительно менее богата событиями, зато почти каждый ее эпизод по-своему уникален: "классической" экранизацией романа Эмили Бронте, по праву не только первенства, но и по праву художественному, считается фильм Уильяма Уайлера (1939 год), где в роли Кэтрин снялась известная американская актриса Мерл Оберон, а роль Хитклифа навсегда стала одной из самых прославленных киноработ знаменитого Лоренса Оливье. Мало кто знает, что один из своих первых, принесших ему признание фильмов, "Бездны страсти" (1953) знаменитый испанец Луис Бунюэль также снял по мотивам романа Эмили Бронте. Последняя на сегодняшний день экранизация "Грозового перевала" (1992, режиссер Питер Космински) интересна тем, что в ней в роли Хитклифа впервые появился на экране один из самых незаурядных актеров своего поколения Рейф Файнз (впоследствии получивший мировую славу благодаря фильмам "Список Шиндлера", "Английский пациент" и "Евгений Онегин"). Роль Кэтрин в этом фильме сыграла Жюльетт Бинош.
Не обошли своим вниманием кинематографисты и младшую из сестер Бронте: замечательный телефильм по роману Энн Бронте "Незнакомка из Уайлдфелл-Холла" снял режиссер Д. Конрой.
Как видим, неиссякающий интерес к литературному наследию сестер Бронте невозможно объяснить вспышками моды — это устойчивый, непреходящий интерес к высокой литературе ее неизменной сосредоточенностью на вечных чувствах человека
— от XIX века к нашим дням. При том, что слава их выдержала, как говорится, проверку временем и скептиков опровергать эту очевидную истину не найдется, в самом движении интереса к их романам есть определенная специфика, объясняемая характером той или иной эпохи, и этот-то момент мы и хотели выявить.
Мы публикуем ранее не переводившуюся главу из известной книги Э. Гаскелл "Жизнь Шарлотты Бронте" с тем, чтобы яснее стали оценки творчества сестер, в первую очередь Шарлотты, современной им критикой. Каков характер непосредственных откликов на романы сестер? Что привлекало критиков, что отталкивало? Как отразилось то время, его критерии в характере восприятия написанного Бронте? Нам представляется, что глава из книги Э. Гаскелл дает богатый материал на эту тему.
От точки зрения современников Бронте — к мнениям наших современников, высказанным спустя сто и более лет после выхода в свет этих удивительных романов. Чем они привлекают нас сегодня? Отчего их по-прежнему так широко читают? Ответ — в огромной литературе, посвященной творчеству сестер Бронте. Представить ее даже сколько-нибудь бегло нет возможности. Поэтому мы стремились познакомить — с нашей точки зрения это особенно интересно, — хотя бы со взглядами сегодняшних английских писателей на романы своих великих предшественниц. Эстафету мнений, высказанных крупнейшей писательницей XIX века Э. Гаскелл, принимают и развивают в этой книге В. Вулф, С. Моэм, В. С. Притчетт, М. Спарк, Л. П. Хартли, Д. Лодж, творчество которых весьма показательно для развития художественных тенденций XX века. Их оригинальные, как правило, очень личные, нередко своеобразно высказанные точки зрения (выше мы ссылались на них) позволяют увидеть в произведениях Бронте то, что — теперь это уже очевидно — обеспечило им поистине творческое бессмертие (предчувствие его,- в строке из стихотворения Шарлотты Бронте, вынесенной в заглавие нашей статьи).
"взгляд из России". История эта достаточно скромна по объему: не говоря уже о русской "шекспириане", ее не сравнить ни с "русским" Диккенсом, ни с "русским" Теккереем. Как это ни странно (впрочем, как и всякая кажущаяся поверхностному взгляду "странность", и эта тоже имеет свое объяснение), об этих писательницах, с их действительно невероятной популярностью у самой широкой читающей аудитории (речь идет, разумеется, о двух романах — "Джейн Эйр" и "Грозовой перевал"), — совсем немного писательско-критических откликов. Тем интереснее проследить, каковы те отклики, что все же существуют. Обзору "русских" материалов, связанных с творчеством сестер Бронте, посвящена статья, открывающая "русский" раздел предлагаемого читателю сборника.
Как уже было отмечено, интерес к наследию сестер Бронте — опять-таки "писательский" — проявился в многочисленных романах-подражаниях, развивающих те или иные темы произведений Бронте, судьбы персонажей, особенно заинтересовавших современных авторов. Вообще жанр романа-подражания, пастиша, стал весьма популярен в английской прозе 60-90-х годов нашего века, возникло своеобразное "викторианское возрождение" — явление, отразившее ностальгический интерес к художественным, нравственным, да и бытовым чертам ушедшего века (всем известный пример подобной литературы — знаменитый роман Дж. Фаулза "Женщина французского лейтенанта").
"Эмма" (она успела написать лишь две главы), грустно вопрошал, будет ли когда-нибудь завершена история юной Эммы. Она дописана, в наши дни, автором, пожелавшим остаться неизвестным , но, как увидит читатель, очень бережно отнесшимся к наследию Шарлотты Бронте и постаравшимся воплотить не только стиль той эпохи, но и дух произведений великой писательницы.
Наследие сестер Бронте привлекает к себе внимание наших современников и в ином стилистическом ключе: не только как подражание всерьез, но и с позиции столь характерной для английской традиции литературной мистификации, комического обыгрывания. Пример тому в нашей книге — рассказ Роберта Барнарда, доктора философии, блистательного знатока творчества сестер Бронте и литературы о них, главы Совета Общества Бронте.
— не просто важнейший факт истории английской литературы, это живой, развивающийся культурный феномен: непрерывающиеся нити заинтересованного читательского восприятия более, чем все критические выкладки, подтверждают, что литературе, обращенной к вечным человеческим чувствам, суждена долгая жизнь.
И. ВАСИЛЬЕВА
© 2010 Всероссийская Государственная Библиотека Иностранной Литературы им. М. И. Рудомино